Безумный день

Утром на деревне вставали рано — стоило только бледной полоске окрасить небо над горизонтом, как сельские жители вылезали из тёплых кроватей, проклиная вопящих петухов такими словами, какие приличным людям и знать-то не пристало. Порой и староста Калеб не чурался подобных выражений, хотя своих пострелят, коли им случалось повторять подобное, он награждал звонкими щелбанами — для профилактики. Слово «профилактика» он услышал давным-давно от заезжего колдуна, гордо именовавшего себя учёным, и старался ввернуть в разговор почаще. Порой он просто выходил в поле и ругал какого ленивого пастуха — мол, все овцы у тебя разбегутся к хренам собачьим, и хрен же ты их найдёшь. А потом добавлял — не шугайся, малый, про хрены я говорю, чтоб не озоровал, для ентой, профилактики. И сразу он чувствовал уважение. Сегодняшний день не был исключением, и, с сожалением оторвавшись от тёплой жены, Калеб потянулся и помянул петухову матушку-курицу. Сельского старосту ждала уйма дел. Первым делом он постучал в дверь пострелят. — Леонардо! Адемаро! Хватит валяться! Ответом ему была тишина. — Леонардо! Адемаро! Он распахнул дверь и вошёл в детскую. Впрочем, уже и неловко было называть комнату детской, тем более мало у кого в родной деревне потомство удостаивалось такой роскоши, как отдельная комната. Мальчуганам недавно стукнула двенадцатая весна, и, пожалуй, стоило подумать о главном — не пора ли им пахать в поле как взрослым, без скидок на возраст. Впрочем, вели себя его пострелята, как сущие дети. Если с Адемаро ещё удавалось договориться, то в Леонардо порой точно бес вселялся — он мог кивать и во всём соглашаться с батюшкой, а делать по-своему. И брат за ним вечно бегал хвостиком, забывая все наставления. — Отец, я сейчас встаану! — сладко потянулся Леонардо и отвернулся к стене. Этого негодяя вечно надо было поднимать чуть ли не за шиворот — он норовил поспать ещё маленько. То ли дело Адемаро — тот-то уже сидел на кровати, протирая глаза кулаком. На кухне гремела посудой уже вставшая за время увещевания мальчишек Азира. Видно, Адемаро в неё такой спокойный, а Леонардо весь в отца, Калеб, дай ему кто волю, с радостью бы не вставал до полудня. От мысли о сходстве внутри что-то сжалось. Вот сколько раз клялся себе староста не думать, не вспоминать, а иногда как по сердцу гвоздём царапало — кто же из них, пострелят, на самом деле приблудный кукушонок? Калеб обожал обоих и жизнь бы за них отдал, но порой, когда Леонардо воровал у соседей яблоки или лазил к девкам в баню «позыркать», или когда Адемаро засиживался где-нибудь у озера, забыв предупредить родню, Калеб нет-нет да и думал, что вот его бы парень никогда... Эх, хватит. — Иди, Адемаро. Мать уже завтрак накрыла. Леонардо, вставай, цыплёнок, сколько ж дрыхнуть можно, ёшкин кот! — Батя, чего ж так орать-то? — недовольно буркнул Леонардо. — Для этой, как её... Профилактики! Начинался новый день, и у старосты было полно дел. *** Каждое утро отец обходил деревню от околицы до околицы, чтоб узнать, как у кого идут дела. Леонардо это дело обожал и всегда бегал за отцом. Когда-то тот всё пытался шугать его, но вскоре привык и смирился, да и не тот был у Леонардо норов, чтобы позволить себя переубедить. За компанию с ним всегда ходил Адемаро, с дуделкой и кислой миной. Он не особо любил болтать с людьми, но с братом расставаться не желал, так что вечно портил добрым людям настроение своими мученическими гримасами. Ладно, если начистоту, то большинству было на эти гримасы плюнуть да растереть, но Леонардо, страшно сказать, иногда думалось: а что, если бы у него был брат, как он сам, один в один? Хотя, с другой стороны, они бы небось дрались без перерыва. А как иначе понять, кто из них двоих сильнее? Задумавшись, Леонардо чуть подотстал от отца и стремглав кинулся догонять — а ну