Сага о Золотой Змее

Ночью в Священной Роще снова горели костры: сжигали тела павших в бою. До самого неба, казалось, взметнулся столб огня от погребального костра конунга Харальда и его сыновей, законного Сигурда и побочного Кнуда. Чтобы проводить их с должным почтением, пришлось срубить много деревьев из Священной Рощи, прежде неприкосновенной для Племени Фьордов. Теперь от нее оставалось лишь внутреннее кольцо самых больших и могучих деревьев, иные из которых росли еще до основания Сванехольма. Теперь никто не решился бы сказать, кому скорее придет конец: деревьям в Священной Роще или людям, нашедшим там себе убежище... Ульв Черный, еще сильнее потемневший от усталости и обжигающего лицо пламени костра, стоял впереди, бережно поддерживая под руку королеву Ингрид, закутанную в черное покрывало. Никто не удивлялся, почему именно к Ульву все обращаются за распоряжениями. Он отомстил за Харальда, он спас от уничтожения хотя бы часть войска викингов, и, значит, ему и надлежало поджечь костер отца и сводных братьев. Все приняли это как должное. Только сам он про себя усмехался превратностям судьбы, но ни с кем не говорил об этом; то были бы лишние слова, их лучше было не произносить. А самое главное - похоже, что именно на него, Ульва, теперь ложилась ответственность за жизнь и смерть Племени Фьордов. Он не собирался сдаваться и по-прежнему надеялся на победу, но понимал, что теперь добиться ее стало еще труднее. О том же думала и королева Ингрид. В ночь похорон мужа и сына она не произнесла ни слова, будто онемела, однако на следующее утро пришла на собравшийся в шатре конунга военный совет. Пришли уцелевшие сыновья конунга, лучшие воины, которых он когда-то ценил, последние четверо ярлов. Были и несколько человек, выдвинувшихся недавно, буквально в последние дни ожесточенных сражений с нечистью. Всех волновал один и тот же вопрос: каким образом они могут противостоять врагу? - Еще одной битвы нам не выдержать, - хмуро произнес Ульв. - Знаю, здесь мы тоже недолго протянем; холод и голод прикончат кого угодно. Но выйти сражаться теперь - верная смерть. Мы еще не отчаялись и не устали жить! Те, кто был накануне в сражении, могли лишь согласиться с ним. И тут слово взяла королева Ингрид. Ее участие в военном совете викинги принимали как должное, таким уважением у них пользовалась вдова конунга Харальда, во всех отношениях не похожая на обычных женщин. Ее упорство и сила духа каждый день подавали пример мужчинам Племени Фьордов: если женщина, потерявшая трех сыновей и мужа, еще готова сопротивляться, неужто они окажутся слабее? И теперь Ингрид оглядела всех по очереди провалившимися, зловеще блестящими глазами, сухо усмехнулась уголками губ: - Если врага не победить в открытом бою, против него будут хороши любые средства. Ты говоришь, Ульв, они мечтают о наших сокровищах? Предложите им сокровища... Чтобы подавились ими! Услышав такой совет, Ульв недоумевающе покачал головой, а вместо него возразил Халльдор: - Ты предлагаешь заманить врага в ловушку? Стыдись, госпожа! Чем мы станем отличаться от нашего врага? Даже если бы мы победили такой ценой, чего стоит победа, если в итоге два одинаковых змеиных царства будут скалиться друг на друга через ледяную пустыню? Королева вскинула руку, обрывая горячую речь викинга. - Тебе бы стать скальдом, Халльдор: вон какие страшные образы создает твое воображение! Нам сейчас противостоит бесчестный враг, не склонный уважать нас - почему мы должны считаться с ними? Будь это обычная война против человеческих народов - данов, фризов, саксов или хотя бы всех разом, вы, мужчины, сами выиграли бы ее, без моих советов. Но здесь нам противостоит коварство женщины, и мы вправе ответить на него тем же. Не беспокойтесь, дети: на вас вина не падет, ведь не вы задумали ловушку. Ну а я всего лишь старуха, и, если мне придется в Царстве Хель перейти вброд реку Слид, несущую мечи, я к этому готова. Мне довелось пережить и более сильную боль... Сказала она просто, будто подтверждая очевидный всем факт, но настолько гордо, что видевшим ее в этот миг вдовствующая королева показалась