Его душа

      Полная луна медленно всплывала над небольшим городком в тихой румынской глубинке. Лес засыпал, убаюканный ласковой песней майской ночи; свежие зелёные листья, освещённые звёздами, создавали причудливый узор на чёрной земле, на стволах деревьев и на крышах низких деревянных домиков. Весна окончательно прогнала зиму, но ещё не пустила лето, и природа наслаждалась приятными тёплыми днями и прохладными ночами.       На опушку, крадучись, вышел крупный волк. Он шумно втянул ночной воздух, оскалился и, поднявшись на задние лапы, громко взвыл. Этот протяжный вой заставил горожан поёжиться в своих постелях, а некоторых схватиться за ружья. Оборотень, по мнению людей, изводил их вот уже четыре долгих года. Несколько раз на него устраивалась охота, в лесу ставили капканы, приглашали святых отцов, которые молитвами и ладаном пытались изгнать нечисть из окрестностей города.       Но в этом ночном вое не было ни капли зла. Зверь взглянул в сторону городка, и его светло-зелёные глаза увлажнились слезами. Он не нападал на деревенские стада, только однажды зимой, когда стало особенно голодно, ворвался ночью в хлев и задрал одну корову. Оборотень мог долго бродить возле родного городка, всматриваясь в домики, разглядывая людей. И если бы эти самые люди умели не только смотреть, но и видеть, они бы заметили тоску и боль в его отнюдь не животных глазах.       Волк бросил ещё один печальный взгляд в сторону селения и побрёл прочь, пошатываясь и хватаясь огромной лапой за деревья. Луна играла бликами на его серебристо-белой шкуре. Внезапно, зверь остановился и принюхался к ночному воздуху. Нечто странное, чужое витало между деревьями. Запах мужчины. Нездешнего. Больного или раненого — оборотень не чувствовал крови, но уловил чудовищную слабость, съедавшую незнакомца.       В несколько крупных прыжков зверь достиг поляны на краю обрыва, освещённой полной луной. Где-то внизу плескалась полная после весенних дождей река. Оборотень остановился в тени, задумчиво и как-то испуганно разглядывая открывшуюся ему картину: в центре поляны огнём был выжжен странный рисунок в виде звезды, исписанный изогнутыми рунами и диковинными символами. В нос зверя ударил приторно-сладкий тошнотворный запах свежей крови, исходивший от выжженной травы, который тут же вызвал лёгкую дрожь в его сильных ногах. В середине рисунка, где сходились линии звезды, а руны были наиболее густыми, лежал нагой мужчина. Его чёрные длинные волосы разметались по лицу, скрывая его черты. Мужчина судорожно дышал, словно в агонии, а по его рукам и ногам пробегали алыми змейками языки пламени.       Немного в стороне от изображения пентаграммы стоял испуганный юноша в чёрной рясе с кровавой пентаграммой на лбу. По его лицу текли тонкие струйки пота, губы были бледны, а во взгляде в паре с торжеством танцевал ужас.       Оборотень притаился за деревом, наблюдая за разворачивающейся на его глазах драмой. Ибо мужчина в центре дьявольского рисунка пошевелился, встал на колени, поднялся и откинул с лица волосы, открыв его благородные черты и аристократическую бледность. В чёрных глазах загорелись голодные, злые огоньки. Он страшно закричал, запрокинув голову назад и подняв руки к звёздам. Юноша упал на колени и запричитал что-то про грозного повелителя, явившего своего сына на грешную землю… Но пришелец не слушал его, в один миг оказавшись рядом с сатанистом, он сжал длинными музыкальными пальцами его горло и впился в него, быстро и жадно выпивая из него жизнь. Алая горячая кровь потекла по его обнажённой груди. Юноша дёрнулся в предсмертной судороге и обмяк в сильных руках, как тряпичная кукла.       Мужчина отбросил тело в сторону, расправил плечи и глубоко вдохнул ночной воздух. — Я вернулся… — прошептал он еле слышно, — я вернулся! — изо всех сил прокричал он и засмеялся. Оборотню на секунду показалось, что и безмолвная луна, и высокомерные звёзды улыбнулись ему, ответили на его восторженный крик, словно встречая давно потерянного ребёнка.       Вампир опустился на траву, почти ласково прикоснулся к ней. Потом поднялся, подошёл к мёртвому телу и сорвал с него чёрный плащ, скрыв под ним свою наготу. Под лапой оборотня затрещала ветка, и мужчина резко развернулся к зверю, прожигая его тёмной бездной своих глаз.       