Дворец ледяных фигур, или История Францискана Гессенежа

п р е д и с л о в и е и з д а т е л я       Эту старую папку нашли в одной из рыболовных лачуг на берегу Северного моря* совершенно замерзшей. Одному из путешественников, начинающему писателю, она показалась весьма любопытной, и мореплаватели, сопровождавшие его, усмехнулись затее забрать ветхую папку на корабль, но, рассмотрев, сочли ее так же достойной внимания. Довольный находкой писателишка собрал в лачуге всё, что могло, по его мнению, принадлежать к числу бумаг этой папки, и путешественники покинули порт.       Рукопись находилась в крайне разобранном состоянии. Листки бумаг потрескались, скорее всего, от неправильного хранения, от температурных перемен, а может, и от времени. Порядок следования страниц угадывался весьма сомнительно, новые тексты часто были записаны уже поверх старых выцветших, почерк автора постоянно менялся: то он был ровным и крупным, то - мелким и завивающимся куда-то вверх. Когда писателю удалось разобраться кое-как в структуре этого сочинения, стало ясно, что начальную часть повествования заменяют небольшие письма, или даже записки, адресованные к воображаемому ч и т а т е л ю. Имена авторов-адресатов в них указывались каждый раз перед повествованием, а при ближайшем рассмотрении содержание всех писем оказывалось общим. Скорее всего, предполагал писатель, они составляли текст единодушно, собравшись вокруг одного рабочего стола и поочередно записывая тот или иной вспоминавшийся ими момент приключения. Да, здесь определенно было записано какое-то приключение, или происшествие, имевшее важное значение и, может быть, даже подружившее этих разновозрастных людей (в тексте одного письма напрямую говорилось о присутствии группы д е т е й, однако, по стилю высказывания некоторых других повествующих, писатель сделал вывод скорее об их зрелом возрасте).       "Что ж," - задумался путешествующий писатель, - "Возможно, стоит взяться переписать эту вещь", и, опустившись на сильно раскачивающуюся койку своей каюты, детально вгляделся в р у к о п и с ь. *Се́верное мо́ре — мелководное шельфовое море, которое находится у берегов северной Европы между Британскими островами с одной стороны и Ютландским и Скандинавским полуостровами — с другой, является частью Атлантического океана, ограничено с востока побережьями Норвегии и Дании, с запада побережьем Британских островов и с юга побережьями Германии, Нидерландов, Бельгии и Франции. р у к о п и с ь

Дворец ледяных фигур Францискана Гессенежа

Построил Дворец ледовый Во глубине веков Францискан Гессенеж. Запер в нем душу свою - Решил обессмертить ее. п р е д и с л о в и е и с т и н н ы х а в т о р о в       Гессенеж       "Я так любил писать. Я и сейчас еще самозабвенно предаюсь этому занятию, и неудивительно, ведь когда-то я отдал писательству всю свою жизнь. Отдал еще до ее свершения, в ранней и цветистой юности, когда был наполнен внутренним светом только оттого, что создал еще одну строку, или же - полностью подавлен, изнывая подле разбросанных страниц; когда мечтал о скромном издательстве своих трудов, таких разноликих и бессвязных, но дорогих мне и моему одинокому сердцу.       Тогда я не видел льда. Не мыслил фигурами, стройными чертами граней, не поддавался искушению воплотить словесный портрет своего героя, придать ему ёмкую и чеканную форму, впустить в него толику своей жизни".       Франци       "Он был писателем и творил истории, а лед помогал ему запечатлеть их в века. Ледяные фигуры... С их появления начиналась каждая новая история. Мы всматривались в них и так мало видели вначале. Но позже, пройдя предначертанные нам испытания, мы находили в них всё больше свойств, принадлежащих каждому из нас. Как будто вдруг узнавали их, или - узнавали в них себя? Возможно".       Гарольд       "Всё началось вот с чего. Я уже не помню толком, кто мы были - туристы? Проезжие? Спортсмены? Да, уж мне-то пришлось проделать много трюков при прохождении нашей истории. Нашей - моей и Стивни. И других детей, которые были тогда с нами. Я запомнил только Стивни, потому что мы с ней выиграли, прошли испытание Джильямо́".       Стивни       "Так странно. Мы решили записать всё то, что с нами приключилось в этом дворце, но никто так и не может наконец н а ч а т ь. И странно, мне тоже трудно. Но не господину Гессенежу же рассказывать сейчас о том, что мы чувствовали тогда, очутившись в его замке! Пожалуй, я попробую начать. Хоть как-то.       Итак. Мы все не были знакомы друг с другом: чужие люди, собранные в кучку в центре огромного высотного зала; быть может, нас было человек тридцать, я не знаю. Многие так и не узнали друг друга, потому что не всем удалось пройти испытания Гессенежа. Иногда они уходили незамеченными и мы предполагали, что кто-то просто сбежал от нас, но господин Гессенеж разводил руками наши иллюзии, указывая то на ту, то на другую комнату с запертой дверью и говоря: "Испытание не пройдено. Но всех Вас это мало касается".       