величественнее, чем в былые времена, когда в блеске драгоценностей занимала трон в Сванехольме. Каждый из викингов хоть на мгновение склонил перед ней голову. Потом Ульв осторожно поинтересовался, так как и ему был не совсем ясен замысел королевы: - Что ты задумала, госпожа? Пойдут ли враги в твою ловушку? Не считай их всех дураками. Лисица, и та не всегда попадается охотнику. Вместо ответа Ингрид хлопнула в ладоши и негромко позвала: - Элла! В шатер вошла девушка-служанка, одна из доверенных лиц королевы, благодаря которым та прежде всегда бывала в курсе всех дел, творящихся в Сванехольме. Для нее нашлась служба и теперь. Девушка поклонилась присутствующим почтительно, но без робости. - Что, Элла: карлик придет к тебе на свидание в эту ночь? - спросила Ингрид. Та кивнула и гневно фыркнула: - Придет! Чтобы снова наговорить мне гадостей и выклянчить новых подарков, с клятвенными обещаниями завтра же все вернуть... Ух, как я его ненавижу, госпожа! Видят светлые Асы, когда-нибудь не выдержу, убью эту крысу! - не сдержалась девушка. Королева ласково кивнула ей, протянула чудом уцелевший золотой кубок, полный кристально чистой воды из родника. - Понимаю, но ты должна выдержать еще одну встречу. Сегодня ты покажешь карлику, где именно лежат сокровища Сванехольма! А мы к тому времени устроим ловушку. Девушка вздохнула. - Ради тебя, госпожа, я постараюсь. Не знаю только, захочет ли этот Альвис звать других. Очень уж жаден, даже на мои подачки бросается, как пес на кости, забыв, что изображает передо мной мальчишку. Чтобы такой да поделился с кем-то золотом... - А мы ему подскажем, что медлить нельзя, а то золото вот-вот уплывет из его загребущих ручек, - с воодушевлением ответила Ингрид, поглядывая на собравшихся воинов. К ее удовлетворению, больше никто не оспаривал ее замысла... Ночью в заиндевевших кустах возле Священной Рощи шептались двое: Элла и карлик Альвис, позор племени цвергов, ставший шутом у Морны. В свете маленькой лампы, которую Элла осторожно придерживала под полой плаща, ее собеседника можно было принять за мальчишку-бонда, которому еще не исполнилось четырнадцати; невысокая, хрупкая фигурка и безбородое юношеское лицо позволяли ему сойти за ребенка. Элла, сидевшая на бревне напротив него, выглядела рядом рослой и мощной, хотя на самом деле была среднего роста для женщины Племени Фьордов. Первой заговорила она, тревожным, почти умоляющим голосом: - Ты вернул вещи? Ты ведь клялся именами богов, что все вернешь сегодня же! Ты же понимаешь, что я отдавала тебе не свое? Я даже украла драгоценности госпожи, чтобы помочь тебе, я превратилась в воровку ради тебя! Где же твоя благодарность, Альвис? Ты хоть понимаешь, чем я рискую ради тебя? Меня выгонят голую на мороз, как предательницу! А так мне и надо, что поверила тебе... В голосе девушки звучало такое отчаяние, что растрогало бы кого угодно. Но только не Альвиса. На его бледном остром личике было заметно одно лишь удивление: а что вообще случилось, почему его в чем-то обвиняют? С видом полнейшего простодушия улыбнулся девушке. - Да верну я вещи, верну! Вот отец меня найдет, и щедро наградит тебя за помощь. У него много золота, и дорогих мехов, и много чего еще. Тогда я не только все тебе отдам, но и в десять раз больше. Тебе больше не придется служить королеве, у тебя будет свой дом со слугами, лошади, коровы... Дерьмо собачье мне в глотку, если вру! От столь оригинальной клятвы девушка лишь поморщилась. - Не знаю, кто воспитывал тебя, Альвис, но ты говоришь совсем не как сын богатых родителей. Я же просила тебя хотя бы при мне вести себя приличнее. Ни от кого из викингов я не слышала столько грубости, сколько от тебя. И ты думаешь, я поверю, что ты - сын богатого купца, только похищенный нечистью и сбежавший по дороге? Тогда почему ведешь себя как последний из трэлей? Эта гневная отповедь, казалось, удивила, даже немного испугала карлика, выдававшего себя за ребенка. Впервые он задумался, легко ли будет и дальше управлять девушкой. Впрочем, в превосходстве своего ума он никогда не сомневался. - Извини, Элла! Я забыл, что ты не любишь