Тяжёлые тучи наплыли на полную луну и закрыли собой и её, и звёзды. Поднялся ураганный ветер, на молодые листья вылился тепловатый, ласковый дождь. Он мягкими ладонями нежно прикоснулся к бледному лицу мужчины, стёр выжженный кровью рисунок, скорбными слезами омыл мёртвое тело. Оборотень взглянул на тёмное небо и упал на мокрую траву, ужасно и дико завывая от внезапной огненной боли, рвавшей тело и душу на части. Шерсть опала, тело сжалось, теряя звериные черты.       Владислав медленно приблизился к нему, заинтересованно разглядывая. На смятой траве и листьях лежала обнажённая девушка и хрипло дышала, приходя в себя после перерождения. Она почувствовала на себе его заинтересованный взор и подняла голову, а потом встала, не отрывая своего взгляда от бездны его глаз и нисколько не стесняясь своей наготы. Длинные светло-русые волосы, спускающиеся ниже бёдер, укрывали её тонкую фигуру, словно плащ, и переливались в лунном свете. Владиславу понравилось её лицо, которое красивым назвать было нельзя, но симпатию оно вызывало и внимание притягивало. Светло-зелёные глаза светились невероятной внутренней силой и такой знакомой вампиру болью.       Так они стояли очень долго, всматриваясь друг в друга. Наконец мужчина негромко спросил: — Рождена или проклята? — Проклята… — проговорила она. — А ты? — Я не считаю это проклятием, — ухмыльнулся он, — это благословение, высший дар… Только очень болезненный… — поморщился он. Огонь, рвавший его душу и тело, сменился безумным холодом, сковывающим чувства, приносящим страдания. И потом, ныли кровавые раны, оставленные мечом лучшего друга, почти брата, а мысли были затуманены недавно выпитым ядом. Хотелось тепла, которое согрело бы тело, излечило душу. Он протянул руку и прикоснулся к нежной щеке девушки. Она была так прекрасна в своей невинности и душевной чистоте. Проклятие не тронуло её сердца, не ожесточило характер.       Это внезапное прикосновение будто пробудило её. Столько времени в одиночестве не прошло даром, оставив глубокую рану в нежном молодом сердце. Его рука обжигала льдом намного сильнее стали капкана, в который она недавно попала, но девушка все равно потянулась к ней, позволила приласкать себя, отдавшись во власть холодной нежности вампира. Одиночества притягиваются. Страха не было, ни капли — ей казалось, что они знают друг друга целую вечность, и эта вечность сейчас была в его руках. Она внимательно вглядывалась в тёмные глаза, в бледное лицо с печатью боли и скорби. Её пальцы прикоснулись к чёрным волосам, она глубоко и спокойно вздохнула и потянулась к его губам.       Поцелуй был глубоким и нежным, первым в её жизни. Владиславу же он казался глотком чистого, свежего воздуха, на мгновение стёршего боль, память, страдания. Перестали беспокоить раны от меча Ван Хельсинга, исчезла слабость от яда. Даже образ ненаглядных жены и детей стал туманным. «Всё это осталось в той жизни, сын мой… — прошипел знакомый голос в голове, воскрешая в памяти события прошлого дня. — В той. Ты более не человек, запомни это, сын»... Дракула мысленно отмахнулся от него.       Девушка отстранилась и мягко прикоснулась кончиками тонких пальцев к его ладони, жестом показывая идти за ней. Шли долго, пробираясь сквозь заросли деревьев, спотыкаясь на кочках.       Она привела Владислава в свою небольшую избушку, стоящую в глубине лесной чащобы, там, куда не ходили городские охотники. Маленький, но очень чистый домишко — во всём виделась женская рука. Здесь, в тишине леса, в тёплой постели молодой женщины, залечивал свои раны Владислав Дракула. Перерождение пока не принесло ему обещанных силы и могущества — только боль и холод. Раны на груди ещё кровоточили, а превращение в огромное порождение Ада приносило ужасные страдания. В его жилах ещё не остыла кровь, не умерла ненависть к своим убийцам и предателям. Жизнь оставляла его тело и душу медленно, а маска изо льда и камня застывала ещё медленнее. Война с турками, предательство, весть о гибели родных и поединок с названным братом резали память раскалёнными ножами. Нужно было время, чтобы привыкнуть к своей новой сущности, приручить силу и убить чувства.       Его милую знакомую звали Алиной. Их первой ночью за окном шумел дождь, а небо то и дело исполосовывали молнии. Она лежала на его груди и нежно гладила холодную кожу, а он перебирал пальцами мягкие гладкие пряди её волос. — Не знаю, что мой отец не поделил с той ведьмой, — говорила она тихо и спокойно, но в глубоком грудном голосе слышалась тщательно скрываемая грусть. — Только меня в лес тянуло, очень сильно. Мне, конечно, запрещали, но от этого желание сбежать было ещё сильнее. Однажды вечером я и встретила того оборотня… — голос предательски дрогнул. — Я никогда ещё не бегала так быстро. Я кричала, плакала, звала на помощь... Ноги не слушались, я споткнулась и покатилась в овраг. Там, лёжа в мокрой траве, я закрыла лицо руками, боясь пошевелиться. Думала, что он потерял мой след, сбился, но зверь нашёл меня. Огромный, воняющий псиной и падалью, он лишь слегка прикоснулся зубами к моей руке. Я завопила, а он зарычал и исчез во тьме леса… — Дракула приподнял её локоть и осмотрел розовый, уродливый шрам. Алина продолжала, только теперь голосом твёрдым и ровным: — Отец сначала приглашал священников, потом знахарей, а затем продал меня цыганам. В тот день мне только исполнилось четырнадцать лет. Когда пришло моё первое полнолуние, о, я хорошо его запомнила… Знаешь, другие оборотни не помнят себя в звериной шкуре, но не я. В памяти отчетливо запечатлелась та цыганская колдунья, которая пыталась меня излечить. В страхе она приказала убить меня, и я разорвала весь табор. Силы было много, и я её почти не контролировала… — она вздохнула и продолжила: — Я убежала сюда и теперь очень редко подхожу к людям. Они боятся меня, пытаются убить. Хотя я ни разу не сделала им дурного за эти четыре года, только та корова… Если не уродился урожай, или летом припекало сильнее обычного, или в округе развелось слишком много лис, волков или рысей — они сразу объявляют на меня охоту. Ведьмино отродье, прислужница тьмы… — она замолкла, спрятав лицо на груди мужчины. — Людям свойственно винить в своих бедах любого, кроме себя. Тем более, когда есть создание, не похожее на них. Всё чужое в их глазах — всегда зло. Но то, как видят тебя окружающие, не должно определять твою сущность… — прошептал Дракула и поцеловал Алину в лоб, убаюкивая в своих руках.       Один за другим побежали тёплые весенние дни. Утром они были вместе, даря друг другу нежность, ласку, страсть. А по ночам расставались, чтобы снова встретиться на рассвете. Дракула познавал свою изменившуюся сущность, приручая её силу, привыкая к могуществу. Шипящий голос отца всё реже звучал в его голове, но никогда не уходил, всегда напоминал о своём присутствии. Владислав знал, что рано или поздно ему придётся покинуть своё тихое пристанище, где его проклятое при жизни, да и после смерти сердце нашло долгожданный покой.       Он часто отлучался в городок, где представился путником, пострадавшим от разбойников. Добрые горожане дали ему одежду и коня, а ещё пожаловались на оборотня, обитающего в их лесу. Там же Владислав узнал о договоре своих бояр с турками, о внезапном и таинственном исчезновении Гэбриэла Ван Хельсинга, Разящей длани Господа Бога, и о собственной кончине. Последнее весьма позабавило его, а голос в голове прошипел: «Даже в такую глушь долетают слухи»... Ему пришлось задержаться на несколько дней, оставив Алину одну. Она прекрасно знала о его планах, но тоска вновь закралась в её совсем ещё юное сердце.       На заре пятого дня Владислав решил возвращаться в лес, узнав всё, что ему требовалось. Но на выезде из города путь ему перекрыла торжественная, но мрачная процессия: четверо всадников в серебряных доспехах и на вороных конях ехали впереди, расчищая дорогу карете из чёрного дерева со стальными решётками на окнах. Позади экипажа ехало ещё пятеро всадников. От пришельцев несло ладаном и проповедью. Владислав спешился и подозвал к себе молодого священника местной церкви, спросив о процессии: — О, преподобный отец Иоганн откликнулся на нашу просьбу! — глаза юноши горели невероятным торжеством. — Неужели вы не знаете? Отец Иоганн — самый известный борец с нечистью во всей Европе. Он изловит окаянного оборотня и наконец-то избавит нас от проклятья!       Мысли Владислава прорезал раскалённой иглой образ Алины, такой слабой и беззащитной перед лицом церкви. Через некоторое время он был уже в лесу и прижимал её к своей груди. Девушка отвечала страстно и горячо, уверяла его, что будет предельно осторожна. Но чёрные тучи уже сгустились над лесом и её домом…       На закате первого летнего дня небольшую низину, где стоял дом Алины, начали сжимать кольцом служители Святого братства. К воинам отца Иоганна добавился ещё один отряд в кроваво-красных доспехах с отчеканенными на них драконами. Если бы Дракула видел их, он бы, непременно, узнал этот орден. Но по странной случайности охотники выбрали идеальное время для того, чтобы поймать оборотня: Владислава, о котором и не знали, не было сейчас дома. Ночью он обернулся огромным порождением Ада и исчез в невысоких горах к северу от леса. Алина была одна. Алина была совершенно беззащитна.       