Грани сущего

1. Обычные дни тем и примечательны, что не отличаются ничем друг от друга. И только в по-настоящему обычный день может что-то произойти. Что-то необычное. – Доброе утро! – шеф Нономура вошел в пустой офис. Шеф всегда приходил первым, но все равно каждое утро начинал с приветствия. – Доброе утро, – за его спиной откликнулся Кондо, а потом эхом пророкотал и Танигучи. – О, доброе утро, Кондо-кун, Танигучи-кун, – обрадовался шеф. – Доброе утро, – вяло бросил Маяма, появившийся в дверях следом. – Маяма-кун, доброе утро! – еще пуще заулыбался шеф. Через несколько минут пришла Айя, придерживая толстую стопку бумажных папок. Она весело сообщила: «Утро! Вот вам новые!» – Опять тащишь, – зевнул Маяма. – А тебе и жалко, – усмехнулась Айя. – Мне вообще все равно. Утро неспешно перетекало из минуты в минуту. Через какое-то время шеф заметил: – Шибата-кун что-то опаздывает. – Сегодня уже на полчаса, – с готовностью ответил Кондо. – Она как обычно, – добавила Айя откуда-то из-за стеллажей. – Принимайте! – возвестил суровый голос дежурного офицера. Эта женщина, наверное, и львов могла бы укрощать с одинаково бесстрастным выражением лица. Но она лишь провожала посетителей. Вслед за ее мощной фигурой в офис вошел высокий молодой человек. Он неуверенно оглядывался по сторонам – так себя вели почти все посетители. Маяма вздохнул, у него появились нехорошие предчувствия, но ведь с приходом в отдел Шибаты это тоже стало делом привычным. – Извините, я опоздала! – Шибата чуть не налетела на посетителя, от чего выражение его лица стало еще более испуганным. – К вам по делу об исчезновении пятилетней давности, – дежурный офицер не обратила на вошедшую Шибату никакого внимания и исчезла за дверью. – О, проходите, проходите, пожалуйста, – заулыбался шеф, вставая из-за стола и указывая на кресло для посетителей. – Шибата-кун, ты тоже. Молодой человек присел на краешек, сложил руки на коленях и представился, обращаясь к шефу Нономуре. – Меня зовут Хашимото Рёске, – начал он. – Я хотел бы, чтобы вы нашли моего друга, Тоцуку Шоту, пропавшего пять лет назад. Я уверен, что он жив, он же сам заранее знал, что произойдет. И подготовился бы как-то, я уверен! Весь отдел уже собрался вокруг, а Шибата заняла место напротив. – Что вы имеете в виду, когда говорите, что он знал? – она заинтересованно подалась вперед. – Недавно я перебирал его вещи – после того случая кое-что осталось у меня. Я боялся, если честно, разбирать их раньше. Ну, попробовал, конечно, но не смог. В общем, я нашел что-то вроде дневника. Это странно, потому что я почти уверен, что Тоцу не вел дневника, но я нашел записи, сделанные десять лет назад, то есть за пять лет до того происшествия. И там в подробностях записано, что должно случиться, и ведь все так и было потом! Точно так, как он сам записал! – Правда? – Шибата перегнулась через стол, Маяма резко одернул ее. – Извините. – Я принес эти записи, – сказал Хашимото и достал из сумки тонкую записную книжку в черном переплете. Он едва успел положить ее на стол, как Шибата схватила книжку и принялась внимательно ее разглядывать. – Эта книжка точно принадлежала вашему другу? – спросила она. – Точно, я уверен, что это его почерк. У меня сохранилась открытка, подписанная Тоцу, я ее тоже принес, чтобы вы могли сравнить. Пока Кондо сверялся с картотекой, Шибата сравнивала открытку и записную книжку и беззвучно шевелила губами. А потом вскочила и устремилась к стеллажам в поисках нужной папки, Кондо едва успел ей вслед прокричать номер дела. «27 июля 2017 года во время концерта обрушилась часть сцены, среди зрителей, музыкантов и обслуживающего персонала пострадавших не было, но исчез один из исполнителей, Тоцука Шота. Под обломками были обнаружены обрывки костюма в пятнах крови. Анализ показал, что кровь принадлежит пропавшему». – Мы тогда даже не предполагали, что подобное произойдет, ведь все концерты проходили без особых происшествий. Что может быть более надежным, чем сцена под нашими ногами? Мы именно так и думали. И как будто Тоцу оказался просто не в том месте не в то время. Но, прочитав дневник, я уже думаю иначе. Шибата вернулась в кресло, обнимая папку с делом, чтобы прочитать страницу, на которой Хашимото раскрыл дневник. «Удивительно, но я знаю, что так и будет. Несчастный случай, и жизнь оборвется. Под обломками – как это? Я не хочу это испытать, но будущее меня не пугает. И, наверное, я даже могу об этом рассказать. Ребята, вы ведь решите, что у меня просто яркая и глупая фантазия, вы всегда так думаете, и хорошо, не надо вам ни о чем знать. Пусть так все и будет». – Прессе тогда сказали, что он погиб, – сказал Хашимото, и слова давались ему с трудом. – Но мы знали, что его нет, просто нет и все. Работать вместе больше не могли, ушли из агентства и занялись кто чем. Но мы должны знать правду, если есть хоть малейший шанс. Жив он или нет, мы должны узнать об этом. – Обязательно! – воскликнула Шибата. – Начинается, – вздохнула Айя. Маяма попытался придать лицу безразличное выражение, хоть и знал, что с Шибатой отправят именно его. – Вы раскроете это дело? – Конечно! – Ну, Шибата-кун, тогда займешься. Маяма-кун поможет, – радостно сказал шеф. – Хашимото-сан, не волнуйтесь, все будет хорошо. Хашимото с некоторым сомнением посмотрел на Шибату, горящую энтузиазмом, неуверенно улыбнулся и кивнул. 2. Дни, залитые солнцем, светом и суетой, не были обременены воспоминаниями. Воспоминания приходили ночью, когда суета замирала, и древнейшие страхи приходили ей на смену. Госеки потер виски и отошел от окна. Ему было холодно, но от этого холода не спасла бы одежда и одеяла. Он оставался в ледяном плену памяти и не пытался от него сбежать. Каждый вечер мысленно Госеки возвращался в тот день, когда все изменилось, потому что не имел права забывать. – Гоччи, слушай, у меня новая идея для моего соло появилась, хочу прямо сейчас ее опробовать, – сказал тогда Тоцука, широко улыбаясь. Госеки изумленно поднял глаза, настолько невероятно прозвучали эти слова. – Тоцу, до выхода на сцену остался час, а ты решил что-то поменять? С тобой все в порядке? – спросил он, с беспокойством глядя на друга. – Все в порядке, для этой идеи ничего особенно делать не надо, я все сам, только мне нужна пустая сцена. – Но ведь у тебя танцевальный номер! И с тобой всегда было много народа, – попытался сопротивляться Госеки, но Тоцука был непреклонен. – Ничего, не сделать что-то проще, чем сделать. В любом случае, я уже всех предупредил, что буду один, – ответил он. Госеки еще не знал тогда, чем обернется это решение. И когда потом, обдирая кожу на пальцах и ломая ногти, он вместе со всеми разбирал обломки декораций, беспрестанно