Жизнь Героев

Время перед боями текло неумолимо за тренировками и медитацией. В группе творилось нечто, не поддающееся описанию: я не могла определить общий настрой, хотя видела неприязнь от некоторых подростков, а от некоторых и раздражение. Как-то я уловила взгляд сочувствия, направленный от одного студента выпускного курса к другому, что младше. Были те, кто сходился в обычном мордобое, и этим решались многие вопросы «петухов». Кто-то с прищуром поглядывал на возможных соперников, а кто-то – с сожалением или с глубоким пофигизмом. Но в нашей группе опять же творилось «что-то», и оно не давало мне покоя, потому как не относилось ни к одной из возможных категорий. Было чувство, словно что-то готовится и вот-вот случится. Оно пробегало мелкими мурашами по спине и ненавязчиво откликалось в неловком движении плеча. Я чувствовала напряжение, но не могла понять: от кого, и был ли то один человек, или их было несколько. Царила атмосфера подготовки… К маршу мертвецов. За две недели до начала боёв, как только сошли жалкие остатки выпавшего в последний раз снега, нас отпустили с пар готовиться к финальному состязанию. Две недели были в полном нашем распоряжении, и делать мы могли всё, что считали необходимым для увеличения своей силы, не выходя за рамки разумного. В тот же день я решительно направилась в сторону «Красного фонарика», хотя не знала, чего хотела, но инстинкт звал меня туда с неумолимой силой. И я пришла, уставшая от долгого пути пешим ходом. Китайский ресторанчик внутри квартала стоял уютно и пользовался спросом, не давая владельцам обнищать. Внутри было спокойно, приглушённый свет радовал, и я присела за свободный столик, заинтересовавшись меню и ступающим между рядов персоналом. Меня заприметила немолодая официантка, поторопившись обслужить, но ещё в начале пути её поймал тот, кого я хотела видеть. Это вызвало странное чувство. Посетителей не было много, на улице царствовал вечер, глупые люди спешили по домам. Наверняка именно поэтому он занял место напротив, вопрошая взглядом о причине посещения. Я начала разговор, коснувшись пальцами открытого на столе меню: – Посоветуешь что-нибудь? – Хм, вряд ли тебе понравится мой вкус, но я выбрал бы вот это и это, – он ткнул на нужные надписи, давая мне прочесть названия и оценить блюда. – Не любишь острое? – Предпочитаю что-то менее. Считаешь странным? – Нахожу, – кивнула. – А что насчёт этого? – Не люблю сладкий соус, но в целом это вполне вкусно. – Тогда я бы хотела одно из двух предыдущих на твой выбор и вот это с собой. – Сейчас принесу. Это было крайне странно. Я не понимала, что делаю, да и зачем. Однако чувствовала необъяснимое волнение, ассоциируя его с предстоящими боями. И зачем только пришла? Мне принесли заказ. Выбранное Уорреном блюдо пришлось мне по вкусу, и когда я попросила чай, Пис подсел снова. Откинувшись на спинку диванчика, он лениво смахнул с лица волосы и придвинул принесённую для себя вторую чашку. Я хотела его компании, потому обрадовалась практически полностью пустому залу. Сейчас его присутствие меня удовлетворяло, и мысли, до сего пребывавшие в беспокойных метаниях о будущем, потекли спокойно. Какое-то время мы сидели молча, пока однокурсник не заговорил: – Не знал, что ты любитель китайской кухни. – Сам звал, – я пожала плечами, заглянув в его глаза. – Ищешь компании? – кивок. – Ты волнуешься? О предстоящем? – он кивнул, опуская голову. – А кто не волнуется? Вся академия на ушах стоит. Одни придурки, не поделившие район понтов, чего стоят. Я вздохнула и тонко улыбнулась. Интересно у нас мысли сошлись. Забавно. – Справишься? – Да. Ты? – куда деваться, даже если не хочу? – Да… – Наша тройка в числе первых? – Мы открываем соревнование. – Готова? – Да. Ты? – Да. На том мы и попрощались. Я забрала свой заказ с собой, расплатилась за съеденное, и вышла в прекрасную спокойную ночную темноту. Уверенности в собственных силах прибавилось. Я не боюсь. И покажу шоу, достойное своей фамилии. Оно не обязательно должно понравиться комиссии, но я гарантирую собственный успех. Моё имя – моё достояние, и я не посмею запятнать его позором. Я не сбегу. Я не заберу кубок и корону. Но я сделаю то, чего не видел ни один из них. Покажу сострадание и честь.

