"Алиса" Тима Бёртона: из пушки по воробьям?

«А что бы сказал сам Льюис Кэрролл, увидев творение Тима Бёртона по мотивам его бессмертного шедевра?» Да-да, дорогие читатели, я знаю, что это запрещённый приём, к тому же ужасно избитый, и начинать с такого пассажа статью на тему «а книга лучше!» – дурной тон. Но суть этой статьи не в том, что лучше (ответ, по-моему, очевиден), суть... да вот именно в этом первом предложении. Удалось ли Бёртону ухватить тот самый «кэрролловский дух»? А если нет, было ли это преступлением против мировой культуры (как всерьёз считают некоторые)? И что такого особенного в этом «духе», если каждому, кто осмеливается замахнуться на Льюиса нашего Кэрролла, несутся вслед крики «знатоков»: «Голову ему долой! Сначала приговор, потом вердикт!»? В чём же обвиняется Тим Бёртон, всеми любимый Тим Бёртон, подаривший нам такие замечательные вещи, как «Кошмар перед Рождеством», «Труп невесты», «Суини Тодд», «Сонная Лощина» (и так далее)? До выхода «Алисы» на экраны казалось, что идеальнее сочетания, чем Бёртон и Кэрролл, и придумать нельзя. Что же было после? Дадим слово критикам... Тим Бёртон и сценаристка фильма Линда Вулвертон совершили ужасную ошибку, превратив фильм об Алисе в борьбу добра со злом. История превратилась в стандартное поучение молодым женщинам самостоятельно делать выбор в жизни. Хуже всего то, что Бёртон хочет чему-то научить Алису – но ведь книги Кэрролла постоянно высмеивают всё, что связано с уроками и морализаторством! И что же именно должна выучить Алиса? Что в мире есть добро и зло, и что ты должен сделать выбор между ними и верить в себя, чтобы достигнуть всего, что захочешь... Вы всё ещё здесь? Звучит как серьёзное обвинение. И против него сложно что-то возразить – прорыв книг об «Алисе» и состоял в том, что они, впервые в авторской детской литературе, не ставили целью дать юному читателю урок и воспитать его в соответствии с высшими моральными образцами. Это был глоток свежего воздуха в викторианской духоте. И вот теперь, полтора века спустя, в качестве экранизации этого революционного произведения нам предлагают, по меткому выражению одного из критиков, «Алису Колец» (Alice of the Rings)? В сравнении с настоящей «Алисой» «Алиса» Бёртона выглядит как порядком банальное и не содержащее никакой свежей мысли развлечение, спасаемое разве что красивой картинкой (вошедшее тогда в моду 3D и всё такое). Кэрролл, конечно же, как интеллигентный человек никогда бы не одобрил что-либо подобное... или?.. В 1867 году в типичный вечер в Новом Королевском театре Кэрролл смотрел пьески под названиями «Хитроумный манёвр Мэгги», «Ухажёр Сары» и «Последние проделки Черноглазой Сьюзан». Кэрроллу очень понравились все три, и он записал в дневнике, что последняя представляла собой «хороший бурлеск, где песню (и танец на пятерых) «Красотка Сьюзан, не говори мне нет» повторяли на бис четыре раза!» (Jenny Woolf, 'The Mystery of Lewis Carroll') Наши современники назвали бы всё это дурновкусием и китчем (как некоторые из них называют и бёртоновскую «Алису»). А ему, заметьте, нравилось! Значит, красивая картинка с банальным содержанием – это не так уж «не по-кэрролловски». Однако, следуй Кэрролл этому принципу, сочиняя книги об «Алисе», они бы вряд ли стали тем, чем стали. Вернёмся всё-таки к главному обвинению – к излишнему морализаторству в бёртоновской «Алисе». Да, в каком-то смысле книги об Алисе были от него свободны, но это не значит, что то же можно сказать и об их авторе... Хотя, присядем на минутку и заглянем всё-таки в книги об Алисе, раз уж мы о них так долго говорим. Вспомните стихотворения в начале «Алисы в Стране чудес», в начале и в конце «Алисы в Зазеркалье» (увы, они есть не во всех переводах, хотя и придают сказкам, на мой взгляд, особое грустное очарование). Они не то, чтобы морализаторские... но есть в них что-то эдакое. Это «эдакое» во всей красе впоследствии проявилось в «Пасхальном предисловии» к «Алисе в Зазеркалье» (очередной тираж книги должен был выйти незадолго до Пасхи, и было ясно, что многие дети получат «Алису» в качестве праздничного подарка. Автора этих строк (то есть меня) даже один вид того текста, который я процитирую ниже, заставляет содрогнуться и от всей души пожалеть викторианских детишек, хоть Кэрролл и не написал в этом предисловии ничего дурного. Неужто это странное послание пишет тебе автор таких сказок, как «Алиса»? И не странно ли обнаружить это письмо в книжке, полной веселых бессмыслиц? Возможно, это и так. Возможно, одни будут бранить меня за то, что я мешаю серьезное с веселым; другие — усмехнутся, полагая, что такой разговор уместен лишь в храме в воскресенье, но я-то думаю — нет, я уверен! — что кое-кто из детей прочтет