выкрикивая имя Тоцуки, мысль о том, что под этими обломками могли бы находиться еще и человек двадцать детей, прожигала его сознание холодным ужасом. Зазвонил телефон, и Госеки вздрогнул, возвращаясь в реальность. Увидев высветившийся номер Хашимото, он улыбнулся, нажимая кнопку вызова. Хашимото для него все еще был как будто младшим братом, несмотря на то, как прошедшие пять лет изменили обоих. Хотя нет, Хашимото изменился не за пять лет, а за те бесконечные минуты, что они провели над завалом, и в следующие дни, когда осознавали кошмарную правду. – Привет, Хашши, как дела? – Госеки, в общем… Встретиться надо, – голос Хашимото был приглушенным и потерянным. Как пять лет назад. – Что случилось? – Госеки испугался. – Ничего такого особенного, ты не думай, но встретиться надо. Всем нам. – Хорошо, – вздохнул Госеки. Их первая встреча за пять прошедших лет. Они поддерживали связь, но уже давно не собирались вот так – все вместе. Им было страшно смотреть друг другу в глаза. А когда на следующий день они сели за один стол в какой-то маленькой забегаловке на окраине Токио, Госеки подумал, что боялся этой встречи не напрасно. – Хорошо выглядите, – сказал Цукада. Он улыбался, почти так же, как когда-то, но черты его лица заострились и не было в них прежней живости. – Чем занимаешься? – спросил Кавай. Он глянул на Цукаду лишь мельком, разглядывая узор на скатерти, и видно было, что ему за это стыдно. – Вы удивитесь, но я теперь воспитатель, – ответил Цукада смущенно. – С детьми работаю в Нагойе. Все хорошо, в общем-то. А ты? – Я пытаюсь неловко и глупо шутить, но это мало кому нравится, – криво усмехнулся Кавай. Он заметно располнел, а в глазах его застыло холодное безразличие. – Видишь, как меня разнесло? – Ты единственный, кто нашел в себе смелость продолжить наше дело, – заметил Госеки. Цукада кивнул, Кавай пожал плечами. – Я больше ничего не умею. Но ты ведь тоже все еще танцуешь? – Это не танцы, это так, – отмахнулся Госеки. – Занятия для ленивых домохозяек и их сопливых детей. – Как-то грубовато, – осторожно начал Цукада, но замолчал, когда Госеки посмотрел на него. Госеки знал, что теперь взгляд у него обжигающий и почти злой. – Большего от меня не ждут все равно, – сказал он примирительно. Атмосфера окончательно испортилась, и больше никто не проронил ни слова, пока не вошел Хашимото. Он сильно похудел и казался теперь еще выше, чем был когда-то. Глядя на него, Госеки вспомнил, что Тоцука был лишь немного ниже ростом. – Извините, я задержался, – Хашимото поприветствовал всех без улыбки. Он присел и помолчал немного, переводя взгляд с одного на другого. – Давно не виделись, – проговорил он наконец. Странно, но с его приходом все как будто почувствовали себя немного лучше, пусть самую малость, но словно солнце выглянуло на миг из-за темных туч. – В общем, извините, что так внезапно и без объяснений, но я решил, что должен вам об этом рассказать. Прежде, чем сделаю что-то еще. – Об этом? – непонимающе переспросил Кавай. – Я разбирал вещи недавно и нашел дневник Тоцу, – ответил Хашимото. За столом повисла мертвая тишина. Имя Тоцуки подействовало на всех как страшное заклинание, напомнившее о том, что когда-то жизнь была совсем иной. – Не знал, что он вел дневник, – пожал плечами Цукада. – А он и не вел, – заметил Госеки. – Вроде бы, кроме нашего веб-блога он больше никаких дневников не вел. – Однако, я нашел дневник. Он маленький, и там всего несколько записей, но есть кое-что, что вам всем стоит увидеть, – сказал Хашимото и положил на стол маленькую черную книжечку. Госеки потянулся было к ней, но отдернул руку. Кавай и Цукада не пошевелились. – В общем, здесь, – Хашимото открыл книжку и ткнул пальцем в одну запись. – Вот здесь, за пять лет до концерта, он пишет о том, что произойдет. Подробно, как обрушатся декорации, как он окажется под ними, как погибнет. Он знал об этом! Эта запись сделана за пять лет до того злосчастного концерта! Хашимото смотрел на друзей. Его заявление возымело свой эффект, ни у кого не нашлось слов в ответ. Они по очереди внимательно прочитали запись, в молчании передавая книжку по кругу. Первым медленно заговорил Госеки: – И ведь он изменил свой номер. За час до начала он изменил свой номер, исключив из него всю подтанцовку, и остался на сцене один. – Он знал, что произойдет, – едва слышно прошептал Кавай. – Знал… – И поэтому я считаю, что он жив, – закончил Хашимото. – Он знал, поэтому подготовился и не погиб. – Хашши, он исчез. Бесследно исчез из-под этих чертовых обломков, мы же все видели, – Госеки ненавидел эту правду, поэтому в словах его плескалась ничем не прикрытая ярость. – Я знаю, как это звучит. Как безумие, – кивнул Хашимото. – Знаю, потому что тоже так думал, но это не так. Безумие – это то, что произошло тогда, пять лет назад. Но мы прошли через это безумие, приняли его – мы вместе, вчетвером. И теперь я понимаю, что хочу знать правду. Какой бы страшной она ни была. Да, он исчез. Но я не хочу просто смириться с этим и жить дальше, как будто ничего не произошло. Он знал, что так будет – видите? Знал. И я теперь уверен, что он оставил эту запись специально для нас, чтобы мы сделали хоть что-то. – И что ты предлагаешь? – Цукада взглянул на него немного исподлобья. – Предлагаю обратиться в полицию и заставить их снова открыть дело. Они сдали его в архив, но с этими новыми уликами наверняка что-то можно сделать. – Считаешь, кто-то воспримет это всерьез? – осторожно спросил Кавай. – Надеюсь, – ответил Хашимото. – Думаешь, он действительно как-то подготовился к тому, что произойдет, раз знал об этом заранее? – проговорил Госеки, не поднимая глаз от гладкой поверхности стола. – Я не знаю. Но я хочу узнать правду. А вы? Решение было принято. Хашимото решил сам пойти в полицию и потребовать возобновления расследования. Он пообещал, что обязательно свяжется с каждым еще раз и расскажет, чем обернется его предприятие. Больше говорить было не о чем, и повисла тягостная тишина. – Я пошел, – бросил Госеки. Он наскоро попрощался и вышел. Уже на улице он прикусил губу, чтобы подавить рвущийся на поверхность яростный вопль. Встреча со старыми друзьями и все эти воспоминания оказались гораздо более тяжелым испытанием, чем он предполагал. И где-то в глубине сознания он понимал, что остальные чувствуют то же самое. 