Смех

От её смеха по коже пробегает нервная дрожь. Чувство, что к голове приставили лед. Не пистолет, дуло которого в упор направлено тебе в висок, а именно холодную глыбу льда, с заточенным острием на конце, чтобы воткнуть до конца, дать почувствовать безысходность своего положения. Она смеется, делает это так безмятежно, будто ничего не задумала. Так, словно она чистейший человек на земле и имеет лишь светлые, непорочные мысли… Но он знает, видит на сквозь. Поганое желание овладеть Райвелем, его разумом. Полностью подавить его самооценку, заставить стоять на коленях перед Микасой. Он видел ее на сквозь, хоть ему все говорили, что это не так и лучше сходить к психиатру. Ему не нравится ее смех. Он вызывает неприязнь к девушке. Он подвластен ей и это пугает. Хочется тот час оттолкнуть Аккерман от себя и пойти быстрым шагом домой, не оборачиваясь. Знает, как будут смотреть в спину серые глаза — точно, в упор. Осознавать, что брюнетка кривиться, переступая через свою гордость, сильно растягивает губы в подобие радостной, приветливой улыбки и вовсе тихо шепчет, уже в безмолвную пустоту, ведь никого рядом нет, невесомое слово: « Прости». Райвелю плевать на извинения, они ему не нужны. Улыбка фальшива, наигранна. Бесит. Но… он сидит рядом с ней на скамейке и молчит, отчаянно отводит глаза в сторону курлыкающих голубей, пытается сосредоточиться только на их нелепом говоре, ибо боится. Ему не хочется соприкасаться взглядами с опустошенными зрачками девушки. Боится и от этого бесится.

***

«Микаса Аккерман. Годы жизни 2*** — 2***. Твой смех пугает, а улыбка раздражает… Ненавижу.»

Именно он заказал деревянный гроб, именно он сказал выгравировать надпись на камне умершего человека. Райвель несет полную ответственность за ее содержание. Он поскупился потратить много денег, лишние затраты ни к чему. А все потому что… любил. Любил, когда со страхом и ноющей болью в груди, заваривал по утру брюнетке чашку кофе и приносил в постель.

***

Осень. Умиротворенность в природе, мыслях, себе… Все выглядит настолько блаженно и поразительно, что трудно поверить — правда или же нет, твое воображение решило потешиться. Совсем незатейливо со стороны, словно так должно быть. Солнечные лучи игриво спускаются на землю, с желанием поскорее спрятаться средь увядающей листвы, а затем бегло пробежаться по шляпам горожан. Отдавало счастьем и некой свободой без фальши, без неё. Он один. Бродит по осветленным солнцем улочкам. Извилистые дорожки, посыпанные гравием, приводят его прямо к тому месту, где ровно месяц назад он сидел вместе с Микасой на скамейке и отводил от девушки взгляд, дабы не встретиться с ее улыбкой и не услышать раздражающий смех.