Звезда оборотня

— Лунатик, а здорово, что мы опять вместе, как в старые добрые времена? — Сириус Блэк смеётся своим лающим смехом. Бродяга. Ремус улыбается. Он тоже рад. Рад, что Сириус счастлив. Но… он оглядывает комнату. Дом на площади Гриммо явно и давно заброшен. И Сириус почему-то не хочет наводить порядок. Неужели, специально? — Бродяга… — начинает он, но умолкает, видя глаза Блэка. Больные и какие-то потухшие. «Он все ещё там», понимает Люпин. Азкабан, страшное и ненавистное место. И его друг остался там. Его здесь нет, как бы он ни хотел думать обратного. И потому оборотень поспешно добавляет, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу. — Пойдём на кухню! Молли как раз готовит обед! — Пойдём, — оживляется Блэк. Глаза вспыхивают, движения становятся более энергичным…, но Лунатику хочется завыть от безысходности. Это все маска, притворство. И только он видит это. Они идут по коридору второго этажа, спускаются вниз. На цыпочках проходят мимо занавешенного портрета миссис Блэк. Мать Сириуса имела при жизни весьма здоровые легкие и у приятелей нет желания снова слушать то, что обычно кричит зловредный портрет. Вот и кухня. Сегодня немного людей — Молли Уизли, суетящаяся у плиты, аврор Кингсли, читающий газету. И Тонкс. Сердце Ремуса замирает. Он уже понял, что она ему нравится. Эти чувства всегда возникали только рядом с ней. Неуклюжая девушка-метаморф, ставшая все же аврором (как именно, он даже не мог представить). И племянница Сириуса. Люпин неслышно вздохнул и постарался сесть подальше. Ни к чему бередить раны. Она и он… это невозможно, никак. А, значит, ему стоит забыть. — Привет! — волосы Тонкс засияли жизнерадостным розовым блеском. Сириус широко улыбнулся племяннице. — Привет, племяшка! — он уселся за стол, где-по посередине между Тонкс и Ремусом. — Привет, — промямлил Люпин, утыкаясь взглядом в столешницу. Он краем глаза увидел, что в волосах метоморфини появилось несколько серых прядей. «Она расстроена?» — О, Сириус, Ремус, вы пришли как раз вовремя, — Молли быстро поставила перед ними тарелки с умопомрачительно пахнущим супом. — Все готово! Перед Тонкс и Кингсли появились такие же тарелки. Орденцы активно застучали ложками. Готовка Молли Уизли нравилась всем.

***

Он стоял в маленькой захламленной гостиной один. Сириус был занят своими делами — то ли кормил гиппогрифа, то ли общался с кем-то из орденцев. А Ремус просто сбежал. Как странно… вся его жизнь была отмечена проклятием, он давно смирился с тем, что у него не будет близких отношений ни с кем. Юность и Хогвартс остались далеко позади. Но почему сейчас ему хочется жаловаться на судьбу? Почему хочется яростно завыть, выплескивая горечь и боль наружу, в попытке ощутить хоть мимолетное спокойствие? Он знал. Нимфадора Тонкс. «Называйте меня просто Тонкс». Девочка из семьи, известной своим богатством и знатностью. И все члены этой семьи носили имена звезд. Как будто подчёркивая, что они особенные, выше остальных. Интересно, есть ли звезда по имени Нимфадора? Он бы не удивился… — Ты один? — как странно. Он не слышал, как она идёт. А ведь обычно даже не-оборотень мог услышать ее. Но не сейчас. Ремус поворачивается и замирает. Фиолетовые волосы. Грустная улыбка. Она знает. Тонкс медленно подходит ближе. А он… стоит, не двигаясь. И только мысли кружатся в голове «Почему все так?» — Ремус, — даже его имя она произносит нежно, будто поглаживая. Мужчина вздрогнул. «Нет, так нельзя». Люпин затравленно оглядывается, но другого выхода из комнаты нет. — Если хочешь сбежать, надо было сразу посмотреть все пути отхода, — горчинка в её голосе ранит не хуже ножа. Ремус зажмуривается. Но чувствует, как она останавливается совсем близко. — Почему ты убегаешь? — он понимает её без слов. Но ему нужны слова, чтобы ответить. Несколько тягучих минут, и… — Я оборотень, к тому же нищий, а ты… — он задыхается от острого чувства никчемности. Он прав. Нищий оборотень, изгой, он не достоин такой замечательной девушки. Но Тонкс, видимо, считала иначе. — Какое это имеет значение! — он вздрагивает от её крика. И шокировано распахивает глаза. Она стоит, сильно сжав кулаки и яростно глядя на него. И волосы — они горят ярким красным пламенем! — Ты ведь любишь меня, я знаю! И я тоже! — Нет! — не в силах принять правду, он выбегает из комнаты, почти оттолкнув девушку. Это неправда! Неправда! Но на сердце все равно остаётся осадок…