3. Шибата всегда все проверяла сама. Каждое дело, сколько бы следователей над ним ни работало, какими бы подробными ни были отчеты, она разрабатывала сама с самого начала. Поэтому теперь она стояла посреди поля стадиона и внимательно изучала отчет с места происшествия. – Вообще, вечером игра здесь будет, – сказал Маяма, оглядывая пустые трибуны. – Шибата, ты спортом интересуешься? – Не знаю, – ответила Шибата, она оторвалась от бумаг, чтобы обернуться к Маяме. – А вы? – Не то чтобы очень, – пожал он плечами. – Не до того мне. – Согласно отчету, сцена стояла вот так, – Шибата повела рукой, глядя в бумаги. – И обрушившиеся декорации находились здесь. Она засеменила по полю, ориентируясь по схеме, в поисках места, где все произошло. Дойдя до нужной точки, она принялась кружиться, глядя вверх. – Тело найдено не было, поэтому сложно сказать, как бы он лежал, а вот перед падением декорации Тоцука-сан танцевал. Интересно, что он почувствовал, когда понял, что происходит? Ведь он уже давно знал, что так все и будет. Шибата остановилась, вопросительно посмотрев на Маяму. Он нахмурился и сказал: – Не очень приятно, когда на тебя падает что-то тяжелое и большое. Вряд ли он обрадовался, что его предчувствия оправдались. – Вы тоже думаете, что Тоцука-сан предчувствовал свою гибель за пять лет до инцидента? – Не думаю я об этом, но в последнюю-то минуту он точно понял, что дело пахнет керосином. – Но куда же делось тело? Следователь предположил, что пострадавший Тоцука-сан выбрался из-под завала до прибытия полиции и по неизвестным причинам ушел сам. – Может просто сбежал? – Но Хашимото-сан утверждает, что Тоцука-сан по доброй воле никогда бы не покинул группу, тем более таким образом. – Знаешь, всякое бывает, может по голове получил балкой и съехал с катушек. Маяма с сомнением следил за Шибатой, которая мерила шагами поле, сверяясь со схемами и перелистывая дневник. – Пойдем уже, хватит тут вытанцовывать, – Маяма ухватил Шибату за шарф и потащил к выходу. – А что бы вы подумали, Маяма-сан, очнувшись под обломками без воспоминаний о прежней жизни? Может быть, Тоцука-сан из-за случившегося потерял память, испугался и поэтому убежал, не дождавшись помощи? – Я бы не побежал, – сказал Маяма. – Не дурак. – Действительно, – согласилась Шибата. Ее шарф все еще находился в руках Маямы, который шагал слишком быстро, так что ей приходилось почти бежать за ним. – А ведь там были его товарищи и работники сцены, а потом полиция. Не думаю, что он мог бы удрать. – Испарился он, что ли? – Это тоже маловероятно. Понимаете, плотность человеческого тела слишком велика, чтобы испариться за столь короткий отрезок времени. – Балда! – Маяма обернулся и ловко стукнул ее по голове. – Знаю я. – Теперь надо перейти к допросу свидетелей, – протянула Шибата, потирая ушиб. – Знаете, Айя-сан помогла мне найти информацию обо всех, проходивших свидетелями по этому делу. Очень много людей, несколько десятков. Но почти все живут в Токио. – Ты же не собираешься со всеми разговаривать? – Маяма недовольно уставился на нее. – Собираюсь. Это пятнадцать сотрудников обслуживающего персонала из охраны комплекса, двадцать пять работников сцены, восемь монтажников, музыканты, артисты, – перечисляла Шибата, сверяясь с документами. – Я составила расписание, не так уж много времени уйдет, чтобы встретиться с самыми важными. И еще есть четверо товарищей Тоцуки-сана, участники расформированной теперь группы. – И ты предлагаешь начинать прямо сейчас? – Да, конечно, у меня адреса все здесь записаны, – кивнула Шибата. Маяма посмотрел на часы. – Так, уже пять, я домой пошел, – сказал он и отпустил шарф Шибаты. – Но как же допрос свидетелей, Маяма-сан? – Сегодня мой рабочий день окончен, – безразлично пожал плечами Маяма. – Делай, что хочешь. Он ушел далеко вперед, а Шибата постояла еще немного, оглядываясь по сторонам, и побежала за ним. 4. Две недели Шибата потратила на повторный опрос свидетелей, Айя ей помогала, Маяма оставался в офисе. Он сразу сказал, что знает, каким будет результат, и не ошибся. Все, что можно было сказать, уже было сказано и запротоколировано. Поэтому и теперь несколько десятков человек твердили одно и то же, и не смогли добавить ничего нового. Шибата до позднего вечера вслух перечитывала показания, но, по-видимому, оказалась в том же тупике, что и следователи пять лет назад. Остался только разговор с бывшими товарищами исчезнувшего Тоцуки. В такси Маяма лениво глядел по сторонам. На резком повороте Шибата уронила свои бумаги и потянулась их поднимать, а Маяма как будто специально ткнулся носом в ее волосы. – Шибата, воняешь! – скривился он. – Извините, я про ванну вчера забыла. Сидела над делом и забыла, – попыталась оправдаться она. – Нельзя об этом забывать! Дурында! – Четверо бывших участников группы контакт не поддерживают, – начала Шибата, разобрав бумаги. Маяма вздохнул – она никогда его не слушала. – Цукада Рёичи проживает в Нагойе, Госеки Коичи в Йокогаме, Кавай Фумито и Хашимото Рёске – в Токио. Хашимото-сан сказал, что они встретятся с нами сегодня в полдень, специально соберутся все вместе. – Вот и славно, не надо будет мотаться в Нагойю, – заметил Маяма. – Никогда не хотел туда попасть. – Согласно записям Цукада-сан теперь работает в детском саду, Госеки-сан – в фитнес-центре, Хашимото-сан закончил университет и поступил в строительную компанию младшим сотрудником, и только Кавай-сан остался в шоу-бизнесе, но его комические номера не пользуются особенным успехом. Я так понимаю, беда с Тоцукой-саном сразила их, группу расформировали, и дела с тех пор не особенно ладятся. – Мне бы тоже было неприятно, – сказал Маяма. – Но чтобы совсем от всего отказываться – это глупо. – Возможно, – согласилась Шибата. – Но ведь они так и не узнали, что произошло с их другом, наверное, можно понять их растерянность. Маяма не ответил. Он не хотел касаться темы прошлого, оставляющего незаживающие шрамы. Шибата тоже больше не говорила, снова перечитывая материалы дела. Четверо бывших артистов ждали, в молчании сидя за столиком на открытой террасе. Было холодно, несмотря на яркое солнце – сильный порывистый ветер пробирал до костей, но внутрь они заходить не стали, как будто надеялись, что холод сделает неприятный разговор очень коротким. – Добрый день, – бодро поздоровалась Шибата. – Спасибо, что нашли время, чтобы встретиться с нами. – Добрый день, – отозвался Хашимото и представил своих спутников. Они ограничились кивками и не спешили вступать в разговор. Маяма подумал, что у этих людей слишком суровые выражения лиц, поэтому изобразил самую глупую улыбку, на которую был способен. Его собственное настроение стремительно портилось. А Шибата уже задавала вопросы. – Скажите, в тот день Тоцука-сан делал или говорил что-нибудь необычное? Кавай покачал головой, а Госеки ответил: – Вообще, он изменил свой номер перед самым выходом на сцену. Это было действительно странно, но мы не стали с ним спорить – времени уже не было. – Изменил номер? – Изначально вместе с Тоцу должны были выйти еще двадцать человек