Франци       "А глаза его в этот миг говорили: "Всему свое время". Я не заметила, когда я начала читать его взгляды. Может, только сейчас, вспоминая всё упущенное тогда. Но не буду прерывать нашего общего рассказа.       Так вот. Тогда мне становилось страшно: мы отходили от этих дверей, очередных дверей, и больше уже не видели тех людей, что входили внутрь. Францискан уводил нас дальше по нескончаемым коридорам".       Стивни       "А еще напротив комнат всегда были фигуры, ледяные фигуры господина Гессенежа. Они восхищали меня своей чеканностью и точностью выполненных граней. Я немного рисую и знаю, что это такое - создать образ посредством прочных линий. Так тяжело бывает собрать этот образ, а еще тяжелее - донести его до зрителя. Так часто сам видишь то, чего никак не могут увидеть остальные".       Гессенеж       "Нет, это никуда не годится. Увы, так мы ни о чем никогда и не расскажем. Друзья мои, с улыбкой и уверенностью я сообщаю вам, что вы и только вы поможете мне и позволите восстановить и воспроизвести всё то, что я смогу. Я не всесилен, но моя память способна воскрешать. Пусть и сейчас она сделает это". н а ч а л о .       Скованная болью и подкорректированная одиночеством походка, чуть сдавленное дыхание, видимое напряжение в тонких мышцах - всё выдавало человека, перенесшего серьезную и весьма болезненную операцию, оставившую неизгладимый отпечаток на всем, что было в нем. Несмотря на это, впрочем, хозяин замка прилагал усилия к тому, чтобы держаться прямо и с достоинством; когда ему нужно было жестикулировать руками, а иногда и всем телом, что было весьма проблематично, он сознательно как бы замедлял скорость собственных движений, отчего они начинали казаться либо излишне напыщенными, либо и вовсе теряли свой изначальный смысл. Но осторожность во всех жизненных проявлениях очень скоро стала ему присуща. Порой ему даже нравилось растягивать, продлевать во времени что-то: это касалось не только его телодвижений, но и манеры речи, действий, и даже более того - мысли. Он стал мыслить размеренно. Так, наверное, в человеке и поселяется мудрость. Только отчего-то обычно она приходит позже... Нет-нет, он слишком молод для этого.       Он оценил взглядом расстояние, отделявшее его от заснеженного снаружи окна; сделал один шаг, другой; немного резко ступил на правую ногу, где-то слева в груди привычно неприятно кольнуло, он замер на секунду, прислушиваясь к тонкому ощущению шелеста крови в жилах... Кажется, успокоилось, и можно двигаться дальше.       Остановившись в полушаге от окна, вновь задумался: что он надеется там увидеть? Стоит ли что-то желать? Ведь у желаний людских есть существенный недостаток: они имеют обыкновение сбываться. Сначала нам это нравится, а потом вдруг приходит осознание пустотности того достигнутого "счастья", его фальшивости... А вслед за этим приходит и новое желание. И мы снова бездумно и искренне ждем исполнения... Так уж устроен человек, и только истинно мудрый отказывается от прихотей своего сердца...       И всё-таки он пожелал. Неожиданно, необдуманно, импульсивно. Его желание даже ему самому показалось глупым и бесцельным. Но он действительно почему-то искренне хотел этого. Гессенеж сам себе улыбнулся. Людей, людей! Живых, эмоциональных, говорящих.       В замерзшем окне трудно было хоть что-то разглядеть. Да и что, собственно, в нем можно разглядывать? Всё белым-бело вокруг островка снежной земли в океане. Но Гессенеж-то знал пагубную силу своих желаний, и потому сейчас он внимательно разглядывал пустующую поверхность острова, окружавшего его дворец.       Вот они. Маленькие фигурки, яркими пятнами снующие по этой самой поверхности. Будто разноцветные жучки и божьи коровки, пойманные, ползают по белому подоконнику.       Он снова улыбнулся. Окинув довольным взглядом окружние стены, наказал сам себе и им:       - Что ж! Достойно встретим Гостей.       Именно так он нарек их - Гости. Ему не нужны будут их имена.       Оживившись от мыслей о предстоящей встрече, он даже чуть ускорил уже ставший привычным шаг. Сколько же здесь холодящих душу коридоров!       - Излунный свет во тьме, пребреж, мерцает, Он все пути во все края ведет. Прохожего, болтая, провожает, И речь его под шорохи поет. Бредёт, бредёт, не видя ног, сопутник Его сиянья в тишине пучин, И по́лы платья своего взметает, И думает, что он идет один. А тот, его раздум не задевая, Дорожку освещает наперед. Монодию всё тише напевая, К рассветию излунный свет идет.       - так напевал он, затемняя своим приходом один за другим коридоры.       