Сага о Золотой Змее

А в это время где-то далеко от морского побережья, в Лесной Земле за угрюмыми еловыми лесами, обживались люди, которых привел туда наказ загадочного старого скальда, именовавшегося среди людей Гестом. Там не подозревали, что вокруг творится неладное. Над Лесной Землей продолжало светить солнце, потому что колдовство Морны не затронуло ее. И потому маленький отряд, пришедший с Лейвом и Астрид, устраивался там, не беспокоясь о мире вокруг. И то сказать, у изгнанников было множество дел. Прежде всего, следовало к зиме соорудить теплые жилища; а зима, хоть и куда более мягкая в этом краю кленов, буков и каштанов, все же пришла, накрыв белым покрывалом снега все, кроме клочка выжженной земли. Но к этому времени бывшие викинги успели переселиться из походного шатра в сложенный по всем правилам из торфа длинный дом. Главным строительным материалом их обеспечило полузаросшее лесное болото, а стропила и опорные столбы за несколько дней вырубили в ближайшем лесу. Выбор древесных пород здесь был богат, как нигде в Земле Фьордов, и Лейв предпочел для опор своего будущего дома дуб и ясень, чтобы его род в Лесной Земле держался с крепостью дуба и пользовался милостью богов; ведь именно из ясеня они вытесали самого первого человека. В память об искусстве своих богов, потомки Аска и Эмблы и сами владели топорами в строительстве не хуже, чем в бою, так что работа кипела, как гейзер, на который люди все еще поглядывали с удивлением. Когда, срубив очередное дерево, викинги быстро ошкуривали, обтесывали его, обрубали ветки, чтобы затем придать ему любую форму, Лейв, загорелый и обветренный, с забранными в хвост волосами, смеясь, кричал своему молочному брату Рунну, сквозь неумолчный стук топора: - Ну что, Рунн! Я ведь говорил, что топор в Лесной Земле будет полезнее меча? Попробуй-ка срубить такое деревце мечом! И Рунн, еще более смуглый и отощавший, как весенний олень, но все такой же смешливый, отвечал ему: - Да уж конечно, ты не прогадал, отдав мне Солнечный Блеск именно теперь! Ну ладно, хоть на стену повесить пригодится, когда построимся. Не топор же вешать для красоты? Работали весело, обмениваясь шутками, соревнуясь между собой - кто сделает быстрее и лучше. Всем давно хотелось зажить своим домом, после долгого изгнания. Кроме того, не один Лейв думал о будущем. Еще во время пути многие из его воинов стали приглядываться к похищенным женщинам, а после прибытия в Лесную Землю, такую теплую и ласковую, находили время после окончания дневных работ уделять внимание и женщинам, у которых забот было не меньше. Да и как могло быть иначе, если за время путешествия они привыкли жить в одном шатре - не глаза же отводить друг от друга? Эрик и Оддни стали первой парой, в знак скрепления своих обетов принесшей в жертву лесного голубя на импровизированном алтаре богини любви Фрейи, за ними и Рунн женился на славянке Людмиле. В Земле Фьордов та могла бы стать разве что наложницей кого-то из викингов, но в Лесной Земле жизнь складывалась проще, чем на побережье, быть может, потому что людей было мало, и приходилось ценить каждого из своих спутников больше, чем при обычных обстоятельствах. Так что, если Людмила и называла Одина Сварогом, Тора - Перуном, а Фрейю, соединившую ее с мужем, - Ладой, то богам вряд ли повредили бы эти смешные имена, а людей это подавно не касалось. Главным было, что каждая новая пара упрочивала положение поселенцев в Лесной Земле. Лейв особенно радовался, видя своих давних друзей, деливших с ним горечь изгнания, счастливыми; если бы он мог, послал бы каждому не меньше счастья, чем у них с Астрид. Поэтому и строить Большой Дом решил с размахом, чтобы в нем хватило места и будущим поколениям, которые непременно появятся здесь. Астрид уже ждала ребенка - первого ребенка, что родится в Лесной Земле! Беременность еще не была заметна, но молодая женщина вся будто светилась неведомым прежде чувством. Когда она вместе со своими подругами лепила из глины новую посуду или выделывала