как что интересное пропустит? Первую остановку они сделали у сарая Гилберта, молочного фермера. В сарае у него жило аж пятнадцать бурёнок, несметное богатство, и даже шустрый Леонардо при разговоре с Гилбертом робел. — Здорово, Гилберт! — весело сказал отец. — Чего такой смурной? — И тебе, староста, не хворать, — мрачно ответил фермер. — А с чего мне радостным быть, если коровы с утра не доятся? — Это как так? — удивлённо спросил отец. — Ты небось их не на то пастбище сводил, вот молоко и пропало! — громко сказал Леонардо. Сзади Адемаро недовольно шикнул на него — мол, нашёлся знаток. Отец хлопнул сына по затылку. Не больно, но ощутимо, чтоб знал, когда лучше держать язык за зубами. — А не твоя ли это шалость, парень? — зло спросил Гилберт. — В глаза мне гляди! — Он ни при чём, — как обычно, печально и чуть отстранённо сказал Адемаро. — Я бы знал. — Больно языкастые они у тебя, — сурово сказал фермер. — А что мне теперь делать прикажешь? Не будет надоев, так мне их куда, на мясо? И Звёздочку, и Милку, и Рыжинку... И Принцессу Мирабеллу на мясо? Леонардо осторожно посмотрел на крупную пегую Принцессу Мирабеллу, меланхолично жующую сено. Стало ужасно её жалко, словно она уже пошла на котлеты. Хотя с того года, как они родились, Принцессами Мирабеллами называли скот все, кому не лень (вот третьего дня ели они ветчину из Принцессы Мирабеллы, только свиньи), эта была на редкость видной бурёнкой с выменем размером с бычью голову. — Не печалься, друг Гилберт. Я зайду к Марианне, пусть осмотрит твоих красоток. Марианной кликали местную знахарку, женщину интересную, но уж больно напирающую на всякие настойки. Дело своё знахарка знала отлично и лечила не только скот, но и болящего Адемаро, по сравнению с простудами которого любая, например, куриная болячка была просто ерундой. — И на том спасибо. Отец и Гилберт кивнули друг другу. Уже на улице мальчишки заговорили наперебой. — Я не хочу, чтобы коров резали, мы же поможем им? — с робкой надеждой спросил Адемаро. Он любил всех живых тварей и иногда приходил к Гилберту в коровник, чтобы поиграть там на своей флейте. Если уж говорить совсем честно, то Леонардо тайком подозревал, что от братских музыкальных экзерсисов молоко у коров могло и пропасть начисто, но решил это не озвучивать, а то Адемаро мог и пару дней за такое дуться. — Я думаю, коров сглазили. Или Гилберта сглазили, — сурово сказал он. — Это ж какое нужно сильное колдунство, чтоб коровы доиться перестали. — Не говори глупостей, — высокомерно сказал Адемаро. — Ну какое колдунство в нашем-то захолустье. — Эй, полегче! — не выдержал отец. — Ты о моей деревне говоришь! — Прости, — потупил глаза Адемаро. — Но если ты волшебник и обладаешь неимоверной силой, стоит ли её на коров тратить? — А как иначе это объяснить? — начал заводиться Леонардо. — Коровы, знаешь ли, отлучением от вымени не балуются! — Так, пострелята! — рявкнул отец. — Ну-ка молчать! И вот тут-то навстречу и выскочила тётка Мартина. — Калеб! — пронзительно крикнула она. — Калеб, беда! Воры! Быстрей ветра Леонардо бросился вперёд, но сбавил прыть. Уж больно тяжела была отцовская рука на плече. — Что такое, Мартина? — Утки! Мои самые прекрасные утки! Отец вздохнул. — Что с твоими утками? Мартина утёрла слёзы рукавом и широким жестом распахнула калитку. Отец зашёл во двор, и Леонардо шмыгнул следом. Адемаро остался стоять у ограды, разглядывая облака, лениво плывущие по синему небу. Во дворе у Мартины и впрямь не было уток. Зато прямо по редкой травке вальяжно прогуливалось с десяток белоснежных, донельзя грациозных лебедей. — А эти тут откуда? — Чтоб я знала, Калеб, вот чтоб я знала! Но с утра как зайду во двор, а там вместо моих уточек эти вот гуляют! Ну как же так, Калеб, сорок лет тут живу, и никто не ворует. Или какой охламон посмеяться решил и уточек моих