Дальше

      Несколько иссушенных веток и собранный в округе мусор поверх старых углей вряд ли можно было назвать костром или даже костерком. Я сидела перед ним на обломке деревянной стены давно заброшенной полуразвалившейся хижины, от которой остались три с половиной стены, проржавевшая сетка от кровати, табуретка без одной ножки и почти целый шкаф с золочёными виньетками. Мой приют в последние сутки.       Рука привычно покоилась на рукояти револьвера, другой я так же привычно обнимала колени, утыкаясь в них лицом. То, что тлело передо мной в небольшом углублении, обложенном черепками разбитой миски, не давало никакого света и тем более тепла, но мне так нравилось. Нравилось, когда я была не одна.       Хотя… не к этому ли я стремилась последнюю неделю?       Скоро должно было стемнеть. Небо потухло, утратило краски — стало серым, полумёртвым. Почти как я. Тело сковывала усталость, но даже она была мне приятна, если вспомнить пережитое за последнее время — так бывает после хорошо и качественно проделанной работы.       Рядом донёсся шорох, и я подняла голову, настороженно прислушиваясь. Как же отличались здешние звуки от привычного Содружества! Этот обманчивый шелест, когда ветер гонял по растрескавшейся выжженной земле клубки, свёрнутые из мусора, сухой травы и пыли, мне часто напоминал чьи-то шаги. Вкрадчивые, тихие и неторопливые шаги опасности.       Я ждала.       Сбежать от моих конвоиров оказалось настолько легко, что я даже была разочарована.       Я строго-настрого приказала Хэйлин не крутиться возле меня больше — подозрения ей были бы ни к чему, если учесть, что я задумала. Размышляя, какова будет реакция Мэксона, меня пробирала нервная дрожь, становилось не по себе. Подозреваю, что Хэйлин пришла бы ко мне на помощь по первому зову едва ли не в ту же секунду, не смотря ни на что.       Вернее, помощи-то я всё же попросила, и не так уж и мало, если подумать.       Винтокрыл начал снижаться, когда показалась очередная дозаправочная станция. Один из моих охранников подозрительно посмотрел на меня, но я так старательно хранила туповато-безучастное выражение лица всю последнюю неделю, что мне в конце концов поверили, и даже освободили от наручников. Это было любезно с их стороны, хотя и вовсе необязательно — с наручниками я бы справилась сама, благо при мне был прощальный подарок Хэйлин: целая коробка шпилек.       «Тебя начали уважать ещё больше»       Возможно. По крайней мере насмешливые и многозначительные взгляды-выстрелы в мою сторону прекратились.       Я сверилась с картой — мы едва пересекли границу того, что когда-то называлось округом Колумбия, а теперь именовалось Столичной Пустошью. Ещё в воздухе, глядя из кабины винтокрыла на равнину, покрытую ровным кружевом трещин, я понимала, почему это место — Пустошь. Хэйлин была права — столица пострадала гораздо больше, чем Содружество, но по какой-то извращённой иронии оно было населено гораздо плотнее, организованнее. Как будто люди пытались доказать свою странную необъяснимую тягу к разрушению.       Я вздохнула.       Мне когда-то приходил вызов из другого колледжа — я могла бы получить иное образование, если бы не встретила Нейта. Не думаю, что мне бы помешало ещё что-то, кроме Нейта, ну и Шона, родившегося слишком быстро после нашей встречи. Как результат — я выбрала юридическую школу Бостонского колледжа и ни разу не бывала в округе Колумбия, а в самом Вашингтоне тем более. Может, именно поэтому вид столицы, лежащей в наполовину засыпанных пылью и мусором руинах, меня не поверг в такой же трепет, как вид Сэнкчуари-Хиллс.       