***

Церемония открытия прошла успешно, все участники выходили на круг арены, приветствуя зрителей, сидящих на вершине возведённого кольца по периметру. Эти стены не пробить, и были они возведены одним из героев поддержки, специально вызванным для этого задания. Он сидел в числе почётных гостей, но более всех выделялись костюмы. Вот она – верхушка, которую нам стоило покорить. Мерзко. Открытие мероприятия завершилось, оставалось лишь открытие состязания. Наша группа, состоящая из меня, Уоррена Писа и Ванессы Белл, занимала одну из выделенных каморок, ожидая своего часа. Пока шла речь на поверхности, мы в нервном мандраже одёргивали костюмы с практических уроков Бумера, поправляли защиту, разминали подрагивающие руки, мерили шагами комнату и всячески пытались успокоить мысли. Мы не могли собраться. Нам было страшно. Но вот прозвучала сирена, и мы вышли на песок арены, оглушённые бурными аплодисментами наблюдающих, героев и студентов, не поскупившихся на крики и свист. Последние ещё не знали, что за зрелище их ожидает, и потому с радостью подхватывали настроение толпы. Поэтому выходить самым первым – большой почёт, традиционно оказываемый новичкам. Но нас это не спасало, ведь наши противники уже выступали на этом кругу. Мы приготовились, и по сигналу схватка началась. Шумы заглохли. Для нас замерло время. Мы по заранее оговорённому плану вместе с Белл отошли назад, пустив Уоррена вперёд. В случае чего, мы его подстрахуем. Пис подпускает двух из троих максимально близко к себе и выпускает пламя. Один защищается, используя свою силу, второго закрыл на расстоянии сокомандник. Под прикрытием друга парень попытался атаковать пирокинетика, используя элемент неожиданности, но я не дала, выпустив из фляг воду. Образовавшийся пар заполонил округу, давая момент Уоррену для атаки и Ванессе, чтобы развернуться; она не заставила себя ждать, ринувшись вперёд к тому, кто прикрывался от огня сам. Уоррен выпускал всё больше и больше огня, я гасила большую часть водой, удерживая в воздухе частицы пара, когда тот, кто находился на расстоянии, резко оказался прямо передо мной. Удар пришёлся на грудную клетку, от второго я успела загородиться стеной льда, в скором темпе уходя из-под обстрела. Я упустила момент, опустив туман, чем дала врагам возможность увидеть наших. Уоррен защитился, но вот Белл не успела среагировать, грузно повалившись на спину после серии резких выпадов противника. Я видела, как сочилась кровь из свеженанесённых ран, видела, как она текла по разорванной одежде, видела, как обагряет жёлтый песок. Чернь поползла по земле. Вот она – первая жатва. Прозвучал сигнал, обозначающий конец боя. Никто не смел нападать после его звучания. На поле выбежали медики, погрузив тело Ванессы на носилки, успев определить пульс. Жива. Но раны далеко не поверхностные. Она просто не успела, противник был слишком быстрым. Прозвучал голос диктора, озвучив имена прошедших испытание. Мы уходили под аплодисментами людей, рассчитывающих на более фееричное шоу, а потому растерянных и расстроенных. Но мы ушли гордо, с честью глянув в лица тех, кого не считали своими. Брат обозначил намёк на кивок, и я уверенно ступала на пути в каморку. Гордо приняв то, что произошло. Я – жива. В небольшом помещении, из которого пол часа назад вышло трое, сейчас было лишь двое человек. Я с трудом на дрожащих ногах опустилась на скамейку, привалившись спиной к стене. Пис на негнущихся ногах стоял напротив своего открытого шкафчика, пытаясь подёргивающимися руками справиться со всеми застёжками. Я рвано выдохнула, прикрыв глаза. Это было ужасно. Я не хочу больше в этом участвовать. Я не хочу повторения того, что видела. Дрожащими руками растирая ноющую грудную клетку, я пыталась сдержать все свои эмоции в узде. Меня переполняло сожаление. Белл не была для меня пустым местом, и её поражение сильно ударило по психике. Пис тоже держался на последних силах, грозясь лопнуть из-за проблем с застёжками. Я собралась и с трудом поднялась, на подгибающихся ногах дошла до сокомандника и взяла его за руки. Они дрожали, как и мои. Они горели в моём льду. Но я крепко сжала его ладони, приложив к его же груди и твёрдо посмотрев в растерянные глаза. Около минуты мы простояли так, невербально передавая друг другу силы и уверенности. Мы успокоились и выдохнули, тогда я отпустила его, взявшись за застёжки. – Спасибо, – его голос был тихим и безэмоциональным. Я подняла на него пустой взгляд и опустила обратно. Пожалуйста.

