Без изъянов

Ванде нравится Вижн в первых лучах восходящего солнца, что водит рукой по ее фотографии, где застывшая улыбка на потрескавшихся губах лишь оттеняет настоящее самочувствие — в глазах скрыта боль, разъедающая собственное мироощущение изнутри. Заковия снится ей в страшных снах, беспробудных до тех пор, пока собственные силы не уронят на нее что-то; Алая Ведьма панически боится засыпать и закидывается …надцатой чашкой кофе. Практически губительной для молодого организма, что в перепадах собственного осознания зарывается с головой под одеяло и хочет оказаться на месте хоть кого-нибудь другого. «С великой силой приходит великая ответственность», — обесточено звучит в голове Ванды, когда та выходит из своего укрытия и застает Вижна врасплох. Его глаза округляются, сначала озаряются каким-то трепетом и блеском, а затем, будто осознав что-то, необъятно и разочарованно тускнеют. Ванда подходит довольно близко и не решается нарушить возникшую тишину; их отношения развиваются как весенние дни — сначала медленно, светлой и самоотверженной дружбой, а затем стремительно переходят в нечто большее, подобно нарастающим сумеркам. Вижн поднимается со своего места. Он неизменно одет в идеально выглаженную рубашку, коричневый пуловер и классические штаны со стрелкой, будто представитель английской аристократии. Без единого изъяна. — Я думаю, моих извинений будет недостаточно, — Ванда учтиво отворачивается и на ее фаянсово-бледном лице появляется искреннее сожаление о содеянном; Вижн впадает в ступор перед такой уязвимой и разочарованной ей. Его внутренне чувство к ней побуждает его прижать Алую Ведьму к себе и не отпускать, но он лишь обходится длительным сочувственным взглядом. — Я действительно не хотела, чтобы все вышло вот так. Я — оружие массового поражения, этого теперь не избежать. Ванда бросает как-то неосмотрительно, словно повторяет это в тысячный раз, и старательно улыбается Вижну; искренне, но как-то утомительно, и будто преисполненная чувства выполненного долга усаживается на кровать подле него. — Ты не права, — предельно честно отзывается Вижн, касаясь рукой плеча понурившей голову Ванды, и проводит по ее каштановым волосам, что спутываются в комок у затылка. Алая Ведьма слабо выдыхает и на мгновение прикрывает глаза. Блаженная темнота разливается по всему телу, ни звука крика не просачивается сквозь бережную защиту Вижна, что одним своим присутствием заставляет чувствовать ее в безопасности. Он воспринимает Ванду не как свою ответственность или собственность, которую хотят заполучить через контракт, а совсем наоборот. Вижну нравится Алая ведьма. Нравится в самых мыслимых и чистых значениях данного слова, что отдает какой-то беспечной юношеской любовью, если иноземные существа вообще могут обуздать это ментальное чувство. — Ты не оружие массового поражения, Ванда, — Вижн замолкает и присаживается рядом с ней, сжимая ее тонкую руку в своих массивных ладонях. — Тогда бы я не чувствовал такую симпатию к тебе. Полагаю, люди считают, что на этом должны строиться отношения. «Это он мне так в любви признается?» — проскальзывает мысль. Ванда аккуратно касается его лица, что наощупь гладкое и даже шелковистое, а затем целует, медленно изучая каждый сантиметр его тела. Вижн на время застывает подобно тому портрету Тони Старка, что висит в его шикарной гостиной, а затем пытается совладать собой. — Ванда, — Вижн смущенно отстраняется и опускает глаза вниз, словно провинившийся ребенок. Ему стыдно признаться даже самому себе в том, что человеческие задатки внутри него делают его слишком уязвимым и выставляют в довольно некрасивом для Алой Ведьмы свете. — То, как вы, люди, проявляете свои чувства… Я не умею. — Ничего страшного, — Ванда слабо улыбается и касается его разгоряченного лица. — У нас еще есть целая ночь впереди, чтобы научить тебя этому тяжелому ремеслу. Вижн думает, что у Алой Ведьмы нет изъянов; все ее недостатки — самые прекрасные достоинства, которые он когда-либо встречает.