pink tape

wanna one — flowerbomb

Ладонь в ладони, громкий смех, сбитое дыхание, развевающиеся при беге рыжие волосы - Джихуну нравится этот цвет. Он переливается огнем, вспыхивает под фонариками, отливает медью. Он уже столько раз хотел сказать, как этот оттенок ей идет, но каждый раз лишь издевательски посмеивается, обзывая мандаринкой или ведьмой. — Ты можешь пошевелиться, мы опаздываем! — недовольно кричит Мина, не сбавляя быстрого шага. — Итак из-за тебя пропустили представление. — Уж извините, но это ты потащила меня на те водные горки, — фыркает Пак, удобнее перехватывая девичью ладошку. — И это ты стащила у меня дождевик. — Мог бы походить с мокрой футболкой, твои соски были бы рады познакомиться с окружающими, — хохотнула Мина. — Скажешь еще хоть слово о моих сосках - потащу тебя домой. Они протискиваются сквозь толпу, не отпуская друг друга. Мина расталкивает прохожих, а Джихун, ведомый ею, успевает лишь неловко улыбаться и извиняться перед людьми. Он смотрит на сплетение их пальцев, на то, как Мина время от времени оборачивается и с сияющими глазами и с самой яркой в своем запасе улыбкой вновь повторяет о том, что их ждет впереди. И ждут их не только праздничные фейерверки, но и то, на что Джихун месяцами решался, собирая крупицами смелость от каждой встречи с новой соседкой. — Боже, Джихун, смотри, какие милости! - Пак, перематывающий в голове воспоминания прошедших (не)свиданий, не успевает вовремя отреагировать и врезается в спину подруги. Но успевает поймать ее и спасти от падения вниз. — Что же ты такой неуклюжий, а, — неловко под нос бубнит Мина, что он бы и не услышал, не будь их лица в столь пугающей близости друг от друга. — Извини, — тихо шепчет шатен и усилием воли заставляет себя отвести взгляд и выпустить соседку из объятий. Он чешет голову в смущении и пытается вернуть разговор в прежнее русло: — Вообще, кто бы говорил, непоседа! И вот почему он всегда говорит глупости? Почему не получается держать язык за зубами? — Все волшебство момента испоганил, — скрипит зубами Мина, отворачиваясь. — Чего? — Говорю, хватит мечтать, хрюшка. Пошли, скоро начнется. Она снова ведет его вперед, к набережной, забыв о лавке с сувенирами. — Обиделась? — спрашивает Джихун осторожно, выпуская пальцы подруги и приобнимая за плечи. Это стоит ему минуты уговоров самого себя, тысячи нервных клеток и нескольких пропущенных ударов сердца. А сколько выдержки уходит на то, чтобы рука, сжимающая хрупкое плечо, не дрожала. — Эй, ну не куксись, иначе щечки затискаю. — С чего это вдруг? — бубнит Мина. — Ты милая. Девушка неожиданно замирает, к счастью и удивлению Джихун в этот раз успевает остановиться тоже. Мина хлопает быстро-быстро глазами, поджимает губы, и он не сдерживается. — Ну точно милашка, — он, как и десятки раз до этого, теребит подругу за щеки, но через пару секунд не знает, куда себя деть от смущения. Почему-то именно сегодня всё не так, каждое прикосновение приобретает куда больший смысл, каждый взгляд заставляет не дышать на раз-два-три. Джихун стал слишком восприимчивым, надо скорее дойти до этой злополучной набережной и сказать Мине все, как есть, пока над ними будут сверкать десятки разноцветных огней. Как-то раз мимолетом она поделилась, что любит подобные сцены признаний в дорамах. Джихун это запомнил и ждал момента. — Хорошо, мандаринка, нужно все же поторопиться, — он берет чужую ладошку в свою и теперь сам ведет девушку. — Мы не должны пропустить фейерверк. Он должен это сделать. Произнести "ты мне нравишься" под треск взрывающихся огней, чтобы она обязательно поняла, прочитала по губам. Чтобы цветы, расцветающие на небе, стали свидетелями, чтобы эта ночь стала особенной, чтобы как она мечтала. И обязательно смотреть в глаза напротив, чтобы она увидела свое отражение в его глазах. Они останавливаются там, где людей не так много, и куда не достают лучи фонарей. Прячутся за большим лиственным деревом, прижимаются друг к другу плечами и задирают голову, ожидая фейерверк, который начнется с минуты на минуту. Мина прижимается щекой к плечу друга и вздыхает облегченно. Их пальцы все еще переплетены, и от этого у Джихуна на душе так тепло, что улыбка не сползает с лица, а сердце не желает замедлять быстрого темпа. Когда первые огни зажигаются, а Мина с улыбкой ребенка глядит на ночное небо, Джихун выдыхает отрывисто. Вот, сейчас, еще секунду, он наберется еще немного смелости, сейчас... — Ты мне нравишься, Пак Джихун, — на выдохе ни то шепчет, ни то кричит Кан. — Еще с тех пор, как мы столкнулись на лестнице, а собачка мисс Ким хотела меня укусить, и ты мне помог, и вещи донести помог, и... Она ещё что-то тараторит, мнется, краснеет, и румяные щёчки видно даже в этом плохо освещенном месте. У Джихуна когнитивный диссонанс, потому что он тут готовился, набирался смелости, репетировал целую неделю перед зеркалом, телефоном и Уджином (что впоследствии оказалось не самым лучшим решением в его жизни, потому что лучший друг на то и есть лучший друг, чтобы при любом удачном случае цитировать и кривляться). Он выбирал время, место, специально незаметно подкинул соседке брошюрку, чтобы она загорелась идеей, три часа подбирал одежду, чтобы не было заметно, что он готовился, даже напшикался одеколоном с её любимым запахом, а она стоит и заявляет, что он ей нравится? Да ещё и с тех пор, как он с удовольствием дал пинка под зад ненавистной собаке мисс Ким? — ... недалекий, поэтому пришлось самой... Пак хватает Мину за щеки и щипает их поочерёдно, заставляя ту возмущённо запищать, затем обхватывает ладонями личико девушки так, что оно мило скукожилось, а губы превратились в утиные. — И вот почему ты такая нетерпеливая? — вздыхает он. — В смусли? — пыхтит Мина. — Не скажу. — Джихун показывает ей язык и отворачивается с лёгкой улыбкой, потому что круглые глаза подруги того стоят. — И сюрприза никакого не будет. — Что? Пак Джихун, какого... — Тихо, смотри! В небо летят искры огней, взрываются и освещают реку, набережную, заполняя грохотом все пространство, вокруг радостно кричат люди. Мина забывает обо всем и с открытым ртом смотрит, как зажигаются самые красивые цветы на небосводе. Джихун же видит только её восхищенные глаза и глубокие ямочки на любимых щечках. Пак обнимает её со спины, заставляя соседку вздрогнуть, устраивает подбородок на чужом плече и прижимается щекой к девичьей шее. — Ты мне тоже нравишься, Кан Мина, — шепчет в самое ушко, чтобы только между ними, и чтобы запомнилось надолго.