Ели бы Коу Муками задали вопрос типа: «Может ли вампир влюбиться в человека?», он бы посмеялся и сказал, что такого и быть не может, а если бы его спросили: «А ты уверен, что не влюблён в ту странную девчонку с забавными вихрами на макушке и маленькими косичками по бокам?», парень бы разозлился на такие глупые высказывания и непременно бы получил школьной сумкой по голове, при чем как раз от той самой девчонки.
***
Коу любит растягивать удовольствие, постепенно впиваясь клыками в горло жертвенной невесты, но в школе приходится глотать быстро, стремительно оставляя Еву без значительной части крови, чтобы успеть прежде, чем их найдёт эта ненормальная и помешает как следует насытиться, а может быть и врежет, если парень попробует добраться и до неё.
***
Муками ненавидит все парки, кафе и даже школьную столовую, так как Она там теряет над собой контроль и привлекает ненужное внимание других парней, которые пронзённые его яростным взглядом уходят как можно дальше.
Коу льстит внимание преданных фанаток, но Она мигом распугивает их всех, не боясь расправы от одержимых его внешностью и славой. Мальчик уже приказывал Ей держаться подальше от него на людях, но разве школьная задира будет кого-то слушать
Коу бесит, что Она плюет с высокой колокольни на все его приглашения на концерт, а потом договаривается с его менеджером, подпевает за кулисами и пробирается в гримерную за лежачим в его сумке обедом, который положили специально для этой обжоры.
***
Муками ненавидит, когда им пытаются воспользоваться, но по какой-то причине Она беспрепятственно помыкает им и смело заявляет ему, что он её парень и обязан подчиняться ей. Он терпеть не может её бесстрашие перед ним.
Коу не выносит своих же странных чувств, напоминающих тепло, растекающееся по венам, как сладкая кровь, принося с собой лёгкую истому, а иногда обжигающих, как раскалённый металл.
Но это было раньше…
Сейчас всё по-другому. Она не ходит в школу — там невыносимо находиться. Учителя смягчаются, завышают оценки и понуро опускают голову при виде девочки; одноклассники шепчутся за спиной, обсуждая особенности её проблемы; подруги ни на шаг не отходят или вообще не приближаются, боясь ощутить боль от потери; он — единственный, кто как ни в чем не бывало вел себя. Стало невыносимо терпеть это и она не появлялась в школе больше и он тоже. Не в знак верности и покорности, нет — иначе он пошёл бы и сам наткнулся на охотника на вампиров, — ему стало скучно там без Неё, да и о нём ходили разговоры. Как все узнали? Всё до огорчения просто: приступ случился прямо на физкультуре, а свидетели не умеют держать рот на замке. Никому ненужная, в особенности им, жалость потекла из всех щелей.
В её квартире будто начали траур по ещё живой заранее. Её никчёмные родственники уже оплакивают живую, такую же как раньше, девочку.
Но он не намерен жалеть Её. Все люди умирают — таков закон природы, Ей не повезло — смерть решила забрать молодую жизнь раньше, как и миллионы других, его настигла бы такая участь — не стань он вампиром. Она благодарна, что он сейчас с ней и не испытывает той тошнотворной скорби.
Его тошнит от запаха больницы и от этих белых халатов, точнее от людей, которые беспомощно пожимают плечами и смотрят с сочуствием, словно жалеют. Он злобно косится на старушек, наблюдающих каждый его приход сюда и бормочущих «бедный мальчик», стоит ему только поговорить с доктором. Коу не кричит, он просто впихивает сопротивляющейся девочке необходимые медикаменты и силком тащит на процедуры.
Парень удивлённо смотрит на братьев, когда те просят закончить с этой «дружбой» и помочь с планом «Адама и Евы». Он отмахивается и говорит, что эта игра в жалость скоро закончится. Коу срывается на Юи, которая, по его мнению, должна быть похожа на
неё. Он намеренно говорит девушке то же, что и
ей, делает что-то в помощь ей, но… Юи всё делает не так! Говорит не так!.. как
она.
— Знаешь, что я ценю в твоей старой и гнилой душе? — произносит она, кинув взгляд на влюблённую парочку, которая выясняла причину симпатии друг к другу.
— Неожиданно, и как-то обидно про душу, — на самом деле он и сам знает, что его душа и вправду сгнивает столетиями, даже знает, что она ценит в нём эту «поддержку», но хочет услышать от неё о его зависимости независимости от человеческой девушки. — Ну так что?
— Не знаю, — она пожимает плечами, отрешённо уставившись в результаты анилизов, выданных доктором, который и объяснит эти непонятные записи. — Не знаю… Просто люблю и боюсь умереть. Тебе станет лучше без меня, но, знаешь, это слабый стимул принять смерть. Потому что я хочу всю жизнь доставать тебя, Муками. Люблю, люблю одна из нас, ведь вампиры не способны на такие человеческие чувства?
