Маскарад

She's like a fix to me My early morning champagne My New York City masquerade

Ньют рос в семье строгих нравов. Весь его день проходил по четкой схеме: подъем в семь утра, уроки в школе, занятия с репетитором, домашнее задание, чтение перед сном. Свободное время, как таковое, у него появлялось лишь в воскресенье — несколько часов, которые он мог потратить на что угодно, но тратил он их все на то же чтение, правда, уже не научной литературы, а художественной. Оба родителя Ньюта работали допоздна, каждый день пропадали на работе, погрязшие в желании продвинуться по карьерной лестнице, поэтому по факту его растила няня, которую Ньют очень любил. В отличие от матери, что заходила в его комнату лишь с целью проверить, сделал ли он домашнее задание, няня баловала его при каждом удобном случае: готовила его любимый шоколадный пудинг, приносила интересные книги, как-то раз даже заступилась за него перед родителями, когда он получил плохой балл за тест по математике. Ньют любил эту женщину больше собственной матери, но, едва ему исполнилось двенадцать, она покинула их дом — родители решили, что он уже достаточно взрослый и вполне может самостоятельно о себе позаботиться. Тогда Ньют проплакал в своей комнате целый день — рядом больше не будет человека, который с улыбкой похлопает по голове и предложит испечь пирог, когда Ньюту грустно. Родители все так же пропадали на работе, за хозяйством в доме следила домработница, которую Ньют видел раз в день с утра, да и то мельком, отец по-прежнему строго наказывал его за низкие баллы в школе, а мать — тяжко и разочарованно вздыхала, никогда не вмешиваясь. Ньют рос серьезным и закрытым в себе подростком, который привык во всем слушаться взрослых и всегда оправдывать чужие ожидания. Порой он даже не понимал, когда можно улыбнуться, а когда не следует — никто не научил его подобным вещам. Зато он знал, что щелочной металл калий при контакте с водой воспламеняется. Втайне Ньют надеялся, что когда он достигнет совершеннолетия, в его жизни все резко переменится: он закончит школу, поступит в престижный университет, заживет самостоятельной жизнью, встретит много интересных людей и забудет, наконец, о бесконечном давлении со стороны родителей, под которым он жил с самых пеленок. Пункт «встретить много интересных людей» терзал Ньюта больше всего, потому что на протяжении всей жизни его единственным другом была няня, да и та покинула его несколько лет назад. В школе его дразнили и называли задротом — никто не хотел дружить с таким нудным парнем, как он. Однако сам Ньют вовсе не считал себя таковым. Но как объяснить одноклассникам, что за своей серьезностью он носит целую галактику, заполненную звездами, которую ему приходится скрывать, потому что его отец считает, что излишняя эмоциональность ему ни к чему. На последнем году в школе, когда Ньюту исполнилось восемнадцать, абсолютно ничего не изменилось. Близился выпускной, которого Ньют ждал с каким-то ужасом, надеясь отсидеться дома, а вместе с ним и поступление в университет, который ему, разумеется, выбрали родители. Самому Ньюту же, честно говоря, было плевать, куда поступать. Лишь бы наконец вырваться из отчего дома, что напоминал ему тюрьму. Решеток на окнах только не хватало для полной картины. Одним вечером в его комнату заглянула мать, деловито поправляя волосы. Ньют поднял голову от учебника по физике и опустил ее обратно, про себя напряженно натягиваясь струной. — Будь добр, приведи себя в порядок, — услышал он. — Зачем? — Ньюту все-таки пришлось закрыть книгу. — Через полчаса у нас будут важные гости. Друзья твоего отца с работы. Мы пригласили их на ужин. — Мое присутствие обязательно? — нервно спросил Ньют. Он ненавидел эти званые ужины. — В этот раз — да, — мать поджала губы, — так что через полчаса мы ждем тебя внизу. — Хорошо, — кивнул он, сжимая в руках учебник, который вдруг так сильно захотелось запустить в стену. Надевая рубашку, Ньют с какой-то горечью в глазах рассматривал свое отражение в зеркале: бледный, щуплый, невзрачный. Такой никогда не сможет кому-то понравиться. Нынче в моде были мускулистые парни с загорелой кожей — на таких и западали все девчонки из его класса. В его же сторону за эти восемнадцать лет еще никто ни разу не посмотрел. Прихожая встретила Ньюта размеренным тиканьем настенных часов и запахом свежеприготовленной еды. С кухни доносились причитания матери, которая была недовольна тем, как выглядит черничный пирог. Слушая ее возгласы, Ньют про себя усмехнулся — сама она готовить никогда и не пробовала, но как раскритиковать чужую готовку — всегда пожалуйста. Мимо него в гостиную прошмыгнула молодая женщина, держа в руках поднос — их новая домработница. Едва Ньют собрался зайти в гостиную, как раздался дверной звонок. — Ньют, дорогой, открой дверь, я сейчас приду, — донесся до него с кухни голос матери. Он содрогнулся про себя и поспешил исполнить просьбу. На пороге его ждали трое: высокий мужчина, одетый в темно-серый деловой костюм, молодая женщина не старше сорока и смутно знакомая девушка, чьи волосы были заплетены в две тугие косы. Ньют мгновенно наклеил на лицо приветственную улыбку и посторонился, приглашая гостей зайти в дом. — Ты, должно быть, Ньют? — спросила женщина, оглядывая его с ног до головы. — Да, здравствуйте, — он кивнул. — Твоя мать про тебя много рассказывала, — заулыбалась та, пожимая его руку. — Ох, простите за задержку! — в прихожую впорхнула вышеупомянутая мать; следом за ней шел отец. Любят они эффектные появления — и не скажешь ничего. Ньют поджал губы, но сразу же одернул себя. — Прошу следовать за мной, — мать жестом руки указала в сторону гостиной. Когда все сели за стол, Ньют вдруг понял, что его посадили прямо напротив девчонки с косичками. Та обводила интерьер комнаты скучающим взглядом и на самого Ньюта не смотрела вовсе. Впрочем, неудивительно. Он тихо выдохнул, уже во всех красках представляя себе инквизицию длиной минимум в два часа, а именно — чертов званый ужин. — Ньют, — позвала его мать, привлекая внимание, — это Мэттью и Лили Беннет, они работают вместе с твоим отцом около года, — представила она женатую пару, сидевшую на противоположном конце стола, — а это их дочь Тереза, — женщина улыбнулась девушке. — Вы учитесь в одной школе. Ньют застыл как внутри себя, так и снаружи. Так вот почему ее лицо показалось ему знакомым. Наверное, Тереза из параллельного класса. — Приятно познакомиться, — он улыбнулся, кивая каждому из представленных. — Джоан, дорогая, а ты и не говорила, что у тебя такой симпатичный сын, — заворковала Лили, наклоняясь к матери Ньюта через стол. Он выгнул левую бровь и отвернулся, делая вид, что его заинтересовал пейзаж за окном. Это шутка что ли такая? Хотя, наверное, просто обычная вежливость. Не скажешь же хозяйке дома, что ее сын — сама невзрачность. Со вздохом поворачиваясь обратно, Ньют напоролся на взгляд Терезы, пожалев, что их посадили друг напротив друга. Он всегда ощущал себя неуютно, когда чувствовал, что на него смотрят. Да еще и так изучающе. У Терезы были холодные синие глаза и почти такая же бледная кожа, как у самого Ньюта. Он скользнул взглядом вниз по ее белой блузке и с усмешкой отметил про себя, что не одного его заставили вырядиться официально. Тереза откинула одну косичку за плечо и вдруг расплылась в широкой улыбке. Ньют непроизвольно напрягся. Следующий час он краем уха вслушивался в общую болтовню, периодически отвечая на редкие вопросы, которые ему задавали родители Терезы. Сама Тереза, надо сказать, оказалась почти такой же словоохотливой, как и его мать — они обе трещали без умолку, явно увидев друг в друге родственные души. Ньют ковырял вилкой в тарелке перед собой и молился, чтобы все это поскорее закончилось. — Ньют, милый, не покажешь Терезе свою комнату? — с нажимом попросила мать, недвусмысленно намекая на то, чтобы они удалились. Он ответил ей вопросительным взглядом, не понимая, к чему этот детский сад, но быстро смекнул, что лучше не спорить. Кивнув, он встал из-за стола и выжидающе уставился на Терезу, которая сразу же поднялась следом. Покидая гостиную, Ньют мысленно залез на стену, в душе не ведая, о чем говорить наедине с девчонкой. Уж точно не о законах термодинамики. Едва они переступили порог его комнаты, как Тереза как-то уж слишком шумно выдохнула. — Я думала, это никогда не закончится, — выдала она, доставая что-то из кармана юбки. — А? — Ньют растерянно моргнул. — Неужели ты не понял, зачем наши родоки затеяли все это? — она подошла к зеркалу у стены; Ньют поймал в отражении ее насмешливый взгляд. — И зачем же? — Надеются свести нас с тобой, — послышался щелчок — Тереза сняла колпачок с помады, которую она мгновением ранее достала из кармана, и принялась красить губы. Ньют несколько секунд наблюдал за тем, как ее губы становятся ярко-алыми, а после возмущенно выдал: — Еще чего. — Не переживай, ты все равно не в моем вкусе. — Ты тоже не в моем вкусе, — у Ньюта как-то совсем не вышло скрыть обиду в голосе. Впрочем, он не был удивлен подобному заявлению. Тереза причмокнула губами, спрятала помаду обратно в карман и начала расстегивать пуговицы на своей блузке. Ньют от неожиданности замахал руками. — