Я ничего не могу сделать

Ты ещё так молод, так юн, а уже успел потерять отца, ногу и свой викинговский неунывающий дух. Твои некогда светящиеся глаза, теперь тусклы и украшены мешками, ты улыбаешься, но боль в твоих глазах сильнее, ты потерял отца и это — невыносимая потеря, из-за которой ты страдаешь. Ты словно угасаешь, гниешь и умираешь с каждым днем. И я ничего не могу с этим поделать. Я пыталась утешить тебя, сделать что-то, чтобы ты улыбнулся, и ты улыбался, но это длилось недолго. Ты крепко обнимал меня и говорил: «Спасибо, Астрид», но на следующий день ты опять будто гнил. В один день, когда я пришла навестить тебя в кузню, ты был очень злым и нервным, накричал на меня из-за того, что я мешаю выковывать оружие, а потом опомнился, и когда я хотела выйти, ты встал перед дверью, прижал меня к своей широкой груди и гладя по волосам говорил: «Прости, Астрид, прости пожалуйста…» Я тебе верила. Ты был слишком уставшим. Из-за того, что ты стал вождем я практически не вижу тебя, ты уходишь рано утром и приходишь очень поздно, ешь свой остывший ужин и идешь спать. Я вижу тебя только ночью, когда я выбираюсь из-под твоих объятий, смотрю на тебя минуты две, и убедившись, что ты спишь, я вскакиваю на Громгильду и улетаю. Назови меня дурой, но я каждую ночь лечу на это чертово место, где погиб Стоик. Громгильда уходила в другое место, так как знала, что мне надо побыть одной. Нет сил, чтобы передать, как сильно я люблю этого дракона, и Беззубика, и тебя, Иккинг… Временами лицо Стоика стоит у меня перед глазами. Тот момент, когда он понял, что должен спасти тебя. Я видела это, я видела столько страха и отчаяния в его глазах, но я видела что-то ещё. Он боролся со своим страхом, он знал на что идет. Я приземлилась на землю и не поверила своим глазам. Я не хотела ничему верить. Вождь погиб. Погиб… Слишком много боли в этих чертовых словах. И воспоминания со скоростью Ночной Фурии начали проноситься вокруг меня. Как вождь разрешил создать Школу Драконов, как он праздновал с нами Сногглтог, как он утешал меня, когда мой дом сожгли… А в ушах у меня так и звенит его последнее слово. «Сынок!» Я не выдержала. Меня прорвало. Грузно опустившись на колени, я накрыла свое лицо руками и зарыдала. Слезы душили меня, катились из глаз бурным потоком, обжигая холодные щеки, я никогда не чувствовала себя такой беззащитной и жалкой, разбитой и брошенной. Я бы отдала все, чтобы вернуть время на пять месяцев назад, когда вождь ещё был жив. Когда ты ещё был жив, Иккинг… — Прости… — прохрипела я в пустоту, переборов свои слезы. — Но я ничего не могу сделать… Минута, вторая, а я не останавливаюсь, я плачу, прерывая рыдания рваными хрипами, мое тело содрогалось. Физическая боль может быть сильной, но душевная может разбить нас в крах. Либо у меня совсем поехала крыша, либо я действительно расслышала в тишине чьи-то шаги, это не была девушка, ноги слишком тяжело опускались на землю. И тут мне на плечи опускаются руки. И меня пронзила молния. Ты, черт побери, ЗДЕСЬ?! — Ты не обязана извиняться… — шепчешь ты, усаживая меня на колени и проводя рукой по моим волосам. — Ты вовсе не причем. А я замолчала, прижавшись к тебе. Мне хочется двинуть тебе между ног за то, что следил за мной, но я крепко обнимаю тебя, все ещё плача. А потом все, как в тумане. Глаза заволокло пеленой, и я мирно засопела. На следующий день я проснулась от того, что твои руки стискивают меня в объятиях. Сонно разлепив глаза, я приподнимаю голову и вижу твое улыбающееся лицо. — Доброе утро, миледи. — ты улыбнулся шире. А я положила голову тебе на грудь и закрыла глаза. Сон это был, или нет, но главное, что сейчас Ты рядом…