Марьина топь

      Лёд тронулся, огромные куски как острова все быстрее и быстрее начинали свой ход, апрельское солнце светило сквозь кружево облаков, природа оживала.       Течение уносило осколки все дальше и дальше за холмы, они таяли, открывая мутную, слегка зеленоватую воду.       На берегу Марьиной топи, среди прошлогодней пожелтевшей травы, как зеленые маячки проклевывались первоцветы. Уже вернувшиеся скворцы устроили свою птичью свадьбу, в еще голом ивняке.       Весна полностью вступала в свои права, она бодрила головы и животным, и людям. Простой люд высыпал на улицы деревни, каждый знал, чем ему заняться, кто ремонтировал старую телегу, кто кормил скотину. Бабки, всем лет под девяносто, как мухи, обклеили лавочки у дворов и дружно перемывали кости соседям.       Одинокий вдовец, семидесятилетний дед Радимир, не отставал от молодежи: он уже наколол дров, накормил скотину, просеял овес для посева и даже выпил кружку бражки, бережно хранившуюся в кувшине на печи. Расположившись на пеньке от старой осины, он грелся под лучами апрельского солнца, осматривая свои владения, а пятнистая беременная кошка, нежно мурлыча, терлась о его ноги.       Его хата стояла на отшибе деревни, на вершине пологого холма, с которого открывался вид на деревенские дома, на поля, лес и излучину реки, заросшую ивняком - Марьину топь. Это место никто не любил в деревне, все старались обойти его стороной, особенно весной, когда бездонные, темные омуты превращались в водовороты. В этом месте местные даже рыбу не ловили - все знали, что это гиблое место.       Радимир изредка поглядывал на ивовую рощу и на волнующееся зеркало воды. Он знал, что не только люди вышли из зимнего оцепенения.