подтанцовки, в основном дети, – пояснил Госеки. – Понятно! Значит, Тоцука-сан, чтобы обезопасить их, изменил номер и вышел один? – Шибата кивала, облокотившись на стол. – Потом, разбирая завал, мы думали об этом, – сказал Цукада. – Что-то вроде предчувствия, наверное. – Вы тоже думаете, что Тоцука-сан знал заранее, что произойдет? – радостно спросила Шибата, Маяма тут же ткнул ее в спину. – О, извините. – Знаете, – начал Кавай. – Наш друг исчез. И никто не объяснил нам, как это вообще возможно. Поэтому сейчас мы уже можем поверить во что угодно. – Понимаю, понимаю, – сочувственно сказала Шибата. – Скажите еще, может быть, у Тоцуки-сана были враги? Недоброжелатели? Хашимото усмехнулся: – Конечно, нет. Его любили все, потому что Тоцу невозможно было не любить. Это был самый светлый и добрый человек из всех, кого я когда-либо встречал. – Это правда, – поддержал Госеки с едва заметной улыбкой. – Самый светлый и самый добрый. – Ну, нам все ясно, – заявил вдруг Маяма, взглянув на часы. – Спасибо, что уделили время, мы пойдем. – Как, уже? – встрепенулась Шибата. – Уже, уже, ты узнала все, что хотела? – Ну, в общем-то, да. – Значит, идем. Маяма решительно поднялся, ухватил Шибату за рукав и потащил к выходу. Молодые люди проводили их удивленными взглядами. – И они должны найти Тоцу? – спросил Кавай. – Да, что-то я сомневаюсь в хорошем исходе, – кивнул Цукада. Хашимото смотрел вслед Шибате и думал, что эта женщина меньше всего похожа на того, кто сможет найти истину. – Но больше нам не на кого рассчитывать, – заметил он. 5. Вечер предназначен для того, чтобы проводить его в тишине домашних стен, рядом с семьей или хотя бы домашним любимцем. Но далеко не у всех есть такая возможность. Или желание. Шибата домой возвращалась только тогда, когда ей было нечем заняться. Но если она занималась расследованием, о том чтобы спать в своей постели не шло и речи. Шибата просто забывала об этом. После встречи с бывшими артистами она вернулась в управление. В офисе никого не было, и только над столами горела лампа. Шибата уселась за свой стол и принялась перелистывать дело. – Предупреждал за пять лет до происшествия, – шептала она. – А потом и в день происшествия тоже. Но если знал, что произойдет, почему не избежал этого? Для чего оставаться на сцене, если точно знаешь, что декорации рухнут? Не понимаю. Где-то в глубине комнаты послышался шорох. Шибата оглянулась. – Здесь кто-то есть? Айя-сан? Никто не ответил. Шибата вздохнула и вернулась к бумагам. – Собственноручно написал, остался один… – продолжала она, и слова ее становились совсем неразборчивыми. Тень за ее спиной пошевелилась. – Шибата-кун? – прозвучал голос, и Шибата от неожиданности выронила папку, которую разглядывала. – Шибата-кун, ты слишком много думаешь о том, что тебя не касается. Зачем тебе эти мертвецы? Тень сгустилась, приняла очертания человеческого тела, и незнакомец выступил на свет. Он был высок ростом, аккуратно и безлико одет, а лицо его было непроницаемым и незапоминающимся. – А вы кто? – спросила Шибата. Человек ласково улыбнулся, пододвинул стул и присел рядом. – Скажем так, я хочу помочь. – Вы знаете, что произошло тогда? – Знаю. Но не буду рассказывать. Потому что есть вещи, которые тебе знать не следует, и в которые не следует лезть. Будет только хуже. – Вы сейчас угрожаете офицеру полиции! – возмутилась Шибата, хоть это и получилось у нее не очень хорошо. – Ты пока не офицер, а только стажер, – сказал незнакомец. – Но вы угрожаете! – Я предупреждаю. Забочусь о тебе. Незнакомец посмотрел на бумаги, лежавшие перед Шибатой. Дневник Тоцуки выбился из общей кучи и был ближе остальных. – Этот мальчик многое успел, – незнакомец покачал головой. – Многое, но не все. – Вы ведь знаете, что произошло, но не помогаете правосудию. Почему? – Правосудие здесь бессильно. Здесь человек вообще бессилен. – Вы имеете в виду, что он умер? Но где тогда тело? – Шибата наклонилась к незнакомцу и прищурилась, разглядывая его. Он не пошевелился. – Смерть – это не самое страшное, что случается в этом мире, – ответил он после короткого молчания. – А что же страшнее? – Ты и сама знаешь. Незнакомец встал, оправил костюм и повернулся спиной, собираясь уходить. – Предоставь мертвым самим погребать своих мертвецов, – сказал он через плечо. Шибата осталась сидеть неподвижно, глядя во тьму, куда ушел невероятный посетитель. Обычная ночная темнота, казалось, сгустилась вокруг, и он просто растворился в ней. Шибата протерла глаза, моргнула несколько раз, пожала плечами и вернулась к своим бумагам. Ее взгляд упал на записную книжку, и она вспомнила слова незнакомца: «Этот мальчик многое успел». – «Многое успел», что бы это могло значить? Страница, на которой книжка раскрылась, не представляла особого интереса, здесь было оставлено всего лишь стихотворение. Не очень складное, не очень понятное и очень короткое. «Мира грань сторожат Синего острова тени. Маски моей слеза» Шибата посмотрела с минуту на стихотворение, а потом принялась рыться сначала на столе, а потом на полках шкафов. В конце концов она вытянула пыльный и сильно устаревший атлас Японии, полистала его и с победным восклицанием ткнула пальцем в маленькую зеленую точку посреди моря. – Я так и знала! 6. Во время расследования каждое утро уже не было обычным, это Маяма знал точно. Поэтому он переступил порог офиса с более хмурым, чем всегда, выражением лица. Хоть это было и не просто, но Шибата умудрялась сделать его настроение таким скверным, что дальше уже некуда. Так, вчера вечером она позвонила и возвестила: «Я нашла преступника!», и Маяма даже немного обрадовался, что расследование почти окончено. А потом она добавила: «Чтобы все закончилось, нам надо поехать в Кагосиму», и он без особого удивления понял, что в жизни все-таки ничего не меняется. – Доброе утро! – приветствовала его Шибата. – Ты не опоздала? – изумился Маяма. – Я здесь оставалась, – пояснила она с неловкой улыбкой. – Хотела еще раз разобраться во всем. Ну что, вы готовы ехать? – Не понимаю, почему я должен куда-то с тобой ехать, – Маяма передернул плечами и уселся на свое место, сразу закинув ноги на стол. – Маяма-кун! – ответил шеф Нономура, обнимая банку с орехами. – Только ты можешь поехать с Шибатой, больше некому. – Это почему это? – Я сдаю квартальный отчет, – сказал Кондо, не отрываясь от монитора. – У меня проверка, – заметил Танигучи и вернулся к телефону: – Нет, вы должны были признать это три года назад… – Я не езжу в командировки, – сказала Айя, выходя откуда-то из-за стеллажей. – Новые расставила, шеф! – Спасибо Айя-кун, спасибо! – шеф улыбался и кивал. – Так что, Маяма-кун, только тебе и остается ехать. Ну, ничего, раскрытое дело тебе