my sweet prince

Хансоль не любил холод. А ещё незнакомых людей, которые могли причинить ему боль: потому что он не умел прощать и до последнего помнил обиду. Хансоль сражался с барьерами и ознобом в одиночку, подхватывая простуду и уныние. Пряча руки в карманах парки, парень каждый год провожал взглядом косяки птиц, улетающих на юг. Он тоже так хотел. Его всегда тянуло куда-то далеко. Туда, где бы не было ни единой души, ни малейшего напоминания о пробегающем мимо него времени. По ночам Хансоль разговаривал с небом. Что-то родное ему виделось в тех далёких звёздах, будто это были горящие сердца его родственных душ. И небо ему отвечало звездопадом. Хансоль не хотел становиться взрослым — тем человеком, который потратит всю свою жизнь на бессмысленное гниение в пищевой цепи общества. Парень ненавидел устои окружающего его мира, но биологические часики медленно тикали. Хансоль взрослел. И с каждым годом ему становилось всё тяжелее и тяжелее. Он замерзал, но никого к себе по-прежнему не подпускал. Он медленно падал в ледяную глубину океана. — Бесит, — Ким хватался за измученную голову, прикрывая глаза, и мечтал переместиться куда-нибудь к океану, но только к настоящему, а не к тому – внутреннему, который его давно поглотил. Его бесило всё: возня пешеходов, хмурое небо и даже он сам. Тяжело. И Сохи это чувствовала. — Пожалуйста, не болей, — протягивая Киму кружку тёплого молока, девушка считала искорки в его глазах. В тот момент её счастье пахло любимыми ирисами. А потом всё наполнилось запахом роз, которые Сохи всегда считала слишком коварными и капризными. — Я не доживу до 27, — однажды сказал Хансоль, когда они вместе поехали к океану, который очень давно мечтали увидеть, чьи соленые прикосновения так хотели ощутить на своей коже. Они с Сохи мечтали об одном — чтобы их лодыжки обнимал прибой и в небе над ними раздавались крики свободных чаек. Тогда Квон подумала, что если подует восточный ветер, то она может потерять Хансоля навсегда. Сохи с огромным трудом добилась, чтобы Хансоль ей верил, чтобы он смог ей открыться и показать себя настоящего. Она стала тем человеком, который знал, какой Хансоль на самом деле слабый. Она пропускала его сожаления через себя, каждый раз погибая от боли и отдавая свою любовь. Во снах он звал её. Сохи это знает, она слышала это своим сердцем, несмотря на сотни бетонных стен между ними. Хансоль — это тот самый Маленький Принц, взрослый ребёнок с самыми грустными глазами и огромной любовью к розам. — Ты роза. С самыми острыми шипами. Но я всё равно люблю тебя, — прошептал Хансоль, вдыхая запах её волос и выдыхая грусть. Он ошибался. Сохи вовсе не роза. Скорее преданный баобаб или прирученный лис. Она готова отдать ему свою планету и взять у Бога взаймы тысячи часов, лишь бы Хансоль там оставался и никуда не исчезал. Но Маленький Принц устал. Пропал тот тёплый румянец с щёк, потухли огоньки в его чёрных глубоких глазах. Выжженные волосы потеряли свой блеск, а губы превратились в тонкую линию, перестав улыбаться. Хансоль похудел и практически перестал спать. А ещё появился кашель, раздирающий парня изнутри. Ему так сильно хотелось казаться смелым, но взросление всегда бьёт беспощадно. Всего один билет на поезд — и Хансоль становится бесконечностью, а из осколков разбитого сердца Сохи теперь можно собрать слово «вечность». После Хансоля остались только его имя на её губах и всего одно фото. И если бы не они, то Квон действительно поверила бы, что Хансоля никогда не было и что он лишь персонаж из её любимой книги, которого она перенесла в свою одинокую реальность. Сохи читает стихи громко, срывая голос, пытаясь развеять проклятую тишину. Нет больше его смеха, вселяющего надежду, что у них всё будет хорошо. Нет больше Хансоля. И самой Сохи уже, кажется, нет тоже. Она будет его помнить вечно. Провожая взглядом падающие звёзды — потенциальные планеты с розами и баобабами, Квон не будет ожидать возвращения своего Принца. Сохи больше не верит в сказки. Но если бы чудеса были реальны, то Сохи очень хотела бы стать настоящим лисом, чтобы свободно бегать по зимнему лесу, годами принадлежать одной лишь себе и от холода прятать морду в седеющую шерсть. А ещё, если бы это, конечно, было возможно, она бы тоже хотела исчезнуть, чтобы не смотреть на то самое фото на фоне их океана. Где Хансоль улыбается слишком по-живому для мертвого.