и от глупости тебя тишина спасёт

виноваты-правы мы, кто рассудит всех расставил по местам автор судеб по делам, не по словам - суть видна войны разные мои - ты одна

В слезах она ветром вырывается в открытую дверь, оставив в комнате всех нас - её друзей и ещё двух крошечных существ, спящих на руках у Моники и Чендлера. Я чувствую, как меня медленно покидает душа. Она выходит за рамки моего уставшего тела и опускается где-то у порога, где только что пробежали её стройные ножки, постукивая озорными каблуками. Душа, как жалкий бульдог, свернувшись калачом у порога, смотрит на меня извиняющимися глазами-пуговками, говоря: "Эх, Росс, прости, но даже я не смогла заставить тебя побежать за ней, остановить, развернуть, поцеловать...". Поцеловать! Сладким кленовым сиропом по моему телу растворяются воспоминания сегодняшней ночи. Они спутанные, разбросанные по всей голове, в каждом её углу, а я, как бедняк, хватаю их своими пальцами, пытаясь всё вспомнить, оставить в памяти. Я помню, как наши мокрые тела в жадном танго сплетались на моей большой кровати. Я помню, как мои холодные губы, покрывшиеся тонкой корочкой льда без её губ, бороздили по её идеальному стану. Каждый мой поцелуй отзывался её томным вздохом у меня над ухом - это придавало сил и возвращало в реальность. Этой ночью я не мог поверить - правда это или плод моего богатого докторского воображения. Сотни раз я представлял эту картину у себя в голове, проматывал её, словно плёнку: вперёд-назад, вперёд-назад. Господи, если бы она только знала, как сильно я её люблю. Если бы она только знала, как моё сердце начинает медленно опускаться в район пяток, когда она проходит мимо. В голове образуется таинственная и гулкая пустота, пугающая своим звонким эхом, проносящемся от уха до уха. Джо часто говорит мне, что такое состояние называется "утренний голод". По его мнению, с утра я должен съедать огромную пиццу, а потом подслащать себя занятием любовью с курьершей, которая её принесла. "Что ты несёшь", - крутится в мыслях. Мне нужна только она! Только она! Эта девушка с глазами болотного цвета, с гладкими волосами с нежным цветочным запахом. В её золотистых локонах запрятано солнце - горячее, жаркое, как она сама. Мягкие солнечные лучики нежно переплетаются между собой, когда она отбрасывает чёлку назад. Люблю ей любоваться... Она - совершенство. - Росс, чего ты ждёшь? - Фиби спрашивает так резко, что я внезапно подпрыгиваю от её нежного мелодичного голоса. Осматриваюсь. Все смотрят на меня с крайним нетерпением, нарастающим любопытством. Особенно Моника и Чендлер, которые вошли в квартиру несколько минут назад и совсем не поняли, что произошло, пока они забирали своё крошечное новорождённое счастье из больницы. Как же я счастлив за них! Теперь они будут той семьёй, которую я представлял в своей памяти, думая о нас с Рейчел и Эммой. В голове всплывают выдуманные кадры нашей совместной истории, которую сочинил я сам, бережно прижимая к себе как-то раз Эмму перед сном. Я тихо напевал ей песню про динозавра, а сам думал, как было бы прекрасно, если бы я уложил кроху в колыбельку, а заметем вернулся в убранную гостиную, где бы меня ждала Рейчел и пару бокалов шампанского. Его мелкие пузырьки мягко ударили бы в нос, затем в голову, а потом всё бы стало так, как мы хотели. Боже мой, я ведь люблю её! - Я.. Я не знаю! Нужно вызвать такси. Скорее, в аэропорт! - Фразы срываются с губ какими-то острыми осколками, о которые я боюсь пораниться сам и затронуть ими Рейчел. Мне хочется признаться, но в глубине души я знаю, что она ответит. Мы слишком часто пытались. Мы совершили массу нелепых ошибок, которые привели нас к тому, что мы имеем сейчас. И почему эти мысли приходят в мою голову только на последних минутах перед аэропортом? К чёрту! Главное теперь я знаю, что готов всё исправить. Я хочу вернуть тебя, Рейч. Я хочу прикасаться руками к твоим бархатным плечам, я хочу оставлять трогательно-нежный поцелуй на твоей щеке рано утром, когда ты спишь, раскинув руки в разные стороны. Я хочу наблюдать, как ты бегаешь из ванны в комнату, забыв то крем, то пилочку для ногтей, а то и полотенце. Я хочу видеть, как растёт наша Эмма, имея двух родителей - маму и папу, связанных крепко-накрепко узами брака. - ...