Свидетель

      У Тодзи вконец сдали нервы. От школы до дома он несся не сбавляя темпа, а это вообще-то не меньше километра. Сумка осталась в классе, поэтому пришлось стучаться в собственный дом. Наверное, его вид немного не соответствовал определению примерного ученика. Ханами трясло от каждого громкого хлопка. На ужин брат его буквально выволок из комнаты, а позже Ханами пришлось выслушать пространные наставления о вреде плохих компаний и неподобающего внешнего вида. Рявкнув родителям что-то резкое, он снова забился в свою комнату, как в единственное безопасное место, окно он запер впервые за последние пару лет.       Он не из тех людей, которых будут вспоминать на встречи выпускников. Тодзи не выделяется ни высшими оценками, ни в спорте. Идиот Савада, который выставляет себя полнейшим посмешищем перед всеми учениками, на самом деле являясь, наверное, самым опасным типом, которого Ханами знал, и тот заслужит больше внимания. Он из тех, кто стараясь выглядеть круче, готов потерять себя. Тодзи, однажды пойманный за курение, в тот же день выбросил недокуренную пачку в урну и больше не прикасался к табаку, в отличие от того же Гокудеры, который выговоров собрал на целую коробку в архиве, но все равно нарушал правила. Ханами и волосы-то покрасил только из-за того, что видел перед собой образ метиса и думал подражать хулигану — круто. Сейчас, дрожа на собственной кровати от страха, он понимал, что ни рваная стрижка, ни привычка одеваться на европейский манер — футболка под рубашкой, ни пирсинг в ушах его не изменили, тело казалось чьей-то одолженной карнавальной маской.       Тот, кто не-Ханами, вряд ли бы стал думать о том, как проберется в его дом Ямамото. Или, например, о том, что Хибари тогда, должно быть, следил за ним, когда они встретились недалеко от ресторанчика Ямамото. А тот неопределенный хмык Гокудеры на школьной площадке, скорее всего, означал, что проверку Ханами не прошел.       Интересно Савада правда считает, что он ничего никому не скажет? После того, как он угрожал его семье? Тодзи страшно, он не должен был видеть того, что видел. Не должен был знать того Саваду, с пистолетом.       Когда внизу завозились, Ханами быстро выскочил из комнаты и свободно выдохнул, когда стало ясно, что брат всего лишь собрался на вечеринку. Тодзи потребовалось все его театральное искусство, чтобы его остановить. Там, за дверью, страшный опасный мир, с маньяком, который даже в школе умудряется избивать людей, увлеченным мечником и их предводителем с расплавленным золотом в глазах.       Старший брат остался дома только из-за нытья Тодзи. Они вместе смотрели старую дораму и играли в карты. Он словно чувствовал, что оставлять Тодзи в одиночестве сейчас плохая идея.       На следующее утро Ханами был полностью разбит. Трехдневная нервотрепка выпила из него все силы, страх ушел, оставив внутри опустошенность. Бояться постоянно нельзя, если долго пребывать в одном состоянии - эмоции выгорают. А еще Ханами решил, что тогда он смог мыслить трезво.       Аккуратно сложенный лист в конверт был исписан ровными иероглифами, наконец-то он решился на что-то стоящее. В департамент он зайти так и не решился, зато, подсмотрев во вчерашней дораме идею, написал письмо и решил сбросить его в почтовую урну у самого участка.       Как некстати, народу с утра пораньше было столько, что не протолкнуться. Кто-то спешит на работу, кто-то открывает лавки. Тодзи казалось, что все за ним наблюдают и рано или поздно схватят за руку, но ничего такого не произошло. Он удрал так резво, что едва мог сказать, как оказался у ворот школы.       