Надо было спешить. Мой путь лежал намного дальше нашей предполагаемой конечной остановки. Если придётся весь путь преодолеть пешком — я это сделаю, не впервой. Но спешить и правда надо было — вдали, почти сливаясь с горизонтом и рваными облаками, показалась тонкая игла мемориала Джефферсона. За ней пятиугольным пятном лежала Цитадель — пока видна лишь с воздуха, но скоро…       «Из Цитадели нет выхода. Спросила бы об этом у самого Мэксона. Уж он-то об этом знает лучше других»       Рыцари выпрыгнули на землю, пилот, внимательно глянув на меня, тоже вышел. Я нарочито медленно потянулась, откинула спинку своего кресла назад и принялась кутаться в покрывало, словно собиралась подремать.       Больше меня не трогали, и, ещё пару минут послушав скупые разговоры снаружи, я осторожно выползла из-под покрывала и проползла к оружейному контейнеру. Нашарила в рукаве шпильку, вытянула её и принялась шуровать острым концов в замке, старательно ощупывая его чёрную внутренность, подцепляя крошечные язычки и прислушиваясь к их движению внутри механизма — поддаётся ли этот? Или тот? Или вот этот?..       Наконец раздался щелчок, который перепугал меня и заставил едва ли не распластаться на полу от испуга. Я прижала руку к груди, пытаясь отдышаться, опасливо посмотрела наружу. Но, видимо, этот оглушительный щелчок замка никто кроме меня не слышал.       Я запустила руку в контейнер, чуть ли не по самое плечо. Меня не интересовали ни коробки с ядерными батареями, ни запчасти к штатному оружию, потянулась дальше — туда, где под всеми залежами, закопанный и спрятанный небрежно и оттого очень даже надёжно, лежал инъекционный карабин и аккуратно перемотанные липкой лентой снаряды для него.       Спасибо, Хэйлин. Ещё раз.       Не понимала никогда, почему они называются «шприцы» — это же скорее маленькие ампулы с крошечной пружинкой внутри.       Я размотала ленту, матерясь сквозь зубы на её громкий хруст. Загнала одну такую ампулу в патронник, передёрнула затвор, не имея ни малейшего понятия, каким будет эффект от выстрела. Ампулы были явно кустарны, не подписаны и — я очень надеялась — достаточно безопасны. Если бы я не хотела обойтись без крови, то просто пристрелила своих конвоиров из своего же револьвера… Кстати, где он?       Я пошарила в контейнере, достала со дна револьвер, новую перевязь. Намотала на руку — потом разберусь с этим, а пока…       — Эй! Ты чего там…       Он не договорил. Я нажала на спусковой крючок. Раздался негромкий хлопок — и рыцарь коротко ахнул, инстинктивно схватившись за живот. На его лице отразился ужас — возможно, рассчитывал увидеть там страшное пулевое ранение. Но нет. Он всего лишь стряхнул с формы маленький кусочек пластика, рассеянно почесал живот и перевёл на меня стремительно стекленеющие глаза. Губы его расплылись в бессмысленной улыбке.       — Иди отдохни, — миролюбиво предложила я своему конвоиру, и тот, радостно кивнув, отвернулся и ушёл.       Я даже не сдержала улыбку.       Любят шутить в Добрососедстве, а уж с особенными веществами кое-кто любит шутить особенно. Я бы не удивилась, если бы жертва моего выстрела вприпрыжку побежала по Пустоши, напевая про то, как прекрасна жизнь. И собирая воображаемые ромашки.       Ампул хватило на всех с лихвой. Когда мои конвоиры вместе с пилотом разбрелись в разные стороны, как счастливые тараканы, я, уже не скрываясь, вытряхнула из коробок патроны и рассовала их по подсумкам. Вытащила карабин, мельком осмотрела его и закинула за спину. За привычными отточенными движениями даже думать не хотелось о том, что Мэксон сделает с теми, кто невольно пострадал от меня — его реакция может быть непредсказуемой. Усилием воли я подавила чувство вины.       А что он мог сделать со мной? Однажды он уже был очень близок к тому, чтобы пустить мне в голову пулю. В случае неудачи моя последняя выходка, вероятно, действительно станет последней.       Я встряхнула головой, затянула ремни перевязи, покрутилась в ней, попрыгала — вроде нормально. Взглянула на мигающую точку на мониторе пип-боя, с которой я почти не сводила глаз в последние дни.       Держись, Данс. Держись, солдат, я иду.       