Кандалы

Люси идёт по гладкой дороге своей серой жизни вот уже двадцать четыре года. Трудности незримой тенью подкрадываются, являются едва значимыми, но стоит этой тени потянуть за собой шлейф более глобальных жизненных проблем, любящий отец тут же делает всё возможное, чтобы уберечь свою дочь от неприятностей. Понятие "тернистый путь"для неё ещё с малых лет кажется несуществующим, нереальным, чем-то... мистическим. Гладкая дорога жизни, что обеспечивает ей Джудо, серая, холодная и вгоняющая в состояние собственной беспомощности. Небо над головой отвратительно яркое: голубое и без единого облачка, и солнце нещадно бьёт в глаза таким ненавистным ослепительным светом, угнетая намного больше погоды накануне грозы.

- - -

Когда очередная хлесткая пощёчина рассекает собою тишину и оставляет на румяной щеке белый след, с каждой секундой становящийся красным, Люси смотрит словно сквозь пространство, так и застыв в одном положении. Щека одновременно горит огнем и щиплет, душа даёт очередную трещину, но в глазах же отражается очередная превратившаяся в пепел надежда на нормальную супружескую жизнь. Она не хочет смотреть на своего мужа, не хочет в очередной раз увидеть в чёрных глазах леденящую душу и сердце сталь. Холод от его присутствия поначалу обволакивает плечи, с каждой секундой просачиваясь под кожу, и течет по венам мельчайшими осколками льда.       «Уйди с глаз моих. Ради всего святого, уйди» На слова не хватает ни сил, ни желания. Хочется одного — чтобы Грей понял всё без слов и просто ушёл. Из комнаты. Из квартиры. Из её жизни. Раз и навсегда. Взгляд фокусируется на холодной, гладкой поверхности зеркала, где отображается она — сдерживающая слёзы, что душат подобно удавке, сжимающая зубы до боли в дёснах и не желающая бросить в сторону мужчины так и просящееся наружу "Ублюдок". Грей не говорит больше ни единого слова, ибо знает, что это бессмысленно. Просто бросает в её сторону тяжёлый и хмурый взгляд, чертыхается про себя, едва сдержав порыв приблизиться к ней и прижать к себе в попытке вымолить прощение, и уходит в коридор. Спустя полминуты громкий хлопок двери щелчком отдаётся в ушах. Тишина давит со всех сторон и нещадно сжимает в своих тисках, после чего слух терзает гул, отступивший только спустя пару секунд. Отражение в зеркале равнодушное, апатичное, отторгающее, и Люси с ужасом осознаёт, что это — она. С ужасом смотрит на след, оставшийся после пощёчины, и понять не может, как они до такого дошли. Время с их свадьбы шло медленно, тягуче, давая насладиться каждой счастливой секундой. Грей был нежен, можно сказать, ещё с того самого момента, что они начали встречаться, и даже после свадьбы, кажись, полюбил её всё сильнее. Люси наслаждалась этой жизнью, она наслаждалась любовью своего мужа и дарила свою любовь ему в ответ, даже не задумываясь, что спустя два с половиной года их идиллия, их спокойная семейная жизнь покатится в тартарары. Они лишились всего этого в один момент, вот только в какой именно — что для него, что для неё является загадкой. Грей стал всё чаще проявлять свою вспыльчивость, свою беспричинную ревность, терзающую изнутри, но быстро отходил от этого состояния, словно избавляя душу от множества шипов, что приносили саднящую боль в сто крат хуже физической при обычном порезе. Только вот Люси после каждой мольбы о прощении не сверкала, не бросалась ему на шею, приняв букет её любимых цветов, а всего лишь, сидя на мягком диване, обнимала за шею стоявшего перед ней на коленях мужа, не чувствуя особого прилива радости. Облегчение