***

На восстановление сил нам было отдано двое суток. Я активно думала о том, что требовалось предпринять на бое в двойке, ведь мы потеряли одного из команды, а значит, отстаём. От одной мысли о соревновании меня коробило, но тут уже на помощь пришёл брат, проговорив со мной весь вечер. Я успокоилась. На бои вылетевших я не смотрела. Мне хватило того, что происходило поблизости. В один момент я пришла к мысли, что в этот раз работать необходимо не в паре, а на себя, но не сумела перейти через собственную мораль и всё же связалась с сокомандником. Необходимо обсудить стратегию.

***

И снова та же каморка, те же шкафчики, и та же скамейка. Меня стало потряхивать, беспокойство давало о себе знать. Мы переоделись и стали ждать. Наша очередь ещё не скоро. Я села на скамейку, сжав кулаки, чтобы прекратить дрожание. Не сильно помогало. Вспоминались слова брата, становилось немного легче, но осознание грядущего перекрывало всё. И хотя я понимала, что это – даже не уровень того, что меня ожидало в будущем, мандраж не желал проходить. Уоррен как в прошлый раз мерил шагами комнатку. Он тоже беспокоился, но держался, сцепив зубы. Грозным ангелом возмездия он появлялся то в правом углу, то в левом, метая молнии из глаз, и казалось, был способен убить одним только взором чёрных искр. Взрывом сверхновой загорелись его глаза, когда прозвучал сигнал. Я выдохнула, сумев взять себя в руки. Выходили мы с уверенностью. В себе и друг друге. Напротив встали люди, которых я не знала лично, но – слышала от воды. Старше и опытнее нас, они уже дважды выходили на песок арены. Мы встали напротив друг друга, они оскалили зубы. Всем видом они показывали пренебрежение к нам и игру на публику, они знали о фишке битв и пользовались этим, рекламируя себя. Они стремились понравиться и красиво вытереть о нас ноги. Пис рядом закипал от злости, я шикнула на него, ответив возмущённо повернувшемуся на меня взгляду жёстким взором, молча обещая все муки Ада. Сокомандник поостыл, хотя напряжение не спало. По сигналу соперники ринулись на нас, разделяя. Мы были к этому готовы, подыграв и разойдясь в разные стороны. Так было удобнее. Там, куда я незаметно уводила противника, пролегали трубы. Если в прошлый раз я использовала фляги, прицепленные к поясу, то в этот мои руки были пусты, за исключением запасной ёмкости, спрятанной под защитой. Прорвав трубу в нескольких местах, я аккуратно вывела воду и провела под землёй её потоки так, чтобы образовать зону поражения. Противник был не быстр, но силён, и удары, полученные от него, несли серьёзный урон, задымляя моё сознание. Когда ловушка была готова, я едва стояла на ногах. Плохо. Противник был так воодушевлён своим успехом, что даже перестал как в начале отвлекаться на взрывы позади, атакуя в полную силу, не жалея и забывая обо всём. Я воспользовалась этим, заведя его в зону поражения. Он не успел среагировать, когда из-под земли вырвались потоки воды, бушующим столбом отрезав его от внешнего мира и накрыв волной, тут же начавшей промерзать. Я оставила его лицо вне зоны поражения, направив половину подвластной стихии в сторону отчаянно сражавшегося Уоррена, чей противник брал скоростью и ловкостью. В отличие от меня, сокомандник