We should never meant to be

Городская больница Сеула, ничем не выделяющаяся среди других таких же, обладала исключительно выгодным местоположением. Находясь в самом центре, окруженная детскими парками, спортивными комплексами и маленькими кафе, она имела огромное преимущество в виде частых пациентов, которым не нужно было далеко ходить. Зеркала, уют и покой, создаваемые светлыми стенами, – ничто не напоминало о том, что именно в этих стенах проводят операции длинною в шестнадцать часов, а медсестры падают от усталости тут же, как выйдут из операционной. Но как и в любой больнице здесь происходят самые разные вещи – медперсонал сплетничает за спиной друг друга, главные профессора пытаются соблазнить молоденьких медсестричек, а дежурные врачи коротают время за рисовым вином. Единственным исключением за 2015 год стала эта встреча. Двое молодых людей, стоящие друг напротив друга, отнюдь не напоминали хирурга и ассистента или медсестру и терапевта. Они, красуясь в повседневной зелено-бежевой форме, могли похвастаться лишь непроницаемостью взглядов, когда военная выправка не скрывала поникшие плечи или сжимающиеся в кулак, нервно подрагивающие пальцы. Как жаль, что сейчас невозможно спрятаться ни за белой маской, ни за оливковыми погонами. «Каждый раз… Каждый раз, когда ты сбегаешь, я нахожу тебя», - лейтенант Юн Мён Чжу, стараясь не выдать себя ни единым жестом, была такой же холодной, какой и должна быть сейчас. Нет. Всегда. С нее станется – никаких закушенных губ или роскошных спутанных волос, когда каждой красавице стоит лишь поманить кавалера миниатюрным пальчиком, и он, упав на одно колено, громко, возможно, чуть запинаясь, произнесет клятву в вечной любви и верности. «Прости, что выбрала мужскую работу», - на каждое «прости» приходится по три ночи истерик и слез. Как будто бы кто-то из мужчин это любит. Любит женщин, с гордостью сдувающих невидимые пылинки с темных беретов или бережно поправляющих выбившиеся нитки из нашивок. Можно подумать, кто-то пляшет от счастья, признав в любимой старшего лейтенанта, да еще с генералом отцом в придачу. «Прости, что каждый раз, когда ты не отвечаешь на звонок, я отправляю тебе письмо в конверте», - между нами ничего быть не может. Мы, не предназначенные друг другу судьбой, только и можем, что подавать пример остальным солдатам – кому и как пробиваться на вершину служебной лестницы, а кому и стоять под градом пуль, втолковывая новобранцам основополагающее приказов. Со Дэ Ён. «Если бы могла, я бы тебя возненавидела», - буквально гимном проносятся все заверения в вечной любви, когда фотографируясь в неприметном ресторанчике, каждому казалось, что вот оно – «навсегда». Но такого не произошло, и жизнь жестоко разводит мосты влюбленных. «Ты что-то говоришь… Что?» - впервые за все время взгляд лейтенанта становится осмысленным; как будто бы, погрузившись в ледяную воду, вдруг по телу проходит ударная волна. Живи. Метод дефибриллятора. Каждое твое слово – разряд. Умирай. Сейчас. Позволь этому случиться раньше, чем никогда - Это по велению сердца, - твой взгляд в никуда сжигает так, будто бы снова оказались под палящим солнцем Ирака или Афганистана. Безводная пустошь стелющихся отрывками слов, будто бы нет нужды проявлять чувства. Будто бы есть желание скрыть то, чего нет. Юн стоит прямо, ровно. Гордо задрав подбородок. Юн Мён Чжу понимает, что ее напористость и язвительная желчность не дали результатов. Особенно сейчас. Да, они могут сидеть и пить «Абсент», курить «Мальборо», сидеть друг напротив друга, как тогда, притворяясь, что «спать» и «встречаться» не равносильно с одной стороны и почти одно и то же с другой. - Не могу подобрать слов, чтобы объяснить, но я говорю искренне, - разве нужны сейчас лишние предложения, когда все и так ясно? По-военному просто и без намека на фальшь. Тщательно скрываемые чувства не только под запретом главного приказа, «спустившегося сверху», но и под замком самого главного – мнимой защиты того, на кого направлены. «Я тебя люблю», - разве мы любим за что-то? Или даже выжженное солнце пустыни любит вопреки? - Мне нужно идти, - вот так просто закончить разговор тому, кто не бросался ни в пропасть, ни в каньон; слишком обыденно, когда не ты под угрозой разжалования до младшего сержанта, бросаешь угрозы старшему командованию в лице собственного отца. Бездушно и безжалостно. Когда любое проявление нежности или заботы выражаются лишь в «позаботься о себе». Но разве это не оправдание? Это даже звучит как наполненная ложью и свинцом пуля. Неприятный свист над ухом. - Я тебе не верю, - а разве можно по-другому? Разве можно не верить тому, к кому вся любовь превратилась в бесконечную нежность и самоотверженность, доведенная до режима max, ей совершенно не требуется подтверждение каких-то слов или домыслов. Но уже не свернуть с этой тропинки, приказом было выйти на