***

С тех пор он сторонится девушки. Он убедил себя, что так будет лучше для них обоих. Но… серые пряди в её волосах, горькая улыбка, тоска в глазах — он видит это день за днем. И чувствует, как его сопротивление потихоньку тает. Немного, совсем чуть-чуть…, но все же. А потом произошло это. … Дверь Больничного крыла Хогвартса распахивается, когда он, задыхаясь от быстрого бега, вваливается внутрь. И останавливается, растеряно смотря на открывшуюся сцену. Билл Уизли лежит и на лице явно видны следы когтей. Ремус хорошо знает эти отметины — Фенрир! Значит, Билл… В голове помутилось. Мир отдалился, будто перед глазами поставили стеклянную преграду. Он отстраненно обсуждал предательство Снейпа и смерть Дамблдора. Но мысли были только об одном — неужели Билла ждёт такая же судьба, как и его? А как же Флер? Ведь они собирались пожениться? Люпин не смотрел в сторону Тонкс, боясь сорваться. Двери Больничного крыла резко распахнулись, заставив всех испуганно вздрогнуть: в палату торопливо зашли мистер и миссис Уизли, а следом за ними Флер с искажённым ужасом прекрасным лицом. Ремус почувствовал, как сердце упало куда-то вниз. Почему, ну почему так произошло? — Молли, Артур, — воскликнула профессор МакГонагалл, вскакивая и бросаясь им навстречу, — мне так жаль… — Билл, — прошептала миссис Уизли, увидев изуродованное лицо сына, и метнулась мимо МакГонагалл к его кровати. — О, Билл! Люпин и Тонкс торопливо встали и отступили в сторону, чтобы позволить мистеру и миссис Уизли приблизиться к Биллу. Миссис Уизли склонилась над сыном, коснулась губами его окровавленного лба. — Вы сказали, что на него напал Грейбек? — встревоженно спросил профессора МакГонагалл мистер Уизли. — Но ведь он не преобразился? Так что же это значит? Что будет с Биллом? — Пока мы этого не знаем, — ответила профессор МакГонагалл, бросая беспомощный взгляд на Люпина. — Какое-то заражение, вероятно, произойдёт, Артур, — сказал Люпин. Он старался, чтобы его голос звучал уверенно. Может, это окажется правдой. — Случай редкий, быть может, уникальный… Не ясно, как поведёт себя Билл, когда очнётся… Миссис Уизли отобрала у мадам Помфри остро пахнущую мазь и начала сама покрывать ею раны Билла. — А Дамблдор… — продолжал мистер Уизли. — Это правда, Минерва?.. Он действительно… Профессор МакГонагалл кивнула, и в этот же миг Ремус обратил внимание на Флер, которая, замерев, вглядывалась в Билла. — Дамблдор погиб, — прошептал мистер Уизли, но миссис Уизли могла сейчас думать только о сыне. Она заплакала, слёзы её падали на изуродованное лицо Билла. — Конечно, какая разница, как он выглядит… это н-не так уж и важно…, но он был таким красивым м-мальчиком… всегда таким красивым… и с-собирался жениться! — А это ещё что такое? — внезапно и громогласно осведомилась Флер. — Что значит — собиʼгался? Миссис Уизли повернула к ней залитое слезами, испуганное лицо. — Ну… только то… — Думаете, Билл не захочет тепеʼгь взять меня в жёны? — гневно спросила Флер. — Думаете, 'газ его покусали, так он меня и 'газлюбит? — Нет, я совсем не об этом… — И пʼгавильно, потому что он захочет и ещё как! — заявила Флер, распрямляясь во весь рост и отбрасывая за спину длинную гриву белокурых волос. — Чтобы помешать Биллу любить меня, тʼгебуется кое-что покʼгуче какого-то обоʼготня! — Да, да, конечно, — торопливо подтвердила миссис Уизли, — просто я думала, может быть… раз он теперь… то как же… — Вы думали, что я не захочу за него выйти? — гневно раздувая ноздри, спросила Флер. — Что меня интеʼгесует одна его внешность? По-моему, моей кʼгасоты вполне хватит на нас обоих! А все