***
— То есть, ты считаешь, что это — нормально, Рудник? — у Ульяны усталый вид. На ней, помимо усталости — любимая кружевная ночнушка (любимая у Игоря, у Ульяны — одна из). На часах — 03.00. После полуночи. — Улечка, — тон голоса Гарика заставляет девушку поежиться от озноба, охватившего тело. — Не начинай, умоляю. Предкастинги, интервью, бешеный Егор… Поверь, это все никак не способствует нормированному рабочему дню. — Ты думаешь, что если я блондинка, то не догадаюсь посмотреть обновления в соцсетях? На уровне глаз Гарика оказывается телефон, на экране которого красуется компромат, вдребезги разбивающий все отмазки мужчины — пост какой-то «третьей девушки второго Макса из подтанцовки Дружинина» с подписью: «Тусим с милашкой Гариком». — Ладно, хорошо. Я заехал туда на полчаса. — Вот вроде 35 скоро, а придумывать отмазки ты так и не научился, — Ульяна разворачивается и идет в гостиную, где задувает две свечи, стоящие на столе. — Егор звонил мне часа три назад и спрашивал, где ты, потому что дозвониться до тебя было нереально. Скажи, милый — не надоело? В голубых глазах с легким оттенком серости сейчас больше непроглядной тьмы. И непонятно, из-за ночных теней ли это? В кого ты превратил девочку, Рудник? — Надоело, Уль. Прости меня, детка. Пылаева хохочет, накинув поверх острых продрогших плеч халатик. Ее глаза что-то пытаются найти в темных углах комнаты. Руднику внезапно становится не по себе, потому что где-то в глубине души он признается себе, что не сможет жить без этой хрупкой фарфоровой с глазами цвета дождливого неба. — Хочешь есть? — Не очень. — Окей, — она берет мусорное ведро из смежной с гостиной кухни и методично вытряхивает туда содержимое каждой тарелки. Как это символично — выбрасывать бездарно потраченное время. — Хотела сказать, что я прошла кастинг на «Танцы». Хотела поделиться с тобой этим, хотела отпраздновать. Но видимо, мои радости теперь — только мои. — Что? — вскипает Гарик. Его волосы, собранные в «пальму», смешно трясутся. В любое другое время Уля бы расхохоталась, наблюдая за этим. Сейчас же молчит. — Зачем тебе это нужно? Почему мне не сказала? — А ты и не спрашивал, - улыбка Ульяны горчит. Ульяна не умеет скрывать эмоции лицом к лицу с ним. — Мне нужен проект. Важен. Как и важна была твоя поддержка. — Ты даже не представляешь себе, какие это нагрузки, Уль! — взвивается Рудник, но после замолкает, чувствуя, как что-то больно резануло слух. — … была? Пылаева судорожно сглатывает, когда кулак Игоря с размаху впечатывается в стенку, сдирая костяшки до крови. — Перекись в ванной на полке, — бросает Ульяна отрывисто и идет в комнату, выкатывая из-под кровати ярко-красный чемодан. Единственное яркое пятно в ее жизни. После настает время свитера (ночь-то не слишком теплая) и брюк. Светлые волосы собираются в пучок, зарядка от телефона летит в сумку. Откуда-то из ванной доносится звон разбитого стекла. Истерика с непроницаемым лицом — вполне в духе Рудника. Ульяна идет в коридор, прикидывая в уме, пошлет ли ее Решетникова, если увидит на пороге в 4 утра? Ответ очевиден — не пошлет. Гарик выходит в коридор, придерживая травмированную кисть — по ней уже стекает кровь, перемешиваясь со стеклянным крошевом. Она давит в себе желание помочь этому непутевому — опять же будет долго заживать. Она уже давно привыкает к этому — он устал. Они устали. — Куда ты идешь? — его голос звучит неожиданно хрипло. — Уль, не сходи с ума, пожалуйста. — Я избавляю нас с тобой от лишних нервов. Ты же устал, Рудник, признай. Теперь ты можешь спокойно тусить без оглядки на меня. — К черту, — шипит Игорь, чувствуя, как в душе поднимает голову раздражение. Мозг и здравый смысл отключаются. — Вали к черту, Пылаева, без тебя и правда будет спокойнее дышать. Ульяна улыбается напоследок, едва сдерживая слезы, а после — выходит....
Игорь лежит на кровати, тщетно пытаясь заснуть. Не получается. За 6 лет выработалась стойкая привычка — обнимать ее во сне за тонкую талию (ему всегда казалось, что эту талию он может обхватить полностью двумя руками), иногда — перебирать светлые волосы, иногда — покрывать поцелуями острые плечи, вычерчивая указательным линию позвоночника (она всегда вздрагивала и разворачивалась, когда он доходил до середины, открывая ключицы. Ее ключицы всегда были его личным фетишем). За эти годы она стала его жизнью. Ее отражение танцевало на носочках в клетке его души, не прося пощады. Свободы. Просто существуя в нем. Он не смог понять, что может ее потерять....