звериные шкуры, чтобы сшить из них одежды на зиму, даже за этой монотонной и не слишком приятной работой напевала вполголоса песни, иных из которых прежде никто не слышал... В то раннее утро, едва краешек солнца позолотил вершины окружавших Лесную Землю гор, Лейв открыл глаза и потянулся на постели, набитой соломой и застеленной шкурой огромной рыси, которую сам застрелил не так давно. Астрид еще спала, и он не хотел беспокоить ее. Во сне она улыбалась, забыв об усталости, а ведь и ей нелегко давалась изматывающая работа, какой дома у нее и трэлям не всегда приходилось заниматься. Но Астрид гордо отвечала, когда ее просили поберечь себя: "Я - жена первого ярла Лесной Земли, значит, должна быть первой во всем, и в работе тоже". Лейв невесомо коснулся облака ее пышных волос, разметавшихся по изголовью постели, и тихо поднялся, чтобы не мешать никому. Сегодня он проснулся раньше всех ради особенной цели, и не хотел заранее сообщать о ней никому. Он хотел сделать колыбель для будущего ребенка, и накануне как раз нашел в лесу подходящий для нее ясень. Высокий и стройный - настоящий отросток Мирового Древа, без единого порока, чтобы будущий сын рос таким же здоровым и крепким. А может, первой родится дочь, такая же красивая, как Астрид? Ну, пусть и так, они еще молоды, и у них непременно будут сыновья. А у тех, как они вырастут, появятся свои сыновья - хозяева Лесной Земли, продолжение Лейва и Астрид. И колыбель, что он сделает, будет передаваться в его роду из поколения в поколение; для того-то и стоит постараться, сделать ее как можно лучше. Лейв уже мысленно видел эту колыбель. Он вырежет на ней весь путь в Лесную Землю: морские волны, корабли и чаек над ними, Черный Лес и глаза неведомого чудовища, и заснеженные горы впереди, и другой лес, зеленый и светлый, посланный им богами. А еще украсит колыбель защитными рунами, и, поверх всего, вырежет знаки своего рода: голову ворона и восходящее солнце. И добавит к ним крыло лебедя, в честь Астрид Светлой, спустившейся на землю валькирии, девы с лебедиными крыльями. Тихо закрыв за собой дверь, Лейв вышел из дома, вдохнул свежий морозный воздух. Прошел мимо законченного всего несколько дней назад коровника. Они сделали все возможное, чтобы и животные не хуже людей пережили наступившую зиму. В поле немного подальше паслись лошади, раскапывая под снегом траву, а за оградой из кольев хрюкали поросята: не так давно Снорри Охотник устроил облаву на кабанов, при этом детенышей удалось поймать живыми. Поселенцы Лесной Земли обустраивались все лучше, и Лейв с гордостью смотрел на дело своих рук и рук своих товарищей. Подумать только: за каких-то три луны удалось воздвигнуть настоящую усадьбу, не хуже любой из самых богатых в Земле Фьордов! А какие роскошные меха им уже удалось добыть в стране зверей, не боящихся человека! А охота, а весной в горную речку наверняка пойдет лосось... Да, не много найдется краев богаче Лесной Земли, и слава Асам, что привели сюда именно его, Лейва! Мечтая о будущем, Лейв прошел через лес, туда, где вчера видел нужный ясень. Это было недалеко от выжженной земли; но, дойдя туда, он остановился, как вкопанный. Со вчерашнего дня пятно выжженной земли выросло почти вдвое, теперь оно ограничивалось лишь изгибом реки, а лед на ней заметно подтаял, хоть на противоположном берегу по-прежнему лежал снег. Там, где темнела жуткая опалина, снега не осталось, и даже талая вода испарилась без остатка, а все, что прежде росло на ее месте, высохло; стволы деревьев торчали, как обугленные. Даже сама земля там стала серой и сухой, и при малейшем дуновении ветра взметалась в воздух тучами пыли. - Великий Один и все Асы! Что это? - изумленно воскликнул Лейв. У него тревожно забилось сердце, хоть он сам еще не вполне понимал, отчего. Но ярлу Лесной Земли было нужно понять, что творится в его владениях, и вот он, выбрав место, где река сужалась, бросил копье и сам прыгнул за ним, на тот берег. Серая, обожженная до пепла земля оказалась страшно горячей, будто