подменил? Памятуя о том, кто всё-таки первый охламон на деревне, Леонардо решил не вертеться на виду и выбрался наружу. — Ну что там? — без особого любопытства спросил Адемаро. — У тётки Мартины за ночь уточки превратились в лебедей! Адемаро пожал плечами. Облака явно занимали его больше. — Ну и что? Кто вообще обращает внимание на уточек? Вечно они крякают, только от мыслей отвлекают. То им не так, это недодали... — Адемаро! Ты вообще чем меня слушаешь? У нас в деревне объявился всамделишный колдун! Брат посмотрел на Леонардо с плохо скрываемым скепсисом и вновь пожал плечами. Отец вышел из-за калитки, нахмурившись, и сыновья тихонько последовали за ним. В гневе их батюшка бывал смешон и порой самую чуточку страшен. А тем временем день не задался. У старой Нэн из подвала пропали замороженные продукты. У Анастасии в саду исчезли семь розовых кустов, а вместо них появились странные зелёные растения, да ещё и колючие — Леонардо лично проверил, не пожалев большого пальца. Вдобавок эти растения уже были изрядно погрызены голодными хозяйскими мышами. Один лишь кузнец, чьи запасы олова превратились в золото, выглядел вполне довольным. По крайней мере до тех пор, пока золото не оказалось фальшивым. Даже Адемаро, к вящему ликованию брата, уверовал в злые силы, вопреки здравому смыслу захватившие деревню, и теперь был тише воды и ниже травы. — Эх, пострелята, — почесал затылок отец. — Чтоб я знал, что с этим делать. Хорошо, что рядом был Леонардо. — Я знаю! — шепнул он на ухо Адемаро. — Надо созвать военный совет. Адемаро явственно поморщился. *** Военный совет был одним из любимых развлечений Леонардо. Заключался он в том, что братец собирал своих друзей и планировал с ними всяческие шалости, вроде налёта на соседский огород или похищения из предбанника панталон длинноногой дочери бортника. Адемаро находил генеральские замашки брата крайне унылыми, но всегда присутствовал, ибо, по словам самого выдумщика, брату главнокомандующего негоже не быть на столь важных собраниях. Как именно стайка сорванцов может справиться с настоящим волшебством, Адемаро не понимал. Да и зачем? Разве много чудес в их жизни? Конечно, за коров он переживал, но день задался необычным, и это откровенно будоражило Адемаро. На сей раз военный совет был невелик — заседали они с братом, их сосед Карло, подпасок Айвен в лиловой рубахе да Мариэтта, принятая в мужское общество за, по словам Леонардо, резвый ум, а на самом деле за чрезмерное развитие — в свои тринадцать с небольшим выглядела Мариэтта на все шестнадцать, причём на весьма фигуристые шестнадцать, что, несомненно, выгодно оттеняло резвость ума. Раньше совещателей было куда больше, но с годами сельские дети начинали понимать, что связываться с Леонардо — себе дороже. Особенно после того, как единой силой убеждения братец уломал местных забияк покрасить нам забор, да ещё и взял с них за это немалую мзду яблоками, дохлыми крысами и прочей дрянью, быстро перекочевавшей к Адемаро под кровать. — Ну что, господа, — торжественно объявил Леонардо. — Сим торжественно объявляю заседание военного совета открытым. Мариэтта с готовностью закивала, остальные внимали, позёвывая. — И в первую очередь мы должны выяснить, кто же стоит за всяким колдунством, тут творимым. — Попроще балакай, а? — жалобно попросил подпасок Айвен. — Короче, кто тут навёл всё это колдунство? И как с этим бороться? — Кто виноват и что делать, — коротко дополнил Адемаро. Ему не слишком нравилось родное просторечие. — И что вы думаете? — с придыханием спросила Мариэтта. — Мы считаем, — важно сказал Леонардо, — это кто-то из нашенских, деревенских. — А вдруг какой лихой чародей издалека порчу навёл? — позволил себе усомниться Карло. — Да кому мы нужны, кроме местных? — вздохнул Адемаро. — И зачем могучему чародею проклинать нашу деревню? — Так