грубостей. Если бы меня с детства воспитывал кто-то вроде тебя, я бы помнил это. Никому не было дела, как я говорю... Ну ладно, а ты принесла что-нибудь? - Вот тебе одежда, - девушка развернула перед ним детские шерстяные штаны и рубашку, меховую куртку и шапку с красной кисточкой. Затем строго проговорила: - Учти, это вещи мальчика, умершего вчера от лихорадки. Я их взяла только для того, чтобы с тобой не случилось того же. Вот тебе золотой браслет, он принадлежит лично мне, на него ты купишь в каком-нибудь селении лошадь и повозку, чтобы добраться к себе домой. Больше я ничем не могу тебе помочь, Альвис! Оставь меня в покое, прошу тебя. В ответ карлик схватил девушку за руку. Хватка его маленьких рук была мягкой и несильной, и девушка могла бы сбросить ее, но заставила себя сдержаться, ожидая, что он скажет. - Ну как же так, Элла? Тебе что, не жаль прощаться со мной? Девушка, разглядывая его в свете стоявшей на земле лампы, некоторое время размышляла: неужели он говорит серьезно? Он, привыкший пользоваться ее помощью, да еще унижать при этом, притворяется настолько ловко или вправду уверен, что осчастливил ее своим вниманием? А может, он просто глуп, несмотря на всю свою хитрость? - Мне очень жаль, что ты ничего не понимаешь, Альвис. Желаю тебе когда-нибудь понять, - вырвалось у нее. Ладони карлика на ее запястьях, просунутые под рукава плаща и шерстяного платья сделались влажными, но Альвис не отпускал ее. Глядя снизу вверх, он поинтересовался, придвинувшись ближе: - Раз уж мы прощаемся, скажи напоследок: ты девственница? - Что?! - Элла рывком освободила руки, дрожа от гнева: - Где ты нахватался таких слов, мальчик? Кто тебе дал право такое спрашивать? Тебе четырнадцать лет, а мне двадцать один, и моя жизнь - не твое дело! Альвис спокойно моргал глазами с тем же недоумевающе-невинным видом, больше всего бесившим ее. - А что такого? Я просто спросил, берет ли тебя кто-нибудь... Но в этот раз поплатился: девушка схватила его за плечи, рывком опрокинула себе на колени, вниз головой, и прорычала, нависая над ним, как кошка над крысенком: - Ты спрашиваешь, что такого, гнусная крыса? Да я бы не позволила задавать таких вопросов и тому, за кого соберусь замуж, а уж тем более невоспитанному мальчишке! Тебе бы лучше научиться владеть мечом и вращать весло драккара - вот это дела для мужчины. А на то, в чем видишь мужественность ты, способен и последний раб! Она отпустила его, вскочила с бревна и принялась растирать руки снегом. Альвис, испуганный и удивленный, сидел не шевелясь. Он не знал, что Элла настолько сильна, иначе был бы с ней осторожнее. А теперь в нем вскипала ненависть к девушке, которую он до сих пор полагал своим орудием, думал, что она, обманутая и обкраденная, будет во всем помогать ему, в надежде, что он вернет долг. Но вот она отказалась повиноваться; что еще хуже - она, как все молодые женщины, дала понять Альвису, что не ставит его ни во что. Теперь в ней воплотились для него все, кем он не мог обладать, оставшись недоразвитым на всю жизнь. Если бы кто-то мог понять, какая это мука - быть взрослым душой и заключенным в тело человеческого ребенка! "Ну ладно же, красотка! Иной маленький, если у него довольно ума, найдет способ укоротить всех больших. Приползешь еще ко мне за помощью, только будет поздно..." - Пойдем, - Элла властно подхватила карлика под руку и повела вдоль Священной Рощи, в сторону от лагеря Других Народов. Шли молча, только снег хрустел под ногами. Девушке не хотелось говорить, а карлик воображал, каким унижениям подвергнет ее, когда война закончится. Прошли мимо развалин города, где за ночь вырос деревянный частокол. Похоже было, что за ним идет какая-то работа: туда и обратно ходили люди с лопатами и мешками... - Что это? - ухмыльнулся Альвис. - Хотите отстроить Сванехольм? - Нет, - со сдержанным гневом отвечала Элла. - Это мои хозяева устали от войны, они собираются уплыть на своих драккарах куда-нибудь подальше, пока шторма прекратились. Вот, забирают из тайника золото: с ним-то и за морем можно неплохо устроиться. Из ее объяснения Альвис ясно разобрал одно слово: "золото". Его бледные глаза алчно вспыхнули в темноте. - Много ли золота? - живо поинтересовался он, облизывая бледные губы. - Да целые мешки! - девушка указала на темные фигуры викингов, что в полной темноте таскали тяжелые мешки из ямы к Священной Роще. Вдруг один из мешков разорвался, очевидно, не выдержав огромной тяжести. В безлунной ночи сверкнуло золото. В грязный, утоптанный снег полетела, сверкая, золотая чаша. За ней тяжелые, сверкающие драгоценными камнями цепи, короны, браслеты и целый ливень золотых монет. Рассыпавший золото викинг с проклятием наклонился подобрать их, но его опередил Альвис. Вырвавшись из рук Эллы, он метнулся вперед, ловкий и быстрый, видя в темноте лучше, чем при свете, он легко пробежал по сугробам. Девушка не могла догнать его, она была тяжелее в своем зимнем меховом плаще. Выругавшись ему вслед, она повернула домой, к Священной Роще. Но, если бы Альвис видел ее через несколько мгновений, сильно встревожился бы, потому что теперь ее лицо не выражало и следа недавнего отчаяния. Напротив, Элла усмехалась, довольная успехом миссии, порученной ей королевой. А Альвис, набрав полные руки драгоценностей, побежал к своему лагерю, предупредить войско Других Народов, чтобы те поспешили перехватить золото Сванехольма. Конечно, делиться добычей не хотелось, но ее должно было хватить на всех, и без чужой помощи ему все равно не справиться. Тот, кто умнее, имеет право использовать прочих в своих целях. Так действовала королева Морна, ее примеру следовал и Альвис. За деревянным частоколом на развалинах Сванехольма кипела работа. В разрытой, освобожденной от снега земле зияла огромная яма, вокруг нее викинги спешно сооружали сруб из бревен, будто хотели скрыть от посторонних глаз свою работу. Пока, однако, бревна были уложены лишь с одной стороны, хотя и это немало, учитывая, за какое короткое время они проделали работу. А тем временем в лагере Других Народов все поднялись по тревоге, оповещенные Альвисом о найденном, наконец, золоте Сванехольма. При этом хитрый карлик умолчал о знакомстве с Эллой и приписал одному себе обнаружение клада. В его рассказе, он один, ведомый тайным подземным чутьем своего народа, выследил викингов и проник в саму сокровищницу. Слушая его неумеренную похвальбу, остальные карлики презрительно плевались - они-то знали, что Альвису никакого природного чутья не досталось, он был выродком и в этом, - но промолчали, рассчитывая завладеть золотом или хотя бы его изрядной частью. После гибели двух других вождей Кланов старшим в этом разношерстном войске остался белый змей Нидхегг, именовавший себя братом королевы Морны. Не забывая демонстрировать окружающим свою скорбь от гибели собратьев, он втайне радовался, оставшись один. Теперь уж никто не посмеет оспаривать у него внимание королевы! Он позаботится, чтобы Клан Змеи меньше других пострадал в битвах против людей, и теперь Волки и Орлы, даже взятые вместе, уступали Змеям. Морна оценит по итогам войны, кого следует наградить, она тоже ценит результат и не жалеет неудачников. А когда он станет не только самым могущественным, но и самым богатым среди йотунов, двоюродной сестре придется задуматься, не разумнее ли разделить с ним трон. Вот Альвис - Альвису лучше будет исчезнуть, чтобы не хвастал впредь своим участием... Нидхегг собирался созвать в поход на сокровищами только Клан Змеи, но помимо его желания весть о найденном золоте облетела весь лагерь. И вот, когда йотуны-Змеи готовы были выскользнуть, шурша чешуей по утоптанному снегу, откуда не возьмись им навстречу выступил отряд людей, а чуть поодаль собрались карлики-цверги, кажется, чуть ли не впервые отдавшие должное своему бесполезному родичу. - Только вас здесь не хватало! Спасибо, хоть тролли слишком дики и тупы, чтобы им пригодилось золото! - усмехнулся Нидхегг, принимая человеческий облик. Навстречу ему шагнул норландский ярл, выбравший сторону Морны в расчете, что Золотая Змея озолотит и своих слуг. Их было двое братьев, особенно отличившихся жестокостью и корыстолюбием; о них говорили, якобы они еще дома, несколько лет назад, собирались