угли в очаге! На Лейве были кожаные штаны и сапоги из кожи, с толстыми подошвами, и все-таки он едва сдержал крик, будто прыгнул в костер. А, прежде чем он успел что-то предпринять, земля заколебалась прямо перед ним, осыпаясь вниз, все истончающимся слоем. Это было не похоже на землетрясение, скорее напоминало зыбь на мелкой воде, будто земля здесь стала такой же легкой и непрочной. Лейв закричал и метнул копье туда, где разверзался провал. Он еще не сознавал, что это значит и чем грозит, но не мог ничего не сделать. Земля раскрылась прямо перед ним, и на долю мгновения молодой викинг увидел всю каменную толщу, а в ней - пещеру, облицованную гладким черным камнем, отражающим блеск пламени. А затем провал заволокла громадная тень. Развернулась - и прянула вверх, вспыхивая испепеляющим пламенем. Сгустившись, тень приняла вид человека огромного роста, с кожей цвета раскаленной меди; длинные черные волосы клубились за его спиной, а одежда на нем была алой. Воздух вокруг него раскалился, стал горячим и плотным, как перед грозой. В плече у огненного великана торчало копье Лейва, но, кажется, не причиняло ему никакого беспокойства. Вокруг раны сгустились багровые отблески, пробежали по древку, и тяжелое боевое копье мигом вспыхнуло и сгорело, как щепка. Лейв медленно отступил, бледный, как смерть. - Огненный великан! Вход в Муспельхейм... - прошептал он непослушными губами. - О нет! С ним никому не справиться... Созданный из пламени шагнул к нему, пронизывая человека глазами - двумя озерами кипящей лавы. В руке его появился меч; было похоже, что он вырастил его, как продолжение руки, как дерево новую ветку. Лейв медленно поднял топор, свое единственное оружие. Меч из пламени рассек воздух у самой головы Лейва; тот в последний момент успел увернуться, но почувствовал, как обожгло щеку. Даже будь на нем доспехи, подумалось ему, они ничем не помогли бы против порождения Муспельхейма, с которым в незапамятные времена даже боги избегали сражаться. Он бы только изжарился в них заживо, как краб в своем панцире, брошенный в костер. Сам облик огненного великана подавлял любого, кому довелось бы его встретить. Что мог человек противопоставить воплощенному пламени, пожирающему все, чего коснется? Нет, естественным поступком было бежать, спасаться, потому что со стихией никакому человеку не справиться. Но это ничего не меняло. Лейв знал, что, стоит огненному великану перейти реку, как Лесная Земля, приютившая их, превратится в Муспельхейм на земле. И его Астрид сгорит вместе с неродившимся ребенком, и все, кого он привел сюда на верную смерть. "О, боги, этого ли вы хотели? И ты, Гест, чего стоят твои советы?!" Он ударил топором в грудь великану - выше трудно было достать. И снова вокруг раны заклубилось пламя, переливаясь багряным и кроваво-алым, на глазах исцеляя ее. Лейв ожидал нового удара, но его враг вдруг заговорил, отведя пылающий меч в сторону. Голос у него был под стать всему облику, похож на рев пламени на ветру, только вот и самый сильный ветер стих бы возле огненного чудовища. - Я - Сурт, сильнейший из сынов Муспелля. Долго я спал, но теперь пришло мое время, и я пришел. Как зовут тебя, игрушка Асов? - Я - Лейв, сын Торкеля, хозяин Лесной Земли, - ответил он сурово, удобнее перехватывая дубовую рукоять топора. "В глаз буду бить", - решил он, чувствуя на себе неустанный испепеляющий взор огненного йотуна, который был на две головы выше человека. Одновременно Лейв, не оглядываясь, почувствовал под ногами речной берег; еще немного - и сорвался бы в хоть и не широкую, но бурную и полноводную горную реку. Значит, пути назад нет. Его враг тоже понял это; сполохи огня вокруг его головы из багровых стали оранжевыми, и он прогудел насмешливо: - Много о себе мнишь, человек! Вижу, вовремя я вернулся в этот мир, раз подобные тебе считают себя его хозяевами! И, когда Лейв прыгнул ему навстречу, Сурт перехватил его за плечи, поднял без всякого труда. Лейв закричал от боли, чувствуя, как в его руки вгрызается огонь. Невыносимая, жгучая боль проникла под кожу, впилась в его мышцы и кости, не позволяя даже разжать пальцы, так что он совершенно неосознанно не выпустил топор из сцепленных рук. Наверное, он кричал, иначе было невозможно, хотя сам не слышал собственного крика - только победный рев всепожирающего пламени да грохот крови в собственной голове, готовой разлететься на куски. Потом огромные, обжигающе-горячие руки коснулись груди Лейва, так что его сердце чуть не остановилось от боли. Перехватили за талию, оставляя широкие дымящиеся полосы обгоревшей кожи. Лейв уже не мог кричать; боль была такой, что и потерять сознание не удавалось. Казалось, Сурт играет с ним, как кот с мышью, или изучает, пытаясь понять, что представляет собой человек. Земля под ногами сына Муспелля запеклась сплошной каменной коркой, вода в реке, нагретая близостью его жаркого дыхания, окутывалась паром. Где-то выше в долине со свистом и грохотом взмыл вверх гейзер. Но грохот не умолкал; он продолжался, а вслед за ним донеслось неистовое бурление воды. Это колебание земли разрушило гейзер, и теперь горячая вода, больше не сжатая своими границами, прокладывала себе новый путь, таща тяжелые камни - прямо к ближайшей реке. И тогда Лейв, ослепленный и оглушенный болью, решился. Стискивая зубы, чтобы не завопить, он поднял топор обожженными, плохо слушающимися руками, и ударил по руке Сурта. Топор опустился сам, и в лицо Лейву брызнула огненная лава, испокон веков заменявшая кровь детям Муспелля. Уже теряя сознание, викинг понял, что нужно делать, и вскинул свои обгорелые руки на шею чудовищу, прижался всем телом, повисая на нем всей тяжестью. Раненый Сурт взвыл, видя, как дымится на земле его отрубленная рука, покачнулся - и сорвался в воду. Он еще успел ухватить Лейва второй рукой и в ярости швырнул его через реку, в снег. Но сам не успел подняться. Налетела горячая волна, кипя и брызжа белой пеной, бросая тяжелые камни. Некоторое время она клокотала вокруг пытавшегося выбраться Сурта; его огонь долго еще пылал сквозь толщу воды. Казалось, что огненный великан сейчас вскипятит и высушит всю реку. Но могучий союзник Морны лишь недавно пробудился от сна и был голоден, еще не успел ничего сжечь на своем пути, да и нанесенная Лейвом рана ослабляла его. Если бы вернуться в Муспельхейм, где вся жизнь состоит из разных форм огня, где все вечно горит, светится, сияет разными цветами. но никогда не гаснет, не сгорает дотла! Или хотя бы вперед, на тот берег - и пусть он сгорит, если не умеет жить в огне! Но вода, наконец, оказалась сильнее: она поглотила Сурта, и он постепенно погас, почернел, как обгорелая головешка; потом новая волна, наконец, залила его с головой и повлекла, швыряя на перекатах, размывая постепенно до мельчайших частиц пепла. А река осталась кипеть, точно хотела перелиться через край... Тем временем собаки в поселке викингов вдруг начали лаять и волноваться, все как одна, гремя цепями на псарне. А потом вскинули головы и завыли в смертной тоске. Никто не понимал, что происходит с животными, никому не удавалось их успокоить. Только Астрид, услышав вой, бросилась к мужчинам, сооружавшим навес для хранения мехов. - Не просто так воют собаки! Они чувствуют: с Лейвом случилось несчастье! Ему нужна помощь! - воскликнула молодая женщина так громко, что они прервали работу. Но, хоть и остановились, отнюдь не спешили ей поверить. - Да с чего ты взяла, Астрид? - проворчал Торфинн Перебежчик, бывший воин ее брата. - Лейв - викинг, он сам о себе позаботится. А собакам и женщинам верить - последнее дело. Я не про тебя, конечно, госпожа... - Мне сейчас не до того, чтобы точить о тебя язык, Торфинн. Я обращаюсь к настоящим мужчинам, - гневно отвечала Астрид, став посреди стройки, так что подол ее зеленого платья, вышитого серебром, подметал стружки. - Не вы ли по вечерам любите рассказывать, сколько чудес таит Лесная Земля, и как мало еще о ней известно? Так кто поручится, что и самому сильному и храброму викингу здесь не