не помешает. – У меня этих раскрытых… – пробормотал Маяма, убирая ноги со стола. С приходом Шибаты его раскрываемость действительно могла бы повыситься, но на последней стадии все их дела неизменно перехватывал первый отдел, и Маяма даже не задумывался о показателях. – Принимайте! – возвестила дежурный офицер. За ее спиной снова стоял Хашимото. – Вы сказали, у вас появились какие-то сведения… – осторожно начал он, а Шибата уже радостно бросилась ему навстречу. – Хашимото-сан, я поняла, кто преступник! – возвестила она. Хашимото сел в кресло и весь обратился в слух. – Но дело в том, что для раскрытия этого дела, нам необходимо предпринять путешествие в префектуру Кагосима, на остров Мисима. – Почему? – не понял Хашимото. Шибата достала блокнот Тоцуки и раскрыла его на странице со стихотворением. – Вот, смотрите, – она показала пальцем. – Здесь Тоцука-сан оставил послание для нас. – Не очень понимаю, что вы имеете в виду, – признался Хашимото. Маяма и шеф Нономура согласно нахмурились. Айя с любопытством заглянула Шибате через плечо. Кондо попытался отодвинуть массивного Танигучи, чтобы увидеть хоть что-нибудь, но ему это не удалось. – Смотрите, в этом стихотворении нарушен ритм и в каждой строчке есть лишний слог. И если из этих трех слогов составить одно слово, то получается вот что. Шибата быстро написала на краю листа «Мисима» и продемонстрировала всем результат. Айя покивала, шеф просиял. – Невероятно, Шибата-кун! – воскликнул он. – Но почему ты думаешь, что это остров? А не город? – удивился Маяма. – Действительно, в Сидзуоке есть такой город, – заметил Кондо. Он уже успел свериться со справочником. – А об этом ясно из содержания стихотворения, – сказал вдруг Хашимото. – Здесь же написано: «Синего острова тени». Все молча внимательно посмотрели сначала на Хашимото, потом на стихотворение. А потом Шибата сказала: – Именно так! Хашимото-сан, вы сразу поняли! – Просто я знаю, что Тоцу любит море, – пожал плечами Хашимото. – Если бы он решил однажды куда-то сбежать, он бы точно выбрал остров. – Вы думаете, он сбежал от вас? – поинтересовался Маяма. – Я не знаю, что думать. Теперь я уверен, что он жив, и не могу представить, почему ему вздумалось исчезнуть таким диким способом. Можно я поеду с вами? – Конечно, можно, – расплылся в улыбке шеф, Маяма тяжело вздохнул, а Шибата еще больше воодушевилась. – Вы позовете ваших друзей? – с надеждой спросила она. – Я уверена, эта поездка будет интересна всем вам. Хашимото кивнул. – Я постараюсь их уговорить. – Ну, вот все и решилось, завтра можете отправляться! – возвестил шеф Нономура, потирая руки. 7. Маленький паром доставил столичных гостей на безлюдную пристань на пустом берегу и быстро исчез за горизонтом волнующегося моря. Морской воздух, как обычно, пах солью, тиной и чайками. Маяма с унынием разглядывал пейзаж и пытался вспомнить, когда его жизнь превратилась в то, с чем теперь ему приходилось мириться. Шибата стояла рядом и восторженно глубоко дышала, раскинув руки. Маяма с трудом подавил желание столкнуть ее в воду. – Вам нравится, Маяма-сан? Очень ведь красиво! Такого в Токио не найдешь! А воздух-то какой! Она заглянула ему в лицо, и Маяма отвернулся. – Лучше скажи, зачем мы здесь? – Как зачем? Чтобы найти Тоцуку-сана и арестовать преступника, конечно, – удивленно сказала Шибата. – По-твоему, в этой дыре можно кого-то найти и кого-то арестовать? Да здесь кроме чаек вообще больше никого нет! – Маяма поежился: налетевший с моря порыв ветра оказался слишком холодным. – Думаю, в этом вы ошибаетесь, – заметил Хашимото. Он стоял рядом, его трое друзей чуть поодаль зябко кутались в темную одежду и ждали. Маяма подумал, что он сейчас чувствует себя точно так же, как и они, потому что совершенно не понимает, что задумала Шибата. – Остров довольно большой, и за тем холмом мы увидим городок, – продолжил Хашимото. «Ты-то откуда знаешь?» – хотел спросить Маяма, но вместо этого махнул рукой и пошел в указанном направлении. – Хотя бы гостиницу найдем, – бросил он. Шибата засеменила за ним. – Самый мрачный южный остров, который мне приходилось видеть, – проворчал Госеки, и Кавай, шагавший рядом, согласился. Маяма наблюдал, как в дороге – довольно утомительной – между бывшими одногруппниками будто начали восстанавливаться отношения если не доверия, то хотя бы взаимопонимания. Кавай и Госеки во время разговора стали смотреть друг другу в глаза, Цукада шутил невпопад, и только Хашимото держался очень серьезно и сдержанно. – Слушайте, но в чем-то Маяма-сан прав, здесь слишком уж безлюдно, – сказал Цукада. – Поэтому это идеальное место, чтобы спрятаться, – пробормотал Хашимото. Городок состоял из одной главной улицы, и гостиница в нем – из пяти комнат. Маяма критически оглядел ветхое сооружение и заявил: – Мы не будем здесь спать. Шибата, раскрывай это дело, и давай уже в Токио возвращаться. – Но чтобы раскрыть дело, надо отыскать Тоцуку-сана, а это непросто, – возразила Шибата. – Ну, так пошевели мозгами, как ты это всегда делаешь, и найди его! Я не собираюсь здесь задерживаться. – Нам в горы придется подниматься, – ответила Шибата. Маяма не спорил. Все дорогу до острова Шибата читала путеводитель по префектуре, но о Мисиме было сказано слишком мало, чтобы узнать хоть что-то дельное. Единственное, что удалось уяснить с большой долей вероятности, что в горах острова расположен храм, построенный здесь еще в эпоху Хэйян. Конечно, он бы не простоял тысячу лет, но на месте обветшавшего сооружения неизменно ставилось новое, и традиция не прерывалась. Почему-то Шибата утверждала, что этот храм должен стать отправной точкой в их поисках, хотя уточнять детали категорически отказывалась. – Не думал, что такие места нравятся Тоцу, – заметил Цукада. Они поднимались в гору по узкой тропе, явно нехоженой, периодически ее перегораживали упавшие деревья и скатившиеся камни. – Ну, он всегда отличался богатой фантазией, – пожал плечами Кавай. – Вы всерьез верите, что он здесь? – спросил Госеки, в ответ получил недоуменные взгляды и пояснил: – Да, мы сорвались сюда, в надежде его отыскать, но сейчас я уже не очень-то уверен в том, что рассуждения этой дамочки имеют какой-то смысл. Маяма, услышав этот разговор краем уха, понимающе кивнул. – Гоччи, когда ты стал таким занудой? – язвительно осведомился Кавай, Госеки не ответил. Через секунду Кавай понял, что сморозил глупость, пробормотал «прости» и какое-то время они шли в молчании. Впереди вышагивали Шибата, Маяма и Хашимото. – А я рад, что мы здесь, – как будто вслух подумал Цукада. – Мы хотя бы снова все вместе. И Кавай с Госеки ничего не ответили. До храма добрались в сумерках. Шибата выдохнула и тяжело опустилась на последнюю