I will wait for you

Come to me Приходи ко мне In the night hours В ночные часы, I will wait for you Я буду ждать тебя. And I canʼt sleep Я не могу уснуть…

      Джеймс четвёртый день сверлит взглядом папку с делом, которую надо бы раскрыть. Надо бы. Но не может. Четвёртую ночь Джеймс задумчиво чешет подбородок и поправляет левой рукой прядки волос, и правой рукой теребит кусочек бумаги, на котором аккуратным почерком написан номер телефона, а снизу подпись «Наташа» и не менее аккуратное сердечко в конце. Эта девушка как быстро появилась в его жизни — так же и исчезла. За собой она оставила лишь потёртый клочок бумаги, кучку нераскрытых дел и дорогой сладковато-нежный с каплей горчинкой парфюм. Это вроде её визитной карточки, о которой знал лишь Баки.       Он — детектив полиции, раскрывающий непростые дела. Она — первоклассная шпионка, попавшая под поле зрения Джеймса Барнса. По развитию сюжета, он должен был упечь её за решётку. Но не сделал этого. Почему? Чёрт знает этого Барнса и Романофф, что вскружила голову детективу, а тот её прижал к стене, впиваясь в чуть пухленькие губы, покрытые одним слоем клубничного блеска. Всё было прекрасно. Даже через-чур. Барнс должен был догадаться, что есть подвох в податливости Наташи. Подвох в том, как она упивалась поцелуями, кусаясь, но тут же с большим напором целовала. Подвох в том, как она обвивала вокруг его бедра свои стройные ноги, сбрасывая одним движением стопы дорогие, но неудобные туфли. Подвох в том, как она с лёгкостью и желанием подставляла шею для поцелуев-укусов, не стесняясь последствий после. Подвох в том, как она позволяла втряхивать себя в матрац, не жалуясь на стальную хватку ладоней на бёдрах. Подвох в том, что Джеймс Барнс попросту утопил себя в желание овладеть ею. Но на что он рассчитывал после? Одна ночь не изменит её сущность шпионки и соблазнительной наёмной убийцы, в точности как и его — детектива, которому поручено разобраться с ней.       На утро, Наташа оставила приготовленный завтрак, чашечку кофе, а около неё стояла подпёртая бумажечка. С её аккуратным написанным номером, подписью в конце «Наташа» и нарисованным сердечком.        Полгода. Полгода он идёт по её стопам, хватаясь за шлейф её парфюма, оставленного на месте преступления. Каждый раз он подбирается к ней, и каждый раз она тут же с лёгкостью ускользает из его рук. Ему порой стало казаться, что она подсмеивается над ним, подмигивает и исчезает. Снова. И снова. Как например сейчас. Убит человек, державший в страхе половину города четыре месяца. Личность он высокопоставленная. Высокопоставленная убийца. Джеймс знает, что это Романофф. А для подтверждения своей гипотезы, детектив приезжает на место преступления, чувствуя тот же парфюм.       Молодой человек приходит домой поздней ночью. По пути к желанному и долгожданному душу, он сбрасывает ключи от квартиры на кофейный столик, лениво стаскивает обувь и куртку. — Хм, никогда не любила латте. Однако, это уже вторая чашка за день. Наташа. Девушка как ни в чём не бывало сидит за его столом, закинув ногу на ногу, и попивает из белоснежной чашки кофе. Она удивленно вертит тонкими наманикюренными пальчиками чашку и поднимает взгляд на не менее удивлённого Джеймса. Силуэт Романофф освещён слабым жёлтым светом. Рыжеволосая поправляет одной рукой капну волос, перекидывая на другое плечо и приподнимает краешки алых губ. — Решила попрощаться перед отъездом в Атланту. Возможно, в ближайшие несколько лет не вернусь в Бруклин. Там как карта выпадет, — она говорила спокойным голосом, словно всё в порядке вещей и она не пропадала на полгода, оставив после себя тягучие, как мёд, воспоминания. Сладкие. Приторные. Вкусные. Романофф отставила уже пустую чашку подальше, предварительно размазывая большим пальцем след от красно-алой губной помады. — Так поздно? — хрипло выдавил из себя Барнс. Его голубые глаза встретились с её — синими и холодными, как северный ледовитый океан. На это девушка тихо усмехнулась. — Извини. Работа, знаешь ли, превыше всего, — Наташа поднялась о стула и, стуча каблучками по паркету, приблизилась к Джеймсу, — но мне искренне жаль, что я пришла так поздно, — Романофф стянула со своих плеч бежевое, как крем, пальто и откинула на диван. Барнс ни на секунду не отрывался от её глаз. Внутри смешанные чувства, которые трудно описать словами: трепет, тоска, вожделение, злость - одним комом. В груди что-то щемит, будто сокровенное желание исполнилось, но в то же время ты боялся. По телу следуют тысяча иголок, а следом, как обезболивающие, накатывающая эйфория. Неправильно, но чертовски приятно. Трепетно. На одном дыхании. «Один поступок может поменять многое», — с улыбкой как-то раз сказала Романофф. Наташа медленно, так же не отрывая взгляд, потянулась к его губам.       Всю ночь, квартиру окутывал прохладный воздух, шедший из открытого окна спальни, а оттуда доносились шорохи, разгорячённые вздохи и тихие стоны.       Джеймс проснулся ближе к полудню. Солнце давно заливисто окутало комнату, будя Барнса. Разлепив окончательно веки, он не обнаружил рядом с собой рыжеволосую. Молодой человек, полежав ещё двадцать минут, выбрался из спальни в одних домашних серых штанах, по пути убирая волосы в маленький пучок. Прошаркав до кухни, он увидел на столе чашечку латте и приготовленную яичницу с беконом. Рядом покоилась беленькая бумажечка, свёрнутая в два раза. Джеймс впервые за многие месяцы почувствовал спокойствие, тишину внутри - она приятная, нет больше помех в голове, гула, и зажатости в районе грудной клетки. А всё потому, что в листке были выведены аккуратные буквы: «В твоём холодильнике „кладбище“ мышей. Я в магазин и обратно. Приятного аппетита», — в конце всё закрепилось ровным сердечком и подписью «Твоя Наташа».