Слуга зла

      Светало. Солнце начинало сверкать сквозь щели досок, которыми были закрыты окна, освещая золотые волосы мальчика, лежащего на одной из коек, прибитых к стене. Поднявшись на локтях, ребенок открыл небесно-голубые сонные глаза и оглянулся: бревенчатый дом наполнялся утренним скромным светом, полог над подвешенной к потолку колыбелькой колыхался от легкого сквозняка, приходящего из многочисленных щелей бедного, но чистого жилища. Царили тишина и спокойствие — жизнь только просыпалась.       Мальчик встал, прошел босиком до окна и убрал приставленные к окну на ночь доски, что хоть как-то защищали домик от ветров. Воров не боялись — воровать было нечего. Он посмотрел в незастекленное отверстие в стене. Солнце едва поднялось над лесом, свежий ветерок шевелил придорожную редкую траву.       Сегодня был очень важный день. Предстояло многое сделать, а самое главное — не опоздать на встречу!        — Лен, ты уже встал? — в дверном проеме из смежной комнаты показалась женщина, повязывавшая на голову платок.        — Да, мам. Что у нас поесть? — он обернулся к ней.        — Каша. Пойдем, все горячее.       Аллен вошел за ней в маленькую кухоньку. Поев, он оделся, взял узелок и выбежал из дома. Лен спешил — его ждал его дядька.       Утро только вступило в свои права. До города идти около двух часов. Дорога шла по прямой. По её краям медленно плыли бедные дома со сгнившей древесиной, дома сменялись лачугами — от всего дышало такой нищетой, что порой хотелось просто не смотреть.       Ему встречались косари, шедшие с покоса. Веселые же они люди! Идя в такой рассветный час навстречу, Лен разглядывал их лица, слушал их голоса. Все они были спокойны; многие мужики разговаривали между собой, кто-то напевал затяжные песни о любви к южной красавице, и все подхватывали, и лилась эта песня широкой и бурной рекой голосов. Аллен невольно подпевал им, а потом они удалялись, всё дальше и дальше, и в конце концов их голоса затихали.       А дорога шла между полей, не петляя, прямая, как рука цыганки, просящая денежку за хорошее предсказание.       Лен бодро шагал, углубившись в свои думы. Зачем он шел в город? Он шел на работу к своему дядьке. Тот был книжником1, делал дорогие переплеты из кожи, поэтому получал хорошее вознаграждение за свой труд. Ал, несмотря на свои неполные девять лет, отчетливо понимал: в деревне он обречен на голодное житьё-бытьё^1. Поэтому он делал все, чтобы «сбежать оттуда». Этот сердитый дядька-книжник являлся мальчику далеким родственником по матери, поэтому из-за долгих слезных просьб своей кровной родни на седьмом киселе он, в конце концов, согласился взять мальчика к себе в подмастерья. Старик часто его бил за любую мелкую провинность. Не удивительно: книжник уж было собрался на старости лет на покой, а его буквально вынудили обучать какого-то мальчишку.       Грунт проселочной дороги постепенно сменился мостовой, и Лен поднял глаза. Его окружали двух- и трехэтажные богатые дома с балконами из извилистых чугунных прутов; побелка домов так и лучилась светом, а огромные горшки с цветущими кустами желтых роз внушали чувство прекрасного. Но его не было. Лен не хотел смотреть теперь на людей — они были сутулы, хмуры, больны и несчастны.       Пройдя еще пару шагов, Аллен развернулся к одной из застекленных дверей. Вывеска гласила что-то непонятное для него^1, но мальчик знал, что пришел туда, куда нужно. Опустив медную ручку с пружинным механизмом, он ступил внутрь. Прозвенел колокольчик над дверью.       Это было темное помещение с тусклым светом от двери и от окон с видом на кирпичную стену^2; пахло кожей, старинными книгами, пергаментом и старческой затхлостью. За столом, как сказочный Кощей, поблескивая лысинкой, сидел переплётчик и исподлобья смотрел на мальчонку, рискуя прожечь взглядом дыру. Ал молча отошел к своему рабочему месту. Его дело было нехитрым — выпиливать тонкие доски для переплётов книг. Больше его ничему не учили. Он приходил в отведенное ему время на несколько часов, пилил, стругал, иногда получал по шее, если болванка упадет со стола, а после приплясывающее шел домой со скучной и надоевшей работы. Так пролетали дни. Но в этот раз все было иначе.       В лавку переплетчика редко заходили посетители, во всяком случае, Лен их видел крайне редко, и зачастую это были взволнованные низшие чиновники с хаотичными размахиваниями рук, беганьем глаз и вечной записочкой от «этого» господина. Однако, сегодня у них был особый посетитель. В открытую дверь вплыла какая-то чрезмерно упитанная дама в розовом платье до пола и шляпой с крупными уродскими серыми перьями, так что она была похожа скорее на хрюшку, чем на женщину высшего света. Как и все, она подошла к мастеру, чтобы сделать заказ. Лен тогда закончил свою работу, поэтому сидел и глазел на происходящее. Как и все, она сделала заказ на переплет, и тут дядька заметил Аллена без дела, за что тот получил бы прицельный бросок рубанком в голову, если бы не увернулся вовремя; благо, он просто был отруган, и ему приказали перетаскивать заготовки к столу переплётчика.        — Правильно, так его! — завелась было покупательница. Ал покосился в её сторону и слушал дальше. — Так этих маленьких собачьих сынов, коли дела делать не умеют!       И это говорит жена какого-нибудь высокого чиновника.        — «Собачий сын, значит? — думал втихомолку Лен. – Ну, посмотрим еще, кто тут собака.»       