морщился от синяков и ушибов, я же терпела открытые раны. Пис успел среагировать и ушёл, как мы и договаривались, из обозначенной зоны, давая потоку нагнать побежавшего врага и накрыть его, тут же замораживая. Прозвучал сигнал, обозначающий нашу с Уорреном безоговорочную победу. Поверженные противники ругались на чём свет стоит, безрезультатно пытаясь унять стучащие зубы. Мы с облегчением кивнули друг другу, повернувшись к трибунам на «продажу». Этот бой понравился людям, провожающим нас бурными аплодисментами и одобряющими воплями, свои баллы мы наработали. Это было выматывающе. В коморке мы оба упали на скамейку, обессиленно опустив руки и вытянув ноги. Держать лицо на публике было неимоверно тяжко, но ещё сложнее было не обращать внимания на травмы. Теперь мы дали волю эмоциям, открыто страдая, но зная, что дальше коморки это не разойдётся. Когда мы немного отдохнули, Уоррен поднялся, открыв свой шкафчик и с трудом начав переодеваться, морщась от особо сильно ноющих повреждений. Я же не могла собрать себя в кучку, чтобы хотя бы нормально сесть. Даже пальцы шевелились с трудом. Пис не просил меня о помощи, но я предложила залечить особо сильные ранения. Парень не отказался, но спросил: – А с тобой что? У меня плавало сознание от кровопотери, часть крови подсохла в ранах, закупорив почти все ходы, но мне хватало навыка подлечить мелкие разрывы, что не распространялось на обширные травмы. Слабость и вялость руководили телом, хотя разум и пытался заставить все части функционировать, отзывались не многие. Печально. – У меня под защитой на левом плече флакон с водой. Достань и откупорь. Он нахмурился, сцепил зубы, но исполнил просьбу, попутно освободив меня от части обмундирования. Я окутала свободную руку водой. – Положи мою ладонь на самые травмированные места. – Совсем не двигается? – я промолчала, сжав губы. Когда моя рука оказалась на его ребре, мне потребовалось приложить гораздо больше усилий, чем если бы я подняла до небес гигантскую волну, способную потопить весь наш штат. Гидрорегенерация была для меня крайне трудоёмкой, и хотя я могла её использовать, с криорегенерацией было в разы проще, но и там было своё ограничение. Я с меньшим усилием залечивала травмы, но энергия, отдаваемая на процесс, истощалась горазда быстрее, требуя после ресурсы моего организма. Мою жизнь. Моя ладонь кочевала по корпусу Уоррена, что свободной рукой постепенно избавлял меня от защиты и частей костюма. Дышать становилось легче, шевелиться проще, но все силы уходили на парня, мешая насладиться свободой движения. Он убрал мою ладонь со своей груди, на которой сам собой рассосался ушиб рядом с областью сердца, и затянулась небольшая трещина ребра. Но не спешил выпускать её из своей горячей ладони, глядя на меня. Я не могла сфокусировать взгляд на парне, хоть он и сидел неподвижно напротив. Изображение перед глазами с периодическим постоянством пропадало или частично затмевалось чёрными пятнами. Вода на ладони держалась на одной силе воли, как и смыкающиеся веки. Как я оказалась в медицинской палате я не помнила, но периодически отчётливо вспоминала врезавшееся в подсознание ощущения тепла и легкой качки, необъяснимым разрядом прошивающее тело. Пугающе.