обволакивало неосязаемым шёлком душу, но не более. Слово "радость" в те моменты для неё было пустым звуком. Шаг за шагом, ссора за ссорой они пришли к тому, что происходит сейчас. Спустя несколько часов после скандалов Грей всегда возвращался немного подвыпивший, раскаявшийся в своих поступках и сгоряча брошенных словах. А Люси... Люси его прощала, хотя понимала, что терпеть это уже нет сил. Она терпела его выходки, словно закоренелая мазохистка, терпит их и по сей день, после каждого примирения проклиная себя за свою слабохарактерность, что не позволяет как следует дать отпор. Люси обессиленно садится на диван, всё так же продолжая неотрывно смотреть в зеркало. Собственное же отражение словно тихо-тихо шепчет одно единственное слово, смотря на нее потухшим взглядом.       «Дура»

* * *

      Тернистый путь. Роугу не привыкать к тому, что он буквально на каждом шагу ошибается, оступается и срывается вниз, в овраг непростительных ошибок, неудач. Только вот в привычку вошло не расслабляться на пустом месте, карабкаться вверх через отвратительные слуху "не хочу" и "не могу". Жизнь его ещё с самого детства похожа на бескрайнюю долину, испещрённую глубокими впадинами, выбраться из которых является не таким уж и простым делом. И он карабкается вверх, с горем пополам добивается нужного результата и вновь идёт вперёд, даже не желая оглядываться назад. Небо над головой серое, вбивающее в душу непозволительное уныние, словно множество стрел. Будто бросает вызов одним своим видом, стараясь как можно сильнее надавить на того, кого судьба изрядно потрепала и нещадно швыряла куда ни попадя.

- - -

Перед глазами стоит образ безразличной жены: потухший взгляд голубых глаз, лицо, абсолютно никакие эмоции не выражающее... Роуг трясёт головой, чтобы она исчезла из его мыслей хотя бы на несколько секунд, но её безразличие будто бы всё ещё преследует его, обволакивает липкими нитями паутины и не даёт спокойствию пробиться сквозь эту броню.       «Где... Где я оступился?» Вопрос, возникающий в его голове бессчётное количество раз, но не имеющий должного ответа. Где он оступился в этот раз — является заковыристой загадкой, ответ на которую скрывается одновременно и где-то близко, и неимоверно далеко. Кажется, вот-вот он ухватится за ответ, как за спасительную соломинку, но в последний момент все упускает из виду, когда Веста обнимает его со спины, предотвратив все попытки добраться до истины. Их очередной разлад сегодня всё прояснил, подобно щелчку всё стало настолько очевидным, что Роуг посчитал себя королём всех идиотов мира. Он не любил свою жену. Никогда. И даже когда они женились, он не испытывал к ней даже симпатию. Зато очень уважал и даже... привязался к ней. Роуг на подсознательном уровне чувствовал, что делает правильный выбор, ибо не знал даже, какие ещё чувства должен испытывать человек, чтобы осознанно делать предложение руки и сердца. Ему хватало уважения и привязанности, большего, как он думал, и быть не может. Только вот Веста любила его. Любила и, кажется, любит до сих пор, да не ощущает от него ответных чувств. Старательно скрывает от мужа своё истинное отношение к нему и не представляет, как сильно это отражается на их отношениях. Стена, что они оба возвели меж друг другом, с каждым днём становится всё крепче. Роуг украдкой глядит в зеркало дальнего вида, почти сразу же возвращая взгляд на дорогу, но всё ещё полностью концентрируясь на мыслях о супруге. Дорога к бару сегодня почему-то кажется непривычно долгой и, казалось бы, нескончаемой.