понадобится помощь? Спустите собак, и, если вы не хотите, я сама пойду с ними искать моего Лейва! Она, не оглядываясь, направилась к псарне. По дороге старый Гунбьерн догнал ее. - Погоди, госпожа! Ты, пожалуй, права, да и собачки эти не таковы, чтобы попусту подавать голос. - Ты посиди дома, госпожа, а то Лейв нам не простит, если с тобой что-то случится, - вмешался Эрик. С большим трудом Астрид удалось оставить дома под присмотром женщин. А мужчины заторопились за собаками, сразу взявшими утренний след Лейва. Он привел их к берегу кипящей реки, и там они нашли своего ярла. Но в каком виде! Лицо, руки, грудь Лейва жестоко обгорели, местами до костей, от волос и одежды остались клочья. Лишь прислушавшись, уловили его дыхание - слабое и прерывистое, точно всхлипы; похоже, ему трудно было дышать. Найдя его, викинги упали на колени, расталкивая собак, опять было затянувших похоронный вой. - Он жив еще, жив! Но пусть меня заберут тролли, если я знаю, что надо делать... - даже старый Гунбьерн, в силу богатого опыта неплохо разбиравшийся в ранах и болезнях, растерялся. Остальные с ужасом взирали на изуродованного, обожженного Лейва, не решаясь прикоснуться к нему. - С кем он сражался? Кто так обжег его? Огнедышащий дракон? - спросил кто-то. - Нет! Здесь не дракон, здесь было кое-что похуже, - хмуро ответил Снорри Охотник, успевший побывать на другом берегу реки. Он принес завернутую в плащ дымящуюся черную руку и бесформенный кусок расплавившегося железа - все, что осталось от топора Лейва. Все побледнели еще сильнее, осознав, от какой беды спас их молодой ярл. Люди потихоньку заговорили на ухо друг другу: - Вход в Муспельхейм! То-то нечисто было, что здесь так тепло, в этой Лесной Земле... Зря Лейв привел нас сюда, как баранов, зря поверил колдуну... Уйти бы отсюда, но куда? Среди зимы? Обратно не вернешься... - А ну тихо! - рявкнул на них старый Гунбьерн. - Бараны вы и есть, а не викинги, хоть и сухопутные. Лейву нужна помощь, помогите отнести его домой. Пристыженные окриком старого воина, остальные повиновались. Хоть и страшно было поднимать на руки обожженного Лейва, тем более - нести его, но он, вопреки всем опасениям, был еще жив, когда его принесли домой. Там Астрид, вытолкав из дома своих подруг, поднявших плач, как над покойником, сама вместе с Гунбьерном осторожно смазала жуткие ожоги мазью из лечебных трав, вина и меда, хранящейся в маленьком каменном флаконе. Потом забинтовала их полосами самого тонкого полотна, пропитанными маслом. Когда все закончилось, Лейв был весь закутан в белое, и мало что в нем напоминало все еще живого человека. Да и Гунбьерн, взглянув на него, предупредил Астрид, стискивая зубы: - Мне жаль, но больше мы ничего не можем для него сделать. Ожоги глубоки, с такими не выживают. Помолись богам, чтобы прибрали его поскорее, без лишних мучений. Сказал - и вышел, задернув служившую занавеской волчью шкуру. В Большом Зале слышались голоса, испуганные и тревожные, многие, не исключая и мужчин, плакали. Рунн рвал на себе волосы: - Это все моя вина! Если бы я не... не взял его меч, может быть, у него было бы больше шансов... С топором... Против огненного великана из Муспельхейма... Ему пытались возразить, успокаивали, что Лейв все равно не взял бы меч, собираясь в лес, но Рунн не хотел ничего слушать. Он уселся на скамью и умолк, до самого вечера больше не произнося ни слова. Постепенно смолкли и остальные викинги. Все размышляли об одном и то же: что им делать после смерти Лейва? Уйти прочь, бросив все, что с таким трудом удалось сохранить, в неизвестность? Или остаться в краю, погубившем их ярла? Ибо в том, что Лейв умирает, никто не сомневался. Одна только Астрид, вопреки всему, молилась не о смерти, а о жизни. Напряженно всматриваясь и вслушиваясь, она ловила каждый слабый и хриплый вдох, видела, как с усилием открываются его воспаленные, потрескавшиеся губы, пытаясь втянуть хоть немного воздуха. Не чувствуя текущих по ее лицу слез, молодая женщина просила богов пощадить