***
Я открываю глаза и упираюсь взглядом в стеклянный потолок. Голова слегка кружится, во рту чувствуется вкус алкоголя. Раскинувшись на небольшом кожаном диванчике и подложив обе руки под голову, я рассматриваю своё отражение, пытаясь вспомнить события прошлой ночи. В баре удивительно тихо и пахнет обычным утром после громкой вечеринки. Медленно повернувшись на бок, я замечаю радужный свет укрывающий всё помещение. Приходя сюда, когда на улице уже появлялась Луна, а искусственный свет заполнял танцпол, мне никогда не попадались на глаза разноцветные витражи по обе стороны от барной стойки, идущие параллельно друг другу от самого пола до конца стеклянного потолка. Они переливались от солнечного света, и бликами ложились на темные стены зала. В окружение яблочно-зеленого, свеже-голубого, персиково-розового и абрикосово-оранжевого света сидела Хаён. Её фигура уютно скрутилась на деревянном высоком стуле — одна нога свисала, пальцами почти касаясь пола, другая коленкой подпирала округлый подбородок. Волосы девушки были заплетены в две неаккуратные короткие косички по бокам, и всё ещё блестели от вчерашней укладки. На ней белая рубашка, оголяющая плечи, и тёмные джинсы. Тонкую шею обрамлял плетенный чокер из чёрного бархата. О сидела ко мне спиной и виляла свисающей ногой. Я слышал как её тонкие пальчики не переставая бьют по клавиатуре ноутбука и, будто убаюканный её присутствием, я закрываю глаза. — Слушай откуда ты узнала, что на кухне осталось шампанское и две плитки чёрного шоколада? — раздался незнакомый мужской голос и я побоялся раскрывать глаза преждевременно. У меня было очень плохое предчувствие. Предчувствие по имени Джонни. — Хёнвон вечно прячет в ящике под кухонным столом что-то из еды или выпивки, — её смех кажется таким нежным и я невольно улыбаюсь во сне. — Он всё ещё надеется на конец света. — Хорошо, тогда тебе достанется шоколад, а мне шампанское. Маленьким не положено пить, — мне показалось, что я почувствовал как он легонько прикоснулся к её плечу или дотронулся до кончика носа. Во всяком случае Хаён промолчала на слово «маленьким», что удивило меня не меньше, чем появление этого парня. — Ты сегодня зашёл раньше обычно, я не успела придумать себе оправдание по поводу прошлой ночи. — Это тебе не сильно бы помогло, — Джонни сделал короткую паузу и, по звукам расплескивающейся воды, налил шампанское в бокал. — Я был вчера в баре и видел как ты уложила одного из этих ублюдков на лопатки. Признаюсь, кусочек моей отцовской души ликовал от гордости. — Боже мой, перестань называть себя моим отцом! — Хаён с треском закрыла ноутбук так, что стул слегка пошатнулся и ударился о барную стойку. — Разве ты не понимаешь? Они всё ещё интересуются нами. «Альянс» до сих пор преследует тебя. — Понимаю, голубка. И первым делом я забочусь о тебе. Думаешь, мне легко было отобрать у тебя права, в то время как ты ночами учила дорожные обозначения? А продать твой любимый чёрный BMW RR, который я подарил тебе на восемнадцатилетие? — Джо, почему ты сдаешься так быстро? Почему ты вообще сдаешься? Гонки — это вся твоя жизнь, — голос Хаён так сильно дрожал, будто она готовилась выпустить слёзы. — Я не сдаюсь, и никогда не сделаю этого. Только теперь это мои проблемы. Когда гонки стали не просто вечерней прогулкой на мотоциклах, а чем-то, на чём теперь зарабатывают деньги, ты больше не можешь участвовать в них. Ты больше не можешь общаться с моей компанией, и с Наной, и с Тэхёном, в частности даже со мной, — Джонни снова налил шампанское, пододвинув к себе бокал так, что стеклянная ножка шумно прошлась по поверхности барной стойки. — Ещё немного и я стану тебя ненавидеть, — выкрикнула Хаён и я почувствовал некое смущение, что подслушиваю их разговор самым трусливым способом. — Ладно, я уйду прежде, чем ты мне дашь хорошую пощёчину, и будешь права. Позаботься о том парне, что лежит на диване, позади тебя, кажется, он слегка ошарашен нашим диалогом, — звук его поцелуя с О заставил мою ревность проснуться, и пару секунд я гадал, куда он мог прикоснуться к ней. Где начинались и кончались рамки дозволенного между