- - -

Роуг видит её случайно: взгляд всего-то цепляется за золотистые волосы, выделяющиеся среди всего полумрака, окутывающего бар. Мысли путаются между собой, разрываются между желанием одновременно излить кому-либо душу и тихо посидеть за барной стойкой, заказав что-нибудь покрепче — так, чтоб хоть ненадолго забыть обо всех непонятках, творящихся в их с женой отношениях. Люси чувствует на себе тяжёлый, хмурый взгляд, который терпит лишь каких-то жалких десять секунд. Сжимает в руках полупустой бокал вина и медленно поворачивается влево, тут же встречаясь взглядом с мужчиной, который без каких-либо усилий взобрался на высокий стул. Люси понимает, что должна отвести взгляд и не глазеть на него так внимательно, но не может. Не хочет отворачиваться. На пару секунд ей кажется, что этот человек способен её выслушать и понять, но потом эта странная мысль улетучивается, не оставляя после себя и малейшего следа. Люси опускает взгляд, после чего медленно отворачивается и тут же отпивает немного вина из бокала. Роугу сразу же не понравился её взгляд — пустой, будто стеклянный, холодный. Именно такой взгляд был у его жены последние полтора года. Он жмурится, вспоминая недавнюю ссору с Вестой, и подзывает бармена, чтобы сделать заказ. — Виски, пожалуйста, — на миг его взгляд вновь прикован к Люси, после чего направлен снова на молодого человека, стоящего за барной стойкой. — Два стакана. Он вновь смотрит в сторону Люси, пытаясь понять, что в ней ему не нравится. Что-то, казалось бы, привлекающее взор с самого начала, но в то же время едва-едва заметное, что она старается скрыть ладонью.       Ладонью. Взгляд алых глаз опускается на небольшую девичью ладонь, прижатую к щеке. Из-под тонких пальцев виднеется пятно, сразу же дающее понять, что оно оставлено вовсе не от нежного касания. — Вам не говорили, что так пристально смотреть на человека может казаться странным и пугающим? — Люси даже не смотрит на него, вместо этого изучая содержимое бокала, будто найдя в этом увлекательное занятие. От внимательного взгляда мужчины движения сковывает неясно откуда явившаяся неловкость, и Люси почему-то кажется, что если она и сделает глоток вина, то тут же может поперхнуться. — Это напрягает. — Странно, что пощёчина напрягает вас меньше, чем мой взгляд, — его внимание тут же привлекает бармен, поставивший перед мужчиной то, что было заказано ранее, и он не видит, как у Люси крепко-крепко сжимается кулак — не от злобы на то, что незнакомец лезет не в своё дело, а от обиды на Грея, ссора с которым никак не может исчезнуть из мыслей. — Ревнивый муж? — случайно заметив сверкнувшее на безымянном пальце кольцо, интересуется Роуг. — Импульсивный муж, — поправляет собеседника Люси, убирает руку от следа пощёчины и чуть опускает голову, вздыхая так, будто такие выкрутасы для неё дело обыденное, но никак не происходящее раз-два в месяц. В Люси не просыпается сильное желание вывернуть всю свою душу наизнанку и избавится ото всей желчи, высказавшись этому человеку, но что-то сродни доверию так и подталкивает говорить всё понемногу, чтоб хотя бы легче дышать стало и слёзы не давили на горло, как несколькими часами ранее. Она будто на подсознательном уровне чувствует, что мужчина, сидящий перед ней и наливающий в оба стакана алкогольный напиток, тоже не особо доволен происходящим в своей жизни и желает хоть ненадолго забыться. Высказаться, излить душу, в конце концов. Роуг вымученно улыбается, взгляд у него уставший, но всё-таки... притягательный. Люси уже всё равно на семейную ссору, медленно уплывающую из её памяти — пускай хоть ненадолго. Люси всё равно на тот факт, что знает она этого человека всего-то несколько минут, ибо разлады в семьях для них является единой проблемой, и они единственные, кто поймут, что