Слезы застилают глаза Ульяны, пока она упрямо вертит рулем, изо всех сил стараясь не пропустить нужный поворот (еще и дождь начинается так «кстати»). Кто бы мог подумать, что эти отношения закончатся именно так. — Чертов Рудник, — разъяренно шипит Пылаева, сдувая прядь волос над лицом. Он просто напоследок показал, как ему П Л Е В А Т Ь. А ведь как она его любит — в ее сердце ведь некому больше существовать, кроме него. — Придурок. («Истеричка» — шепчет он в холодной кровати, пока ночной ветер гуляет по комнате). — Ненавижу. («Терпеть не могу»). Ульяна щурится, пытаясь разглядеть дорожную полосу (проклятый дождь), тихо матерится сквозь сжатые зубы. Она не знает, что делать, когда вдруг со встречной полосы вылетает машина и яркий свет ослепляет. Просто ничего не видно. Зато шум столкновения слышно прекрасно. Набатом в ушах, пыткой для барабанных. Зато ощущается боль (огнем по телу, по венам — холодом). А после — лишь темнота.***
Игорь сталкивается в коридоре школы с Мигелем и сухо ему кивает. — Эй, пальмочка, ты в порядке? — В полном, — тихо отвечает Рудник и идет вперед, как зомби. Ему просто нужно увидеть ЕЕ и убедиться, что все в порядке. Эта ночь стала одной из худших в его жизни. Когда в коридор из репетиционного зала выскакивает красная от напряжения Решетникова, Рудник стремительно приближается к ней. — Ты с таким лицом на меня прешь, что у меня аж коленочки застряслись. Что стряслось, красавчик? — Катя щурится, уперев руки в бока. Хореограф чувствует, что сердце падает в пятки. — Черт, Рудник, не тяни! — Она… не у тебя? — судорожно сглотнув, спрашивает Игорь. — Уля… — Так, а ну-ка все по порядку! … — И я думал, что она поехала к тебе, поэтому не стал искать, — мужчина заканчивает свой монолог, а у Решетниковой в душе борются сразу два желания — высказать Руднику все, что она о нем думает, или бежать и обзванивать всех их общих знакомых (смысл есть тревожить лишь Самошу, по-честному). — Молись, чтобы она была у Насти.***
Но ни у Насти, ни у еще 10 подруг (а вдруг?) Ульяны не оказывается. Игорь сидит на кухне в доме Макса и Кати и пишет всем подряд, в сотый раз набирая Ульяну — недоступно. — На, выпей. — Максим ставит перед Рудником эспрессо. — А то совсем паршиво выглядишь. Он лишь кивает и залпом выпивает горький напиток, даже не поморщившись. Почему-то обжигает горло, а после волнообразной болью откликается желудок. — Ты хоть ел сегодня? — сжалившись, спрашивает Решетникова. Ну не может она долго злиться. — Рудник, мать твою! — Нет, — мотает головой Игорь. — Времени не было. Слушай, Кать, может сразу в участок ехать, а? — Трех суток не прошло. Лучше думай, куда она еще могла поехать? — Может, из города рванула, а? — предполагает Максим, кусая губы. — Когда такое случалось без моего ведома, она всегда предупреждала Катю, — Гарик горько усмехается. А она ведь столько раз могла уйти от него, идиота. Могла, но не уходила, а он лишь констатировал факт и принимал, как должное. — Черт, вот найдется, под замок посажу. Чтобы больше не убежала никуда! — Сначала я вынесу ей мозг, — пыхтит Решетникова. — А то с такими стрессами и до лечебницы рукой подать. Телефон Игоря разражается монотонным звонком. Определитель показывает — номер неизвестный. Явно стационарный. — Не нравится мне все это… — Да, я Вас слушаю! — Здравствуйте, это Игорь? Меня зовут Алина, я из приемной больницы ***. Вам знакома Ульяна Пылаева? — Да, я знаю ее, — у Игоря в горле внезапно пересыхает. В унисон бледнеют Макс и Катя. — Она поступила к нам сегодня утром. — Я могу узнать, что с ней? — Для этого Вам нужно лично подъехать и побеседовать с врачом, — заученным текстом, словно машина, декламирует Алина. — Она… жива? — Игорь с силой сжимает кулаки, касаясь ободранной кожей поверхности стола. Неприятно холодит. — Да, что Вы! Но относительно ее состояния больше вы сможете узнать, лишь пообщавшись с доктором. — Я скоро буду.***
— Добрый день, меня зовут Болотов Анатолий Петрович. Ульяну Пылаеву привезли сегодня утром после автомобильной аварии. Сейчас все уже позади, у нее лишь сотрясение мозга, и... Катя и Макс остаются слушать, а Игорь врывается в палату. Он видит ее, сидящую на кровати и смотрящую потерянным взглядом. — Уля, — выдыхает он облегченно, застывая возле девушки. Руки трясутся, и больше всего хочется обнять ее сейчас и не отпускать. Чтобы больше так не пугала. — Гарик... — шепчет Катя, договорив с врачом, но он не слышит. Он осторожно берет ладонь девушки и касается ее губами. Ульяна судорожно дергает ею, пытаясь вырваться. — Прости меня, мудака, прости... — Гарик, послушай, — Решетникова касается плеча хореографа и разворачивает его к себе, когда Уля робко спрашивает: — Кто... вы? — Что? — У нее амнезия, Игорь. — Пылаева, серьезно? Сколько ты заплатила за этот тупой розыгрыш? Да, я виноват, — Рудник тяжело дышит, Рудник не может верить этой бредятине. — Прости, я все понял, этого не повторится! Уль, улыбнись, пожалуйста, все же... — После удара у нее и правда наблюдается потеря памяти, — тихо говорит врач позади них всех. — А вам, пожалуй, лучше оставить ее и пройти со мной. — Иди, я останусь, — Катя кивает Максу и Гарику, у самой в глазах блестят слезы. Игорь чувствует, как внутри у него что-то обрывается с противным треском. Как же все так получилось?