Путь

Алое закатное небо, стремительно чернеющее от востока и по кромке к догорающему солнечному костру, рассыпается по крупицам, оставляя после себя только пустую иссиня-черную крышку мира. Полумрак оседает на крышах домов, балконных перилах и сточных трубах. Темнота клубится под оконными рамами, прячется между черепицей и в дымоходах. Ночь только начинается. Последние багровые краски исчезают с небосвода. Остаются только безрадостные болезненно-зеленоватые разводы на западе. Да и они скоро пропадают, оставляя после себя черный, кажущийся донельзя хрупким купол — коснись его, и он распадется сгоревшим дотла бумажным цветком в твоих ладонях. Ультрамариновые оттенки неаккуратными потеками скользят по прогоревшим скатам. Быстро, мимолетной вспышкой, мигает первая звезда. Это Процион. Он появляется и тут же исчезает, чтобы вернуться и гореть до конца ночи. Малый Пес — первооткрыватель. Он скачет по небесному холсту, заливается воображаемым лаем, будя остальные созвездия. Звезды начинают появляться одна за другой. Ночь окончательно вступает в свои права. * Он просыпается резко. Вроде, ничего особенного не произошло — ни шороха одеяла спящего соседа, ни скрипа линолеума за будто бы картонной стеной общежития. Однако он вскидывает голову, задевая затылком настольную лампу и тот час же тихонько пробормотав под нос какое-то не особо цензурное ругательство, и начинает дышать так, будто только что убегал от самого воплощения тьмы. Сердце беспокойно стучит, запутавшись где-то в трахеях. Давно забытый страх темноты только-только растаявшим льдом скользит по ребрам, будто запускает свои костлявые пальцы в его нутро. Сзади шуршит пододеяльник. — Эй, Тим, ты чего? Тим оборачивается. Его сосед по комнате, севший на кровати, недоуменно моргает — раз-два — и начинает очень некультурно смеяться, сгибаясь пополам и хлопая себя по коленке. — Это ты чего? — юноша обиженно сопит, почесывая правую щеку. — Тебе, аха-ха, стоит поменьше учиться! — он задирает голову к потолку, теряющемуся в потемках; его плечи сотрясаются от смеха. Тим недоуменно подходит к окну, заменяющему зеркало в маленькой гипсокартонной коробке полтора на полтора, в которой проживают двое веселых студентов-физиков. На стеклянной поверхности отражается его собственное лицо, круглое и измочаленное, как смятый блин. Маленькие глаза, кажущиеся еще мельче в обрамлении припухших век, под вечно нахмуренными тонкими бровями, маленькие нос и рот и отпечаток небольшого участка электро-цепи вкупе с чернильными разводами формулы напряженности по принципу суперпозиции полей на покатом лбу — на красавца он сейчас явно не походит. Губы предательски кривятся, и через секунду студент заливается смехом вместе с соседом. За окном раздается убаюкивающее мяуканье. Смех резко прерывается. Второй студент подскакивает на койки и с воплем «Чертов кошак!» подбегает к окну, чудом не упав в своем коконе из одеяла. Тим, будто ударенный током, подпрыгивает и хватает друга за шиворот, не давая ему возможности вычислить аэродинамические свойства завернутого в вязаный плед тела в экстремальных условиях. Он дает второму подзатыльник. — С ума сошел, Марко? Это просто кот! Какой-то дурацкий кот, который,.. который… — Который что? Договаривай! Тим во все глаза смотрит на облезлого серого кота, с самыми желтыми из когда-либо виденными им глазами. Невозможно! Невозможно, чтобы это был… Кот вытягивает шею, будто подтягивается, и зевает, совсем как человек. … Тобимори, не показывающийся ему на глаза с той-самой ночи. — Кажется, этот «чертов кошак», — он изображает пальцами кавычки, — принадлежит Ампэро. Пойду, поймаю, отнесу. Должны же быть у меня какие-то привилегии перед старостой, раз я живу с тобой. Студент выскакивает