Выполняя приказание, Лен начал перетаскивать стопки заготовок, а дама тем временем собралась уходить. Как бы невзначай, Лен прошел мимо и… наступил на ее юбку. Ткань затрещала, и показалась весьма некартинное грязное белое бельё. Дама этого не заметила и так и вышла на улицу. Брякнул колокольчик, и дверь закрылась.       Дядюшка как-то очень быстро менял цвет своего лица: за секунды оно поменяло оттенки от синего и зеленого к белому, а после красному. А вот Лен был доволен собой, и, улыбаясь, пошел дальше.        — Ах ты мелкий мерзопакостный… Вон!!! — Дядюшка так быстро вскочил из-за стола, что Ал быстро понял — не светит ему быть переплетчиком и надо удирать, и через секунды он уже был на краю улицы. Старик погрозил ему кулаком у лавки и ушел к себе.       Лен понимал, что про дядьку он может забыть, а хорошей работы в городе ему не видать, как своих ушей. Но был ли он огорчен? Ни сколько. Ни долю секунды он не сожалел о произошедшем.        — Лучше умереть с голоду в деревне, чем прислуживать таким свиньям. — Сам себя ободрил мальчик и продолжал. — Если мне придется когда-то прислуживать, это будет только самый достойнейший из людей!       Так он себя уверял, пока шел домой, и когда дошел-таки, солнце уже давно село. На краю запустелой деревеньки где-то пели могучие вольные песни, танцевали усталые люди, а вдалеке, как в пустыне, сиял окошками дом. Один единственный. Обычно жизнь в деревне замирала с приходом темноты, потому что не было даже толковых лучин — «Всё на благо Королевства!», так говорили, отбирая все у крестьян. Лен это знал. Он знал всё и всё понимал. А что он мог сделать?       Ал бежал навстречу огням, и на пороге его давно ждала мать с ребенком на руках. Запыхавшись, остановился, счастливый и радостный, обнял маму, поцеловал в лобик свою маленькую сестру и, ожидая понимания, посмотрел прямо в глаза женщине.        -- Мам, можно я пойду гулять?        — Так поздно? Лен, хоть бы поесть…        — Я не голодный! Ну, мааа…        — Ну ладно, только возвращайся пораньше. — Она поцеловала его в нос, поводив рукой убегающую спину.        — Спасибо, мам! — и Ал скрылся в темноте.       В доме погасли огни и все легли спать.       Лен остановился на краю леса. Немного отдышавшись, он прошел сквозь желтеющий кустарник малины и оказался на залитой лунным светом поляне. Деревья тут, словно по указке, расступались перед ним, и только одно поваленное ветром бревно лежало поперек этой лужайки. А на бревне спиной сидела та, с которой он обещал встретиться.       Оглянувшись по сторонам с лукавой улыбкой, Ал начал максимально тихо подходить к ней, но как только он приготовился слышать испуганные крики девушки, она к нему обернулась. Первым, что мальчик увидел, был волосатый монстр-людоед, и Лен моментально отпрыгнул и с тихим вскриком упал наземь. Девочка сняла маску чудища, открыв милое личико и золотые локоны. Дети захохотали детским здоровым смехом, полным счастья.       Они были близнецами.       Прекратив смеяться, дети сели на бревно и начали болтать обо всем на свете, как делают это все дети. Но вдруг девочка замолчала и начала доставать что-то из тряпочного мешочка.        -- Рин, а что это… -- Лен, распираемый любопытством, начал смотреть ей через плечо, но девочка уворачивалась и прятала что-то от него.        — Я хочу это тебе подарить. — Рин тихо прошептала, когда небольшая суматоха закончилась.       В руках Лена оказалась маленькая красивая книжка в мягком переплете, каких было много в лавке.        — Это та книга, про которую я тебе рассказывала, помнишь? Она про Принца и ласточку3.       Лен тихо замялся.        — Что с тобой? — Она пыталась заглянуть в глаза.        — Я не умею читать. — Наконец проронил он, осознавая себя полным ничтожеством.        — Это как так? Почему ты не умеешь читать?        — «Ну как можно объяснить дочери торговца, что умение читать — роскошь для крестьян?» — Думал он про себя, пока размышлял над ответом.        — Я тебя научу! — Рин раскрыла книгу и положила себе на колени, водя пальцем по строке и говоря вслух буквы и затем — слова. Лен повторял за ней.       Медленно, но верно, он начал понимать, поэтому вскоре взял книгу и читал подруге по слогам, и если говорил неправильно, она поправляла его.       Так прошло несколько часов, и дети, устав, отложили чтение. Рин зевнула и начала собираться домой, и только когда её фигура начала пропадать среди деревьев, Ала словно молния ударила.        — Подожди, я чуть не забыл! — он добежал к ней и с радостной улыбкой тараторил. — У нас в деревне завтра намечается праздник! Хочешь пойти?        — Праздник, а что там будет? — Рин заинтересованно смотрела на него.        — Там будут танцы, гулянья, песни! Пойдешь?       Рин немного призадумалась, но, улыбнувшись, ответила:        — Конечно! –И убежала в лес. — Пока, завтра увидимся!        — Пока!       Лен побежал в обратную сторону, пробрался сквозь кусты малины, побежал бегом домой. Обещания надо держать.       Он вошел домой тихо, совсем неслышно. Все давно спали. На носочках он старался наступать на менее скрипучие половицы, и так, почти не дыша, он добрался до люльки сестры. Она спала сладким сном.        — Спи сладко. — Одними губами прошептал Ал и отправился к своей койке.       Стоило только лечь, как он практически мгновенно уснул.