шоссе, а ты заблудился в лесу. - Если мы закончили…, - нет возможности поставить решительную точку в такой истории. Да и у кого бы рука поднялась? - Не оставляй меня…, - выразительные карие глаза вглядываются в мужественное, заостренное лицо, пытаясь найти догадку, подтверждение собственным чувствам. Если любить – то так, чтобы сразу видно, если скрывать, то прикрывая глаза. А если говорить правду, то сразу. В ожидании Севера и айсберги тают. - Я пойду, - за что ты так именно со мной? Без каких-либо предисловий. Зачем они нам, когда можно объясниться коротко и ясно? К чему мудреность и закрученность фраз, военным не к лицу неприглядная разговорчивость. Он разворачивается. Он делает это так, будто бы специально хочет ее разозлить, но Юн Мён Чжу знает, что не сможет. Долго злиться или осуждать. Это невозможно, все противоестественно! Если я закричу, ты останешься? Если я не поверю, это превратится в ложь? Если я притворюсь – это останется незамеченным? Если да, то откуда тебе знать? Если нет, то почему ты только со мной так поступаешь? - Я тебе не верю, - если лейтенант будет несдержанной, из этого ничего не получится. Но и с этой ржавой проволокой на чувствах и эмоциях уже ничего не получается. Почему мы не в одном из тех цветных фильмах, где какой-нибудь простушке достаточно слова, чтобы молодой человек остался, приняв ее с распростертыми объятиями? Почему так со мной поступаешь Ты? - Если мы закончили.., - нет, не смей уходить так просто! Что ты себе позволяешь? Отставить. Отставить «вольно! - Я пойду, - нет. Мы не закончили. Лейтенант стоит гордо, ничто не выдает в ней психологического шока, как будто бы ее перебросили из штаба на линию огня со старым, проржавевшим до основания оружием и просроченными медикаментами. И все, что у нее есть – упаковка морфия, которую нельзя открывать, поскольку всю свою физическую боль нужно оценивать на девятку по десятибалльной шкале. Потому что Юн Мён Чжу знает - именно сегодняшней боли она даст твердую десятку. Ей кажется, что она выглядит так всегда. Иллюзии обмана всегда правдивы. В больших глазах не стоят слезы. Маленькие губы не подрагивают в желании скривиться от дикой боли, пожирающей душу изнутри зубами. «Я ничего не могу поделать. Ты уходишь, а я бессильно смотрю», - вздернутый подбородок, острый взгляд карих глаз впивается в широкую спину уходящего сержанта. - Стой… - не нужно. - Постой! – если я скажу что-нибудь важное. Тебя это остановит? - Стой, Со Дэ Ён! – если я назову тебя по имени, ты хотя бы замедлишь шаг? - Старший сержант Со Дэ Ёен! Раз, два.* Нет ничего страшнее, когда поворот событий продиктован приказом. Как сиюминутный каприз девушки на первом свидании, говорящей молодому человеку с презрением, - я не люблю красные розы. А он с готовностью готов выложить все деньги из своего кошелька лишь бы любимая была довольна белыми лилиями. Какая ирония. В мелодрамах люди тоже встречаются, спасают друг другу жизни, ссорятся, а потом в один прекрасный момент бегут навстречу, осознавая, что в мире нет никого кроме них самих. Под какой-нибудь великолепный саундтрек, который потом люди находят в социальных сетях и ставят на рингтон. У тебя обычный рингтон. У меня тоже. Люди сокращают расстояния, подходя друг к другу в великолепно подобранной сценаристами или подружками одежде. Лейтенант подходит в обычной военной форме. Она даже не парадная. Возможно, Юн переживала бы из-за этого, если бы не знала, как широкий солдатский ремень подчеркивает хрупкость ее талии. - Разве ты не должен отдать честь тому, кто стоит выше тебя рангом? Да, вот так. В самое больное. Она не уступит никому, она не уступит мужчине, Ему. Никогда. Ни за что. И дело вовсе не в звании, ей так хочется сделать вид, что различий на черных беретах не существует. - Честь имею, - посмотри, посмотри, посмотри на меня! Почему ты не смотришь?! Посмотри мне в глаза! Это приказ. Дрожащая нижняя губа играет свою игру. Если бы можно было все переиграть, она бы… Что она? Перестала бы выпрашивать приказы о переводе у отца? Начала бы жизнь заново, поддавшись ухаживаниям молодого офицера? Вышла бы замуж, уступив отцу? Не названивала бы в любое время дня и ночи, никогда не получая ответ? Она бы… Что? - Стой. Стой здесь. Стой здесь до самого рассвета. Даже когда наступит рассвет, она не изменит своего решения. Самый смелый человек полюбил самого трусливого. Этого не изменишь. Мы не любим «за что-то», все мы любим вопреки. И даже если бы нашлась хоть сколько-нибудь веская причина, чтобы не набирать выученный наизусть номер, Юн Мен Чжу не изменила бы стратегии. Она бы не сняла карту с планом захвата чужого сердца. Она бы… Никогда не изменила себе. - Стой здесь, пока не умрешь. И даже тогда… ... Знай, я никогда не отдам тебе честь. ~~~ Прим.авт: * раз, два - имеется ввиду приставной шаг военных лиц, когда при остановке делается два шага.