Семь не делится на три.

Я стояла перед столом отца и никак не могла прийти в себя от злости. Я приехала сюда из Америки, чтобы стать главой компании, а не менеджером каких-то неизвестных мне левых ребят, чьи песни я даже толком и не слушала! Да что это за название такое: пуленепробиваемые бойскауты? Я смотрела прямо в глаза моего отца, который был явно доволен своей «гениальной» идей и теперь протягивал мне ключи от кабинета, где будет ждать информация и прочая документация, касающаяся BTS. Я, черт побери, закончила школу и университет гораздо раньше остальных и в свои 20 имела уже высшее образование и отличный аттестат, но прямо сейчас я видела, как рассыпается моя лестница и мечты стать главой компании и теперь я мысленно пыталась ухватиться за разлетающиеся осколки этой самой лестницы, которые теперь летали повсюду, но они ускользали сквозь мои пальцы и я не могла уцепиться за них. Все должно было быть идеальным. Я буду лучшей. Я всегда была и буду лучшей. Тщетные попытки усмирить саму себя просто оставались попытками и не несли никаких плодов: — Почему? — я только произнесла это короткое слово, но тут же сама поняла, как глупо это было. Я же младшая. Я с детства не понимала, почему меня завели, как еще одну игрушку или что? Я была третьим ребенком в семье и третьей девочкой, которую никогда не воспринимали всерьез. Я всю жизнь пытаюсь доказать родителям, что я не ошибка, что я не просто так появилась и смогу не разочаровать их, но самая горечь в том, что эти старания никто никогда не ценил. Я никогда не понимала, чем я хуже их, сестер. Самая старшая — умная, но совершенно некрасивая. Средняя — красавица, но абсолютная бестолочь, однако, ей это не мешает по жизни и она является любимицей отца, собственно, поэтому она и стала трейни этого агентства. Я сочетаю в себе все, экая жгучая смесь ума и красоты, что откликалось завистью в сердцах родственников. Я отличалась от них всем: во-первых, у всей моей семьи были голубые глаза и светлые волосы, но только у меня почти черный цвет глаз и темный цвет волос. Я перекрасилась в светлый так быстро, как это было возможно. Я стала носить линзы, чтобы соответствовать им, хотя вскоре линзы я все-таки убрала из жизни и только светлые, по грудь стриженные волосы оставались не в своем родном цвете. Из-за их ненавистных чувств ко мне я всегда оставалась одна: когда ела, когда гуляла, когда праздновала Рождество. Надо сказать, что мы довольно богаты, но это делало все еще прозаичней. Наш прекрасно отделанный дом, с широкой лестницей в холле и хрустальной люстрой, казался еще более монументальным при зажигании рождественских огоньков. Этот дом мог бы стать уютном местом, если бы меня поддерживала бы моя семья, но он становился жутким и пустым, когда я оставалась в нем одна.Все эти лампочки мигали разными цветами, но для кого? И пустая парадная лестница становилась ненужной без людей в этом месте. Я оставалась одна несколько десятков раз и просто садилась на одну из ступеней, воображая, как кто-нибудь ходит здесь и говорит со мной. Со временем, это прекратилось. Я стала принимать свое одиночество, обратив его в свою сильную сторону. Я легко поддалась ему и теперь становилась сильней с каждым прожитым годом, постепенно повышаясь в глазах родных. Меня теперь воспринимали хоть как-то и я ждала этого. Моя уверенность росла во мне и теперь мне было неприятно столкнуться с айсбергом под названием «жизнь». Я чувствовала как поймала птицу, но не по имени «удача», а по имени «обломинго». — Если ты хочешь руководить компанией, то начни с малого. Это поможет тебе приобрести нужный опыт и ты потянешь крупные предприятия, — я слышала только «бла-бла-бла». Этот спокойный тон и ничего не выражающие голубые глаза только разжигали во мне огонь ярости. — Зачем? Зачем ты ищешь оправдания, отец? Просто скажи мне правду: ты никогда не поручишь мне ничего стоящего, типа этих рассчитанных на маленьких девочек бездарных мальчиков, ты не дашь мне то, к чему я действительно готова, потому что я не твоя любимая дочь, да? Потому что я младшенькая и глупенькая, потому что я не такая как вы. Я все это знаю, тебе не нужно мне врать, — я развернулась и под шум в ушах вышла из кабинета, стараясь не уронить остатки своей гордости, стараясь не расплакаться. Я все еще умею сдерживать свои слезы. Я все еще буду сильной. Я ведь так молода, я бы хотела навечно сохранить свою молодость. Я настолько углубилась в себя, что не заметила, как столкнулась с кем-то. Это был высокий парень со странной прической, хотя, для меня любая прическа, почти каждого пятого встреченного здесь корейца, казалась странной, более темной кожей. На нем были темные очки и это, пожалуй, все, что я могла о нем сказать, потому что я запомнила только это. Меня всегда раздражало, когда люди носят солнцезащитные очки в помещении. — Извините, я случайно — сказал он мне на английском. Я удивилась бы, если бы не была все еще погружена в свои мысли, потому что здесь трудно встретить англоговорящего корейца. — Извиняю, — ответила я и собиралась уже уйти, как он остановил меня тем, что положил руку на плечо и своим низким голосом продолжил: — Мы все извиняемся. Мы не специально.Бездарные мальчики не хотели испортить вам жизнь, извините, — он поклонился мне и ушел, а я так и осталась стоять столбом.