Она лукавила с грустью, но её глаза оставались такими же смеющимися с дерзкой искринкой. И он не посмел произнести ни слова от шока, проведя весь день с ней в молчании.
До этого разговора Коу считал, что она смирилась со всем, но когда она сказала обратное, в душе парня порвалась та струна, которая держала все эмоции, сломался стержень высокомерия, строящий иллюзии о его превосходстве на другими, хотя на самом деле он лежал под её ногами, лопнула чаша, переполненная настоящими чувствами, выкинутыми давным-давно, спали цепи, сковывающие его желания… и мечты. Сладкие грёзы, зовущиеся снами, и истинные мечты о будущем. Мечты не об исполнении плана, а о своём будущем. Он словно очнулся от многолетнего сна и…
…влюбился в человека, каким был раньше сам.
Муками не навещал её несколько дней, которые пролетели мгновенно, не тронув его, но повредив её. Что он делал эти несколько дней?
Заботливые братья рассказали Карл-Хайнцу о помешательстве Коу на человеке, и мужчина вёл долгую беседу с парнем, воля которого треснула под этим властным вампиром от его руки, давящей на старые раны, ломающей разум и стирающей воспоминания.
Вот только образ этой девочки парень спрятал в себе и не отдал мужчине. Стараясь сохранить все крупинки воспоминаний, он стал по-настоящему одержим. Коу вспоминал: с чего всё началось? Но помимо этого пролетали ужасные картины детства, наложившие свой отпечаток на его психике. Он вспоминал девочку, засевшую глубоко в ледяное сердце, но очередные приступы ярости и боль в стеклянном глазу стёрли из памяти её имя. Впервые Коу так обезумел. Он почувствовал острую необходимость увидеть её.
Такое метание даже стало привычным. Но не в этот раз. Сегодня стало хуже. Сколько он ждал под дверями палаты? Час? Два? Или же всего полчаса? Наконец из палаты вышел её лечащий врач и тут же попросил Коу о разговоре. Вот тогда-то парень понял — насколько он был беспечен: скоро всё закончится. Остался какой-то месяц. Жалкое число, незначащее ровным счётом ничего. Всё кончится, как он и жаждал. Жестокий голос разума усмехнулся: «Хотел избавиться? Получай».
Несмело скрипнула дверь, в холодную комнату повеяло родным теплом, ощущавшимся через сон. На кровати крепким сном спала девочка шестнадцати лет. Волосы цвета крепкого кофе потускнели; и так бледная кожа стала походить на фарфор; ранее румяные губы посинели; веки в беспокойном сне подрагивали, а под глазами были заметны тёмные круги от усталости; на руках виднелись маленькие синяки от игл; солнечный свет оставлял еле заметные блики на бесцветном лице; она дышала глубоко с хрипами и морщила носик от назойливых лучиков. На столе скопилась куча упаковок и таблеток всевозможных цветов и форм, на полу остались лепестки роз; принесённых им в последнее посещение; с немым ужасом он увидел на белых постелях красные разводы; из-под подушки торчал смятый листок, на котором корявым почерком, видимо в очередном приступе, было вычерчено его имя. Затолкав в задний карман джинсов этот листочек, пообещал прочитать позже текст написанный на нём, Коу сжал в руке подрагивающую ладошку и невольно вздрогнул — холодная и совсем хрупкая.
Дверь отворилась и внутрь зашла медсестра, попросив его выйти. Он знал эту девушку. Шерон Рейнтсворд терпеть не могла его, считая пустышкой-идолом, который нашёл себе забаву в виде больной девочки. Она была права: такие мысли и положили начало этому. Но так ли было на самом деле? Не Коу ли первым подбежал к потерявшей сознание подруге, покинув класс, и из-за пробок на дорогах добежал на своих двоих до больницы с нею на руках? Его поступок вызвал восхищение — они не знали, что для вампира ноша ничего не значит. Не он ли настойчиво стучал в двери её семьи, пока она без сознания пребывала в больнице, вламывался и кричал на её родителей, не желающих навестить дочь? Разве не Муками заставлял её глотать таблетки и соблюдать режим для жизни, проводил в этих стенах дни и ночи, как ни в чём ни бывало болтал с ней? Не он сейчас обисиленно опустился на стул и со страхом глядит на спящую девушку, слушая то, как она провела полторы недели, что его не было, от молча плачущей медсестры?
—…са, я думаю, он не придёт больше. Хватит этих надежд, — негромко, но твёрдо сказала Шерон, уже четвёртый день с негодованием наблюдая, как подруга выискивает в толпе и на улице, и в здании того наглого блондина.