У меня имелись все необходимые координаты, но ориентироваться в Столичной Пустоши я могла лишь по чужим отметкам. Это серьёзно осложняло задачу. Почти не отрывая глаз от карты, я бежала, стараясь держаться одного ритма. Сквозь пыльник дышать было трудно, но без него — ещё хуже. Пыли здесь было ещё больше, чем в Содружестве. Невообразимо больше.       Занимался рассвет — такой же пыльный, как и вся Столичная Пустошь, когда я наконец вошла в эти три с половиной стены, и почему-то сделала это через уцелевшую дверь. Меня не смущали неполные стены, зато у хижины остались в целости крыша и пол — так что я могла не опасаться хотя бы дождя и крыс.       Я прислонилась к стене и сползла по ней на пол, вытащила револьвер, удобно пристроив пальцы к рукояти, и положила на колени, чувствуя успокаивающую тяжесть оружия. После безостановочного перехода усталость мгновенно сковала конечности, сделав их свинцовыми, и я мгновенно уснула, найдя относительно удобное положение.       Прежний обитатель хижины смирно лежал в своём углу, и мне совершенно не мешал. Судя по заросшему паутиной кострищу в центре хижины, он не мешал ещё немалому количеству таких же путников — на протяжение по крайней мере двухсот лет.       К исходу второго дня я сидела, не глядя на едва тлеющие угольки, и ждала. За стенами шуршал ветер, увлечённо играя с обрывками пакетов. Иногда кусок мятого полиэтилена приносило сквозь неполную стену хижины, и я раздражённо отмахивалась от него. Пустошь наполнялась своими звуками, оживала нечисть, порождённая радиацией. Я не знала, чего ожидать на незнакомой территории, и от этого чувствовала себя маленькой и слабой.       Одинокой.       Я взглянула на офицерскую форму Братства Стали, свернутую в аккуратный валик. Перевела взгляд на потрёпанную кожу своей куртки. С тех пор, как я надела эту форму, пришлось пройти немалое расстояние, и почти всегда со мной был Данс.       Теперь больше не было этой формы. И не было Данса.       Было одиночество — мерзкое, липкое, отравляющее. А сейчас — особенно. Только и осталась — эта крошечная зелёная точка, мигающая на мониторе.       В легкомысленное шуршание ветра и далёкое чавканье (гули?) вплелось что-то ещё — не менее легкомысленное и далёкое насвистывание. Я даже узнала эту мелодию: «Ты — атомная бомба, детка». Эта глупая мелодия всегда меня бесила, но я, не двигаясь, продолжала сидеть на месте, глядя в собственные колени и слушая надоедливое насвистывание.       — Туннельные змеи рулят! — громко и радостно объявил знакомый голос. Я ждала чего-то подобного, но всё равно вздрогнула от испуга. Громкие звуки на Пустоши — одна из самых неумных вещей, которые можно только сделать.       Худощавая фигура вошедшего радушно раскрыла мне объятия, приклад снайперской винтовки качнулся над плечом как флагшток без самого флага.       — Не мельтеши, Маккриди, — сказала я вместо приветствия. — Сядь и заткнись, ради бога.       Снайпер скинул винтовку и усмехнулся.       — Я думал, цыпа, ты обрадуешься, когда увидишь меня. — Маккриди помолчал секунду, осмотрелся — его шаги похрустели куда-то к дальней стене, в темноту. — Не густо здесь, — услышала его голос.       Что-то зашуршало и затрещало там, в тёмном углу, где исчезла компактная фигура в неизменном плаще. Через некоторое время он вернулся, подтащил к едва видному костру полуистлевший спальник, отряхнул его, критически оглядел и уселся, довольно крякнув.       — Что? Ему уже не нужно, — словно оправдываясь, сказал он и махнул рукой в сторону. Там смутно белела кучка костей прежнего хозяина этого жилища.       Я покачала головой и впервые улыбнулась.       — Рада тебя видеть, Маккриди. Кстати, ты первый, кому помешал этот бедолага.       — Угу. Наконец-то. Заметила, цыпа… А есть что пожрать?       Я кивнула на пакет с сублимированной едой. Мерзость, если честно, но сейчас выбирать не приходилось. Маккриди, видимо, был со мной согласен.       — «Просто добавь воды», фу, — скривился он. — Больше ничего нет?       — Ну извини, — саркастично проговорила я. — Знала бы, что ты придёшь, блинчиков бы напекла.       — Ты знала.       Он взял пакет двумя пальцами, открыл его, понюхал и отложил в сторону.       — Что-то расхотелось, — он откинулся на спину, улёгся и сдвинул кепку почти на глаза. — Я бы подстрелил что-нибудь на ужин, только местная дичь тебе придётся не по вкусу.       Я видела «местную дичь», о которой говорил снайпер — мерзкое розоватое существо с уродливой головой (возможно, даже не с одной?), проворно шлёпающее по грунту шестью конечностями, каждая из которых заканчивалась человеческой ладонью. От одного его вида накатывала волна отвращения, не говоря уже о запахе. Когда существо бежало, то эти ладошки, шлёпая по земле, издавали забавный звук аплодисментов. Оно пробежало-прошлёпало вдали от меня, даже не заметив, но всё равно было мерзко.       — И это ты ещё тутошних когтей смерти не видела, — словно услышав мои мысли, глухо и насмешливо проговорила кепка из своих глубин. — Они здесь побольше, чем ваши.       — Что за глупость? — я криво усмехнулась. — Наши когти, ваши… Как будто мы их специально разводим. Они вообще от своих гнёзд редко отходят, и, если к ним не лезть, вполне себе можно мирно сосуществовать. Почти, — подумав, добавила я. Маккриди, приняв горизонтальное положение, начал засыпать, но мне не терпелось отправиться дальше — мигающая на пип-бое точка будто подгоняла.       — Роберт?       Кепка досадливо вздохнула, сдвинулась обратно на голову, являя миру недовольное лицо. Маккриди поднялся, сел.       — Ну да, ну да… Теперь тебе поговорить захотелось. Слушай сюда, цыпа. Я, между прочим, сюда почти всё время пешком добирался. Меня не привезли, как королеву, на летающей хрени. Устал.       — Роберт, — повторила я, и как-то само собой получилось улыбнуться, — спасибо тебе.       Он потёр глаза, мимолётно улыбнулся, отчего его усталое лицо смягчилось и стало почти привлекательным.       — Да ладно уж, чего там… Это ж я тебе по гроб жизни благодарен. Или, ты думаешь, иначе я бы рванул по первому свисту куда-то к чёрту на рога?       Это определённо было так, и именно поэтому моей последней просьбой к Хэйлин было наведаться в Добрососедство — не только для того, чтобы потом тайно подложить в оружейный контейнер винтокрыла инъекционный карабин с ампулами… неизвестного происхождения, но и навестить ещё кое-кого, чтобы передать просьбу о помощи. Возможно, с моей стороны это было очень самонадеянно — позаботиться не только об оружии, но и о проводнике. Да, скорее всего, это и было самонадеянно. Даже нагло. Но у меня не было выбора.       Теперь этот «кто-то», откликнувшись на просьбу, сидел передо мной и даже был рад встрече — хоть и протопал через весь округ пешком.       Мы были знакомы примерно столько же времени, сколько я помнила с момента своего появления в разрушенном Содружестве. Сама не знаю, зачем я затеяла тот разговор с полупьяным наёмником — может, потому что относительно чистый кабак в Содружестве был редкостью, и мне не сразу захотелось упасть от усталости и уснуть. Может, я была не в себе — потому что как-то очень, очень внезапно обнаружила, что стала беднее на две сотни крышек, но богаче на целого снайпера.       Отдать назад крышки Маккриди отказался и упрямо потопал со мной — раз уж мы заключили сделку. Что и говорить — хоть с напарниками мне всегда везло. Правда, в случае с Маккриди я это поняла не сразу. Он стал мне очень неплохой огневой поддержкой, но назвать другом такого говнюка — не поворачивался язык.       Я невольно улыбнулась, когда воспоминания о тех днях пронеслись в голове. Мы ругались едва ли не каждую минуту, я даже простила ему (и себе) те самые крышки, но он не уходил, повторяя, что работа есть работа и он намерен её выполнить. Маккриди бесил — своей манерой называть меня «цыпой», насвистывать глупые мелодии — и при этом нещадно фальшивить — и своим подчёркнуто сельским выговором малограмотного ковбоя. Как будто он специально получил степень бакалавра в том, чтобы быть быдлом.       