Tear You Appart

Шаг, шаг, шаг… У неё такая тяжелая походка, что я слышу, как она пытается бесшумно ко мне подкрасться – мне непонятно, зачем она это делает, но я принимаю её игру. Маска притворного удивления наползает на моё лицо. Я старательно вытягиваю свои губы в лживо-сладкой улыбке, заглядываю в глаза Эвелин и произношу четко выверенную фразу, бросая ей пыль в глаза. Незатейливую, она воспринимает её, словно шутку. Корица. Смех Эвелин смешивается с запахом корицы и мешает. Мешает мне услышать… Индия распахивает дверь, с её волос ручьями стекает вода, ниспадая на явно дорогой ковер – у моего брата всегда был отменный вкус. Украдкой смотрю – с тонкой насмешкой в глазах: «Ты игнорируешь мои попытки сближения, дорогая. Но ведь это… бесполезно». Она смотрит на меня, и я не знаю, что творится в её голове. Но… Глаза… Неприкрытая ревность вызывает во мне бурю восторга. — Иди переоденься, Индия, и спускайся вниз, - раздраженно говорит её мать, замечая мой заинтересованный взгляд. – Дядя Чарли приготовит нам ужин, не правда ли? Она так доверчиво смотрит в мои глаза… Я улыбаюсь ей, хоть больше всего в данный момент мне хочется прервать эту надрывающуюся, тонкую нить на её шее – пульс. Индия громко поднимается вверх – ставит точку в этом безмолвном разговоре. Её мать пожирает меня взглядом. Лучики солнца затерялись в её волосах. На похоронах моего брата они лежали волосок к волоску, угнетенные чёрной вуалью. Она отмечена улыбкой Бога – припадаю к её губам, пока что моя Индия не видит этого. Хотя… Как я могу отказать себе в удовольствии подразнить её? * * * Глупая, глупая Эвелин. Ты копаешь себе могилу… Я смотрю на её губы, слова отходят на второй план – подобно розе на ветру, они открываются и закрываются… Этот дивный бутон, который так и хочется сорвать… Словно кто-то создал фокус вокруг её губ – остальные черти смазываются, растворяются, лишаются смысла… Маленькая сеточка морщин – ты не любишь улыбаться, Эвелин. Ты плачешь в подушку из-за того, что твой муж проводит больше времени с дочерью, чем с тобой. Ты расстроена из-за того, что спустилась с пьедестала и скромно жмешься на втором месте… -- Ричард любил Индию, - манящий изгиб шеи; её рыжие волосы разметались в непокорном беспорядке. – Он бы ни за что не уехал так далеко в день её рождения… Она делает паузу, в её глазах я вижу отражение той правды, которую она так долго не хотела, не решалась принять: «…если бы его не позвал кто-то важный…». Глупая, глупая Эвелин. Ты могла остаться в живых. Как хищники подступаю к своей жертве, так и я подкрадываюсь к ней: мягко и плавно, неторопливо, уверенно загоняя её в угол. Взгляд глаза в глаза, она боязливо пятиться от меня, пока не встречается спиной со своим концом. Я ловлю Эвелин в капкан её собственной неосторожной фразы. Тонкая, тонкая шея. Мне кажется, что я обхвачу её одной своей ладонью… У Индии такая же шея. Лишь только молочно-белого цвета… От неё веет приятным холодом, а эта… -- Возьми меня, - она пытается сыграть отведенную ей природой роль матери, хоть на самом деле ей просто не хочется оставаться одной. – Но не трогай мою дочь… Ода лицемерию слетает с её уст. Станиславский бы сказал: «Не верю!». И покинул бы зал. -- Но она совершеннолетняя, - я глумливо улыбаюсь, продолжая приближаться к ней. И в подтверждения своего несказанного обвинения вплотную придвигаюсь к ней… -- И что это значит? – страх, бушующий на дне её глаз, смешивается с желанием. Этот взрывоопасный коктейль… Она нервничает. И тонкая жилка на её шее начинает биться всё быстрее, быстрее, быстрее… -- То, что она может жить в доме одна. Пока её мама путешествует по миру, - мне хочется любоваться этим выражением страха вечность. – Ты ведь хотела поговорить по-французски? Моя рука нежно ложиться поверх обезумевшей нити пульса. Мои губы прокладывали дорожки, как раз в этом месте виднеется едва различимый след от моих зубов… Ох, Эвелин. Не пристало матери завидовать своей дочери… Она нервно сглатывает, с мольбой заглядывает в мои глаза, и я невольно произношу: -- Поедем со мной. – упиваюсь её надеждой, она будоражит меня словно глоток терпкого вина. Доверие. Надежда. Робость. Желание. Жажда. Этот калейдоскоп эмоций завораживает меня. Я кладу её руку поверх пряжки ремня, сам с наслаждением припадаю к её податливым губам – последний поцелуй, моя дорогая… Последний свой поцелуй ты подаришь мне. Он невесомый и легкий. Забираю её дыхание, краду последние секунды жизни. Животворящий коктейль – я могу позволить себе всё, что захочу. Мой пояс на её шее – я медленно начинаю затягивать петлю, любуясь паникой во взгляде уверенной женщины. -- Индия! – её мать начинает медленно задыхаться, как она смеет пропустить этот момент?! – ИНДИЯ! Немедленно, иди сюда! Я сдавливаю сильнее, но все же боюсь не сдержаться и пережать трахею… -- ИНДИЯ! – я слышу стук каблуков. Отчетливый. Каждый шаг – точка, точка, точка… Я ощущаю решительность её действий и внутренне ликую. Инициация. Родство душ невозможно заслужить – его нужно искупить кровью. Искупление – последняя ступень посвящения. Она пройдет её, обязательно… … и после мы будем вместе. Завершающий штрих в этой картине. Я поворачиваю свою голову к ней, чтобы встретить дуло ружья, упирающегося в уровень моей головы. Индия, словно ангел, порочный и неприступный в одно и то же время. Она возвышается надо мной, и я готов стоять всю жизнь на коленях, лишь бы видеть этот задумчиво-склоненный надо мной силуэт. Этот миг навсегда останется в моей памяти. Но в её глазах… Она… Борется?