творится на душе у другого. Стрелки на наручных часах быстро приближаются к двенадцати ночи, а они даже не думают посмотреть на время, попросту не желая прерывать разговор. Люси удивляется тому, что человек, которого она встретила не так давно, способен понять её лучше того же супруга, почти что три года с которым не принесли практически ничего — лишь участившиеся ссоры, постепенно нарастающее обоюдное недоверие и отсутствие веры в то, что они ещё могут зажить нормальной и спокойной жизнью. Роугу же удивляться особо нечему. Он смотрит в глаза этой девушке и буквально чувствует всё больше проявляющуюся тягу. Тягу рассказать ей о всех бедах в своей жизни, поделиться достижениями, но при этом дождаться и от неё ответных слов.       Кандалы, носящие кричащее название "брак", сковывающие их порывы рассказать чуть больше положенного, обнажив сердце, не дают вожделенной свободы. Когда часы показывают полвторого, они уже стоят неподалёку от барной стойки и двигаются в ритме медленной мелодии, незамеченные никем из присутствующих. Роуг прижимает её к себе, сжимая одной рукой её ладонь и прислоняет к своей груди, большим пальцем поглаживая девичью кожу. Неведанное ранее чувство умиротворения переполняет собою грудную клетку и согревает изнутри не хуже любого алкоголя, заставляя расслабленно прижаться щекой к голове Люси и прикрыть глаза. Сколько раз он танцевал медленный танец с Вестой — на свадьбе, на годовщинах, на прочих праздниках, что они проводили в ресторанах — не испытывал особого желания обнять её крепче, уткнуться носом в её шею, вдыхая запах её духов вперемешку с едва заметным запахом цитрусового шампуня, исходящего от мягких русых волос. А сейчас же Роуг в танце обнимает другую девушку, с которой знаком всего-то несколько часов, но, казалось бы, постепенно связывает её душу со своей. Рука еле заметно поглаживает её спину, когда Люси кладёт голову ему на плечо, касаясь лбом нагретой ткани его рубашки, и ему кажется, что сердце в груди начинает биться ещё быстрее. Люси слегка отстраняется от него, но лишь для того, чтобы взглянуть в глаза и вновь увидеть в них то самое тепло, которого ей уже так давно не хватает. Отстраняется и поднимает голову, встречаясь с Роугом взглядом, при этом сведя дистанцию меж их лицами практически к минимуму. Ему хочется коснуться этого следа на щеке, нагло оставленного другим мужчиной, посмевшим так по-свински обойтись с этой девушкой. Роугу хочется надеяться на то, что этот след исчезнет, стоит ему провести пальцами по её щеке, и он поддаётся своему внутреннему голосу, отпуская руку Люси, которую она тут же прижимает к его груди внутренней стороной ладони. Кончики его пальцев сперва слегка касаются девичьей щеки, медленно прочерчивая три вертикальные линии, а потом и вовсе останавливаются. Роуг смотрит ей в глаза, будто переживая за то, что она дёрнется назад, хлопнув его по руке, но не видит в её взгляде ничего, кроме небольшого помутнения из-за алкоголя, доверия и предвкушения его последующих действий. Не отводя от её глаз взгляда, Роуг поглаживает её щеку большим пальцем, постепенно пробираясь ладонью к девичьему затылку. Люси поддаётся порыву, приближается к лицу мужчины и касается его губ своими губами, не чувствуя с его стороны и никакого сопротивления, и никакой инициативы.       «Дура» От стыда, разрывающего на части, хочется провалиться сквозь землю и никогда больше не попадаться на глаза Роугу. Она поцеловала женатого мужчину, будучи при этом замужем — для Люси это уже действительно верх непозволительного поведения, о котором она на следующий день будет обязательно жалеть. Она поцеловала женатого мужчину и ей это, как бы прискорбно не звучало, понравилось. Поцеловала того, кто принадлежит не ей, принадлежит другой женщине, которую он не любит, но связан кандалами узами брака. — П... прос... Его губы, всё ещё влажные после предыдущего поцелуя, целуют её жарко и отчасти жадно, резко и слишком неожиданно для Люси, вовсе не ожидавшей подобного. Всего долю секунды она в замешательстве широко раскрывает глаза, после чего закрывает их, прижимаясь к телу Роуга, чувствуя его руки, крепко обнимающие её. Они целуют друг друга, пытаясь забыться в этом водовороте безумия, знают, что их поступок только усугубляет и без того ужасную ситуацию, но останавливаться не хотят. Роуг впервые испытывает то чувство, когда теряешь от кого-то голову, когда мысли улетучиваются из головы одна за другой, стоит девушке запустить пальцы в его волосы и целовать еще жарче, прижимаясь еще крепче. У Люси, кажется, земля из-под ног уходит, когда Роуг легко-легко прикусывает её губу и пускает в ход язык. Была бы её воля, Люси тут же села бы на близстоящий стул, только вот Роуг обнимает её крепко, не в силах хоть на секунду отстраниться от неё и перестать целовать. Когда он отстраняется, прерывисто дыша, Люси вдруг понимает, что шагнула в пропасть, откуда возврата нет и не будет никогда. Она отчаялась. Она действительно отчаялась, будучи женой человека, чувства к которому уже успели испариться и вряд ли уже появятся. Люси смотрит в глаза мужчине, в чьей душе, как и в её, творится полный беспорядок, только вот взгляд у него, кажется, стал ещё теплее, роднее и... счастливее — самую малость. — Молчи, — на выдохе произносит Роуг, прижавшись к её лбу своим, вновь примыкает к её губам, целуя недолго, но с прежним жаром, после чего снова отстраняется. — Не говори ни слова. Я не хочу сегодня отпускать тебя, — пальцами правой руки проводит по золотистым волосам, чуть сжимая их на затылке. — И не отпущу. Мыслям, бьющим тревогу, в разум не дают пробраться ощущения, вызванные новым поцелуем. Роугу кажется, что в нём впервые начал пробуждаться ранее спавший мёртвым сном эгоист. Впервые он испытывает такие ощущения, целуя девушку, впервые хочет, чтобы она принадлежала лишь ему. И всё равно — замужем она или свободна. Он лишь хочет быть счастлив, просыпаясь в постели рядом с той, чье присутствие будоражит кровь. Роуг даже отчасти восхищён тем, что Люси сумела вызвать в нём бурю эмоций, но в месте с этим и подарить вожделенное умиротворение за эти пару часов. Последующие их действия Люси запоминает с трудом. Она отрывисто помнит, как они садились в такси, которое было вызвано по причине опьянения Роуга и его неспособности вести собственную машину в таком состоянии. Роуг целует её настойчиво, одной рукой прижимает к себе за талию, а другой гладит по волосам, в очередной раз осознавая, что ему чертовски нравится касаться их. Люси лишь мельком видит, как он оплачивает проезд, отказываясь от сдачи, и тянет девушку за собой на улицу, не дав ей выйти из двери с её стороны; она украдкой видит их зеркальное отражение в лифте, когда Роуг вжимает её тело в стену, касается пальцами подбородка, слегка приподнимая её голову, и отворачивает в сторону, чтобы коснуться губами её шеи и вновь вдыхать сладкий запах, исходящий от неё. Этой ночью Люси кажется, что она поступает правильно — для себя. Она напрочь забывает, что находится в одной постели с чужим мужчиной, с человеком, являющимся мужем женщины, что наверняка может ждать его дома, в глубине души переживая за него. Этой ночью она едва видит в полумраке комнаты лицо Роуга, гладит его по щекам и трепетно целует, зарываясь пальцами в тёмные волосы. Спиной чувствует прохладу постельного белья, а грудью — жар, исходящий от мужского тела; жар, к которому она так отчаянно тянется, желая в нём раствориться безвозвратно. Этой ночью Роугу кажется, что грех в его поступке не таится. Кажется. Ему не стыдно перед Вестой, хотя наутро, скорее