выкуп взять! Чтоб обратно всё на место вернуть. — Какой выкуп? И чем брать? С тётки Мартины-то? Утиным пером? — Может, это Марианна? Она знахарка, говорят, колдует, — робко вставила Мариэтта. — И моего дяди младшая кузина как-то раз видела, как Марианна в полночь на метле летела прямо над их сараем. — Да ладно, — фыркнул Леонардо. — Привиделось. — А вот и нет! — А вот и да! Как она вообще что в полночь разглядела? — А вот и нет. И сивухой потом до утра несло. — Хорошо, — сдался Леонардо. — Установим слежку за Марианной. — А у нас дома балакают, — вступил Карло, — что доярка Маргарита при живом-то муже полюбовника завела, а потом её дьявол в ведьму превратил! На танцульки она к нему по воздуху летала! — Глупости какие! — не выдержал Адемаро. — Маргарита — девушка приличная. — Приличная-то она, может, и приличная, а знаешь, слухи просто так не родются. Чай не мыши. — Хорошо, — прервал спор Леонардо. — За Маргаритой я лично прослежу. У них баня аккурат в двух домах от моей, а окошко выходит в кусты. Мысленно Адемаро поклялся придушить брата. Кто же выкладывает такие ценные сведения? Да ещё при всём честном народе? — А я слыхал, — встрял подпасок Айвен, — что тут недалеко, в высокой-превысокой башне, живёт повелитель всех чародеев, самый что ни на есть могущественный маг. Ему такое провернуть — тьфу, раз плюнуть. Он торжествующе приподнял вверх указательный палец и умолк. — Ага, конечно, — протянул Карло. —Дурак только в такое и поверит. Наконец сошедшись во мнениях, военный совет в полном составе покрутил пальцами у висков. Подпасок огорчённо отвернулся. — А теперь выдвигаемся на боевые посты, — сообщил Леонардо. — Я слежу за Маргаритой в бане. — Я с тобой! — восторженно пискнула Мариэтта. — Хорошо, — расплылся Леонардо. — Адемаро, вы с ребятами к хижине Марианны. — Может, я лучше тоже в баню? — спросил Карло. — С Мариэттой. Вы ж братья не разлей вода, нет? Мариэтта поморщилась. — Я тут главный, — громко напомнил Леонардо, и расследователи выдвинулись на посты. Адемаро снова вздохнул. *** Леонардо, пригнувшись, пробирался к домику доярки огородами, крепко сжимая ладонь спутницы, и рассуждал. Получалось весьма складно: — Смотри! Кто у нас наша подозреваемая? — Шалава? — тихо спросила Мариэтта. — Доярка! Если б я столько лет доил, доил, доил... Тоже б на колдуна выучился, чтоб хоть иногда не работать! И так мамка заставляет дома убираться. Может, тоже научусь колдовать, построю себе замок и будет у меня там колдовская метла всё сама делать. — Без женской руки всё равно по уши в грязи будешь, — непререкаемо сказала боевая подруга. — Тогда женюсь, — весомо сказал Леонардо. И добавил: — Раза три. — Эй, смотри! — перебила его Мариэтта. — Вон фермер Гилберт идёт! — Пригнись, — шикнул Леонардо. Они присели на корточки, раздвигая руками стебли гороха для лучшего обзора. И впрямь, фермер тоже пробирался к искомому дому через поросли, да ещё и оглядывался воровато — вдруг кто заметит? — Не похож он что-то на пострадавшего, — мрачно заявил Леонардо. — Нет чтоб к знахарке пойти за помощью, так он тут по кустам шарится. В голосе его слышалось невыразимое презрение ко всем, кто, увиливая от работы, шарится по кустам. Мариэтта согласно кивнула. — А то! — прошептала она. — А вдруг в сговоре они? Леонардо мгновенно понял, к чему вела подруга. — Думаешь, Маргарита наколдовала? А он с ней заодно? И собственных коров тоже он сглазил? — Вряд ли, — скуксилась Мариэтта. — Сам же урон несёт. — А кто этот урон видел? Я вот с батей ходил к нему, а батя ничего не стал смотреть, так поверил. Вдруг они всё до рассвета надоили и попрятали, а потом вроде как и сами первые пострадали. — Ой, батюшки-светы! — Ага, — продолжил вдохновлённый Леонардо, — вот Гилберт мужик-то угрюмый, никто его не любит, то-то он и решил всем отомстить разом! И подругу