Ноябрь
24 июня 2016 г. в 20:07
Примечания:
Прошу прощения, что глава почти через 2 месяца. Я разобрался с большей частью своих дел, и впредь, постараюсь писать с гораздо меньшими промежутками.
«Так нельзя. Так просто нельзя. Нужно что-то с этим делать. И очень срочно. Нужно что-то делать», — судорожно отдавалось эхом в моей голове. Я лежал на кровати в маленькой комнатке, буравя пустым взглядом потолок. Мне нужно было срочно что-то делать, но я лежал. Лежал и смотрел в потолок. Голова моя была пуста, не считая этих слов, которые, как старинная пластинка, проигрывались в патефоне моих мыслей. Моя ситуация была воистину безвыходной. Представьте себе, мои работодатели, чуть не сказал «хозяева», простите, сейчас уезжали отсюда. Из этого ужасного города, из этого ужасного места. А знаете, куда должен пролечь мой дальнейший путь? В самое сердце Ада. В его центр. Если так можно назвать нашу планету, учитывая, что с ней происходило сейчас. В самый разгар боевых действий. В руки алой дьяволицы, имя которой «Война». Поверьте, я не боялся умереть, не боялся всего того, что там могло бы произойти. Возможно, зря. Я просто считал это бессмысленным и унизительным. Не более того. Оказаться жалкой пешкой в руках правительства. Пушечным мясом. Война — прежде всего, выяснение отношений властей, побочным эффектом которого является гибель тысяч людей. Жестокая игра, но в ней мы лишь марионетки. Днём, на улицах города, я видел огромное количество молодых парней и девушек. Очередь заходила за угол улицы. Жуткое зрелище. Почему-то оно у меня вызывало отвращение. Отгадайте, куда они записывались в добровольцы? Смешно.
Я никогда не был патриотом. Патриотами людей делают именно власти. Такими легче управлять, посылать на войну, на верную гибель. Бездумные машины-убийцы. Серая масса. Пустые люди, пустые лица, не выражающие ничего, кроме хорошо сработанной маски. А что под ней? Ничего. Возможно, вы скажете, что я слишком жесток в своих суждениях. Что же, возможно. Однако, у меня есть собственное мнение. В отличии от них. О, нет, я не считаю всех оставшихся одинаковыми. Есть ещё те, которые сохранили в себе остатки здравого смысла. Есть ещё те, кто способен выражать своё мнение. Но их всё меньше. Уже много поколений подряд люди рождаются пустыми. Точнее, такими их делает эта система, родители, которые были воспитаны также. Знаете, я живу в чудовищном государстве. Выражение своего собственного мнения теперь называется «экстремизмом». Верьте или нет, но это карается смертной казнью. Многие, как я, просто молчат. Уже не хватает сил гнуть свою линию. Эта система слишком хорошо продумана. И её сила уже слишком закреплена. Но есть ещё те, кто не теряет надежды. Честно? Я её давно потерял.
А вот Тим — нет. Он до самого конца не терял надежды. И сомневаюсь, что потерял бы, подвергни его ещё более ужасным пыткам, чем-то, что ему пришлось пережить перед… О, нет, друг. Ты никогда не был таким, как я. Чёрт возьми, Тимми, безумец! Он был моим лучшим другом со среднего звена школы. И, наверное, единственным человеком за всю жизнь, которым мог меня понять. Ещё в школе, весёлый, энергичный, с уймой идей в кудрявой голове и широчайшими амбициями. Я до сих пор не понимаю, что он нашёл во мне. Во мне, тихом и необщительном. Я, увы, тогда был слишком горд. И сейчас таким остаюсь. Уже в школе я считал, что лучше не общаться ни с кем, чем… чем с этим биомусором. Тим был солидарен со мной в моих рассуждениях об обществе. Он, возможно, слишком наивно полагал, что ещё можно всё изменить. Вера, надежда, любовь — как глупо. Он всё время говорил, что я слишком замкнутый и пессимистичный. Нет, Тимми. Я просто реалист. Реальная картина мира далеко не в радужных красках. И зачем он, совсем ещё молодой парень, решил устраивать мятеж? Неужто всерьёз думал, что у него получится? Скажу вам, что дураком он далеко не был. Хотя я сразу предупреждал, что это провальная идея, но несмотря ни на что, он смог повести за собой людей, обладая хорошими задатками лидера. И всё же мне нравились его идеи свободы. Жаль, что они так и остались лишь идеями. Воодушевляющими, светлыми, но всего лишь утопическими идеями одного молодого безумца.
Лучше бы тогда меня усадили на электрический стул. Меня, а не его. Он заслуживал долгой жизни. Лучшей жизни. И, определённо, в лучшем мире. Я мог, я определённо мог его остановить идти сразу «ва-банк». Мог, но не сделал. И я никогда не смогу себя простить. Никогда в этой никчёмной жизни я не смогу себя простить за это. Тим сказал мне, когда мы виделись в последний раз. Его последними словами была просьба. Просьба занять его место, если смогу. И никогда, никогда не терять надежды. Прости, братец. Я не могу выполнить даже этого.
