liberty

♪♫♪ NF – Paralyzed ♪♫♪

Я усталым таким еще не был В эту серую морозь и слизь Мне приснилось рязанское небо И моя непутевая жизнь. ... Есенин

Солнце. Так много солнца. Солнечные лучи везде: отражаются от поверхности лесного ручья, скользят по серым камням на берегу, прогревают черную сырую землю, укрывшуюся под корнями вековых деревьев, играют с молодой зеленой листвой. Солнечные лучи везде. Везде. Везде-везде-везде. Они заставляют мир вокруг сиять, переливаться всеми цветами радуги. Они делают все вокруг ярким, дарят тепло. Согревают, но не обжигают. На ум невольно приходит воспоминание: огонь, бушующее пламя, которое разгоняло тьму, сгустившуюся над столицей, тот огонь тоже не мог обжечь, он только дарил свет. Свет и надежду... мою первую надежду на победу. Тот огонь стал первым подарком, который я получила от Цинны. Тот огонь стал мои проклятьем, которое отняло у меня все. Пытаясь отвлечься от нахлынувших воспоминаний, закрываю глаза и подставляю лицо весеннему ветру. Наслаждаюсь приятной прохладой. Я всегда любила ветер, он дарит чувство свободы и спокойствия. А последнего мне слишком не хватает в последнее время. Открываю глаза и мой взгляд теряется в пестром буйстве красок. А я и забыла, как прекрасен цветущий лес. За всеми этими переживаниями, я даже не заметила, что деревья уже обзавелись новой листвой, а на многочисленные лесные поляны заполнились первыми, пока ещё совсем робкими цветами. Весна! В прошлой жизни это был мой любимый сезон. В прошлой жизни… когда я ещё могла что-то любить. Первое тепло, первая зелень, первые цветы – все в это время года как бы говорит о возрождении, о силе природы, которая, пережив суровую зиму, возвращается к привычной жизни, восстанавливает все утерянное старое и дает начало всему новому. Весна. Она всегда дарила мне надежду на что-то лучшее, какую-то глупую веру в счастливое будущее. Сейчас подобные мысли только угнетают меня. Какое уж тут будущее, когда прошлое никак не может отпустить тебя? Когда ты сам никак не можешь отпустить прошлое? Пытаюсь расфокусировать взгляд. Пытаюсь затеряться среди бесконечной зелени леса. Пытаюсь стать птицей и улететь далеко-далеко отсюда, чтобы никогда не возвращаться. Пускай даже и в своих мыслях. Пытаюсь отречься от всего, что тяготит меня. Пытаюсь смириться со всеми потерями. Ради будущего. Но ничего не выходит. Я все ещё просто маленький человек, затерявшийся в тишине лесов. Маленький отчаявшийся и уставший человек, затерявшийся ещё и в глубинах своего прошлого. И я всегда им буду. Осознание этого буквально парализует меня. Я никак не могу пошевелится, вдохнуть или хотя бы закрыть глаза. Я всего лишь человек. Девушка, которая едва-едва достигла совершеннолетия. Девушка, которую жизнь заставила повзрослеть так рано, что она уже даже и не помнит, что значит быть юной. Что значит жить и просто радоваться жизни, улыбаясь солнечным лучам в лесу, улыбаясь прохожим на улице, улыбаясь целому миру. Нет, я уже кажется и не помню, что такое улыбаться. Одна за другой, сначала медленно, но затем стремительно слезы скатываются по щекам. И все, что я могу, - это, сжавшись в маленький комочек на сырой земле, судорожно вдыхать воздух, и не иметь возможности пошевелиться. Чувствовать, как какая-то неведомая сила, все это время железной хваткой сжимавшая что-то у меня в груди, начала потихоньку отступать, отпуская на свободу мое сердце, мои слезы, меня саму. Я когда-то слышала от Плутарха, что раньше снимали фильмы с абсолютно разными сюжетами. Теперь такого нет, все что нам показывают, ну или вернее показывали раньше, когда я ещё смотрела телевизор, - это фильмы про Игры или про Первое Восстание*. И вот те самые старые фильмы всегда завершались, как там Плутарх это назвал, «титры»*? Да, кажется, так. Он тогда ещё говорил про то, что были фильмы, состоящие сразу из нескольких частей. Хевенсби рассказывал, что, бывало, снимали фильмы, начинавшиеся совершенно непонятно, с середины сюжета. А бывали внезапно обрывающиеся, все на той же середине. Я тогда спросила, как же наши предки понимали, что фильм, или часть фильма закончена. А в ответ получила это загадочное слово «титры». Что это такое, я так до конца и не поняла, но мне описали это, как полный список всех людей, которые работали над кинокартиной. Плутарх сказал, что этот список ровной белой колонной скользил по экрану, сверху вниз, относительно долгое время, и когда он заканчивался, зрители понимали, что все, это и есть конец фильма. Воспоминание про эти «титры» возникло так внезапно, а вместе с ним пришло желание их увидеть. Только не на телеэкране. А в жизни. Пусть они вдруг заскользят по окружившим меня деревьям, по ручью, по небу, по солнцу, по мне самой. Я бы смотрела на них и понимала, что все закончилось, что мой персональный фильм подошел к концу, внезапно оборвался на середине. И я бы наконец была счастлива. Но нет, в моей жизни не появилось никаких титров. Я все ещё лежала на холодной земле, не в силах остановить слезы, парализованная, растерянная, признавшая наконец свою слабость. И, наверное, именно поэтому, начавшая обретать свободу. Свободу от прошлого, изменить которое мне не по силам. Всего крупицу свободы, маленький глоток. Но все же свободы. Свободы, которую жизнь отнимала у меня, начиная с самого детства. Может, однажды я смогу вернуть себе её полностью, всю без остатка. А может и нет. Сейчас это не так важно. Сейчас, когда ветер треплет мои волосы. Когда я чувствую солоноватый вкус слез на кончике языка. Когда так отчаянно жалею, что в нашей жизни не бывает «титров». Потому что сейчас получился бы отличный конец. Немного драматичный, довольно неожиданный, но дающий надежду на лучшее. Живи я на пару столетий раньше, мне бы наверняка такой понравился. Невозможность моих желаний вызывает у меня глубокий вздох. Я закрываю глаза. И впервые за несколько месяцев улыбаюсь.