ними? Прошло больше десяти минут, когда я смог пошевелит своими конечностями и одолеть наплывший стыд. И как мне вообще пришло в голову притворится спящей красавицей? Бесшумно приподнявшись на локтях, я опускаю ноги со скользкого кожаного дивана, в который почти прирос, и медленно поднимаюсь. Я вдохнул один раз и сделал три шага вперед. Я вдохнул второй раз и, поправив пятерней нависшую на глаза чёлку, обошёл деревянный стул, где сидела О. Её голова лежала на крышечке ноутбука, лицом ко мне, а из глаз капали бусинками кристальные слёзы. Я вдохнул третий раз и твердо решил улыбнутся ей, однако моё сердце так быстро забилось, что не попало в такт и я промахнулся. — Доброе утро, — почти не слышно проговорила Хаён, и одна солёная капелька с её глаз скатилась на нижнюю губу, тут же растворяясь. — Как прошла вчерашняя ночь? — первое, что пришло мне в голову, когда я садился на соседний стул. От части мне просто нечего было спросить, но с другой стороны, я действительно ничего не помнил. О лежала в том же положении, не шевелясь, и мне пришлось пялится на её макушку (довольно милую макушку). — После второго бокала «Голубой лагуны» ты сел на тот диван, с которого только что поднялся, и заснул. Чанёль с короной на голове пол ночи бегал от фанаток, которые думали, что он принц. Кажется в пять утра он вывалился из-под барной стойки, изображая амнезию, и тогда Хёнвон провёл его до такси, — наконец-то Хаён подняла голову, подперев правой рукой щёку и я смог разглядеть её слегка заплаканные, но всё такие же ярки глаза. — Господин Ким и Кристал сказали мне присмотреть за баром, пока они поедут на реку Хан, чтобы полюбоваться рассветом. А все работники ушли по домам, потому что сегодня нечетное число и мы закрыты. Я покачал головой, словно подтверждая каждое её слово, и на секунды меня хватило такое странное чувство, когда ты проводишь ночь с девушкой, а утром ощущаешь какую-то спонтанную неловкость. Только это был обычный поцелуй, такой же как и предыдущие три. Хаён смотрела на меня в упор, не скрывая покрасневшие щеки, и не убегая со стыда. Я всегда спрашивал себя, почему эта девушка ведёт себя подобным образом? Почему её движения такие плавные, а её речи такие уверенные и точные, словно она готовит их заранее или долго-долго прокручивает в своей голове. Они обволакивают моё тело и выключают разум, я становлюсь мухой попавшей в паутину; хотя раньше мне казалось я был светом, а она мотыльком, летевшим на меня. Хаён задумчиво глянула на разноцветные витражи и, открыв ноутбук, снова начала что-то печатать. Её правая рука медленно потянулась к маленькой прозрачной чашке, заполненной чем-то похожим на чай, и взяв уже раскрытую плитку шоколада, О опустила сладость в горячий напиток. Я завороженно наблюдал как тающая шоколадная кромка треснула под напором её пухлых губ и облизнулся. — Что ты делаешь? — Оформляю главную страницу университетской газеты. Я посещаю клуб журналистике, и это моя прямая обязанность, — ответила Хаён, и я заметил, что фаланги её безымянных пальцев одеты в серебряные широкие кольца, сверкающие на свету. — Расскажешь мне о чём будет статья? — Я ещё не придумала, остался один месяц учёбы и мне не хватает свежих новостей, — О выпрямила спину, снова посмотрев на меня. — Сегодня собрание нашего клуба, может быть у кого-то появятся идеи, — её взгляд был таким внимательным, словно она считала каждую мою ресничку сначала справа-налево, затем в обратном направлении. Я заметил, как в ямочке её ключиц копошился свет от разноцветных витражей, переливаясь словно гирлянда. Мы молча сидели ещё десять минут: девушка усердно работала над газетой, а я старался запомнить каждую деталь её внешности. Вспомнив про давно забытое мной собрание, я быстро спрыгиваю со стула и иду в сторону выхода не попрощавшись. Мне хочется верить, что Хаён провожает меня взглядом, но это слишком дорогая роскошь.***