свою подговорил. Мариэтта боязливо передёрнула плечами. — Леонардо, а коли он нас заметит. — В овощи превратит, — со знанием дела ответил Леонардо. — Тебя — в тыкву. Девочка чуть не разрыдалась. — А тебя? — В огурец. — И как нам его победить? Тут Леонардо приуныл. Много чего он нахватался за свою недолгую, но полную событиями жизнь, но вот с колдунами бороться ему покамест не доводилось. — Надо их усыпить, — сказала Мариэтта. — Как я их усыплю? — Сон-траву подсыпь. — Куда подсыпать-то? И где взять? — Можно поджечь сухую и в окошко им накурить. Мамка всегда так делает, когда папка пьяный бузит. — А мамка твоя сама не ведьма? Мариэтта показала Леонардо кулак. Они вылезли из кустов и побежали в направлении Мариэттиного дома. Леонардо не пришлось долго ждать — через пару минут девочка выбежала с крыльца, размахивая пучком сушёной травы. Они вернулись обратно, привычно воспользовавшись тайной гороховой тропой, и Леонардо достал из-за пазухи своё главное сокровище, выменянное на дюжину дохлых крыс, бутыль отцовского самогона и ворованную самокрутку из конопляного листа — настоящие заморские зажигательные палочки, в народе именуемые спичками. Было их в чудо-коробе всего три, и тратить одну было жалко до боли, но спасение родной деревни было для него куда важнее. Они подобрались под самое окошко бани и прислушались. — Эх, Маргаритушка, и как жить-то теперь? — Смотри, — шепнула Мариэтта, — раскаивается, что ли? — Да так и жить. У меня вот в саду теперь вместо кислых слив дивная ягода на деревьях появилась, сладкая. Может, соберусь ею торговать. Вдруг и король заинтересуется. Ну, или вернётся всё на круги своя. — Видишь, — ответил Леонардо, — и о себе позаботилась! Ягоды у неё в саду, видишь ли! Ууу, колдунья! — Ууу! — согласилась Мариэтта, и протянула свой пучок. Леонардо чиркнул спичкой и засунул сон-траву в окно. Охота на ведьм началась. — А теперь, — скомандовал Леонардо, — бежим к отцу! Всё ему расскажем, а он их, злодеев, тёпленькими возьмёт. Они обежали домик и бросились на городскую площадь, где, в трактире «Снопы и любители», члены городского совета предсказуемо держали совет. Леонардо по-хозяйски распахнул дверь трактира и вошёл внутрь, ловя на себе взгляды трудяг из деревенского совета. — Здрав будь, малой! — сказал бортник Андреас. — Где братика потерял? — Не до братика, дядя Андреас! Мы нашли того чародея, который всё это затеял! — Да неужто? — ласково сказал бортник. Они с женой нажили восьмерых детей, у них было уже пятеро внуков, и к любым детским играм он относился чрезвычайно серьёзно, лишь бы в ульи носы не совали. — Леонардо, опять розыгрыши? — сурово спросил отец. — Ты, может, не понял, но дело серьёзное. — Я понял! Это фермер Гилберт! Он всё придумал. И ведьма ему помогла! Мы их с Мариэтткой сон-травой окурили, лежат сейчас дома у неё. — Погоди, парень, — вступился седобородый тракрирщик. — Откуда у вас сон-трава? — Да Мариэтткина мамка ею вечно батю их успокаивает. Сидящий в углу отец Мариэтты закашлялся, и Леонардо понял, что ляпнул лишнего. Хорошо хоть подруга в последний момент струсила и в трактир не зашла, может, если отец ей голову и оторвёт, то не прямо сегодня. — Погоди, парень! — хмуро добавил самогонщик Ламберто. — Гилберт — уважаемый член общины, негоже каждому несмышлёнышу на него наговаривать. Сюда он не пришёл от большого расстройства, и что теперь — позволим на него хулу наводить? — И впрямь, — согласился отец. — Я понимаю, сынок, ты у меня парень впечатлительный, но что-то тебя совсем занесло. Иди-ка найди брата и марш домой, матери со стиркой помогать. — Эй, — вдруг спросил Ламберто, — а что за ведьма, к которой, по твоим словам, пошёл Гилберт? В восторге от того, что тот, хоть и с опозданием, осознал всю важность этих известий, Леонардо выпалил: — Так Маргарита же, доярка! И с опозданием