На школьном дворе он заметил Хибари, выбивающего дурь из нерадивых студентов, не уважающих школьные правила, которые, как подозревал Ханами, он лично и придумал. Он загривком чуял, что глава дисциплинарного комитета следит за каждым его шагом. В здание школы он буквально влетел, только бы подальше от неприятных мурашек по спине и ощущения, что кто-то прожигает дыру в затылке.       В сам класс он зашел, только когда все уже расселись по места, так, на всякий случай. На первой парте, привычно сложив ноги на парту, разлегся Гокудера. Его внимательный взгляд проводил Ханами, пока тот не проскользнул мимо.       Ямамото, только усевшийся за парту, буквально сбежавший с поля для бейсбола, плюхнулся на свое место, развлекался и приветливо переговаривался с каждым, кто посмотрит в его сторону. Только Ханами остолбенел посреди прохода, на лице у всеобщего любимца публики, добродушного и не слишком обремененного мозгами Такеши, проскользнула холодная усмешка, стоило Тодзи задержать на нем взгляд.       Утренняя идея уже не казалась Ханами такой замечательной. Что-то неприятно посасывало под ложечкой, хотя с ним так никто из жуткой Савадовской шайки и не заговорил. Савада, кстати, умудрившийся проспать два урока, одарил Ханами разочарованным взглядом. От этого Тодзи стало еще хуже, словно он только что вычеркнул его из списка людей, на которых стоит тратить время. Ханами пришлось отправить в медкабинет — у него в самом деле прихватило от нервов живот.       Он проснулся неожиданно, словно его вытолкнуло на поверхность реальности. Как он оказался на кровати в школьном лазарете, он не помнил. Медсестра с большими фиолетовыми глазами мягко осматривала его — это он помнил, а потом, услышав от нее что-то про Саваду, он провалился в тяжелый беспокойный сон.       Сейчас в больничном крыле было темно и пусто. За окном стояла глухая темень. Ханами нервно собрал в кулаки белую накрахмаленную простынь. Он не мог столько проспать! Тодзи подорвался с кровати, в мгновение распахнув двери, озираясь, выскочил в коридор.       До первого этажа он добрался без проблем. После закрытия здесь было жутко, шаги отдавались гулом по стенам. Пробивающийся сквозь неплотно задернутые шторы лунный свет больше путал, чем помогал не вписаться в очередной поворот.       На очередном повороте его привлек металлический блик и заставил остановиться. Ханами медленно повернулся и подавился воздухом. Ямамото, закинув катану на плечо, как любил делать с битой, стоял в тусклом лунном свете и разглядывал Ханами, как мясо на прилавке, словно примериваясь с чего начать.       — Савада сказал, что вы меня не тронете! — Отчаянная попытка должна была помочь. Обычно же они его слушались, слушались же ведь? Ямамото криво усмехнулся в ответ.       — Это было до того, — позади раздался тонкий девичий голос, Ханами оглянулся удивленно, рассмотрев девушку в форме цвета милитари, припомнил глаза медсестры, — как ты обманул доверие босса.       — Хроме? — слегла удивился Ямамото и даже приветливо улыбнулся.       — Не совсем, — она улыбнулась в ответ. — Мукуро-сама не захотел идти сюда сам.       Вокруг девчонки заклубился туман, густой, молочно-белый. Ханами даже не заметил, как повернулся к Ямамото спиной, когда мурашки по спине разогнало неприятное хихиканье.       — Только попробуйте заляпать кровью этого травоядного стены в коридорах, — послышался голос Хабири с лестничного пролета. — Забью до смерти.       — Тогда, — улыбнулся Ямамото, делая пробный взмах оружием, — может быть сыграем в салки?       Ханами подпрыгнул на месте и, собрав все силы, что у него были, побежал подальше от опасной компании. Такеши, чуть склонив голову к плечу, смотрел ему вслед.       — Спорим, я достану его первым, ку-фу-фу? — спросил у мечника материализовавшийся Мукуро.