Было довольно тепло, и я успел пожалеть, что вместо легкой футболки, накинул серую рубашку, застёгнутую на все пуговицы до самого горла. Мой скучающий дуб пёкся под прямыми лучами солнца и я на минуту вспоминаю тот момент, как впервые встретил Хаён. Была жёлтая осень, пахло кукурузными молочными палочками и душистым чаем. Чанёль лежал на подоконнике у главного входа, читая переписку со своей уже бывшей девушкой, и медленно распивал горячий напиток. За окном было пасмурно — срывался прохладный дождь. Засмотревшись на улицу, я заметил красное яркое пятно, которое становилось всё больше с приближением к нашему корпусу. Эта была девушка, в пальто цвета заката и большим белым махровым шарфом, больше похожим на плед. Она спасаясь от дождя, быстро подбежала к старому дубу, который я тогда ещё не называл «своим», и облокотилась корпусом о ствол, потирая замёрзшие ладони друг о друга. — Разве эта девушка не напоминает тебе осень? — спросил я сам у себя, хотя, на самом деле, сказал вслух. — Которая? — возбужденно переспросил Чанёль и его макушка с чёрной копной волос завертелась в разные стороны в поисках «той самой». Девушка умиротворенно стояла под деревом, ловя взглядом каждую капельку, падающую с неба. От неё веяло теплом и горячими угольками костра. Именно так я представлял себе этот сезон года: с замёрзшими пальцами, но горячим дыханием, с порозовевшим кончиком носа и медовыми волосами. Эта была Хаён. Она шуршала ногой по жухлым листьям, сбитых в небольшую кучу у самых корней дуба и кажется, искала ботинком упавшие жёлуди. И тогда она напомнила мне дом, где много смеха, пушистых ковров и обжигающий глинтвейн в прозрачных чашках. В этот момент я стал её ненавидеть за это чувство, когда осознаешь, что привязан к чему-то или кому-то. За момент, который хочешь навсегда запомнить, за силуэт, который то и дело выскакивает в голове от случая к случаю. Я ненавидел привязываться и привыкать. Но было уже поздно, я привязался и привык к Хаён ещё два года назад.***
Я прислонился ухом о прохладную дверь и стал прислушиваться к звукам. За стенами клуба жила тишина, она была частой гостьей наших собраний. Я уже собирался дать ей имя или отвести отдельное место рядом со своим столом у стены. Было три часа дня, собрание назначалось в полдень. Я нарочно опоздал, как полагается ботаникам, которые с утра до вечера забиты своей учёбой и вовсе не интересуются делами внешнего мира. Аудитория с каждым разом становилась для меня всё больше и больше, пустых столов всё меньше и меньше, а вазы с пионами сменили коллекцию фиалок на подоконнике. Я сел за последнюю парту и уставился в окно. Ветер трепал шторы томно и стеснительно, словно боясь навредить им. Мне нравилось находится здесь и открывать коробочку своих мыслей, чтобы они полетали, а затем, падая на пол, леденцами крошились. За дверью послышались шаги и в комнату вошла Юна. Её смолянистые волосы были зачесаны в «мальвинку», а джинсовый сарафан освежал бледную вампирскую кожу. — Я думала, ты не придешь, — положив гору разноцветных учебников на стол, девушка развернулась ко мне лицом и продолжила, — Хаён в книжном магазине через два квартала отсюда; она сказала придти тебе, если ты появишься.***
Раздается громкий звон колокольчиков над стеклянной дверью, когда я вхожу внутрь и, прожженный кондиционером, воздух врезается мне в лицо. В магазине светло от солнечного света и почти нет людей. Пахнет чернилами книжных страниц и ванильными палочками. Зал разделен на несколько секций, а в самом дальнем углу идёт лестница на второй этаж, который обрамлен деревянными перилами и хорошо виден при входе. Я ненадолго останавливаюсь у кассы, чтобы изучить местность и почти сразу замечаю единственного человека в магазине. На моих губах тут же появляется улыбка. Поднявшись по деревянной спиральной лестнице, я как можно тише подхожу к ряду с названием «Юридическая литература». Из-за высоты стеллажа напротив себя, я замечаю только кремовые пушистые ушки на капюшоне, которые то двигаются в право, затем резко влево, а иногда замирают на месте. Хаён видимо холодно в середине июня, и она снова носит свои бесформенные толстовки (да ещё в виде каких-то животных). Осторожно подкравшись к полке и присев на корточки, я собираюсь выпрыгнуть из-за угла и напугать девушку. — Бу! — выкрикиваю я, и тут же получаю тяжелой книгой