всего, чувство вины будет вгрызаться в сознание, выливаясь порочными картинами этой ночи в памяти. Но не стыдно перед Греем, который наверняка утром опять вернётся к Люси с букетом её любимых цветов, думая, что ему всё на свете прощено. Роуг гладит Люси по волосам, притягивая к себе светлые пряди, и касается их губами. Когда её тонкие пальцы касаются мужской ладони, Роуг тут же отпускает прядь её волос, нежно и медленно переплетая свои пальцы с девичьими, чувствуя, как от касаний Люси вдоль по руке проходит слабый электрический разряд, от чего мелкие волоски на руках дыбом встают. Роуг поворачивает ладонь любовницы к себе тыльной стороной, целует так тепло, заботливо поднимаясь губами к локтевому сгибу, но Люси вдруг притягивает его лицо к себе, вновь целует и крепко обнимает за шею, прижимаясь к нему всем телом. Стук сердца отдаётся в ушах, словно прямо над ними кто-то настойчиво щёлкает пальцами, только вот это не мешает наслаждаться теплом, что дарит партнёр. С каждым движением Люси чувствует Роуга не только всем телом, чувствует душой, когда он, не переставая двигаться, вновь переплетает её пальцы со своими и вжимает хрупкие кисти в мягкую поверхность матраса, в очередном крышесносном поцелуе слабо прикусывая её губы. На часах двадцать минут четвёртого, а им кажется, что проходит целая вечность. В карманах брюк, оставленных где-то на пороге комнаты, тихо звонит телефон, заранее поставленный на беззвучный режим, а спустя несколько секунд замолкает, после чего приходит уведомление о сообщении.

Веста(1) Нам.. нужно серьезно поговорить.

* * *

Люси просыпается, практически сразу же резко открывая глаза, и тут же жалеет об этом. Похмелье не давит со всех сторон, не вызывает рвотные позывы, но слабое ощущение того, что потолок может в любой момент обрушиться, мучает её несколько минут, пока пробуждение не достигает своего окончательного результата — стены перед глазами больше не плывут. Первое, на что натыкается сонный взгляд, это её голубая блузка, как будто ненужной тряпкой валяющаяся на письменном столе и выделяющаяся пуще остальных вещей из-за луча солнечного света, падающего на хлопковую ткань. Когда Люси с опаской смотрит под одеяло, ей будто доступ кислорода в лёгкие перекрывают. Воспоминания о минувшей ночи тугим кольцом стягивают горло, и ей только остаётся, что поддаться этому порыву и позволить памяти вбивать в разум осколки воспоминаний подобно стрелам. С каждой секундой, с каждой частицей восстановившейся картины, взгляд всё быстрее мечется по комнате в поисках остальных вещей. Нижнее бельё, блузка, джинсы — с каждой найденной вещью Люси вспоминает едва ли не каждое прикосновение мужчины, с которым она провела эту ночь. Когда дрожащие руки застёгивают последнюю пуговицу на блузке, — последней вещи, которую Люси на себя спешно надевает — девушка пару минут стоит около не застеленной кровати, лицом к окну, и незряче смотрит будто бы сквозь занавеску, нервно кусая ногти. — Доброе утро. Люси вздрагивает, от неожиданности и лёгкого испуга чуть не укусив себя за фалангу пальца, и резко оборачивается. Взгляд сразу натыкается на добрую полу-улыбку, после чего поднимается чуть выше и замирает на глазах Роуга. Он еле заметно жмурится от попадания в глаза солнечного света, но от Люси не скрывается то, что цвет глаз его в этот момент не то чтобы красный, — оттенок янтарного цвета делает его взгляд ещё более притягательным, и Люси от этого ещё пуще теряется в словах, едва выжимая из себя простое ответное: — Доброе... утро. — Воды? — Да, спасибо, — она немедля подходит к Роугу, с благодарностью принимая маленькую бутылку минералки. Улыбка на лице мужчины становится ещё шире, когда Люси, выпив, наверное, уже половину, всё ещё не может остановиться, и только тогда, когда она