***

      — Ты знаешь, чем занимаются твои Хранители? — спросил появившийся не пойми откуда Реборн.       Савада, не отвлекаясь от своего увлекательного занятия — любование ночного океана — не оборачиваясь, ответил:       — Догадываюсь.       — И ты не будешь их останавливать? - Реборн удивлен или просто насмехается над будущим Десятым.       Тсунаеши пожал плечами.       «Какая разница, — думал он. — Если это сделают не они, ты заставишь меня. А если не получится, пришлешь кого-нибудь еще. Результат все равно один. Безопасность семьи на первом месте».       — Реборн, — задумчиво спросил Савада своего адского репетитора. — Они когда-нибудь слушают, что им говорят?       — Никогда.       Шатен, вздохнув, оттолкнулся от перил и, проверив магазин в пистолете, направился к докам. Помимо Ханами, который проблемой уже не был, у него остались дела. Самокопанием он займется позже, когда накажет тех, из-за кого пострадал его Хранитель и совсем невинный ученик.

***

      — Тодзи пропал, — говорит Юноске всем желающим его слушать.       — Скорее сбежал, — бросил кто-то из девушек. — Этот Ханами точно куда-то вляпался.       — Спорим, он связался с Якудза? Он как-то говорил, что хочет цветную татуировку сделать.       — Эй, Гокудера, — развлекался Юноске. — Не знаешь, где твой фанат?       — Я продал его в бордель, хоть какой-то от него будет доход.       Друзья Ханами засмеялись, а Тсуне следовало сдерживать свой гнев. Если бы он куда-то запропастился хотя бы часа на два, его друзья бы город перевернули, а эти только гогочут. Тодзи рано заявился в школу накануне и не знал, что у полицейского департамента произошел взрыв: какой-то чудак бросил в уличную урну для писем динамитную шашку. Кто это был еще предстоит разобраться. Никто из прохожих не обратил внимание на метиса с яркими зелеными глазами и светлыми волосами, курящего в неположенном месте, у цветочного магазина. Японцы к иностранцам относятся снисходительно. Зато многие вспомнили подозрительного, воровато озирающегося парня с обесцвеченными волосами.       — Прекрати, Гокудера, — Тсуна, наверное, впервые за все время отчитал приятеля за дело, а не за то, что он за что-то перед ним извиняется. Одноклассники удивленно глянули на Саваду. Он шумно выдохнул, наверное, в голосе перебор с настойчивость. Бесполезный Тсуна так себя вести не должен. Он поднялся из-за своей парты, ему нужен был свежий воздух.       — Сядь нормально, Гокудера-кун, — проходя мимо парты хранителя, бросил Савада. — Ты в школе.       Хаято, которого все три года учителя не могли заставить проявить хоть элементарную вежливость, послушно убрал ноги со стола и сел, как примерный ученик, глянув исподлобья, взглядом нахулиганившего щенка, на хозяина.       — Прости, Джудайме.       «Ну вот, опять».       — Тсуна? — Ямамото, до этого почти растекшийся по парте, подобрался, как гончий пес в стойке, на миг с лица слетела улыбка и всех, кто это увидел, обдало холодом. О, Ямамото умел пугать одним своим видом не хуже Хибари.       — Не обязательно меня выгуливать, — буркнул он устало.       — Девятый так не считает.       — Девятый может считать, что угодно, — недовольно поморщился Тсуна, не желая начинать заранее бессмысленный спор. — Можешь проконсультироваться по этому поводу с Занзасом, при возможности. — Тсунаеши тяжело выдохнул, глянул в настороженные лица друзей. Он не в праве на них срываться. Ханами только его ошибка. — Сидите, я в дисциплинарный комитет. Один лестничный пролет я вполне могу осилить в одиночку.       Тсуна прошел мимо кабинета Хибари и отправился подальше от школы через пожарный выход, чтобы его не заметно было из окна аудитории. Подойдя к ограде своего дома, он услышал, как Нана уточняла у Футы, сможет ли он присмотреть за беспокойными малышами.       — Тсу-кун? — обернулась мама. — Ты сегодня рано.       — Я ушел с урока, — честно ответил Тсунаеши. Нана только удрученно вздохнула и покачала головой. Тсуна сложил ладони вместе и чуть поклонившись пообещал: — Больше не повторится.       — У тебя же выпускной класс! — посетовала на нерадивого сына женщина и всунула ему в руки увесистый груз. — В наказание пойдешь со мной.       — Куда?       — Хочу навестить Ханами-сан, — тяжело вздохнула Нана, закрывая за собой калитку. — Представляешь, у нее сын пропал, а полиция говорит, что для подростков в его возрасте нормально сбегать из дома. Кошмарно, да?       Тсунаеши коротко кивнул. Идти в дом человека, которого несколько часов назад приказал убить, ему казалось издевательством. Впрочем, за матерью он пошел безропотно.       — Как ты? — обняла приятельницу Нана, как только та открыла дверь. Она забрала у Тсуны из рук свою выпечку и передала Ханами-сан. — Вот, возьми, я испекла булочки с карри.       Женщина с короткой стрижкой вымучено улыбнулась. В этом плане иностранцы Тунаеши нравились больше, они не пытаются радостно встречать гостей с улыбкой и серпантином, когда их жизнь разваливается на части, лицемерия меньше.       — Все в порядке. Полицейский перерыл комнату Тодзи, обнаружил, что некоторые вещи исчезли, и сказал, что он сбежал.       — Он обязательно вернется! — заверила Нана.       Тсуна, оставшийся в прихожей, когда маму увели в гостиную, глянул на лестницу ведущую наверх. Он сам толком не понял, что его туда понесло, пока не зашел внутрь. Бардак здесь явно навели полицейские, иначе отделаться от заявления о пропаже, глянув на комнату, не смогли бы. Тем лучше для Семьи, что младшего Ханами считают беглецом. Только Тсуну от угрызений совести это не спасает.       — Это ты забрала его вещи? — спрашивает Савада в пустоту, как только чувствует чужое присутствие.       — Да, босс. — Туман рассеивается и являет скромную тонкую фигурку Хроме. Выглядит она до того неуверенной, когда нервно сжимает основание трезубца, будто боится, что сделала что-то не так. Тсуна хмурится и жалеет, что не может сам себе дать пинка.       — Хорошая работа, Хроме. — Он улыбается ей так тепло, как только может, почти по-отечески, хотя она его младше всего на какой-то год. — Убедись, что Ханами больше не найдут, а то я знаю выходки Мукуро. Мне его прошлого шоу хватило с ночью «живых мертвецов». Те торговцы, наверное, решили, что их накрыла их собственная дурь.       Она наконец-то несмело улыбается, кивает и снова скрывается за туманом, а Савада уверенно идет вниз. В гостиной витает дух подавленности, но сама Ханами-сан и ее муж с сыном прилежно встречают посетителей с гостеприимной улыбкой. Саваде хочется отсюда уйти.       — Это я виновата, — качает головой Ханами-сан. — Я постоянно на него давила с учебой и его внешним видом.       Внутри Тсуны кто-то кричит от несправедливости и сучит тонкими ручонками с криками о том, что она должна знать правду. Савада решительно сокращает расстояние и аккуратно берет холодные ладони женщины в свои. На удивленный взгляд он отвечает без упрямства, но с несомненной уверенностью.       — Я уверен, Тодзи-кун скоро вернется, — он беззастенчиво лжет. В его тоне нет запальчивости взрослеющего ребенка, его глаза преображаются из карего, перекрашиваясь в золотой. Говорит это уже далеко не подросток, а человек, который за свои восемнадцать увидел и сделал слишком много того, за что стоит пустить себе пулю в лоб, но все еще держался по эту сторону жизни. Вчера он окончательно перешел черту, когда поставил жизнь случайного парня, оказавшегося не в том месте не в то время ниже интересов Семьи. Женщина перед ним расслабляет плечи и улыбается уже не вымученно, но с надеждой во взгляде, а Савада чувствует, как маленького мальчика в темноте сжигает огонь Вонголы, и задумывается, сколько раз ему еще придется вот так, в глаза, врать людям, потерявшим близких по его вине.       Последнее, что он слышал, когда покидал этот дом, как Ханами-сан говорила его матери: «Тсуна так повзрослел». Савада встряхнулся и пошел дальше, мысленно отмечая, что Реборн может быть собой доволен, он наконец-то закончил его обучение.