Король с последней парты

Когда-то Брандон был королем. Сидел на троне в сумрачном зале, столь огромном, что не хватало глаз, чтобы увидеть весь, и факелы мерцали из темноты, словно драконьи глаза, а у ног шелестело человеческое море. Брандон смотрел на них со сдержанной величавой улыбкой: скользил взглядом, кивал некоторым, со всей тщательностью отобранным, величаво протягивал руку, мозолистую от меча… Теперь она — снова — худенькая, отвратительно-бессильная. Брандон был мудрым королем. Народ всем сердцем любил его, называл своим добрым монархом, Северянином, Брандоном Справедливым, Брандоном Добрым… Его добрый друг, тонкогубый, насмешливый Ошши с глазами мудрого змея, усмехался: «Ты всего лишь умеешь делать грязную работу так, чтобы никто не видел. Я тебя этому научил». Он делал большую часть грязной работы за него, его добрый Ошши, любящий рахат-лукум и говорящий с легкими шипящими нотками в хрипловатом голосе. Он много курил, любил пёстрые халаты из далекого Обьхальдана, серебряные бубенчики — больше, больше серебряных бубенчиков! — и длинные туфли без пяток. Они казались полными противоположностями: широкоплечий красавец-Бран и тонкий, экзотично-некрасивый Ошши… Теперь Брандон вздрагивает, видя туфли без пяток или слыша звон серебряных бубенцов. От аромата чая с бергамотом, который любил Ошши, хочется плакать, но он не плачет. Иначе будет мерещиться сухая рука Ошши, стирающая слезу с его щеки. Его милый, добрый Ошши, его старый и верный друг… Они правили королевством все вместе: король Брандон Добрый, его друг и первый советник Ошши-иноземец и прекрасная королева Созанна Милосердная. Его Созанна, его прекрасная леди… Брандону хотелось судорожно сглотнуть от мысли о ней. Высокая, статная, с кожей белее снега, с крупными темными кудрями, спускающимися вниз по величавой спине, с глазами синими, точно море… Созанна, Созанна — само ее имя звучало как песня. Брандон все отдал бы, чтобы снова притронуться к ее губам. Созанна, его милая возлюбленная, так и не научилась звать его по имени. «Милорд», — говорила она, наклоняясь, чтобы поцеловать; «Ваше Величество!» — восторженно вскрикивала, когда он накидывал на ее обнаженные плечи новую шубу; «Мой повелитель…» — шептала в ночи, сияя соблазнительностью обнаженного тела… Боже мой, а ведь у них трое детей, и он всю жизнь любил ее до крика! Впрочем, Брандон бился над своей милой упрямицей только первые несколько лет, а затем… Что ж — пускай будет «мой повелитель». В ее обращении «на вы» звучало больше любви, чем во всех нежных прозвищах, на какие только мог извратиться человеческий разум. Теперь Брандон хмурится, когда его называют «на ты» и просыпается ночью, потому что под ладонью нет шелкового бедра. Он хочет спросить: «Любовь моя, как дети?», но понимает, что не у кого — и не о ком. И ему хочется кричать, но не от любви. Да, дети, дети… Там у него были дети… Трое: двое мальчишек и девочка, его норовистый солнечный лучик, Миранда, Мир… Короткие крутые локоны и настолько же крутой нрав, белое нежное личико — в мать — и глаза, сверкающие упрямством. Норовистая, как молодая лошадь, отчаянно-смелая и задорная, она распевала песни, она была похожа на ветер: упустил один раз — ищи-свищи по всему замку четыре часа. Она распевала песни звонким голосом, дерзила, любила сладкие ягоды и лазила за ягодами в любой колючий куст. И младший ее брат, Рэдли, такой же: шесть лет, а норову хватит на полк здоровых парней. И только старший, Колин (внешне — копия матери), предпочитал шалостям книги. Внимательные глаза, пристальный взгляд, тонкие, бледные пальцы, сумрачные тени вокруг глаз — следы бессонных ночей. Тихий омут, — говорил о нем, улыбаясь, Ошши, и Брандон был с ним согласен, узнавая в мальчонке себя в его годы, только в разы красивее. Он и впрямь оказался тихим омутом: у неприметного мальчишки оказалась чер-ртовски приметная судьба. Со множеством самых… Неожиданных поворотов. Брандон любил Колина. Любил Рэдли и Миранду, любил их всех, хотя был и, пожалуй, чуть более строгим отцом, чем нужно. Теперь ему оставалось лишь тосковать о них всех. И нет даже медальона с прядкой волос, не дойдет до него никакое письмо! Его детей, его жены — их просто не существовало! По крайней мере, так говорят люди в белых халатах. «Я был королем! — Брандон сжимает кулаки, одного такого взгляда от него там, в его мире, в его родном мире хватило бы, чтобы враг упал на колени и стал вымаливать прощения. — Я правил страной, я одержал множество побед! Проклятье, отпустите меня, иначе…» «Малыш, ты попал в аварию, — мягко отвечают врачи, в их глазах жалость, чертова жалость, которую он ненавидит. — Ты три недели пробыл в коме. Твои родители очень волновались…» Брандон непонимающе, растерянно смотрит на двух смутно знакомых людей в странных одеждах. Да, кажется… Кажется, он видел что-то такое… Когда-то, во сне… «Мир, который ты придумал, был лишь твоей галлюцинацией, — ласково продолжает врач. — Но сейчас все хорошо, малыш. Ты дома». Король Брандон Добрый вскидывает на проклятого лекаря пылающие глаза, и кулаки у него сжимаются так, что ногти вонзаются в кожу. Он тяжело дышит от ярости и одновременно от сдерживаемых слез. Проклятые, он НЕ дома! Он чертовски не дома, он в каком-то полузабытом, странном, чужом месте, он в чужом теле! Быть снова двенадцатилетним тощим, еще и беспомощным после комы мальчонкой, когда как привык быть зрелым, умелым воином — что может быть хуже?! И как там его дети, его жена, друг, его королевство?! Да там же гражданская война без него начнется! Проклятые, ненавистные — отпустите меня домой! Отпустите! Слышите?! Брандон — Брендон, здесь его зовут Брендон, а он и забыл… — вырывается и кричит, ругается по-старомодному смешно, зовет Ошши, стражу, армию, приказывает подать себе меч, сулит награду, если его отпустят… Царственный гнев на его лице выглядит даже смешно. И в то же время — пугает. Доктор поспевает вовремя, чтобы вколоть ему успокоительное, и Брандон Добрый, Брендон Аддамс, мальчик с последней парты, что зачитывался «Властелином колец» и «Песней льда и огня», вновь обмякает на подушках. На его щеках — блестящие дорожки соленых слез. Словно откуда-то издалека доносится тихий звон серебряных колокольчиков.