он вспомнил то, о чём забыл до этого за ненадобностью — чьей именно женой была вышеупомянутая доярка. Самогонщик мгновенно изменился лицом. — Эххх, курррва! — заорал он. — Рога мне, значит, наставляет! Зашибу с полюбовничком! Он бросился к выходу из трактира, и отец с дядькой Андреасом еле успели ухватить его за плечи. — Успокойся, брат, — загудел бортник. — Может, тоже колдунство какое. Сел себе, значится, наш Гилберт дома, а тут бам, трам, и он у тебя сидит. Мало ли что бывает.. — Убью курву! — вновь заорал Ламберто. Собой он владел плохо, работка-то у него была нервная. — Никого ты не убьёшь! — рявкнул староста (Леонардо сейчас даже в мыслях было боязно звать его отцом). — А ты, малой, домой иди. И вечером с ремнём встретишься, помяни моё слово! В печали Леонардо развернулся и вышел из трактира. Ему ещё надо было предупредить Мариэтту. Из-за дверей раздавались громогласные вопли рогатого самогонщика. *** Адемаро шёл по лесной тропинке, ведущей к стоявшему на отшибе домику знахарки, и находился в унылейшем состоянии духа. Прежде всего, его печалила компания. Не то чтобы он не любил соседа Карло, да и к Айвену относился неплохо, но для себя Адемаро давно решил, что единственный придурок, чьё общество он готов был терпеть — Леонардо. Больше не надо. Поэтому компания ровесников причиняла ему определённые неудобства. — А как мы будем бороться с ведьмой? Сожжём? — радостно спрашивал Карло. — Или осиновый кол в грудь вобьём? — Осиновый кол вбивают в грудь мертвецам для упокоения, а не ведьмам, — скучающе сказал подпасок Айвен, но, не успел Адемаро удивиться столь обширным знаниям, добавил: — Так бабы на поле глаголют. — Ничего мы Марианне делать не будем, — отрезал Адемаро. — Иначе настойки от мигрени для меня будете сами варить. — Ну так она ж ведьма! — возмутился Карло. — Недоказуемо, — отпарировал Адемаро. Затея нравилась ему всё меньше и меньше. — К тому же Леонардо просил просто за ней приглядеть, а не делать глупостей. Вообще, я бы скорее у неё спросил совета, она очень умная. — Всё о магах знает? — спросил Айвен. — Почему бы и нет? — Может, хоть она про повелителя всех чародеев в башне слыхала? — Да брось бред нести, — рассердился Карло. — Никаких волшебников в высоких башнях не существует. По крайней мере, у нас на селе никто о таком не слышал, значит, и нет его! — Да уж, веско, — буркнул под нос Адемаро. — Вот и я о том же! — радостно вскрикнул подпасок. — Бают, живёт этот чародей... — Да, слышали, в башне. Айвен не обратил внимания на иронию. — Живёт он с учеником, а ещё с псом, котом и мышью, которые ростом с людей и на человеческом языке говорят. — Это уж вряд ли, — рассудительно ответил Адемаро. — Не могут пёс, кот и мышь вместе жить. Кот съест мышь, таков уж круг жизни. Значит, и остальное... — Брехня, — авторитетно закончил Карло. — Тоже мне, специалист по пищевым цепям, — процедил Айвен. На миг Адемаро насторожился. Что-то показалось ему странным, но он отбросил нелепые мысли, сосредоточившись на листьях, звонко шелестевших на ветру. Он слышал в этом шелесте музыку осени, и уже сочинял новую песню, так что решил не опускаться до прозы жизни. — А может это, порассуждаем? — предложил Карло. — Ну, как Леонардо. Типа что там случилось, как связано, всё такое. — Я и так рассуждаю, — вздохнул Адемаро. О том, как бы ему хотелось порассуждать в одиночестве, он предпочёл не распространяться. — Ну смотри, — продолжил Карло. — У дядьки Гилберта коровы не доятся. Это что? Правильно, самое что ни на есть злокозненное вредительство. А у остальных вообще всё неплохо. Будто шуткует кто. Утки в лебедей превратились... Это, конечно, тоже вредительство. — Лебеди красивые, — мечтательно сказал Адемаро. — Может, так и лучше даже. — Зато утятина вкусная, — парировал Карло. Крыть было нечем. — Так что, — продолжал он, — я