ступеньку длинной и очень крутой лестницы, высеченной прямо в скале. Остальные к ней присоединились. – И чего же этот храм так далеко? – проворчал Хашимото. – Да, похоже, что физическая твоя подготовка стремительно ухудшается, – заметил Цукада. – Знаешь, даже пять лет назад эта лестница меня бы доконала, – с усмешкой ответил Хашимото. – Цука-чан, это только ты у нас такой выносливый, – махнул рукой Кавай, которому пришлось особенно тяжело. – А остальные – обычные люди, и не приспособлены к непрерывным движениям. – Это все ваша лень! – не сдавался Цукада. Госеки улыбался, слушая их. – Ну, так и где Тоцука? – Маяма вернулся к главному вопросу. Шибата перевела дыхание и сказала: – Должен быть где-то здесь, но может статься, что мы не найдем его до утра. Если никто нам не поможет. – Да кто нам может помочь, мы же здесь совсем одни! – возмутился Маяма. – Я могу вам помочь, – проговорил мягкий голос, и все принялись испуганно озираться в поисках его источника. Человек в идеальном темном костюме выступил из тени: – Добро пожаловать на Мисиму, господа, хоть я и не ждал вас сегодня. Вынужден отдать должное твоему упорству, Шибата-кун, – поприветствовал он с легким поклоном. – Вы все-таки добрались. Шибата подошла ближе. Маяма настороженно покосился на незнакомца, но Шибата была совершенно спокойна. Впрочем, Маяма помнил, что она всегда была спокойна во время разговора с преступниками. Хашимото встал рядом с Шибатой, но не задавал вопросов, остальные сгрудились за спиной Маямы. Над лестницей прошуршал тихий порыв ветра, принесший запахи соли и тины. – Значит, это и правда были вы, – сказала Шибата. – Это ведь вы привезли Тоцуку-сана сюда? Я догадываюсь, как вы это сделали, но до сих пор не понимаю, для чего вам это понадобилось. Тоцука-сан так важен? – Он гораздо важнее, чем ты можешь себе представить. Но он один не стоит ничего, а ты была так добра, что привела всех остальных, – человек повел рукой, указывая на четверых друзей. Хашимото вскинулся, но по-прежнему молчал. – Мне придется вас арестовать, – Шибата попыталась взять суровый тон. – Не придется. Потому что на самом деле тебе нечего мне предъявить, и ты это понимаешь. Это к лучшему, не переживай. И я все объясню. – Где Тоцу? – спросил, наконец, Хашимото. Кавай и Цукада подошли к нему, Госеки сделал шаг вперед. – Куда вы дели нашего друга? – Я его никуда не девал, и скоро вы сможете встретиться с ним, – в голосе незнакомца послышалась усталость и как будто печаль. – Но от этой встречи, уверяю, никому не будет радости. – Это мы будем сами решать, радоваться нам или нет, – резко сказал Хашимото. – Вам следует отвести нас к Тоцуке, – вступил Маяма. Он говорил нарочито медленно и лениво, однако руки держал в карманах, и Шибата вспомнила, что при исполнении пистолет он всегда держит заряженным. – Я отведу вас. Запомните только, я не враг вам. 8. Когда обычное сменяется необычным, как будто меняется восприятие, и все происходящее продолжает казаться прежним. Степень необычности зависит от угла зрения – Тоцука был в этом уверен. Именно поэтому ему удавалось писать неплохие песни – стоило лишь наклонить голову, и даже свет, падавший ровными линиями на пол, звучал по-новому. Так же Тоцука подходил к продумыванию концертов, выступлений, сценических образов. Он наклонял голову и прищуривался. И мир менялся. Он помнил, как писал музыку, так ярко, будто это было вчера. Или, может быть, вчера он действительно писал музыку? Он не знал. Воспоминания оставались нечеткими, как горячий воздух над полуденным песком. Тоцука улыбнулся – ему понравилось это сравнение, оно было объемным и живым. Он потянул руку, но не смог дотронуться. Тогда он подумал, что должен вспомнить еще больше. – Тоцу, я не буду это надевать! – канючил Хашши. Он канючил уже довольно долго, и Тоцука был почти готов сдаться. Но в этот момент встрял вездесущий Кавай. – Почему не наденешь? По-моему, в этом смокинге ты будешь смотреться очень сексуально. Все цыпочки твои! – Фуми, тебе бы только над чужим горем смеяться! – возмутился Хашши. Он держал в руках костюм для своего соло, пошитый из тонкой, сверкающей, разноцветной ткани с добавлением огромного количества перьев и блесток, и призванный подчеркнуть мужественность и высокий рост Хашши. В нем было неудобно двигаться, но в этом году в качестве соло он выбрал балладу, и особенно двигаться все равно не требовалось. – Вот почему у вас у всех нормальные костюмы, а у меня какой-то попугайский? – снова принялся страдать Хашши. – Тоцу, ты ведь специально это! – Я не придумывал костюмы, я только подал идею, – покачал головой Тоцука. После вмешательства Кавая он уже не мог проявить слабость и позволить Хашши сменить костюм. На самом деле было совершенно не важно, в чем Хашши будет петь, лишь бы он пел. Тоцука знал только, что в этом костюме Хашши запоет еще ярче и увереннее, чем обычно, поэтому и выбрал его. В пении Хашши Тоцука слышал иногда звуки иных миров, отблески других вселенных, слезы и смех еще не родившихся людей, и был уверен, что остальные тоже слышат все это, просто не знают нужных слов, или не говорят о своих впечатлениях. Он тоже молчал, но лишь потому, что нельзя так запросто разглашать чужие тайны. Тоцука прикрыл глаза и видение растаяло. Его сменила новая картинка. – Наверное, я понимаю, о чем ты, – заметил однажды Госеки. – Я так же сочиняю хореографию. Закрываю глаза и представляю движения, а потом они обретают плоть. Тоцука кивнул. Именно так – потом все уже живет само. – Можешь посмотреть? – спросил Госеки. – Один танец, я не до конца в нем уверен. И Тоцука согласился. Он любил смотреть, как Госеки танцует – в его движениях чувствовалась жизнь. Многогранная, переменчивая, непостоянная, яркая и стремительная жизнь, которая била через край в каждом взмахе руки, каждом шаге, каждом повороте. Госеки танцевал, а Тоцука иногда слегка наклонял голову, и танец становился звуком. – Все идеально, – сказал Тоцука, когда танец окончился. – Спасибо, – прошептал Госеки. Тоцука знал, как для него важно это понимание эмоций и чувств, вложенных в движения. Поэтому теперь Госеки счастливо улыбался, восстанавливая дыхание. Он был таким же творцом, как и Тоцука. Закрыв и открыв глаза Тоцука опять увидел что-то новое. Рядом с ним сидел Цука-чан, потягивал энергетический напиток и чертил в тетради. – Расписание? – поинтересовался Тоцука. – Нет, конечно! Я же только что объяснял, это новая схема акробатики для следующего концерта! Тоцу, ты вообще здесь? – рассмеялся Цука-чан. Тоцука покачал головой. – Я здесь, просто задумался. – Я хочу в этот раз сделать что-то такое, чего еще никогда не делал! – сказал Цука-чан, и глаза его вспыхнули энтузиазмом. Так