Это просто безвыходное положение. Я до сих пор буравил взглядом потолок. Неудавшийся революционер. Я. Революционер. Смешно. Точнее, его сообщник. Я не знаю, почему меня не убили сразу. Наверное, хотели, чтобы я как можно дольше страдал. Не скрою, смертный приговор они мне уже вынесли. Не просто самая горячая точка, где шёл разгар военных действий в данный момент. Не просто невыносимые условия, где множество людей гибнут не от пуль, а от условий существования. Нет, не просто… Я отправляюсь в штраф-батальон. Оттуда не выбираются живыми. Может быть, это даже и к лучшему. Меньше страданий. Лучше бы они убили меня сейчас. Это странно, но… Мне даже разрешили собрать свои вещи. Они там, там. Ждут меня за дверью. Целая куча охраны. И у подъезда. Мне не сбежать. У меня оставались каких-то считанных два часа до рассвета. Новый день может принести лишь бессмысленные страдания. И ведь всё-таки обидно, что моя смерть будет напрасной. Я до сих пор не понимаю, почему они разрешили мне провести в этом жутком захолустье еще пару часов? Почему не оставили в камере? Мол, благородно дадим собрать свои вещи с собой и в последний раз переночевать с этом городе? Знаете, куда они могут засунуть своё фальшивое благородство?!
Я невольно поёжился. Сколько я тут лежу с открытым окном? А ведь сейчас уже ноябрь. Ночью температура на улице опускалась до минусовых температур по Цельсию. Но мне было всё равно. Заболею? Ха. Ха. Ха. Это меньшее, о чём мне сейчас надо было думать. Но всё-таки лежать на морозе не особо хотелось. Я подошёл к окну, чтобы закрыть его. О, нет, не подумайте, ребятки, что там стоят по периметру дома и поджидают. Я никуда не сбегу. Я же не птичка, чтобы уметь летать. Хм, а это идея. Я выглянул сильнее. Внизу никого не было. Подъезд с другой стороны. Об абсурдных планах, типа: «связать верёвку из простыней и слезть по ней» и речи быть не могло. Во первых, всё-таки, мне не дадут убежать. Во вторых, шестнадцатый этаж. Дела плохи, товарищи.
Раньше я обожал запах ночи. Тишина. Нет никаких громких машин. Заводы перестают работать и дышать чуть легче. Но с каждым годом это пропадает. Воздух такой же ядовитый, как и днём. Душно. И если раньше я вполне комфортно чувствовал себя ночью, то тут на меня нахлынула какая-то непонятная тоска. Одиночество. Нет, мне не было жалко себя. Кажется, я уже почти смирился. Чёрт возьми! Тимми, ты был прав, с этим миром надо было что-то делать. Невольно вспоминаются все эти… религиозные плакаты. Удивлены, что в 2386 году до сих пор существует штука под названием «религия»? Да. Существует. Её даже преподают в школах. Бред. Господь был здесь раньше, в этом пустом городе. Он уже не вернётся. Земля покинута. И эти слова о доброте и справедливости. Слова о том, что всё будет хорошо после того, как человек отойдёт в мир иной… Ещё одно хорошее оружие властей, дабы успешно манипулировать людьми.
Ноябрь. А ведь я когда-то его любил. Этот месяц принёс мне многое. Когда-то принёс многое. И забрал у меня в десять раз больше. Раньше я любил первый снег. Ночную прохладу. Вот так, как сейчас, мог простоять целый час, высунувшись в окно. Неудивительно, что у меня было воспаление лёгких несколько раз. Какой же всё-таки прелестью был иней на скрипучих оградках парка города. Забавно, почему это подобные воспоминания накатили на меня в такой час? В принципе, отчего бы не вспомнить детство? Всё равно жить осталось недолго. Теперь синеватый иней ноябрьских ночей напоминал мне только о смерти. Неизбежной смерти.
Сколько я тут уже стою? Удивительно, кажется, уже полоска горизонта с бархатно-чёрного начинает медленно синеть. Скоро рассвет. Значит, скоро и мой конец. А впрочем, почему я должен гибнуть на войне? Бессмысленной войне, будучи пешкой правительства? Ох, Тим бы не сдался. Но я не он, к сожалению. Я встаю на шаткий подоконник. От большой высоты у меня закружилось голова. Как глупо это в такой момент. Лучше смотреть вверх. Я поднял взгляд. Звёзд не было. Жаль. Однако, что хорошего в ещё одном напоминании о смерти? Ведь почти все они давно уже мертвы. Что же, здравствуй, свобода! Конец страданиям в этом бессмысленном мире. Развожу руки в стороны. Я больше не чувствую холода. Я больше ничего не чувствую.
Прости, Тимми.
Шаг.