***
Была ночь. Недобро шептались деревья, не было даже луны. Тянуло запахом гари и жженого человеческого мяса, но это было привычно для Майн. Девушка шла к застланному пеплом пожарищу через лес, надеясь отыскать что-нибудь ценное. Мародерство — конечно, действие незаконное, но кушать хочется, поэтому, плюнув на свою честь и совесть, она шла и шла по запаху, как голодный зверь, чуя дух съестного, что поможет выжить ей и ее сестре. Майн вышла из леса. Навстречу ей дул степной ветер, который нес с собой серый пепел отполыхавшего пожара, бил им ей в лицо, швырял в нее тошнотворный запах жареного людского мяса, запах смерти и страха. Еще пару часов назад здесь были солдаты Люцефении, но теперь можно было не бояться — они ушли, а если бы и были до сих пор тут, у Майн для них был припасен железный пропуск в виде меча, качавшегося в ножнах. На пути от леса к деревне она наткнулась на тела. На два окровавленных тела: одно, женское, было направлено в сторону леса, видно, она пыталась бежать; другое принадлежало мальчику, у самого входа к чаще. — Эти уроды даже детей не жалеют… — Она перевернула тело мальчишки ногой и вздрогнула. С его губ сорвался хрип. Майн упала на колени и бросилась к окровавленной груди ребенка. Он все еще дышал, его еще можно было спасти. Девушка уже бежала с ношей на руках, когда задумалась о том, что же она делает. У нее дома нет еды, Лейла сидит и ждет чего-нибудь съестного, так еще и раненного придется выхаживать. Но что сделано, то сделано, коли взялась спасать, так надо делать до конца и хорошо. На лице сестры был описан ужас, когда Майн принесла в дом полуживого ребенка и положила его к себе на кровать. — Неси марлю, вымой нож и принеси его тоже, неси иголки! Лучины не забудь и воду, скорее! Когда все было принесено, старшая начала его оперировать. Лейла не могла так долго выждать, поэтому уснула где-то в углу, у печки. А Майн стояла над койкой и зашивала иглой из рыбьей кости широкую рану от меча. Девушка хотела спать, она валилась с ног, а с ее лица капал пот от волнения, но она стояла и лечила так, как могла. Мальчик был без сознания, но так, будто он все чувствовал. — Рин… Майн повернулась. Раненый приоткрыл голубые глаза и смотрел перед собой. Он бредил. — Сейчас, подожди еще немного, сейчас будет легче. — Девушка не знала, кого успокаивала, себя или мальчонку, но она нашептывала это. — Рин… спасу… по…могите… — Выбирайся оттуда! — Майн оборвала нитку, бросила иглу на стол и схватила его за руку. — Я здесь! Выкарабкивайся из этого ада, давай! Я держу твою руку! Не позволяй себе так просто умереть! Лен помолчал и медленно закрыл глаза. Теперь он спал. Девушка упала на пол, облокотившись спиной о край койки. В окно брезжил рассвет.***
— Майн! Ма-айн!!! Девушка открыла карие глаза. Горела лучина, окно было закрыто, а за плечо ее теребил Лен. А Майн только час назад пришла с тяжелой работы и решила поспать. — Майн! — Что тебе нужно, смертный? — Девушка метала молнии в душе за то, что ее разбудили. — А что это за доспехи, которые висят на стене? — И только для этого ты меня разбудил, человек? — Ну, мне же интересно… На стене действительно висели красные кожаные доспехи, состоящие из двухслойного нагрудника с высоким воротником, круглых наплечников, черных рукавов из плотной ткани, заканчивающихся перчатками без пальцев, кожаных наручей, белой рубашки до середины бедра с розовой полосой посередине, ремней с ножнами на талии, черных штанов, наколенников и, наконец, красных сапог до колен с металлической обивкой в голенище. — Доспехи эти мои. — Майн села на табурет, облокотилась спиной о стол, налила в стакан пиво и продолжила. Лен смотрел на нее с некоторым удивлением. — Я работаю наемником, убиваю богатеньких ничтожеств, которые обижают крестьян, которые развлекаются их истреблением и угнетением. Иногда, я убиваю их по заказу других богатых ничтожеств. У меня выхода нет, надо как-то кормиться. — Но как же мирный труд? А как же Лейла, почему она тебе не помогает? — Она крайне неуклюжа, ее просто гонят со всех работ. — Девушка давно сопела на второй койке. — Я и сама за нее дрожу, когда она остается одна дома — убьется же, ей богу! А на мирной работе мне никак нас не прокормить, унаследовать дело нашего отца, кузнечество, мы не можем, поэтому приходится пихать свои страх, честь и веру в Бога в зад и идти зарабатывать деньги всеми возможными путями. Посидели, помолчали. Майн пила пиво и смотрела на доспех, который был сделан ее руками. — А почему ты мне все это рассказала? Я ведь могу и наябедничать, мало ли? Ты меня едва знаешь! Майн посмотрела на надувшегося мальчонку и разразилась тем смехом, которым смеются умные люди над глупостью. — Нет, не можешь. Ты слишком совестливый, да и я, почему-то, верю тебе! — Она добро посмотрела на него и снова выпила из стакана. — А мой папа говорит… говорил, что пить вредно. — Знаешь, жить тоже вредно — от жизни мрут. Поэтому, мой тебе совет — делай то, что ты считаешь нужным, делай то, что тебе нравится, и никогда никого не слушай, и только тогда ты не будешь жалеть о бессмысленно прожитой жизни. Снова посидели и помолчали, думая о своем. Тут Лен ожил. — Майн, можно тебя попросить? — М? — Стань моим учителем! Девушка поперхнулась и закашлялась от услышанного. — Каким еще учителем? Зачем тебе оно нужно? — Но ведь ты наемник, значит, умеешь фехтовать! Я хочу научиться драться! — Нет. — Майн дала ему щелбан по лбу. — Если хочешь драться, то я тебя этому не научу, это не причина. Может, есть что-то другое? — Ну, вообще-то… Я хочу защитить одного человека, но в то же время я на него и в обиде, и я не знаю, что мне делать. — Лен рассматривал доски пола. — Обида на что? — Удивительно, но ей действительно было интересно. — Она мне солгала. — Рин?.. — Майн задумалась. — Подумай, почему она это делала, встань на ее место, и, может, ты, наконец, все поймешь. Нельзя смотреть на все только со своей стороны, ты не можешь быть всегда правым, запомни это. А чего бы не было? Если бы Лен знал… Они бы больше никогда не встречались в лесу, а Ал никогда бы не смог с ней играть. Он был бы крестьянином, а она — Госпожой. Они бы никогда не играли в прятки в лесу, не ели бы ягоды на опушке, она бы никогда не смогла слушать его истории о происшествиях в деревне, она бы никогда его не учила читать и не дарила бы ему подарки. Они бы не смеялись вместе над своими шутками, Ал никогда бы не смог позвать ее на праздник, и все только потому, что он был нищим, а она — принцессой. — Так зачем ты хочешь научиться фехтовать? — Потому что… Я хочу защитить своего самого любимого человека от всего зла на свете. — А вот это мне уже больше нравится. Так и быть. Я научу тебя владению мечом, но для начала — она положила ладонь на его голову, — научись пользоваться этим. А сейчас — ложись спать, когда твои раны затянуться, мы начнем наши тренировки. Лен лег на подушку и моментально провалился в небытие.