из комнаты и запирает снаружи дверь прежде, чем разобиженный сосед заявит свои права на поимку кота, «ибо я первый заметил; у меня вообще глаз-алмаз!», или, что еще хуже, потащится к Ампэро Нарваэс, их скорой на расправу старосте с аллергией на кошачью шерсть. Он прислоняется к стене, пытаясь успокоиться. Впрочем, у него не очень-то хорошо получается. Забросив обреченные на провал попытки, Тим бредет к ближайшей пожарной лестнице, ведущей на крышу. Навыки из приюта дают о себе знать. Тим без труда забирается наверх по листовому железу. — Давно не виделись. Все полуночничаешь? — Кошачий пастух! Тим оборачивается. На какую-то долю секунды он хочет броситься вперед и повиснуть на его шее, вцепившись в полосатый свитер, но быстро подавляет в себе это желание. На то есть целых три причины: ему девятнадцать; он весит шестьдесят семь с половиной килограммов, и это явно больше, чем десять с лишним лет назад; наконец, тогда, десять с лишним лет назад, они расстались при не располагающих к дружеским объятиям обстоятельствах. Юноша закусывает внутреннюю сторону щеки и скорбно поджимает губы, опустив взгляд. — Хэй, ты чего? Все давным-давно прошло. И что это такое? — Кошачий пастух осторожно тыкает пальцем в лоб замершего любителя физики. — Да так, — студент трет лоб, тщетно стараясь вытереть засохшие чернила. — Какими судьбами? Пастух поводит плечами, отчего полоски на свитере забавно сминаются и разглаживаются. — Мокка хочет тебя видеть. И пока Тим не отмирает и не убегает обратно в общежитие, Пастух сажает его себе на спину и прыгает с крыши на ближайший балкон. * Тим считает, что помнит Ноктюрн. Он ошибается. Восторг, что он испытывает, разглядывая знакомых обитателей это странного, но, несомненно, чудесного мира, схож с исследованием чего-то неизведанного. Ноктюрн сильно изменился за эти почти одиннадцать лет, хотя, скорее всего, изменился он. Мелькающие перед глазами смутно знакомые образы Светляков, разбредающихся к фонарям, и Растрепальщиц, выворачивающих свои длинные суставчатые пальцы… вызывают дрожь. Он ведь вырос. Этот мир не для него. Впрочем, он быстро об этом забывает, попав в штаб Мокки. Глава Ноктюрна такой же, каким Тим его помнит. Ниже и мельче многих своих подчиненных, гораздо больше, чем другие, похожий на человека, он сидит за своим столом и сортирует чашки. Тим сначала умиляется, а потом выныривает из ненормально радужных мыслей и прокашливается в кулак, привлекая внимание к своей персоне. — Вы звали меня? Мокка отвлекается от своей внушительной коллекции фарфора и поднимает глаза на Тима. — Да, прошу, проходи и присаживайся. Я бы хотел поговорить с тобой по поводу работы. — Работы? — удивляется студент, присаживаясь в указанное кресло. — Да-да, работы. Техника на Маяке барахлит, а ты, вроде, в этом разбираешься, — глава Ноктюрна подает чашку с кофе. — Я разберусь, вы не переживайте, — Тим улыбается, с благодарностью принимая бодрящий напиток. — На постоянной основе? Юноша давится дивно приготовленным эспрессо. Мокка участливо протягивает салфетку. — Ноктюрн все равно не отпускает тех, кто проник в его тайну. А так — у тебя будут хорошие условия. — Я… стану частью Ноктюрна? А… как же мой университет? — Никак, — пожимает плечами собеседник. — Но я так не могу! — Тим вскакивает и разворачивается. — Найдите себе другого электрика. А я разберусь с Маяком и навсегда забуду сюда дорогу. Клянусь. Мокка качает головой, смотря ему вслед. Следующей ночью ему приходит записка. «Я ведь должен был жить здесь?» Он торопливо царапает ответ, проливая кофе на бумагу. «Да». К концу следующей смены приходит еще одна записка. «Я остаюсь». Мокка смеется, но назвать мальчишку лжецом не поворачивается язык. Тим больше никогда не уходит с Маяка.