***

У медиков меня обслужили не сразу, но я в достаточной мере быстро встала на ноги. Было неприятно за собственную слабость. Исходя из подсчётов, мне предстояло ещё три боя в одиночке в худшем случае. В лучшем – один. У меня не было в планах продвигаться к кубку и короне. Брат давал мне самой решать, чего я хочу. Следующий бой должен был состояться через трое суток, у меня было время отдохнуть и набраться сил. Уходить надо было красиво и ненаигранно. Так, чтобы поверили. Надо думать…

***

Я выходила на день раньше Уоррена, потому сидела в каморке одна. Вспоминая о семейном садизме и прокручивая в голове снова и снова план, по которому собиралась работать. Главным недостатком в нём было незнание способностей противника, и заполучить вожделенную информацию было не в моих силах, помочь не могла даже вездесущая вода. Но я держала себя в руках, не выпускала из головы основу своих действий и ждала. Попытка внешнее спокойствие обратить во внутреннее держалась, но я ощущала, как расползается та нить, что связывала этот покой с сознанием. Вопреки всему, со временем стало свободнее дышать, я облегчённо вздохнула несколько раз и размяла шейные позвонки. Прошлась пару раз от стены до стены, покрутила кистями, потянула мышцы ног. Шли бои, я ожидала своего череда. На поправлении креплений меня застал сигнал, пришла пора показать себя. Я выдохнула и ступила на песок. Последний раунд будет за мной. Напротив моего выхода стала белокурая старшекурсница, расправляя за спиной белоснежные крылья. Прошла в одиночные способностью к полёту? Значит, не так проста, расслабляться нельзя. Мы обе напряглись, и с сигналом соперница взмыла в воздух, заглушая крыльями шумы сверху. Я как в прошлый раз прорвала окружающие арену трубы, выводя воду по периметру территории, пользуясь бездействием девушки. Мы обе приглядывались друг к другу, не делая попыток к нападению. Мы готовились. Мы не могли вечность так свободно кружить по арене, вопреки непреодолимому желанию пришлось сделать ход. И он достался сопернице. Резким взмахом крыла во время переворота в воздухе она пустила в меня два длинных остроконечных пера. Я увернулась, другими глазами взглянув на то, что передо мной было. Перья вонзились в землю, словно настоящие кинжалы. Не было сомнений в их остроте. Нужно быть осторожной. Я выкинула с разных точек из-под земли водяные пули, но соперница в воздухе сумела от них увернуться. Обмен ударами прошёл точно так же, как и анализ сил противника. Что же будет теперь? На этот раз перья полетели с разных точек в разных количествах, заставляя на скорости уворачиваться в случайные стороны. Я поняла, что резко сдаю позиции, когда покрылась рядом мелких царапин от мимолётных порезов. Срочные меры представляли собой водяные пули с разных точек арены, выпускаемые в те редкие моменты, когда я имела возможность успеть дать им команду. Постепенно давление с воздуха снижалось, пока не сократилось до четырёх перьев в пять секунд. Дышать стало легче, мой напор увеличился. Когда соперница оказалась ослабленной, снизившись над поверхностью песка, я пустила в ход свою натуру, стараясь не распускать её, но на время всё же отдавшись во власть садизма. Не сразу, но приноровилась направлять частицы воды из пролетевших мимо цели пуль на соперницу, покрывая корочкой льда то один участок тела, то другой. Нанося опасные при неоказании своевременной квалифицированной помощи ранения, я замораживала их. Постепенно наращивая толщину льда, и всё же не стремилась спустить её с небес. Мой план заключался в ином. И соперница получила моё послание, открыв для себя второе дыхание и с новыми силами успешно атакуя. Теперь она била на поражение. Желание жить может заставить человека идти против своего плана слить поединок. Ибо это и есть моя победа. Я сдавала позиции, моя защита слабела, перья пробивали щит изо льда и впивались в моё тело. Периодически возникала острая нужда вырывать их из плоти голыми руками без всякой защиты, так как угроза получить ранение в голову была серьёзнее дополнительной раны на руках. Регенерация не успевала справляться со всеми травмами, наносимыми взбешенным противником. Пришлось выбирать: самовосстановление или нападение. И я выбрала второе. Регенерация требовала усиленной концентрации и большей загруженности мозга, чем атаки. Наплевав на тонкую работу, я размашистыми, не теряющими резкости и точности движениями рук и пасов всем телом отправляла воду в воздух, но не все мои атаки достигали цели. Если и выходило попасть по резвой фигуре, она чаще скрывалась в коконе крыльев и пробивала ледяную корочку на острие пуль или водного потока, проникая внутрь стихии и высвобождаясь без потерь. Я могла опустить руки, но не имела на это право. Я сражалась до последнего. Когда меня пригвоздило к земле самыми длинными из её перьев, я была на последнем издыхании. Мои руки крупно дрожали, все движения были рваными, а грудь тяжело и прерывисто вздымалась. Кровь стекала по моему телу, обильно пропитав одежду и скрыв под своей чернотой бледность кожи. Я смотрела прямо в глаза приближающейся Смерти, в самую пучину охватившего её безумия. Я не испытывала ни страха, ни трепета. Брат учил меня не бояться Смерти, и я её не страшилась. Я была готова её принять. Когда прозвучала сирена об окончании поединка, белокурая старшекурсница словно очнулась от затмения, скинув пелену с помутившегося рассудка. Но трезвость ума не могла остановить пущенные её крылом остроконечные лезвия перьев. Они вонзились в мою плоть на заданной безумным сознанием скорости, заставляя неосознанно сжаться и на доли секунд напрячь все имеющиеся мышцы, причиняя себе ещё большую боль. От нехватки кислорода в организме и помутнения разума мир перед глазами исчез, а в ушах набатом отозвалось бешеное биение сердечной мышцы. Когда перед взором чёткость стала чередоваться с расфокусированными картинами, я уловила склонившихся над собой медиков, позади которых пыталась прийти в себя после осознания бывшая соперница. Я её не винила, потому как жаждала именно такого боя. Мой план был выполнен, я была довольна собой. Сознание моё не смело померкнуть, взор, хоть и периодами туманящийся, был обращён в небо, прекрасное, спокойное. Чистое голубое полотно приковывало сильнее трибун с костюмами. Глубокий пофигизм одолел сознание, и стало так насрать на всё, что окружало. Облегчение заполнило моё нутро, уведя на второй план боль от порванных мышц и связок. Как же плохо, но как хорошо.