эти шʼгамы показывают только, как отважен мой муж! Пустите, я сама! — яростно воскликнула она, отталкивая миссис Уизли и вырывая из её рук мазь. Миссис Уизли отпрянула назад, к мужу, и с растерянным видом наблюдала, как Флер обрабатывает раны Билла. Все молчали. Ремус чувствовал напряжение внутри, понимая, что ещё немного и… — У нашей тётушки Мюриэль, — произнесла после долгой паузы миссис Уизли, — есть редкой красоты диадема… гоблинской работы… Я не сомневаюсь, что уговорю её одолжить эту диадему вам на венчание. Знаете, она так любит Билла, а диадема очень пойдёт вашим волосам. — Спасибо, — чопорно ответила Флер. — Увеʼгена, это будет кʼгасиво. А через миг две женщины уже плакали, обнимая друг дружку. Люпин понял, что не может тут находиться. Эмоции слились в клубок, состоящий из отчаяния, разочарования, облегчения и… надежды. Он видел, как Тонкс поворачивается к нему. И знал, что она хочет сказать. — Видишь! — она произнесла это сдавленным голосом, гневно глядя на него. — Она всё равно хочет выйти за него, пусть даже он и искусан! Ей наплевать на это! — Тут другое, — едва шевеля губами, ответил напрягшийся вдруг Люпин. — Билл полным оборотнем не станет. Это два совершенно разных… — Да мне-то что, какое мне дело? — воскликнула Тонкс, хватая Люпина за отвороты мантии и встряхивая его. — Я миллион раз говорила тебе… Ремус с трудом сглотнул слюну, чувствуя, как тает его решимость и сопротивление. Ну зачем она так настаивает? Неужели не понимает, что он не может бегать вечно. Хотя… наверное, понимает. Потому и говорит. — А я миллион раз говорил тебе, — произнёс он, стараясь не встречаться с Тонкс взглядом, — что я слишком стар для тебя, слишком беден… слишком опасен… — Сколько раз я тебе повторяла, Ремус, ты ведёшь себя просто смешно, — объявила миссис Уизли через плечо Флер, которую она продолжала гладить по спине. — Ничего не смешно, — не сдавался Люпин, собирая последние крохи сил. — Тонкс заслуживает кого-то помоложе и поздоровее. — Да ведь нужен-то ей ты, — сказала, слабо улыбнувшись, миссис Уизли. — И в конце концов, Ремус, человек молодой и здоровый вовсе не обязательно навсегда таким и останется. И она печально повела рукой в сторону лежавшего между ними Билла. — Сейчас… сейчас не время говорить об этом, — сказал Люпин, горестно обводя взглядом палату, но избегая при этом чьих бы то ни было глаз. — Дамблдор мёртв… — Дамблдор был бы счастливее всех, зная, что в мире прибавилось хоть немного любви, — резко сказала профессор МакГонагалл, и при этих словах больничная дверь распахнулась снова — вошёл Хагрид — сказать, что все готово. Хоть это и был неважный предлог, Ремус с облегчением сбежал оттуда. Он знал, что его силы иссякли. И если Тонкс снова подойдёт к нему… он не сможет отказать.

***

Она нашла его позже, когда он сидел у края Астрономической башни, бездумно глядя на звезды. Мысли текли тяжёлым и вязким потоком. Дамблдор мертв. Снейп предатель. Билла покусал Грейбек. И Тонкс…   — Я знала, что ты будешь здесь, — она опять подошла неслышно. Или это он просто слишком задумался? Но Ремус не обернулся, продолжая смотреть на звезды. — Интересно, а есть ли звезда по имени Нимфадора? — неожиданно спросил он, слыша ее дыхание. Оно на секунду замерло, а затем… Тонкс засмеялась. Радостным и счастливым смехом. — Не знаю. А ты бы хотел? — девушка откуда-то знала, что Ремус сдался. Он больше не будет убегать от нее. — У меня уже есть звезда. И другая мне не нужна, — он повернулся к ней, широко улыбаясь. И чувствуя облегчение. Все правильно, она его звезда, волчья звезда. И другая ему не нужна.