Лейва. Ведь не для того же они пришли в Лесную Землю, чтобы он погиб здесь! И не для того должен родиться ее ребенок, чтобы его отец умер, не увидев его лица... Астрид была твердо намерена бодрствовать у постели мужа, не смыкая глаз, но тревога и отчаяние изнурили ее, и она сама не заметила, как соскользнула в сон, как была, сидя на скамейке, только уткнулась головой в пушистую рысью шкуру на ложе. Ей привиделся чудесный сад, а перед ним - источник, огражденный белым камнем. Возле источника стояли три высокие, величественные женщины в белых одеждах - старая, средних лет и молодая. Астрид не решилась бы обратиться к ним, но старшая из норн заговорила первой: - Вот и сбылось предначертанное для Лейва, сына Торкеля. Он исполнил то, ради чего пришел в Лесную Землю. Теперь Золотая Змея не досчитается самого могучего своего союзника. - Но и победитель обречен на смерть. Быть может, Фрейя заберет его из Вальхаллы в свои чертоги, где встречаются после смерти влюбленные. Пусть он подождет там жену, - добавила средняя. Однако младшая лукаво покачала головой в венке из неувядающих горных цветов: - Он может еще выжить! Рядом с бедой было спасение, но и сейчас еще не поздно. Река поглотила сына Муспелля и растворила его жизненную силу, больше, чем может вместить Срединный Мир. Теперь река кипит, и так будет еще несколько дней, пока дух Сурта не иссякнет окончательно. Но в эти дни река способна передать жизненную силу даже обреченному, залечить любые раны. Ты меня поняла, Астрид, дочь Эймонда? - в голосе младшей из Норн послышалось участие. С этими словами три вещие сестры исчезли. А Астрид, проснувшись, бросила стремительный взгляд на мужа - слава всем Богам, он еще дышал, хоть с трудом, - а потом выбежала в Большой Зал, поднимая всех на ноги. - Помогите! Помогите скорей! Я видела сон, мне явились три Норны, они сказали, что Лейва еще можно спасти! Вода из реки исцелит его. Ступайте за ней, скорее! Викинги удивленно подняли на нее глаза, не понимая. - Послушай, госпожа, тебе надо отдохнуть. Ты должна беречь себя и ребенка от Лейва... Но Астрид вывернулась из их рук, топнула ногой, подскочила к Рунну и встряхнула его. - Ты зовешь себя его другом, молочным братом! Так сделай для него все возможное! Принеси кипящую воду из реки, скорей! - она сунула ему в руки большой кувшин. Рунн вскочил со скамьи, растерянно прижимая кувшин. Он не больше других понимал, о чем кричит Астрид, но, как ни слаба была надежда спасти Лейва, она все же согрела его сердце. Не задавая лишних вопросов, он подхватил копье и выбежал из дома прочь, в ночную тьму. Как ни томительно тянулось время, но вот, наконец, Рунн принес воду, которая продолжала кипеть и переливаться даже в сильно нагревшемся кувшине. И вот Астрид, никому не уступившая этой чести, осторожно провела смоченной в живой воде тканью по жуткому потрескавшемуся ожогу на правой щеке Лейва... Сначала ничего не происходило, но вскоре обугленная корка посветлела и усохла, как будто ожог наполовину зажил. Да и само обожженное место заметно уменьшилось, затягиваясь на глазах. Скоро лицо раненого стало совершенно чистым, лишь более тонкая и светлая кожа выдавала, где он только что был. - Действует! - прошептала Астрид, не слыша, как за ее спиной тот же возглас повторили викинги и женщины. С той же осторожностью она повторила лечение и с другими ожогами, еще более глубокими и страшными. Когда в кувшине закончилась вода, Лейв лежал перед ними почти такой же, как раньше, и заметно было, что ему теперь гораздо легче дышать. - Теперь мы сможем отнести его к реке и искупать, чтобы он выздоровел скорее, - заметил Рунн, улыбаясь, точно ничего не случилось. Но Астрид махнула рукой, выпроваживая его и всех остальных. Ей хотелось остаться с мужем вдвоем, чтобы, если ему суждено вернуться к жизни, он сказал свои первые слова именно ей. И вот, когда над вершинами заснеженных гор забрезжил утренний свет, Лейв приоткрыл глаза и слабо улыбнулся: - Я... Сделаю колыбель для нашего сына, моя Астрид.