— У него, наверное, концерты, да и менеджер не отпускает. Но он обещал, что обязательно увидит мою смерть и… — девочка вдруг замолчала и робко улыбнулась, кинув взгляд на фото с ним и ею. Эти слова насторожили девушку, и ей осталось только крепко обнять маленькую подругу.
— Что это? — Красноглазая с удивлением подняла с пола маленький блокнот и пробежала глазами по записям. С громким криком девочка кинулась на неё и забрала свою собственность, прижав ту к груди.
— Нельзя! Это личное! И сегодня я не буду пить эту гадость! — её голос подозрительно дрожал, а сама она отвернулась к окну, у которого и сидела с утра до вечера.
— Но ты и так почти неделю отказываешься. Это опасно, А…
— Зачем? Я всё равно никому не нужна… Я знала…никому…
— Это не так, — всхлипнула Рейнсворт.
—… с самого начала, ещё в школе, знала, что я не нужна семье и друзьям, но он тогда разшевелил меня своим ужасным поведением и попытался привлечь моё внимание…
Шерон села на постель и стала слушать историю подруги, слушать то, что знали только сама девочка и Муками Коу.
— Я разозлилась и врезала ему, — она шмыгнула носом и хохотнула, — Видела бы ты его ошарашенный взгляд. В школе меня и так не любили из-за вечных моих споров и драк, а эта ситуация стала спусковым крючком — девчонкам осталось лишь нажать и избавиться от меня. Муками утащил меня оттуда и наорал в пустом классе. На следующий день я ждала нападок, но всё было тихо. Оказалось, что это идиот попросил забить на меня, он так поступил ради выгоды и поставил меня в статус его должницы. Вот только я взяла вверх.
Медсестра улыбнулась: таков характер девочки.
— Мы сдружились… Но и ему я не была нужна… Ему стало интересно, а как я попала в больницу, то думала…
—… что и он отвернётся, — продолжила за неё светловолосая, испытывая в душе к этому мерзавцу противоположные эмоции. С одной стороны, она была благодарна за то, что он был с девочкой и заставлял её жить. С другой, он поступил подло, бесследно пропав сейчас, нет, он с самого начала поступил подло, играя с чувствами её подруги.
— Верно. Но теперь он не придёт. Шерон, пожалуйста уйди. Я хочу побыть одна…
— Он придёт… наверное… — Шерон хотелось в это верить.
— Ты сама уверяла меня в обратном. Прошу, оставь меня…
Захлопнув за собой дверь и осев у стенв, Шерон закрыла ладонью рот и зарыдала.
Звон стёкла и глухой стук раздались за злополучной дверью, и Шерон влетела внутрь. Около окна скрутилась девочка, плача и задыхаясь от кашля. Девушка позвала врача и со слезами в голосе опустилась перед нею. Её тело трясло, сердце пустилось в смертельный для хозяйки пляс, руки и лицо были в крови с порезами от осколков разбитой капельницы…
— Зачем ты начал эту игру? — холодно потребовала ответа Шерон, поставив парня в тупик. Какая игра? Ах, игра… Верно, зачем? Он и сам не понимал. От рассказа тряслись руки и мысли в голове ходили ходуном, бились о черепную коробку. — Зачем, Муками?
— Я… — слова давались с трудом, но он должен это сказать. Должен. — Я… л-люб-блю…
— Что?! — девушка была в ярости. После её слов, что этот случай — его вина, он смеет говорить о светлых чувствах?!
— Я люблю
Алису, — мигом взял он себя в руки. Коу Муками никому не показывает свои слабости.
— Да как ты смеешь! — прошипела Рейнсворд. — Это из-за тебя! Возьми, — она кинула в его руки телефон Алисы. — Не ты ли это написал? Убирайся!
Она выпихнула его прочь, и Коу не стал сопротивляться. И как он мог забыть её имя? Как он мог бросить её здесь одну, найдя причины для избежания встречи? Плохая привычка — забывать тяжёлые моменты, но
Алиса — не тяжёлый момент его жизни, так? Он сам не знает…
— «Помолчи со мной»? То есть я должен сказать это тому, кого люблю, чтобы отдохнуть от болтовни? Я запутался! — маленький мальчик раздражённо топнул ножкой и взмахнул золотыми вихрами, хмуро уставившись на мать.
— Не так, — женщина взлохматила густые волосы сына и терпеливо объяснила, — Если вы с ней будете на грани жизни и смерти, а ты захочешь остаться с ней связанным, ты можешь связать ваши души.
— Я люблю только тебя и отца! Помолчи со мной! — детские невинные глаза проникали в сердце, и мать невольно улыбнулась.
— Ты ещё маленький… Но скоро ты всё поймёшь…
И на это «скоро» ушло несколько веков.
