***
Утро прокралось сквозь занавески и ударило в глаза. Он пробирается сквозь коридор ванную, ногами сминая ковер. В ванной он смотрит на себя в зеркало и ждет, пока древние водопроводные трубы оживут. Музыка ветров поет. Звук врывается в его уши, а вода из душа льется на голову. Он выпускает когти, готовый встретиться со всем, что провоцирует его, но никого нет. Может, ему показалось. Или он сошел с ума. А может…. Раковина, которую не мыли со времен динозавров, сияет. Ушли не смытые после бриться волосы, застарелая зубная паста, тусклый налет, раковина гордо сияет, хвастаясь своей чистотой. — Покажись, — говорит он, обращаясь к ванной комнате, — Я слишком стал для игр. — Извини. Я не была уверена, что ты захочешь меня видеть. Он втягивает когти. Он знает этот голос, что звучит в его голове. Он сочится по его горлу и вливается в сердце словно поток. Он закрывает глаза, шепчет: «Джинни….» и видит…. Пикник. Одуванчики в траве. Солнце в синем небе. И красное, очень много красного. Он хочет оторвать кусочек, впитать, запомнить, как оно утекает сквозь пальцы…. — Логан, — говорит она, — Или лучше Джеймс? — Я тот, кем был всегда, дорогая, — он скучал. — И кто ты? — Я. Можешь звать меня, как хочешь, — он обнюхивает комнату, но чует только мыло и пар, — Где ты? — Я там, где и должна быть. В отличие от тебя. Почему ты так далеко от дома? — А ты? — Дом там, где сердце. Разве не так говорят? — Может, но это плохое объяснение тому, что ты делаешь у меня в ванной. — Я могу тебя слышать, ведь знаешь. — Слышать что? — Как ты зовешь меня…. даже за несколько галактик отсюда я слышу тебя, словно ты рядом, - ее голос почти осуждает, — Почему? Но мужчине в зеркале не стыдно. — Я не могу тебя забыть. Убей меня за это. И воцаряется тишина. Он чувствует ее здесь, изо всех сил пытающуюся показать, что ей неудобно. — Тебе надо двигаться дальше, — говорит она, — Нехорошо жить в прошлом. И она уходит, остается только мужчина и звук текущей воды.***
Ему снится Серебряная Лисица. Они вернулись в Канаду. Она стоит у старой сосны, она одета в желто-зеленое, ее ноги почти утопают в сухое хвое. Ее лицо — маска безразличия. Когда она говорит, ее слова превращаются в белый пар. — Любовь сбивает с толку, — говорит она, — Она заставляет нас поверить всем видам обмана, и ненадолго нам становится хорошо. Он смотрит, как исчезают ее волосы, превращаясь в черные полоски, белый хвост взвивается над хвоей, как бессмысленный пучок перьев. — Она превращает нас в дураков, — она скрещивает руки на груди, вызывая его не согласиться. Он колеблется, а ее белоснежный хвост начинает кровоточить, окрашивая все вокруг. — Ты права, — он говорит, — Она заставляет меня поверить в уют. Он слышит ее смех уже наяву. Он эхом отдается в ушах, вызывая внутреннюю дрожь. Он открывает глаза, белый потолок смотрит на него с немым осуждением. — Это правда, — говорит он.***
Когда он возвращается из химчистки, звонит телефон. Он бросает сумку, полную уже чистых вещей, на прогнивший диван в гостиной и спешит в коридор. Старый дисковый телефон стоит на зубчатой полочке, вмурованной в стену. С момента прибытия сюда он использовал его всего дважды: когда звонил Маккою, и когда Маккой звонил ему. Ему нравилось, как звонил телефон — громко, непростительно за то, что его использовали как напоминание о минувшем времени. Трубка в его кулаке была массивной и тяжелой. — Ну? — Логан, это Скотт Саммерс. — Что надо? — он моментально захотел положить трубку. — Слушай, Эмма улавливает какие-то странные вещи. Кажется, чувак так и не понял, что пустоту, оставшуюся после Джин, могла заменить только Джин. Он вспомнил, что последний раз видел Скотта вместе с белобрысой дамочкой вместо рыжеволосой. Прошел почти месяц. Интересно, не горит ли под Циклопом земля? — Если ты звонишь похвастаться своими сексуальными успехами, Саммерс, то ты не на того нарвался. — Вижу, маленький отпуск не улучшил твои манеры, — ответил Скотт, — Я готов предложить тебе вернуться домой, хотя знаю, что это принесет с собой ад. — Попытайся. В ответе засквозил гнев и вина. — Тихо, — проговорил Саммерс, — Я не хочу ругаться, Росомаха, я лишь хочу предупредить, что Эмма уловила некие вещи. — Какие вещи? — почти прорычал Росомаха, которому порядком надоело хождение вокруг да около. — Вещи с почерком Джины, — с колебанием ответил Скотт, — Если ты увидишь или услышишь что-то необычное — более необычное, чем раньше, — Дай нам знать. Хотя, мой звонок — лишь предупреждение. Мы не думаем, что она выберет тебя. Ему хотелось спросить: «А почему нет?». Ему хотелось прорваться сквозь линию и всадить когти в горло Циклопу, но вместо этого он пробормотал — «Мы» — это кто? Кто сейчас в лиге благородных? Ты и Чарли? Ты и…. Фрост? — Не впутывай в это Эмму! Росомахе нравилась неуверенность в голосе Скотта, словно он в любой момент готов сломаться. — Не нервничай, Саммерс. Разве не знаешь, что фениксы не умирают? Скотт молчал. — Почему из всех людей…. Именно ты? Во что ты опять впутался, бойскотт? — Заткнись, Логан. Я не спрашивал твоего мнения. просто…. Дай нам…. Дай знать команде. Если что…. И еще. — Что? — Твой отпуск заканчивается через две недели. Просто напоминаю. Связь оборвалась. Логан смеется и кладет трубку на место. Он некоторое время стоит без дела, но затем вспоминает брошенную в гостиной сумку. Когда он входит в гостиную, то видит, что сумка на диване пуста, а его вещи сложены аккуратными стопками на полу. Приглушенная музыка ветров плывет по воздуху как парфюм. — Джин, — Росомаха обращается к комнате, — Твой муж звонил. Но комната не отвечает.