***
На улице было морозно. Для вечера в середине ноября привычная погода. Раза два Сынхи замечала мелкие, редкие, почти незаметные снежинки. Ее волосы и шарф у рта покрылись инеем. Она стояла совсем неподвижно, склонив голову и едва заметно дыша. За час ожидания дрожать уже не было сил. Может все бы и было нормально, но угробив полдня на сборы на свидание с лучшим другом, которому она столько раз отказывала, Сынхи и предположить не могла, что проведет столько времени на холоде, поэтому и оделась соответствующе. Красота и женская гордость требовали жертв… Хорошо хоть шарф теплый надела, поддавшись здравому смыслу. Она бросила взгляд на башенные часы напротив. «Он опаздывает на один час пять минут… Я его убью». Обида со слезами прошла еще полчаса назад и сейчас она чувствовала только угнетающее одиночество. Все что ее держало на месте это упрямство. Очень хотелось посмотреть на его наглую рожу. Она знала, что Чжухон не мог забыть, знала, что если бы все отменялось, он бы сказал, но он даже не позвонил предупредить, что опаздывает! Дождаться, и оторвать ему что-нибудь лишнее теперь было принципиально.***
Навыки, полученные на футболе еще в школьные годы, давали о себе знать — в толпе Чжухон лавировал мастерски. Он очень надеялся, что бежит зря, но поверх голов прохожих он уже видел одинокую фигуру на площади. Ожидания, как и предполагалось, оказались напрасны. «Она меня убьет», — и никакой бандитский авторитет его не спасет. Столько ее добиваться, столько уговаривать и так оплошать. Они дружили с глубокого детства, в школе они были бандой. Их пути разошлись, но они вновь оказались вместе, люди между которыми всегда была искра, достойная большего, чем просто дружба. Как же рьяно Сынхи это отрицала! Но Чжухон знал, чего хочет. Он подбегал все ближе. Она выглядела такой красивой, даже замерзшая и после часа ожидания, что это заставляло Чжухона чувствовать себя еще более виноватым. «И ведь не пошла же, упрямая идиотка, куда-нибудь погреться хотя бы!» Чжухон уже представлял себя вечным рабом, за свою непростительную ошибку. Оказавшись напротив, он обхватил теплыми ладонями ее лицо и, не раздумывая, поцеловал. Затем еще раз и еще, все это чередуя с виноватыми «прости». Она бы наорала на него, побила бы, залепила пощечину, и обиделась как минимум на месяц, но от его горячих поцелуев и дыхания, она почувствовала, что может шевелить губами. К тому же его тело все еще источало жар от бега, и его в объятиях было так приятно, что она могла бы так стоять еще очень долго. Ее лицо все так же как и минуту назад было не в состоянии что-либо выражать, но на щеках начал появляться румянец. — Ты опоздал на один час десять минут, но так и быть, убийство откладывается, — произнесла она, прикладывая максимум усилий, чтобы заставить мышцы двигаться, а слова звучать четче за легким стуком зубов. — Кино, я думаю, отменяется. Он облегченно вздохнул, укутывая ее в свою куртку. Она выдержала паузу, довольствуясь теплом и набираясь сил для продолжения речи. — А теперь везешь меня к себе домой и отогреваешь как хочешь, — вложив всю свою злость, заявила Сынхи Старая добрая Сынхи, с которой они так долго дружат и которую он так любит. Чжухон заулыбался.