Моё мнение изменилось, когда я услышала однажды его всхлипы во сне — снайпер звал кого-то. Он шептал, что ему очень жаль, что он очень скучает. Из любопытства я бы спросила его, даже несмотря на то, что это, возможно, было бы бестактно. Приличия вряд ли бы меня остановили.       Но Маккриди заговорил сам. Рассказал о том, что случилось с его женой, о том, что сын был серьёзно болен. Мы нашли эту вакцину, потратив на пыльный шприц драгоценное время и убитые нервы — но оно того стоило. Полагаю, это было не только спасением жизни сына, но и самого Маккриди. Только тогда я сумела разглядеть под этой дурацкой личиной сельского быдла того, кем он и являлся на самом деле. Хотя, может, это случилось раньше — когда я услышала, как во сне он звал свою жену. Он помнил о ней и любил до сих пор. Как мне было не понять то, что он чувствовал?       Теперь я понимаю, что без помощи Маккриди сгинула бы в самом начале своего пути. Кому я была обязана своими навыками стрельбы? Или навыками отыскивать патроны в самых неприглядных местах? Или навыками обзаводиться такими знакомствами, которые, например, Данс бы точно не одобрил?       Ох, как же давно это было…       Данс вообще не одобрял многое, когда нам только-только довелось работать в паре — когда я только пришла в Братство. Его удивляло многое — и не только снайпер с манерами ковбоя, страдающего алкоголизмом, называющий меня исключительно «цыпой». Или то, что я прицеливалась на выдохе. Или то, что взводила курок револьвера указательным пальцем левой руки.       До почти идеального порядка, который в моей жизни установило Братство, мне тоже многое не нравилось из того, чем приходилось заниматься — обыскивание ещё тёплых и истекающих кровью трупов (и не всегда целых при этом) было едва ли не короной всего этого безумия. Точнее, это называлось ёмким словом «выживание» и вскоре отошло на задний план по сравнению с той целью, что заставляла меня смотреть на мир исключительно сквозь неё.       Тем более что патроны имели свойство заканчиваться — и гораздо быстрее, чем хотелось бы.       В последний раз мы попрощались с Маккриди почти у дверей полицейского участка. Снайпер, подозрительно оглядев мою форму, не менее подозрительно поглядывал на ожидающего меня Данса, на всякий случай положив руку под ремень винтовки, как будто просто так. Я этот жест знала — именно так можно было легко, одним движением сорвать винтовку с плеча. Стало как-то лихо и весело, когда я увидела, что Маккриди настроен как настороженный ребёнок. Данс не менее подозрительно поглядывал на снайпера — в конце концов, гражданские у него всегда вызывали подозрение, а люди из Добрососедства — тем более.       — Думаю, у тебя больше не будет возможности посмотреть на Придвен изнутри, — сказала я, когда он наотрез отказался лететь со мной.       — Да и чёрт бы с ним. Больно высоко падать придётся, если что.       — Тогда… до встречи, — я протянула ему руку, и Маккриди церемонно пожал её.       — Береги себя. Не кидайся на амбразуру. Про Братство ходят разные слухи, и я не скажу, что они мне все нравятся, — неожиданно серьёзно сказал он, понизив голос, и его выговор чудесным образом изменился, вдруг лишившись своего ковбойского налёта. Он помолчал и добавил уже громче: — Ну давай, цыпа. Вали. Ежели чего, ты знаешь, где меня искать.       Он развернулся и бодро пошагал прочь, насвистывая «Мама, брось пистолет».       — Потрясающе, — бесстрастно заметил Данс, проводив его взглядом. — Он действительно думал, что открыть здесь огонь — здравая идея?       — Что? — переспросила я, не понимая, серьёзно он говорил или шутил.       Тогда я ещё не знала, что шутить Данс не умеет вообще.       — А подружка-то у тебя ничего так, — вдруг сказал снайпер, очевидно, имея в виду Хэйлин. — Красивая. Только ей бы одёжку поприличнее.       Я молча улыбнулась. Ну-ну, Маккриди, скажи-ка самой Хэйлин о том, что тебе не нравится её форма скриптора.       — Ну ладно, — оборвал он сам себя. — Раз уж ты, цыпа, решила не давать мне спать, то рассказывай. И не боись, никто нас не сожрёт — я там несколько крыс положил, далеко отсюда. Так что ежели кто оголодает, то их и пожрут.       Снайпер сорвал травинку, которая выросла прямо в стене, в набившейся между досками пыли, и сунул её в рот.       Я вздохнула и перевела глаза на тлеющие угли. Знаю, Данс, нельзя смотреть на что-то яркое в темноте, но мне так темно…       Мой рассказ затянулся — настолько, что уже не только рассвело, но и солнце поднялось высоко, осветив эту чужую, страшную, растрескавшуюся, словно кружевом, землю. Маккриди слушал. Вначале я ещё слышала от него какие-то комментарии, изобилующие ковбойским юмором, но после он замолчал. Слушал меня серьёзно, не перебивал.       — Та-а-ак… — заявил он, когда я закончила. — Значит, надо найти твоего мистера Силовая броня, который незнамо где, незнамо, в каком виде. Может, уже и разобран на запчасти, — я не смогла удержать вздох возмущения, и снайпер примирительно поднял вверх руки. — Да ладно, ладно, не горячись… Мы-то взрыв видели. Во бабахнуло… Ещё неделю все трещали, как сороки. Так и подумали, что Братство таки добралось до Института. Нам-то всё одно — что Братство, что Институт… Ты лучше скажи, когда по твою душу придут?       Я вздохнула. Неужели можно хоть допустить мысль о том, что Мэксон так легко отстанет от того, что считает своим? Обхватив себя руками, я невольно провела ими по животу. Кое-что действительно — только его. Я подсчитала в уме, сколько потребуется моим конвоирам, чтобы придти в себя и, если хватит смелости, добраться до Придвена. Радиосообщением Мэксон не ограничится, скорее всего. Если я знаю его достаточно, то ему обязательно надо будет лично допросить тех, кто меня упустил.       — Дня через три.       — Ясненько, — произнёс Маккриди, сосредоточенно жуя травинку и что-то напряжённо обдумывая. — Покажи-ка мне эту твою штуку.       Смешно подхватив спальник, он переполз ко мне ближе и посмотрел на пип-бой. Там по-прежнему мигала точка, издавая тихий писк.       — Это место я знаю плохо. Судя по всему — метро, — нахмурившись, сказал он, ткнув пальцев монитор. — Я там не был. Та станция — если это она — затоплена.       — Затоплена? — переспросила я, одновременно соображая, что делать дальше, если так оно и есть. В таком случае без силовой брони там делать нечего, а к ней у меня доступа больше не было — по вполне очевидной причине.       — Да я не знаю. Просто ежели там никто не ходит и не живёт, то, значится, она затоплена.       — А с чего ты взял, что там никто не живёт?       — Иначе я бы там побывал. Это ж метро — крышки там, сигареты… Кстати, у тебя курить чего есть?       — Откуда ты знаешь, что метро? — я проигнорировала его вопрос, указала на мигающий индикатор.       — Да смотри сама! — он провёл пальцем по монитору, ведя линию от отметки одной станции до другой, а потом до третьей, продолжил эту линию до мигающей точки. — Ветка метро на этом не заканчивается, есть и дальше. Просто там никто не был.       — А если там… ну…       — Гули? Мутанты? Да брось. Твоё Братство регулярно их истребляет. Скоро разве что на картинках и будем их видеть, а с гулей так вообще — один Хэнкок и останется. Да не боись — я ж с тобой.       — Да я не боюсь.       Это было неправдой. Я боялась. Но не тех опасностей, которые могло таить в себе полуразрушенное метро.       «Может, уже и разобран на запчасти»       Чёрт бы тебя побрал, Маккриди, с такими предположениями!       — А знаешь что, — неожиданно сказал он. — Прежде чем лезть в это метро, надо бы разведать что к чему. Тут одна знакомая есть — надо бы к ней наведаться, что ли.