было всегда, когда он говорил о чем-то новом, что еще совсем недавно было ему не под силу. Преодолев новый барьер, воздвигнутый его собственным телом, он всегда горел светом настоящей победы. – Ты всегда хочешь сделать что-то новое, – улыбнулся Тоцука. – И правда, – кивнул Цука-чан. – И делаю. На этот раз будет кое-что по-настоящему удивительное, даже вы поразитесь! – Ты совсем перестанешь касаться земли? – Интересная мысль, кстати, – Цука-чан задумался. – С помощью системы страховочных тросов и противовесов это можно сделать… – Я пошутил просто, не надо делать это к следующему концерту. Лучше расскажи, что ты придумал, – быстро сказал Тоцука. Потому что фантазия уже повела его товарища извилистой тропой проб и ошибок. – О, я все нарисовал, смотри! – Цука-чан легко отвлекся от своих мечтаний и с готовностью подвинул листок, испещренный его неразборчивыми каракулями, стрелочками, схемами, кружочками и, наверное, даже маленькими прыгающими человечками. Тоцука серьезно вникал в схему. Цука-чан действительно потрудился на славу, и новый его номер будет еще интереснее, ярче и поразительнее, чем все прежние. В этом была его способность – создавать чудо, полагаясь лишь на собственное тело. Всего один раз прикрыть глаза, а мир вокруг опять другой. Тоцука улыбнулся, когда увидел Кавая, мерившего шагами маленькую гримерку. Внезапно тот остановился, ударил кулаком в ладонь и закричал: – Есть! Есть! Пришло! Тоцу, я придумал! – Что придумал? – спокойно спросил Тоцука. Кавай не обратил внимания на вопрос. – Это будет просто идеально, надо только записать, чтобы не забыть. Кавай всегда твердо следовал правилу о том, что все лучшие импровизации многократно репетируются, и никогда не выдумывал свои шутки прямо на сцене. Нет, он мог быстро сориентироваться в ситуации, складно ответить и насмешить публику, но предпочитал этого не делать. Он знал, как много комедианты работают за кулисами. – Это даже тебе понравится, не смотри на меня так! – сказал Кавай. Он стоял к Тоцуке спиной, склонившись над своим блокнотом и спешно записывая осенившую его идею, и не мог видеть выражение его лица. Но он слишком хорошо знал Тоцуку, чтобы ошибиться на этот счет. – Хорошо, раз ты так говоришь, я тебе поверю, – засмеялся Тоцука. Кавай обернулся – он сиял. Так всегда было, когда ему приходила действительно хорошая идея. – И даже не проси рассказать сейчас! – строго заметил он. – Сначала дома потренируюсь. – Фуми, я и не собирался, я же знаю, – ответил Тоцука, но Кавай опять его не слышал. Он весь ушел в свои записи, и Тоцука с удовольствием за ним наблюдал. Ведь он удивительно ловко обращался со словами, интонациями голоса и языком тела. Кавай был мастером. Тоцука наклонил голову, и мир изменился. Зыбкие воспоминания о жизни, которой, возможно, никогда и не было, оставались такими же зыбкими. Но в сердце его снова окрепла уверенность в том, что он все равно не один. Несмотря на то, что рядом никого не было уже очень-очень давно. Эти люди – кем бы они ни были – оставались частью его самого, и эту связь не могло разорвать ни время, ни расстояние. Он не был уверен до конца, что вспомнил все правильно, но ему стало чуть теплее, и этого было достаточно. Ледяная тьма снова навалилась стальным покрывалом, и Тоцука отдался в ее власть. Он выиграл несколько кратких мгновений, и теперь должен был за это расплатиться. 9. От лестницы начиналась небольшая площадка, окаймляли ее высокие деревья, их ветви рисовали в темном небе причудливые и пугающие узоры. Впереди угадывались очертания храма, но размеры его терялись в темноте. Госеки ступил под своды храма, вместе со всеми следуя за незнакомцем. За ним шли офицеры Шибата и Маяма, и никто не говорил ни слова. Ровно в центре пустого храма был сложен очаг, и кроме него больше не было ничего видно, да никто не успел ничего разглядеть, потому что у очага они увидели человека, и весь мир вокруг потерял значение. Это был Тоцука, и он совсем не изменился. Одетый во что-то светлое и бесформенное, он сидел, сложив руки на коленях и, казалось, дремал или молился. Увидев Тоцуку, Госеки замер, пытаясь справиться с бурей, поднимавшейся из глубины его существа. Он и сам не понимал, что чувствует – радость или ярость, все смешалось, и хотелось закричать, но вместо крика получился только тихий стон, исполненный страшной, нестерпимой боли, хранимой в сердце бесконечные пять лет. Первым от оцепенения, охватившего всех, очнулся Хашимото. Он сделал шаг вперед и заговорил, сначала тихо, но потом все громче, срываясь на крик. – Тоцу? Шота, это ведь ты?! Это ты! Тоцу! Хашимото сорвался с места и бросился к Тоцуке, но дорогу ему преградил давешний незнакомец, решительной тенью вставший перед ним. – Он вас не услышит, и не надо подходить, – сказал он мягко, но без какой-либо интонации. – Что значит, не услышит?! – вскричал Кавай, вставая рядом с Хашимото. Цукада тоже подошел ближе, и только Госеки, оказавшись немного в стороне, по-прежнему не шевелился, не отрывая взгляда от Тоцуки. – Если хотите узнать правду, сначала вам необходимо успокоиться. И я все расскажу. – Этому месту ведь больше тысячи лет, – заговорила вдруг Шибата. – В период Хэйян здесь только построили настоящий храм вместо старого святилища. Каким богам посвящен этот храм? Незнакомец повернулся к Шибате, отблески огня упали на его лицо, на краткий миг он преобразился и перестал выглядеть человеком, но Госеки решил, что это лишь его воображение и игра теней. Ему стало страшно. – У них нет имен, – ответил незнакомец. – Но ты права, Шибата-кун, как всегда права. Это место было священным всегда. Когда сюда пришли японцы, они нашли всего несколько человек – последних местных жителей. Нет, это были не айны и не полинезийцы, у той расы вообще названия нет, потому что никто его не помнит. Однако, они были последними, кто верил в древнейших богов. Но даже если богов забудут, это не отменит их существования, правда? Японцы поняли это и построили храм, потому что испугались гнева безымянных богов. И хранили им верность даже тогда, когда о них забыли все остальные. Незнакомец отвернулся и подошел к очагу. Он протянул руки к огню, и тот поднялся ему навстречу, ласково прикоснулся, как будто поцеловал ладони, и снова припал к земле. Человек потер руки и продолжил: – Даже когда богов забывают, у них остается сила. Но если их помнят, силы этой куда больше. Здесь, на этом самом месте, богов никогда не забывали, и они делились своей силой с нами – их хранителями. И помогали найти новых хранителей, которые будут беречь огонь, а в обмен на верность их скрытая сила пробудится и принесет… Что она им принесет, зависит только от них самих. Как хранитель распорядится своим