Охота началась. Несколько хорошо вооружённых мужчин выбили дверь, врываясь в дом. Они перевернули немногочисленную мебель, разворотили подвал и чердак, но следов зверя не нашли. Низкий, гневный рык услышал отец Иоганн за своей спиной, стоя перед домом. Оборотень находился в отдалении от них, его оскал был страшен, в глазах плясал огонь, но в неловких, дёрганных движениях были видны неуверенность и слабость. «Он ещё слишком молод, — подумал священник, — что ж, тем лучше!» — Вяжите его! — громко крикнул он, и несколько рыцарей бросились к зверю.       Они стреляли в оборотня серебряными стрелами из арбалетов, пытались накинуть на него сеть, но зверь изворачивался, сумев задеть огромной когтистой лапой двоих или троих. Отец Иоганн читал молитвы, рыцари выхватили мечи. Одному удалось полоснуть оборотня по ноге и тот упал на траву, низко взвыв от боли и понимания неизбежного. На него тут же набросили верёвки, стянув лапы, и растянули на земле, не давая пошевелиться.       Отец Иоганн подошёл медленно, продолжая читать латинские заклинания. Затем он занёс серебряный кинжал над зверем и вонзил сталь в его грудь. Тварь дико и обречённо завыла, а в её глазах показались слёзы. Шерсть начала опадать, тело ослабевать и терять звериные черты. — Теперь посмотрим на тебя, проклятый выродок, в твоём человеческом облике, — торжествующе сказал священник и почувствовал, как холод побежал по его коже, ибо в глазах оборотня дрожали ужас и боль, недоступные звериному пониманию. — Этого не может быть… — прошептал он. — Ты не можешь понимать, чувствовать! — в исступлении закричал он, отшатываясь.       Тьму разрезал ужасающий крик какой-то неведомой твари. Она тяжело приземлилась в низину и огромными полуруками растерзала рыцарей в клочья. Они даже не успели ничего сделать. Отец Иоганн задохнулся от страха, помертвевшей рукой начал крестить свою грудь, шептать молитвы. Но тварь не трогала латынь. В мгновение она оказалась возле него и одним лёгким, почти нежным прикосновением оторвала ему голову. Кровь брызнула в разные стороны, окрашивая землю алым. Тело сделало несколько неловких движений и упало в грязь.       Владислав принял человеческий облик, опустился на траву и взял на руки, как маленького ребёнка, еле дышащую Алину. Из её груди хлестала кровь, но она держалась из последних сил, чтобы взглянуть на него в последний раз. Она протянула руку и прикоснулась к холодному лицу, пригладила чёрные волосы и очень слабо улыбнулась: — Не кори себя, граф. Мы знали, что нам всё равно придётся расстаться. Я не умираю, слышишь? Не умираю. Я буду всегда рядом, я буду здесь, — её рука скользнула по его груди, девушка тихо выдохнула и посмотрела в небо, улыбаясь яркой звезде.       Владислав закричал от боли и скорби. От последних чувств, которые он себе позволил. Прижимал уже мёртвое тело к себе, целовал остывающие губы, руки, шею. Молил и стонал.       Солнце медленно вставало над лесом. В маленьком домике на кровати лежала обнажённая девушка с алым, уродливым цветком на груди. Мужчина бросил последний взгляд на неё, поцеловал холодный лоб и опустил зажжённый факел на её постель. — Теперь я действительно мёртв, — сказал он, глядя на танец огня. — Ты знала, что так случится, но позволила мне стать частью твоей жизни…       Он поднял голову вверх, посмотрел на бездонное, равнодушное небо и закричал. Голос его был страшен: столько боли, ненависти, скорби... - Ты! Это по твоей воле она мертва! - кричал Дракула, обращаясь к невидимому собеседнику. - Она была невинна, за что ты убил её?!...       Чёрная когтистая рука опустилась на плечо мужчины и сжала его. Владислав не обернулся. Тихий шипящий голос вкрадчиво произнёс: - Она мертва по моей воли. Ты, мой сын, должен был похоронить свою душу, вместо того, чтобы тешить её с этой девушкой. Теперь в огне сгорело то, что оставалось в тебе от человека. Ты ведь помнишь условия нашей сделки, сын мой, кровь моя, сделай так, чтобы я не разочаровался в тебе...       Чёрная крупная тварь взлетела над лесом и исчезла в туманных горах на севере, а в огне медленно сгорела душа румынского князя…