Но вот и центральная зала. Гессенеж приостановился на входе: пусть для начала войдут они. ***       Сон. Вот то, что влачилось едким дымом в опустошенной голове. Сознание было пусто в течение какого-то короткого эпизода в жизни. Потом внезапно оно прояснилось и вновь стало прежним. Девушка огляделась и обнаружила вокруг себя скопление народа в состоянии, до странного похожем на ее собственное: глаза затуманены, веки полуопущены, чего-то неведомого ищущие, потерянные взгляды. Рядом, прямо на снегу, сидела совсем юная девчушка - лет этак одиннадцати. Руки ее были скрещены в упрямом жесте. Спустя мгновение, она с удивлением взглянула на собственные руки, потом оглядела окружающий ее снег; возле нее на колени опустилась женщина, предлагая помочь подняться; девочка неохотно и не совсем понимая, что от нее требуется, подтянулась, опершись о руку дамы, и только теперь обратила внимание на окружающих ее людей. Она немного поискала глазами, а затем остановила взгляд на девушке, стоящей рядом, словно вспоминая, не знакомы ли они. Но та уже перестала наблюдать за девчушкой: взору ее открылось нечто более увлекательное, а именно - дворец, располагавшийся в непосредственной близости от нее. Белоснежный, странно-отчужденный ото всего, светлый и в то же время какой-то темноликий.       - Ты... ты не знаешь, где мы сейчас находимся? - робкий голос девочки отвлек девушку от немого созерцания. Она оглянулась - все люди, находящиеся на берегу, вытягивали шеи навстречу замку. Мужчины смотрели прямо и твердо, женщины - слегка сощурив глаза или прикрыв лица ладонями от исходящего сверху яркого свечения; это было всего лишь будничное солнце, пронзительное, колкое северное солнце.       - Думаю, мы должны непременно это узнать, - ответил за нее высокий темноволосый мужчина. Руки его были забраны за голову, он уверенно поглядел в сторону одинокого, занесенного снегом дворца, а потом оглянулся на окружающий его люд, смело протиснулся в сторону берега моря, видимо, ища осколки разбитого корабля. Ведь не могли же все они оказаться здесь как-то иначе, не путем неудачного плавания, окончившегося кораблекрушением? Откуда же еще взяться на этом острове людям? Память отказывалась что-либо говорить в ответ.       Не обнаружив на берегу ничего, мужчина вернулся. Остальные провожали его взглядами, множество пар глаз сопровождало каждое движение. "Странно, почему этот человек не направился в сторону замка? Почему никто из них не идет в замок?" - недоумевала девушка. Это же очевидно. Узнать что-либо можно только там.       Слабым, неуверенным шагом она направилась к высоченным воротам. Какой-то коротконогий мальчишка увязался за ней. Роспись по дереву была поразительно красива; узоры напоминали изящное шитье. Каменные стены покрыла тонкая корка льда, ветер нарисовал на колоннах витиеватое кружево. Ворота, впускающие в залу, были слегка приотворены.       А тихие стены меркли вдали. ***       Вот кто-то входит внутрь. Сердце часто-часто забилось где-то очень далеко. Пришла первая гостья! Гессенеж исподлобья стал рассматривать пришелицу, молча отметил ее некоторую оригинальность: иссиня черные, словно лаковые волосы, забраные наверх и заколотые стеблем алой розы в тон платья, из-под которого выглядывали забавные тонкие ножки. Гессенеж допустил небольшую оплошность: он не позаботился о теплой одежде, в которой могли бы появиться Гости, а ведь для этого надо было всего-то пожелать. Теперь желать уже поздно - Гости могут сильно удивиться.       Сконцентрировавшись, Францискан успел лишь сотворить некоторое тепло внутри замка, чтобы людям было всё же по-приятнее находиться здесь. Вслед за девушкой несмело подтягивались и остальные. Озираясь по сторонам, они, в отличие от первой вошедшей, совсем не замечали Гессенежа.       - Входите, прошу Вас, - обратил на себя внимание присутствующих хозяин, - Пусть для вас это будет чем-то вроде экскурсии. Ведь вы путешественники, не так ли? - осведомился Гессенеж.       Люди молчали; кто-то чуть заметно кивнул головой, кто-то, наоборот, энергично замотал ею. Тогда Францискан направил свой шаг к вошедшим, адресуя внимательный взгляд гостье, первой осмелившейся войти, и проверяя, начнут ли люди при его приближении отступать назад. Названная гостья, а с нею несколько решительно настроенных и просто любопытных - сделали ответный шаг в направлении хозяина замка; большинство же пришедших продолжали стоять там же, где и были, и лишь кто-то один медленно попятился к выходу.       Гессенеж слегка ухмыльнулся и разочарованно поглядел на этого человека.       - Так рано сдались, уважаемый. Ну что ж, прощайте.       И незваного гостя буквально вымела залетевшая во дворец серебристая вьюга, своим сильным ветряным потоком захлопнув за ним тяжелые створки ворот. Гессенеж аккуратно стряхнул поочередно с рукавов плаща маленькие искры снега, холодные иголки разнеслись и испарились во вновь потеплевшем воздухе. Гессенеж заставил себя улыбнуться, несмотря на то, что мрачный вид пришедших к нему совсем не внушал ни доверия, ни тем более дружеского тепла. Но он и не ждал ведь от них этого? Не за тем впустил он в свой дом абсолютно чужих людей, нет. Ему просто нужно в и д е т ь сейчас к о г о - т о, при том о ч е н ь нужно. Францискан пока что не понимал, зачем именно. Не важно. Не время рассуждать с самим собой. ***