Happy ending

Перед ними створки лифта и два шага до расставания. Чиюки не решается сделать шаг, а Деким – подтолкнуть ее к этому. Они оба знают, что все будет в порядке. Но почему-то ком горечи подкатывает к горлу и черноволосая женщина неосознанно отступает назад, упираясь спиной в грудь мужчины. Умирать проще, чем прощаться и проще, чем отпускать. - Я хочу остаться, – шепчет она, сжимая ладонями мелкую вязь домашнего свитера. Чиюки все понимает. Чиюки уже не будет Чиюки. Она забудет свою прошлую жизнь, семью, «Квиндеким» и седовласого мужчину, стоящего позади нее. Чиюки станет чем-то совершенно новым, возможно, гораздо лучшим, чем есть сейчас. И если ей повезет – сохранит свою широкую улыбку. Но она не хочет. Она уже теряла себя, теряла не один раз. Чем забвение отличается от перерождения? В любом из двух возможных вариантов ты остаешься одиноким. Рулетка жизни остановилась на зеро, лишая тебя всего что было. Правда, во втором случае, начиная с нулевой отметки, ты можешь все получить заново. Но зачем Чиюки заново, когда руки самого удивительного мужчины в ее жизни мягко ложатся на плечи? - Я бы хотел, что бы ты осталась, - неожиданно голос Декима пронзает густую липучую тишину и женщина замирает, думая, что ослышалась. Но он даже не шутит, он вообще не умеет шутить. Все что он знает о людях стоит сейчас перед ним, воплощенное и, почему-то, отчаянно хочется сказать, что живое. Столь потрясающее и драгоценное, самое яркое, что он когда-либо встречал в вечном полумраке своего бара. Единственное, что заставило его чувствовать. Чиюки не видит, как полупрозрачный крест на глазу Декима предательски исходит трещинами. - Тебе не кажется это жестоким? – Квин вертит в руках бокал, не решаясь поднести его к губам. В мутном багровом напитке отражается экран и два почти человека на нем. Ноне не кажется. Нона знает, что это жестоко. - Как будешь эту кашу расхлебывать? - не дождавшись ответа, бывшая управляющая баром «Квиндеким» опускает хрупкий сосуд на мраморную столешницу. Бар Ноны слишком белый и слишком сияющий, слишком, до тошноты. Его хозяйка вновь игнорирует вопрос, неотрывно следя за экраном. Ноне казалось что каша, вообще-то, уже расхлебана. Но она ошиблась в расчетах, чуть ли не впервые за восемьдесят два года судейства. Перед глазами горькое расставание и расплата за ее самоуправство. Нона хочет избавиться от этой картинки, но не может. Это она обрекла Декима на одиночество и первую горькую потерю. А Чиюки – на еще одну, последнюю из многих. Ноне кажется, что она проигрывает себе же в желании получить человечных судей, потому что сама сотворила нечто бесчеловечное. - Но я не хочу, чтобы ты исчезла в пустоте, - голос мужчины ровный и низкий, как всегда. Его выдают лишь руки, неожиданно крепко сжавшие плечи молодой женщины. Чиюки не выдерживает и закрывает ладонями лицо, размазывая соленые слезы. Деким протягивает руки, чтобы обнять ее, на прощание. Чиюки видела это множество раз, но сейчас она не чувствует фальши в его нежном заботливом жесте. Рубашка судьи намокает от слез и Чиюки, ненамеренно оставляет на ней еще один прощальный подарок – след своей помады. После смерти жить хочется еще сильнее – так иногда говорят судьи, в изобилии насмотревшиеся людских страданий. Но, ни один из них не задумывался, что жить хочется своей прежней жизнью, а не разменивать ее на новую. - Человек не может судить человека, – невпопад отзывается Нона своим мыслям и Квин ловит искры в глазах закадычной подруги. - Смотри, что бы старикашка не узнал. - А он и не узнает,– судья чувствует на губах горький привкус дежавю и отзывается ему хитрой ухмылкой. Дверцы лифта закрываются медленно, будто бы нарочно подталкивая их обоих протянуть руки навстречу друг другу. Но они находят в себе силы сдержаться. Они оба – два противоречивых комка: мертвая женщина и судья, что никогда и не жил вовсе. Абсолютно разные, но, при этом, сумевшие понять друг друга. И от того соприкосновение их душ так чутко отзывается между собой. Деким улыбается ей. Люди улыбаются, когда счастливы – так говорят. А он – когда вспоминает ее улыбку. И Чиюки от этого еще горше, но она все же сияет в ответ. От горькой радости – у него наконец получилось. - До встречи. - Прощай. Лифт едет вверх, постепенно набирая скорость. Пространство в нем заливает белый свет, такой плотный и тяжелый, что становится трудно дышать. Чиюки кажется, будто она ослепла и вот-вот истлеет под натиском непреодолимой белизны. А потом все обрывается. Дверь с рокотом распахивается и черноволосая женщина проваливается в золотистое свечение девяностого этажа. - Где я? – она открывает глаза, ощущая себя жестоко разыгранной. - На своем новом рабочем месте, – буднично отзывается Нона, и, задумавшись, добавляет, – ну, почти. - Вы?! – Чиюки подскакивает на ворохе упругой листвы, не веря тому, что слышит. На ней ни следа от своего ломкого кукольного тела и белая рубашка с багровым галстуком-бабочкой. - Как это возможно? – женщина не знает плакать ей или смеяться и почему вместо плотных джинсовых брюк на ней уже привычная черная юбка. - Можешь не благодарить. Ваша парочка – это то немногое, что развеивает здешнюю смертельную рутину. Чиюки от чего-то кажется, что глава всего этого межпространственного бюро душ сейчас как минимум что-то от нее скрывает, а как максимум – безбожно врет о причинах. Но, откровенно говоря, это интересует женщину в последнюю очередь. Они находят Декима в ее комнате. Мужчина стоит в центре, не решаясь приступить к уборке. Смятые простыни пахнут ее парфюмом и судье кажется, что если он прикоснется к чему-либо, весь оставшийся мир расколется на мириады колючих осколков, и исчезнет, будто бы и никогда не существовал. Он оборачивается на гулкий стук каблуков и замирает, не решаясь проверить подлинность стоящих перед ним фигур. Чиюки забавит озадаченный вид своего дорогого судьи, и она хихикает в ладошку, роняя на черный жилет пару слезинок – на этот раз от счастья. В смеющихся лиловых глазах – стеклянная печать крестом, но Нона перехватывает взгляд подопечного и уверяет: - Она будет помогать тебе в баре. Только срок работы мы увеличили. - На сколько? – вздрагивает мужчина. - Плюс-минус Вечность, – звонко смеется глава бюро, разворачиваясь, что бы покинуть заведение. - Благодарю, вас, госпожа Нона! – он кланяется ниже обычного и за его примером следует Чиюки. - Да-да, – не глядя машет рукой заведующая, будто бы и не происходило ничего особенного. В воцарившейся гулкой тишине, Чиюки, отчаянно желая убедиться в реальности этого необъяснимого действа, протягивает руку к прохладной широкой длани Декима и он, не задумываясь, сжимает ее ладошку в ответ. - Значит, так чувствуют счастье? – произносит судья, ощущая, как черноволосая женщина переплетает свои пальцы с него. - Да, Деким, - с чувством невероятной легкости отвечает Чиюки, - именно так.