отстраняет практически пустую бутылку от губ, сделав последний большой глоток, Люси садится на кровать, делая глубокий выдох. — Можно вопрос? — дождавшись согласного кивка, она начинает утолять своё любопытство: — Где мы? — Это наша с же... Наша старая квартира, которую мы ещё не продали. Молчание, воцарившееся сразу же после сказанных Роугом слов, нагнетает и давит со всех сторон. Люси понимает, что эти глупые и неуместные вопросы-ответы лишь на несколько минут отвлекают их от важной темы, обсудить которую они обязаны в первую очередь, но слова застревают в горле резко подступившим комом, не давая даже вдохнуть нормально. Девушка вновь углубляется в воспоминания этой ночи, снова вспоминает едва ли не каждое касание мужчины к своему телу и будто бы наяву всё чувствует. Всё, что он с такой нежностью покрывал поцелуями, горит незримым пламенем, который сперва согревает израненную годами душу, а потом нещадно сжигает изнутри.       Измена. Это слово звучит в её голове эхом тысячи голосов, нещадно сдавливает горло незримыми тисками, душа разрывается на две равные части - одна надрывно кричит, молит о том, чтобы Люси поспешила уйти прочь из этой квартиры, не попрощавшись с Роугом; другая же умиротворённо, размеренным полу-шепотом, просит остаться рядом с тем, чье присутствие то ли успокаивает, то ли, наоборот, распаляет где-то глубоко в душе едва ощутимое пламя, тепло которого распространяется по венам. Она изменила. Изменила мужу, которого, как не так давно поняла, не любит. Изменила мужу, который явно может ждать её дома, готовый к примирению после очередной ссоры, что стало для него едва ли не обыденностью. Люси рывком встаёт с кровати, подавляя в себе желание разрыдаться от чувства отвращения к себе же самой, выискивает растерянным взглядом свою сумку, в которой лежит телефон, явно терроризируемый ночью бессчётным количеством сообщений и пропущенных звонков. Роуг же не говорит ни слова, молча наблюдая за тем, как девушка впопыхах собирает в найденную около стола сумочку случайно выпавшие ключи от дома и кошелёк, пытается пальцами кое-как расчесать запутавшиеся после бурной ночи волосы и несильно хлопает себя по щекам, желая окончательно сбросить с себя тонкий шлейф сна. Она выходит из спальни, растерянно бегая взглядом по полу, по стенам, да даже по потолку, и с такой частотой, что глаза постепенно начинают болеть, вызывая желание провести по ним руками, растирая по лицу и без того растёкшую тушь. Её мысли начал занимать Грей, точнее, то, как он, вероятно, будет расспрашивать её о том, где она провела всю ночь, почему её макияж больше не похож на таковой, а являет теперь собой подобие боевого раскраса, и почему число игнорируемых звонков и сообщений перевалило за тридцать. И что она сможет ответить? Ничего. Ничего, что может служить гарантией на дальнейшую нормальную супружескую жизнь. Она больше не любит его и, возможно, не любит уже давно, так как таких ощущений, какие она испытала минувшей ночью, было достаточно, чтобы понять — не тот мужчина рядом с ней. Совершенно не тот. И чтобы она окончательно в этом убедилась, потребовался Роуг, схвативший её за руку и привлёкший к себе. Роуг, так же трепетно, как и ночью, обнимающий её, нетерпеливо сминающий ткань её блузки на спине. Роуг, с ещё пущим жаром целующий её, запуская пальцы в золотистые волосы и надавливающий на затылок, тем самым углубляя и без того пылкий поцелуй. Роуг, в один миг заставивший Люси выкинуть прочь из головы все мысли, что глодали её, делая начало нового дня и без того паршивым. — Сегодня ты отсюда не уйдёшь. Люси сдаётся, ныряет с головой в этот омут безо всякого желания возвращаться обратно. И окончательно убеждается, что все эти годы рядом с ней был человек, которого она способна забыть во мгновение ока.