даром, богов не касается. Внезапно незнакомец рассмеялся. Коротко, сухо, как ногтем по стеклу провел. Госеки поежился, ему стало отвратительно жутко. – Значит, Тоцука-сан и является новым хранителем? – спросила Шибата. – Он должен занять ваше место? Но его способности, так или иначе, проявились раньше, даже до того, как обряд инициации свершился, поэтому вы забрали его? – Этот мальчик оказался гораздо более сильным, чем я предполагал, – кивнул человек, отвернувшись от огня, он теперь смотрел только на Шибату. – Чтобы эта сила не разрушила его, я был вынужден вырвать его из круга и поместить к огню раньше срока. – Вырвать из круга? Вы имеете в виду его группу? – Шибата сделала шаг вперед, наклонив голову и глядя в никуда. – Вот оно в чем дело! Он не один, а все пятеро должны были стать хранителями. Но что произойдет, если сила, которой нет имени, вырвется раньше времени? – Последствия могли бы быть фатальными, – ответил незнакомец. – Поэтому Тоцука-сан оставил все эти записи в своем блокноте, а вы позволили записной книжке сохраниться у Хашимото-сана, только так вы могли заполучить всех пятерых хранителей. Но теперь они здесь, и что теперь будет? Незнакомец подошел к Шибате вплотную. Он был выше на голову и смотрел на нее сверху вниз. Когда он заговорил, голос был таким же тихим и мягким, как и возле лестницы. – Теперь ничего не будет. Они останутся, баланс будет восстановлен, потому что срок пришел. Мое время в этом мире истекло, и я возвращаюсь к своим богам, а очаг передаю в надежные руки. – Вы думаете, что они согласятся? – встрял Маяма. Он тоже подошел к Шибате и заглянул незнакомцу в лицо. Шибата оказалась зажата между ними и, неловко склонившись, отступила в сторону. – Вы увидите, что выбора у них нет, – равнодушно ответил незнакомец. В этот момент что-то неуловимо изменилось в храме, как будто воздух стал теплее и гуще, появились новые запахи, непонятные и незнакомые, а темнота вокруг заговорила шепотом прошедших столетий. Госеки поежился и, оглядываясь, сделал шаг назад. Он наткнулся на Кавая, который тоже озирался, и вдруг ему стало спокойно. Рядом возник Цукада, а Хашимото протянул им руку. Госеки почувствовал, как горечь и боль прошедших лет куда-то улетучивается, он прикрыл глаза и прислушался. – Долго же вы добирались, – негромко проговорил Тоцука. Он улыбался. Точно так же, как улыбался всегда – ласково, немного таинственно, как будто за этой улыбкой пряталось что-то очень большое и важное. И только теперь Госеки понял, что действительно – пряталось. В сердце осталось только счастье: светлое, как солнце, и теплое, как пламя. Тоцука встал и подошел к друзьям. – Ты мог бы позвать нас раньше, – прошептал Кавай. Он будто сбросил десяток лет и выглядел теперь счастливым мальчишкой. – Всему свое время, – заметил Цукада. Он сиял. – Всему свое время, – повторил Хашимото, по лицу его катились слезы. Но теперь Госеки ясно видел, что это опять прежний Хашши – веселый ребенок, который обожает глупые игры и очень серьезно относится ко всему, что связано с его друзьями. И Госеки почувствовал, что тоже плачет, но в этих слезах не было боли, и он не стыдился их. – Я мог бы столько вам рассказать, – сказал Тоцука. Теперь они стояли тесным кругом, плечом к плечу. Тоцука взял Хашши за руку, и круг замкнулся, когда Госеки повторил это движение – его ладонь крепко сжала пальцы Тоцуки. – Но теперь вы и сами все знаете. Мир вокруг изменился. Темнота рассеялась, распавшись на многогранные оттенки, которые переливались и сияли, как драгоценности. Воздух стал осязаемым, ветер приобрел свой собственный голос и шептал теперь о дальних странах и людях, что живут под небом на другом конце света. И появилась твердая убежденность в том, что теперь они никогда не будут одни. И не только потому что рядом бьется сердце друга, но и потому что вечность, у которой нет имени, смотрит на них. Заглядывает прямо в душу и нежно принимает в свои теплые объятия, не требуя ничего взамен. Огонь в очаге вспыхнул разноцветными искрами и запел тихую песню. Такую же древнюю, как земля под ногами, такую же яркую, как солнце над головой, такую же необходимую, как воздух вокруг. Все встало на свои места и, наконец-то, стало правильным. 10. Когда случается что-то необычное, чаще всего оно проходит незамеченным почти для всех. Крылья бессчетного числа бабочек продолжают трепетать, но никому до этого нет дела. Обычное, обыденное, то, что есть рядом всегда, перевешивает все чудеса мира, заставляет забыть о них. Необычному места не остается. Но оно все равно происходит. Маяма смотрел на пенистую воду и удаляющийся остров, на котором необычное не происходит, на нем необычное существует всегда. Настоящее чудо, оставшееся незамеченным, бережно хранится здесь поколениями только для того, чтобы во всем остальном мире все оставалось неизменным. – Маяма-сан! – Шибата отвлекла его от размышлений, отвернувшись от воды и взглянув ему в лицо. – Как вы думаете, что они теперь чувствуют? Маяма вспомнил, как поток белого света залил старый храм, все потонуло в этом сиянии, и мгновение не было больше ничего. А потом снова опустилась темнота, очаг переливался желтым огнем, а вокруг уже сидело пять человек, и лица их разгладились, удивительным образом утратив черты боли, печали и беспокойства. Они просто сидели рядом с закрытыми глазами и сложенными руками, и больше уже ничего не происходило. Маяма и Шибата покинули храм, а их таинственный спутник исчез вместе с белым сиянием. Вдвоем они спустились с горы, утром сели на первый паром и теперь плыли обратно, к своей жизни, оставив чудо позади. – Не знаю, – Маяма пожал плечами. – Наверное, им хорошо. – Я тоже так думаю! – воскликнула Шибата. – Они выглядели такими умиротворенными, когда мы их оставили, даже Госеки-сан. Жаль, что в Токио нам не о чем будет рассказать. – Не о чем? – рассеянно переспросил Маяма, не отрывая взгляда от воды. Он как будто снова оказался в том храме и с изумлением увидел, как папка с материалами дела рассыпается в руках Шибаты в прах. – Наверное, теперь получается, что этого дела вообще не было, – Шибата выглядела очень серьезной. Маяма вздохнул. Он не пытался осмыслить произошедшее, просто чувствовал, что прикоснулся к чему-то слишком великому, чем может осознать. Он не стал спорить, потому что глубоко внутри впервые за долгие годы ощущал спокойствие и почти удовлетворение. – Отчет писать будешь ты, надо же как-то объяснить, что мы здесь делали, – сказал он, закуривая. – Но Маяма-сан! – Ты, ты, отчеты – это очень важная часть стажерской практики. Изложишь все, как было. Ну, почти все. Шибата хмуро кивнула. Маяма усмехнулся. На востоке поднималось солнце – начинался новый день.