убить своего третьего брата, и тот вынужден был бежать, оставив им все, что принадлежало ему. В ночь взятия Сванехольма один из братьев был убит, зато уцелевший, охваченный жаждой золота, теперь выхватил меч, не боясь грозить вождю йотунов. Маленькая золотая змейка билась о его грудь, разжигая неукротимое желание обладать еще большим богатством, чем удалось присвоить до сих пор. - Мы пришли одновременно с вами, и назад не повернем, - глухо проворчал бывший викинг. - Что за вопросы между союзниками? Добыча принадлежит тем, кто ее захватил. В его глазах плясали золотые отблески, точно предвкушаемые сокровища уже отражались в них. И такие же зловещие огоньки Нидхегг увидел и в глазах остальных людей - почти половины отряда перебежчиков. Они готовы были драться, если потребуется. Глава Клана Змеи пообещал себе разобраться с наглецом, когда представится удобный случай. Но сейчас было не время для раскола в воинстве Золотой Змеи. И он хитро улыбнулся. - Ты прав. Сокровищ хватит на всех, лишь бы не дать им уплыть, - согласился он, про себя рассчитывая, как только сванехольмские драккары выйдут в море, напасть на них со всем войском морских чудовищ. Там уж викингам будет не до сопротивления, в море легко удастся положить конец этому упрямому племени. Возле огромной ямы работали всего несколько человек, и те сбежали, как только увидели надвигающееся на них вражеское войско. Их не преследовали; кому было дело до нескольких жалких беглецов, когда на кону лежали сокровища Сванехольма! Вот она, яма, полная золота! Яма была широкой, с уходящими в стороны боковыми ходами - скорее, целое подземелье. И глубины такой, что для ее преодоления троим рослым мужчинам пришлось бы стать на плечи друг другу. Зоркие глаза йотунов и карликов различили в глубине деревянные опоры, вбитые в землю, чтобы предотвратить оползание. Уж это точно было сделано не за сегодняшнюю ночь! Сомнения рассеялись: тайник действительно выглядел старым. А сильнее всего их убеждал вид высоких бочек, стоявших на дне подземелья. Одна из них осталась приоткрытой, и там, из-под крышки, которую не успели уложить на место законные владельцы, сверкало... Золото... Золото! ЗОЛОТО!!! Вот оно - настоящее божество сражавшихся под знаменами Морны: яркое, звонкое, бессмертное и непобедимое, объединяющее людей, йотунов и цвергов. Еще никогда они не были настолько единодушны, как сейчас. Расталкивая друг друга, бросились вниз по деревянной лестнице, не обращая внимания, как трещат под ногами ступени. Что до них, когда вот оно, золото, под ногами, как простые камни! Спеша ухватить свою долю, они ползли, как змеи, и прыгали на плечи друг другу, когда в яме стало не повернуться. Не замечая того, союзники поневоле сбивали с ног тех, кто послабее, и ходили по телам затоптанных. Какой-то карлик первым вскочил на бочку с золотом и с торжествующим воплем разрубил топором ее крышку, но тут же йотун столкнул его на землю и наступил ногой ему на горло, а в следующий миг трое людей, оборванных и окровавленных, безумно оскалившихся, потянули его в разные стороны, разрывая натрое. Вряд ли хоть у кого-то в этой бешеной свалке хоть на мгновение мелькала мысль о чем-то, кроме золота. Ни хитроумный Нидхегг, ни мнящий себя мудрецом Альвис не устояли перед властью золота. И никто не заметил, да и как тут заметишь, что прикрытие из бревен наверху, что они приняли за незаконченную ограду, будто ожило и поползло к ним. Не сами, конечно, катились черные, политые смолой бревна - их толкали викинги, незаметно подкравшись к яме. Работали молча, ожесточенно, тяжело дышали, потные, раскрасневшиеся, толкая ломами и собственными плечами тяжелую деревянную черепаху. И вот просмоленные бревна посыпались вниз; их грохот потонул в воплях, а затем стонах, донесшихся из ямы. Проникшие туда кладоискатели оказались заживо погребены, чудом уцелевшие вместе с ранеными и умирающими. Ульв стиснул зубы, слушая вопли врагов, терзаемых заживо благодаря его стараниям. Хуже нынешних мучений вряд ли достанется им и в царстве Хель. Он видел, что некоторые викинги рядом с ним смотрят хмуро и отворачиваются, словно