по голове. — Ай! Больно-больно-больно, — актёрских способностей мне не занимать, поэтому скрутившись и упав коленями на паркет, я взвываю от боли. — Боже мой, прости, — Хаён быстро прикладывает свою холодную ладонь к месту побоя, нежно поглаживая. — Нельзя так людей пугать! Я поднимаю голову и изучаю её довольно уютный образ: джинсовые светлые шорты с высокой талией и спереди в них заправлено худи, цвета сбитых сливок. На ногах белые конверсы с белыми носочками по щиколотку. На полу валяется нежно-розовый кожаный портфель вперемешку со стопками книжек, которые девушка уже успела вытащить с полок. «Уголовное право», «Нормативные акты», «Криминология», зачем ей всё это? — Я боялась, что ты больше не покажешься, — неожиданно произнесла О, достав очередную толстую книгу бордового цвета и открыла её так, что корешок слегка хрустнул. — Почему? Я сделал что-то не так? — Это я сделала! Я запугала тебя той прогулкой на мотоцикле, и теперь ты, наверное, думаешь, что я какая-то бандитка, да? — девушка повернулась на меня с таким лицом, что я еле сдержал смех. Она походила на милую пятилетнюю принцессу, которая взяла без разрешения мамино любимое платье и случайно порвала его. — Ничего подобного. Я решительно думаю, что у каждого есть такой секрет или что-то личное, которое не обязательно рассказывать. — Тогда почему ты сбежал тогда? — Мне позвонили, — почти не краснея говорю я, — Чанёль. Мне позвонил Чанёль. Вечно с ним какие-то проблемы, — театрально вздохнув и поправив ушки очков, я на секунду вспомнил тот дел. Как я боролся сам с собой, чтобы не признаться ей во всех своих смертных грехах и быстро словив такси на мосту, сразу уехал, проигрывая сцену «неожиданного звонка». На улице уже потемнело, Хаён сидела рядом со мной на полу, пока я держал нужные ей книги на своих коленках, а она, перелистывая страницы, что-то записывала себе в блокнот. Я не стал спрашивать, что она делает и зачем позвала меня сюда. О видимо не ожидала, что я приду, и передала Юне позвать меня ради приличия. Иногда я сидел прямо и бродил взглядами по книжным полкам, а затем разглядывал потолок. Но сейчас, когда на втором этаже загорелся свет и можно было рассмотреть лицо Хаён, я иногда подсматривал за ней, кося взглядом в правую сторону. — Почему ты смеешься? — спрашиваю я, когда девушка прячет лицо в капюшон и начинает хохотать. — Что-то смешное прочла, м, в своей книге по «Конституционному праву»? — Это ты смешной, а не моё конституционное право. — Почему? — Я заметила, как ты подглядываешь за мной. Напротив нас стеклянная полочка, и всё очень хорошо видно, — её глаза сверкали слезами от смеха. — Просто, мне нравится чувствовать, что кто-то смотрит на меня, когда я отворачиваюсь или читаю. Я хотел было что-то спросить, но впервые за долгое время колокольчики над входной дверью звонко просигналили о посетителе и я невольно перевел свой взгляд на первый этаж. В холе стояло три человека: высокая брюнетка с тугим конским хвостом шоколадного цвета, свисающим почти до пояса и одного же роста с ней два парня с копной светло каштановых волос. Вся троица была дерзко одета, словно они шли на рок-фестиваль, а заглянули в магазин, чтобы разменять деньги или купить содовую, которая стояла рядом в автомате. — Разве я не предупреждала тебя! — крикнула девушка и замахнулась на парня с мясистыми, жилистыми руками в чёрной футболке. — Разве она не предупреждала тебя! — повторил следом за ней другой, одетый в бардовою кожаную безрукавку. — С каких пор ты стал поддакивать ей, Тэхён? — Я не поддакиваю Нане, просто меня тоже бесит твоё поведение! Холодная ладонь О оперлась о моё плече и девушка резко приподнялась, чтобы разглядеть тех, кто так громко ссорился на весь книжный магазин. Её выражение лица било тревогу и я невольно заволновался. — Господи, что с его лицом? — с выдохом вырвалось у Хаён и я посмотрел на незнакомого парня, имя которое ещё не звучало в разговоре. Минуту назад он стоял в профиль и я не заметил, как правая сторона его лица была измазана грязью и засохшей кровь. — Ты их знаешь? — помотав в знак согласия головой, О горько улыбнулась.