***
— Здрав… — Элис неспешно открыла дверь и, увидев человека, стоящего за ней, а именно взвинченного до ужаса Юнги, ненадолго приостановила приветствие, но, немного помявшись (так вышло, что пострадавший от её неаккуратности, сам немного удивился и это сыграло на руку девушке), всё-таки продолжила -…ствуйте. — Э… Здравствуйте, менеджер — пятьдесят процентов агрессии, которую Мин собирался выплеснуть на заливающего его человека, быстро стали пятьюдесятью процентами удивления. Конечно, он постарался скрыть его, как и небольшую радость. Это была немного «испуганная радость». Этого термина не существует официально. Такую радость можно испытывать к человеку, который тебе сильно симпатичен, но, по какой-либо причине, вы держите дистанцию или же вовсе незнакомы. Бывает, идёшь по улице и, увидев его или её ещё из далека, сначала испытываешь быстрый страх и потом уже разливающуюся, маскирующуюся под этим страхом радость. Она едва заметная, но, к сожалению, горькая. Ведь, в большинстве случаев, вы пройдёте мимо или обмолвитесь парой слов. Честно говоря, Юнги понятия не имел, что говорить. Это ситуация застала его врасплох. Но как бы то ни было, внешне он сохранял такое спокойствие и уверенность, что позавидуешь — Менеджер, — нарушил он неловкую тишину, скрестив руки на груди и немного наклонив голову набок. Это придавало его образу немного нахальности — вы меня заливаете. — Да, я извиняюсь, это было… По неосторожности — Элис тоже старалась выглядеть уверенной и вовсе не смущенной. Она растирала правой рукой ногу в том месте, где ударилась. Как ни странно, таким образом, ей было проще отвлечься. Физическая боль очень часто помогает отвлечься. Как бы то ни было, Элис вдруг задумалась о том, что она сказала Шуге во время той встречи в магазине и о том, что он сказал ей. Как так случилось, что в один момент они разошлись по разным углам и с какого перепугу ей так хочется не сводить глаз с него: усталого, с не уложенными волосами и с немного нахальным взглядом. — Тогда удачного вечера, менеджер. На первый раз, я вам прощу, что даже не потребую денег за возмещение ущерба — Юнги и сам не знал, зачем дерзил. Его агрессия вернулась. Только теперь она скорее была на самого себя. В голове его стали бегущей строкой быстро проплывать слова, последние слова, сказанные им для Элис и её молчаливый, но очень понятный ответ. Тогда это его задело. Он не ожидал, что она уйдёт, поэтому сейчас он не ожидает ничего, чтобы теперь его ничем нельзя было задеть. «Что ж, — подумал он — все случается» и развернулся в сторону лифта. Элис стояла. Внутри неё боролись две стороны: адекватная, которая действовала исключительно по приказам логики, и неадекватная, которая действовала только по приказам сердца. Сейчас она стояла по колено мокрая, с ушибленной ногой, только что спросонья и до черта сентиментальная. Вдруг в её голове запел голос, который не просто просил, а крайне ярко желал вернуть Мин Юнги. С первой их встречи что-то щёлкнуло в механизме пуленепробиваемой Элис. Её холодное сердце стало нагреваться, как бы сладко и банально это не звучало. Проживая большую часть своей жизни в мире без любви, очень трудно пустить её в своё сердце. Она должна приходить медленно, но уверенно, либо не появляться вовсе. Называйте это любовью с первого взгляда или как-то иначе, но было что-то такое в Шуге, что-то, что так засело девушке в душу. — Юнги! — негромко окликнула она его, а Мин и не стал притворяться, что не услышал. Он обернулся моментально. Его подбешивало собственное покорение её словам, собственное тайное желание провести больше времени хотя бы на таком расстоянии. — Мы же должны общаться только по делу, — напомнил он и снова необъяснимая злость стала нарастать в нем. Он чувствовал что-то не совсем свойственное для себя и это раздражало. Он не понимает откуда в нем покорность, противоречащая его натуре. Впервые, контролировать свои эмоции становится трудно.***