Я люблю тебя, Рейчел Грин. Слышишь? - Повторяю это дважды, трижды, когда она уже стоит передо мной. Я вижу, как в уголках любимых глаз образуются хрусталики слёз. Она готова заплакать, а я итак рыдаю всей душой где-то там внутри. Я вижу её лицо, вижу желанные губы, они неспешно открываются-закрываются... Они шепчут: - Прости, Росс, но я правда не могу. Мне нужно лететь. Меня ждут... К чёрту! Снова отправляю всех к чёрту! И самолёт, и Париж, и её новую работу. Я чувствую непреодолимое желание медленно опуститься на пол, почувствовав его приятную прохладу, и забыть о нас. Выкинуть из головы тот прекрасный снимок счастливой семьи где-нибудь на пляже. Крошка Эмма строит песчаный замок, а я, подняв Рейчел на руки, смеюсь и пытаюсь сорвать с её губ волшебный поцелуй, полный любви. Но вместо этого, девушка всей моей жизни подхватывает ручку чемодана и растворяется в темноте проёма, ведущего на посадку. Я отчаянно стараюсь запечатлеть в памяти её мягкую походку, развивающуюся юбку, на которую смотрят огромное количество мужчин... Я запоминаю девушку своей мечты, уходящую от нашего счастья. Счастья, которое я мог бы ей подарить. А впрочем, сам виноват. Почему я предложил это ей только сейчас, когда до вылета оставалось чуть больше пяти минут? Почему я не сказал ей этого вчера, когда наши тела путали простыни на моей постели. Почему я не проявил твёрдость? Где этот удар по столу, громкий выкрик: "Ты моя! Я тебя люблю! К чёрту этот Париж!" Я не сделал ничего, чтобы её остановить. Я не совершил никаких поступков, чтобы она взаимно прониклась ко мне сладостным чувством любви. Я возвращаюсь домой убитым и раздавленным. Чувство такое паршивое, будто на мне отбивала чечётку молодая Моника, весившая тонну. В холодильнике закончились последние запасы "маргариты", которую мы делали вчера, чтобы развеселить друг друга. Воспоминания о прошлом накатываются снежным комом. Мысли забирают меня, словно пуховое одеяло. Я вновь перестаю быть собой - мною овладевают чувства. Рассказать, как я люблю тебя - сильно и неустанно? Я могу, мне совсем не сложно... Правда, больно говорить об этом самому себе. Ещё и вслух. Ещё и сидя в пустынной комнате на любимом кожаном диване. Но я люблю тебя. До помутнения рассудка, до страстного желания ворваться в твою жизнь и добавить в неё своё имя в графе "возлюбленный". Я люблю тебя. Люблю и любил. Больше чем свою работу, больше, чем динозавров... Сейчас я готов ответить на вопрос Моники: "Что ты бы выбрал - еду или динозавров?" Сейчас я без укора, без скрытого смысла, без наивной дурной улыбки ответил бы: "Я всегда выбирал только Рейчел..." Хорошие люди всегда уходят из твоей жизни, не выключив свет в гостиной, не убрав за собой постель и не допив остывший кофе на прикроватной тумбочке. Они намертво стирают себя из твоей жизни, хоть и знают, что каким-то волшебным образом успели перевернуть твою жизнь с ног на голову. А зачем мне теперь такая жизнь? Зачем теперь эта пакость без доброго, милого, заливистого смеха?... Нью-Йорк из моего окна кажется теперь совсем крошечным. Крошечным и беспомощным. Его спасёт только её присутствие. Звонок телефона. Автоответчик. Её голос с теплотой утреннего чая разбавляет мою светлую гостиную. Речь спутанная между собой, как сотни разных кусочков цветных материй. Они запутываются, словно змеи, и своим шипением стараются вернуть меня в реальность. - Я люблю тебя, Росс... Боже мой, я ведь люблю тебя! - Её голос терпким запахом первой сирени проникает в комнату. Я забываю себя. Я забываю её. Я помню только о нас, которые торжественно начинают существовать с этой минуты. Удивительно, но нет на свете лекарства, которое лечит сильнее, чем голос любимой женщины. Завезите его в аптеки. Я куплю тройную дозу, чтобы быть навечно с девушкой с глазами болотного цвета и солнцем в волосах. Всё потому, что я люблю её. Абсолютно точно. Люблю.