А вот и я.

От него всегда пахло сигаретным дымом, смешанным с мятной жвачкой и терпким, сладковатым одеколоном. Он прекрасно знал, что ей жутко не нравится запах табака да и сама вредная привычка, к которой он был так привязан, ее, откровенно говоря, бесила, но он не мог ничего с собой сделать, а может и не хотел. Он всегда был слишком бестактным и наглым, всегда действовал на нервы всем своим существом, постоянно выводил ее из себя, бесил и доводил до того, что она кидалась на него с кулаками, вооружалась сковородкой или любым другим весьма угрожающим предметом, который только попадался ей под руку. Она не умела долго терпеть и выслушивать его самовосхваленческие речи, она заводилась с пол-оборота и зарекалась больше никогда не впускать в свой дом "эту наглую самодовольную скотину". Однако же, раз от раза, она все же открывала ему дверь, забирала его из бара, тащила до своего дома и, рассказывая ему все, что о нем думает, укладывала спать это "непутевое красноглазое чудовище". Он всегда видел ее насквозь, поэтому чаще всего появлялся в ее жизни тогда, когда ей нужен был рядом хоть кто-нибудь, чтобы не загнуться от одиночества. Натягивая маску величия и пафоса, он вваливался в ее дом, как в свой родной, разом заполняя все пространство собой и только собой так, что ей волей-неволей приходилось отвлекаться от своих мыслей и переключать все внимание на этого наглеца. Он часто ей поддавался. Да-да, великие тоже на это способны. Он давал ей почувствовать себя сильнее его, чтобы она хоть на миг победоносно улыбнулась. Хоть на миг. Он давно понял, что безвозвратно влюблен в эту закрытую от мира, колючую, словно кактус, в эту вспыльчивую и грозную девушку, которой пережито столько бед и несчастий, что страшно себе представить. Но она не сломалась. Она просто нашла для себя выход в своеобразном затворничестве от внешнего мира. Она существовала в своем маленьком мирке, пытаясь найти в нем все то, чего ей не доставало. Он хотел стать частью этого мира. Он очень хотел стать его частью. Настолько, что посреди ночи, будучи вдрызг пьяным, он на автопилоте шел к ее дому и долго, занудно жал на кнопку дверного звонка, стучал в дверь, а когда та открывалась, и на пороге возникала заспанная, разгневанная девушка, ломал губы в идиотской усмешке: - А вот и я! Он раздражал ее и выводил из состояния душевного равновесия все то время, что они знакомы. Он просто не знал, как можно еще с ней общаться, чтобы не выдать себя с головой, чтобы не потерять то, что у них появилось за долгие годы. А она...Она бесилась, кляла его, ворчала, взрывалась и грозила страшными вещами, однако всегда открывала дверь, всегда пускала его к себе, в тот маленький, созданный только ею мирок. Она ощетинивалась и выпускала иголки, она делала вид, что ей все равно, однако каждый раз печально смотрела на входную дверь, которая только что закрылась за наглым, широкоплечим и столько всего выдержавшим мужчиной.

***

Поздний вечер, на улице прохладно и пусто. В темной гостиной горит только настольная лампа. Тени пляшут по светлым стенам, часы монотонно считают мгновения. Девушка, укутавшись в плед, сидит на неразобранном диване и бессмысленно листает страницы какого-то старого журнала. Внутри пусто, глухо и серо. Вдруг тишину ее маленького дома разбивает на куски противный визг дверного звонка. Девушка вскакивает на ноги, скидывает с плеч теплый плед и быстрым шагом идет к дверям. Она знает, кого увидит на пороге, знает, что сейчас будет, но открывает дверь и окидывает взглядом оливковых глаз своего позднего гостя. Он делает шаг вперед. От него пахнет табаком, мятой и этим неизменным одеколоном. Он ухмыляется, но тепло во взгляде никак не скроешь. - Привет. А вот и я.