мое послание с тем же вниманием и любовью, с какими я его писал. Всевышний, я думаю, не хотел бы, чтобы мы делили нашу жизнь на две половины: хранили торжественные мины по воскресеньям, а в будни считали неподобающим о Нем даже упоминать. Неужто ты думаешь, что ему приятны лишь те, кто с молитвой преклоняет колена, — и что он не радуется ягнятам, резвящимся в погожий день на лугу, и детворе, с веселым гомоном барахтающейся в сене? Их невинный смех, несомненно, ему не менее сладок, чем торжественные песнопения, гремящие в «религиозном сумраке» величавых соборов*. Кэрролл думал о том, что думает Всевышний, знатоки «Алис» думают о том, что думал Кэрролл... Но я отвлеклась: я не буду цитировать последние строки сего послания, они слишком ужасны для неподготовленного современного читателя – суть их состояла, в общем, в том, что однажды все детишки состарятся, умрут и попадут в рай (если, конечно, они себя хорошо вели – к чести Кэрролла, этого он не уточняет). Не буду вспоминать и о «Сильви и Бруно», заслуженно или незаслуженно забытом позднем его произведении, через которое даже заядлым кэрроллоголикам приходится продираться в муках... Просто сделаем вывод: морализаторство не было чем-то, абсолютно ему чуждым. Осталось рассмотреть, собственно, саму мораль фильма Бёртона: девушка должна самостоятельно распоряжаться своей жизнью. «Опять этот современный феминизм ни к селу ни к городу!» – восклицают критики. Но что же получается? Если бы Кэрролл (как они говорят) не одобрил такую мораль в кино, то кто же он? Шовинист? Для викторианского джентльмена это было состояние вполне естественное, только вот можно ли таким словом назвать Льюиса Кэрролла? Ответ – нет, он, судя по всему, был счастливым исключением из этого правила. Образ самой Алисы заслуживает отдельного исследования – здесь же хочу подчеркнуть один важный момент: она, в отличие от героинь народных сказок, сама справляется со всеми трудностями на своём пути и не ждёт помощи ни от какого прекрасного принца (и делает это не ради него, а ради себя – в отличие от другой чем-то близкой ей сказочной девочки, Герды из «Снежной королевы»). Что же до самого Кэрролла, то он, судя по некоторым из книг, которые его интересовали, относился к только зарождавшемуся тогда женскому движению вполне сочувственно, и то, что когда в Оксфорде появились первые женские колледжи, он преподавал в них, только подтверждает это. О пожертвованиях, которые он делал в фонды помощи женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации или пострадавшим от насилия, стало известно совсем недавно – недавно потому, что он ни разу не упоминал об этом в дневниках или переписке. И неужели такой человек был бы против сильной и самостоятельной героини в кино? Другой вопрос в том, что ему это показалось бы в новинку, а нам, пожалуй, в зубах навязло... Вот, пожалуй, и всё, что можно сказать о мнении Кэрролла на этот счёт. Как справедливо подметил где-то в недрах интернет-дискуссий один неглупый человек, «мы знаем о Льюисе Кэрролле только то, что он 1) умел писать, 2) часто это проделывал 3) и иногда писал о некоторых (наукой до конца не изученных) вещах в книжках». О нём можно сказать почти что угодно, вполне убедительно это аргументировав, и тут же не менее аргументировано доказать нечто абсолютно противоположное. Хорошо это или плохо – неясно, но с уверенностью можно утверждать одно: нет второго такого писателя (кроме, пожалуй, Шекспира), личность которого столетиями вызывала бы столько споров. Итак, что же мы имеем против Тима Бёртона и его «Алисы»? Если говорить о «кэрролловском духе», выходит, что ничего – хотя бы потому, что мы вообще мало что об этом «духе» знаем. Но остаётся вопрос: стоило ли подавать банальнейшую поучительную историю о сильной женщине под соусом из одного из самых знаменитых и загадочных произведений мировой литературы? Стоило ли не оставлять от Страны чудес камня на камне только для того, чтобы в очередной раз повторить, что добро побеждает зло? Мне кажется, что нет – или, по крайней мере, не стоило называть этого, достойного Франкенштейна, монстра**, «Алисой в Стране чудес». Какое-нибудь из тех ужасных названий, которые предлагал Борис Заходер в своём пересказе, например, «Алиска в Расчудесии», вполне подошло бы. Теперь же, благодаря успеху этого фильма (успеху, которым он был обязан куда в большей мере имени режиссёра, новому в то время формату 3D и немыслимому дотоле пейрингу Шляпник/Алиса, чем каким-либо иным достоинствам), появилось целое поколение людей, которые уверены в том, что Синюю Гусеницу звали Абсолемом, и что все те цитатки, что они репостят «ВКонтакте» – цитатки из книги Кэрролла... которую они, по правде сказать, просто не читали.