***

- Ты злоупотребляешь моим расположением, Нона, – сердится Окулус, неприятно сужая свои змеиные зрачки. Во тьме помещения кажется, что даже галактики на их излюбленном бильярдном столе сейчас сверкают так же зловеще, как и глаза вездесущего наблюдателя. И Ноне не остается ничего, кроме как идти ва-банк. - Человек не может судить человека, а судья – не может судить бок обок с жизнью, – опережает Нона речь всевидящего, ожидающего от нее пояснений. Богоподобный приподнимает бровь, не понимая, как у Ноны хватает совести оправдываться его же словами. - Но никто и не назначал человека судьей, – заканчивает она, уперто глядя в глаза старика. Окулус выдерживает длительную паузу, буравя взглядом горе-управляющую, что планомерно крошит старую систему ко всем чертям. Внутри главного кандидата на роль божества спорят желание задать Ноне хорошую трепку и восхититься ее потрясающей способностью – найти лазейку в его неоспоримых правилах. И он выбирает третье. - Теперь ты мне должна пару тысяч партий, – безапелляционно провозглашает старик, принимаясь выстраивать шары в фигуру для новой игры. Нона выдыхает и берется за кий. Единственное, что упускает в их разговоре Окулус - и без того едва уловимую улыбку Ноны, уступившей ему победу в бильярдной партии, но выигравшей другую, гораздо более значимую.