думаю, это враг дядьки Гилберта. — А Марианна с ним дружит, — отметил Адемаро. Марианна ему нравилась, да и с детства лечила, так что её оправдание было для него очень важно. — Ага, — добавил Айвен, — конечно, могущественному чародею делать больше нечего, кроме как устраивать личную вендетту дядьке Гилберту. — А тебе почём знать? — бросился на защиту своего видения Карло. — Ребят, пришли, — утихомирил их Адемаро, увидев хижину. — Пойду постучусь. — Так мы же следить хотели? Адемаро махнул рукой и постучался. Навстречу им вышла худая и немолодая, лет под тридцать, знахарка. — Здравствуй, Адемаро, сынок. Плохо чувствуешь себя? Почему мама не зашла? Она окинула взглядом всех пришедших. — Привет, Карло. Как мать? — Хорошо, Марианна, благодарствую. Взгляд знахарки остановился на подпаске Айвене, теребящем фиолетовый рукав рубашки. — А ты, мальчик, чей будешь? — Ты что, Марианна! Это ж Айвен, подпасок! — удивился Карло. Адемаро же смотрел на мальчика и вдруг понял, что до сегодняшнего дня ни разу его не видел. — Карло, — напряжённо сказал он. — Лови его! И сам бросился прямо на подпаска. Марианна бросилась разнимать мальчишек, но было поздно — Адемаро крепко схватил незнамо кого за лиловый ворот и прижал к земле. — А ну, сделай всё, как было! — Адемаро, ты что творишь? — А ну сделай, как было, а то не отпущу! — Ладно, чёрт с тобой, сделаю. Отпусти! Мальчик (или не мальчик?) щёлкнул пальцами, и хватка Адемаро ослабла. В ту же секунду таинственный чародей в обличии подпаска исчез, будто не было, и Адемаро упал плашмя на траву. Карло в ужасе выкрикнул слово, за которое сам Адемаро получил бы от отца хорошую затрещину. — Адемаро, малыш, ты в порядке? Тебе нельзя лежать на холодном, — флегматично сказала знахарка и отпила из берестяной фляги. Подниматься с травы не хотелось. — О, — удивлённо отметила Марианна. — И курица моя из павлина назад курицей обернулась, надо же. Адемаро счастливо улыбнулся. *** — Ты можешь в это поверить, Гамеш? — патетично возопил Эпос, поправляя у зеркала помяый воротник. — Эти селяне, эти неграмотные и тёмные пейзане даже не слыхали обо мне. — Безобразие! — привычно поддакнул Гамеш, не отрываясь от помешивания зелья. Он старался не вникать в то, что нёс его эксцентричный учитель. — Ты представляешь, они в меня не верят! Им, видите ли, — Эпос сделал драматическую паузу и едко продолжил, — мамка про меня не рассказывает. О времена, о нравы, о бездушье и нежелание видеть дальше своего носа. О, Гамеш! Им проще обвинить своих, таких же тёмных деревенских неучей, в колдовстве, чем признать существование истинного повелителя всех чародеев! Меня! — А коров с розами-то Вы расколдовали? — попытался перевести тему Гамеш. — А куда бы я делся? Конечно, стоило бы испепелить этого наглого мальчишку на месте, но ты потом мне полгода бы инкриминировал нарушение условий пари. Знаю я тебя. — А то, — вздохнул Гамеш. — Занялись бы чем полезным. Песок там в сахар, или камни в сыр... Экономику бы подняли! Но нет, нам бы всё уток в лебедей... Не найдя сочувствия у ученика, Эпос отправился в спальню. Страдать. Всю ночь ему снилась деревня с павлинами и лебедями, село-сад, красота которого была неграмотным селюкам недоступна. *** Ремня пострелята так и не получили, хотя, несомненно, заслужили. Денёк и так был не из лёгких, да ещё и сыновья натворили глупостей. Конечно, Калебу делать больше было нечего, кроме как спасать жену самогонщика от расправы и объяснять главе пахарей, что дочка просто всё неправильно поняла. Но он был старостой и отцом, так что за шалости своих пострелят отдувался за двоих. Он вошёл в спальню сыновей и взглянул на их мирные лица. Леонардо спал с широко раскрытым ртом, Адемаро отвернулся к стене. Эх, негоже старосте нежности-то разводить... Калеб воровато оглянулся и по очереди поцеловал сыновей в лоб.