их не радует такая победа. На краю ямы появилась королева Ингрид в развевающемся темном платье. В руках она держала лук с уже нацеленной стрелой. - Вы хорошо поработали, дети. Но этого еще мало для них, - проговорила она низким, как у мужчины, голосом. И с этими словами пустила в цель стрелу, вспыхнувшую в полете. Политые смолой бревна вспыхнули мгновенно, и вскоре огонь охватил всю яму. Густые, черные клубы дыма взметнулись к звездному небу, и ярче звезд вспыхивали снопы искр, выстреливая алым, багряным, золотым, оранжевым. Ярче пожаров Сванехольма, выше всех погребальных костров взметнулось пламя. И сквозь его бешеный рев донеслись вопли сгорающих заживо, исполненные ярости и боли. - Смола! Будь все проклято! В половине бочек смола! Не золото! - донесся оттуда истошный вопль. - Да! - во весь голос ответил Ульв, чувствуя, что сейчас людям будет кстати меткая шутка. - Вы пришли за сокровищами Сванехольма? Вот и получите, нам не жаль! Огонь разгорелся еще жарче, это приготовленные внизу бочки со смолой вспыхнули, так что ловушка превратилась во внутренность огнедышащей горы. И оттуда, раздвигая обожженными руками горячие бревна, по пояс в кипящей смоле, стали подниматься воины Золотой Змеи. Людям было не выдержать и нескольких мгновений в огненной ловушке. Иное дело - йотуны и карлики, создания прежних эпох; многие из них погибли, но некоторым удавалось подняться над пылающим озером по трупам своих собратьев, вталкивая их еще глубже. Одним из первых в своем змеином облике выскользнул Нидхегг. Трудно было теперь его узнать: из белоснежного вождь Клана Змеи сделался закопченно-черным, гребень из перьев полностью обгорел. Но, едва он вынырнул из огня, как Ингрид снова спустила тетиву, и плоская голова змея со стрелой в темени упала в огонь. А оттуда лезли, упорно пытаясь спастись, все новые враги. Так сильно было стремление выжить у этих существ, что они, даже со смертельными ожогами, ослепшие, с обугленными руками, тянулись к свежему воздуху. Иные из них тут же подали замертво и вновь поглощались огнем, других, пострадавших меньше, добивали викинги. Но Альвис все-таки не зря мнил себя хитрецом. Еще в самом начале, когда первые бревна только начали падать, он, как самый легкий и ловкий, взобрался по стене ямы, и теперь собирался ускользнуть, но столкнулся с Эллой, услышавшей шорох в кустах. Она схватила карлика за горло и потащила к яме. - Куда же ты? А получить свою долю сокровищ?! Альвис, с дико вытаращенными глазами, завопил, размахивая руками: - Куда ты меня тащишь? Пощади, я все отдам! Я же... ой, пощади! Я думал, ты добрая, хотел иметь такую сестру, как ты! - Сестру?! - Элла презрительно расхохоталась, не сознавая, вызван ли ее смех страшной картиной огненной ловушки, дым от которой еще разносил ветер, или же наглостью карлика. - Значит, ты и свою сестру обманул бы и продал, крыса? Только я тоже не так проста - все это время я выполняла приказ моей госпожи! Альвис, услышав это признание, понял, что ему нечего надеяться на милосердие Эллы, зато вдвое энергичнее принялся умолять викингов: - Меня хотят убить! Помогите! Она сдурела, она сейчас меня сожжет! Помогите, ну что вы, не люди, что ли! - он кричал и плакал, хватая за руки собравшихся вокруг людей. Но Ульв схватил карлика за шкирку и швырнул в огонь, тут же сомкнувшийся над его головой... Долго стояли викинги над костром, поглотившим сокровища Сванехольма вместе с позарившимися на них врагами. Наконец, костер догорел, и крупные хлопья снега стали заносить остывающие угли. Над Священной Рощей наступило утро, и ее обитатели поспешили скрыться в своем надежном убежище, не ожидая, когда в лагере врагов обнаружат, что произошло. Когда возвращались, Ингвар первым высказал мысли, посещавшие почти всех, указав рукой в сторону лагеря Других Народов. - Там все еще засели наши враги. Многие из них погибли, но большинство живы. А у Золотой Змеи найдется кем их заменить. Война еще не закончена. Ульв сурово кивнул головой, соглашаясь. - Я тоже думал об этом. Война не прекратится, пока она сама жива. Остается лишь надеяться, что Стирбьерн найдет ее.