*POV Элис* — Так я по делу. Мне нужен бинт, у тебя нет? — Бинт, конечно. Я просто получу от него бинт и мы разойдёмся, как в море корабли. Определённо. Только бинт. Почему он так смотрит? Будто я обманываю. — Я ногу ушибла, упала. Если нетрудно… принеси бинт… — так смотрит на меня, будто понимает. Ну конечно, конечно он понимает. Я же не просто ради бинта прощу. Мне стоит определиться. Веду себя как законченная стерва. Ужасна. Как можно быть настолько себе противной. — Конечно есть. Жди — Юнги исчез за дверями лифта. Вот так вот жди? Простое жди. Черт, а болит и вправду больно. Что же я творю, а? Зачем так делаю, и себе и ему только хуже. А главное, я не могу понять, откуда во мне столько правильности. Я ведь просто хочу быть рядом с ним, так почему ушла. Я боюсь этого всего. Ведь у меня и не было то никогда настоящих чувств к кому-то. Такая взрослая и боюсь всего разговора и присутствия человека, который мне не безразличен. Я ведь даже не подумала о предупреждении со стороны отца. Настоящая причина, по которой я держу Мин Юнги на дистанции — мой собственный страх. Сейчас в моей голове идёт жёсткая борьба между новым для меня чувством и логикой, которая постепенно уступает. Как бы я сейчас за эти считанные минуты не пыталась найти минусы в наших возможных отношениях, я не могла их найти. Ведь никто не отругает меня, если решение окажется неверным, так, может, попробовать? Это всяко лучше, чем сожалеть о том, чего не сделал. Я так уверенно рассуждала, но эта уверенность растаяла при звуке открывающихся дверей лифта. Юнги шёл навстречу с бинтом и остановился у порога, который становился единственной преградой. Этот порог — пара сантиметров, но в более глубоком смысле — пропасть и только нас сейчас зависит, исчезнет ли она. Он молча протянул мне бинт. Молчание режет без ножа. Что, если моё решение уже никак не изменяет ситуацию? — Может, зайдёшь? — взяла я вещь, из-за которой мы ещё не разошлись. — Зачем? Я все принёс, так что… — как бы героически мне не хотелось сейчас стоять перед ним, но боль в ноге снова дала о себе знать и лучше бы мне заняться ушибом или хотя бы присесть, поэтому я сильнее вцепилась в ручку двери, чтобы не выдать своего состояния. Однако косой взгляд Мина проскользнул по моей уже «слившейся» с дверной ручкой руки. Он подхватил меня за талию и позволил облокотится, зайдя во внутрь квартиры. Дверь закрылась за ним. Он помог мне добраться до кровати. Все это было в мучительной тишине. Действия его были подкреплены только его непроницаемым выражением лица. В его духе — действовать незамедлительно и решительно, когда этого требует ситуация. Я завернула штанину и перебинтовала ногу, чувствуя на себе взгляд гостя. — Если тебе было больно, то ты могла бы просто сказать. Ни к чему этот героизм. Я не оценил. — Пф — фыркнула я — Мир не крутится вокруг тебя — но Юнги только поднял бровь, выразив таким образом почти единственную эмоцию за весь этот вечер. — Элис, давай ближе к делу — начал он разговор после того, как я закончила с ногой. Он оперся рукой на кровать и снова немного склонил голову набок — Я спрошу тебя второй и последний раз — я опустила глаза вниз, на руки, чтобы не попасться в ловушку взгляда. Черт возьми, лучше бы я упала в обморок — и давай не портить жизнь ни себе, ни мне. — Я знаю, что ты хочешь — оборвала я его — пойми меня, не смотря на мои 20, это для меня новое, я не могу понять, что это. Как я могу принять хоть какое-то решение, если у меня нет гарантии, что оно верное? — Разве, мне нужна гарантия? — усмехнулся он и снова что-то кошачье во взгляде. — Я…да не дави ты на меня! — ни с того ни с сего вдруг выдала я. Но он только посмеялся. — Я? Давлю? — Да! Как я могу отвечать, когда ты вот так вот сидишь напротив меня, на моей кровати, смотришь вот так вот, делаешь, что вздумается и… Даже волосы так блестят — что? Волосы? Черт, пресвятая Дева, что я несу… — Да? Блестят? А мне казалось, что они тусклые сегодня — будто я не сказала ничего такого, сыграл удивление Мин. — Тебе доставляет удовольствие видеть моё «унижение»? — выдохнула я. — Знаешь, когда ты вытворила тогда в магазине этот фокус с «знать я тебя не хочу, шавка», я себе места не находил, так что, да, мне сейчас доставляют эстетическое удовольствие твои оправдания. — Я не говорила такого… — Не говорила, но что ещё прикажешь чувствовать, когда ты обвели вокруг пальца и кинули, как щенка? Ничего, немного самоистязания не помешает — с самодовольным видом сказал Юнги. — Садист. — Я? Нет, я всего лишь восстанавливаю справедливость — улыбнулся он — и раз она восстановлена, то… — Ты можешь хотя иногда делать не только чего хочешь ты — но он прислонил указательный палец к моим губам — и я почувствовала, как продавилась под его невидимой силой. Разум стал полностью подчиненным и абсолютно перестала принимать решения. — Я уже один раз спрашивал у тебя, больше не буду. Теперь будет так, как я скажу.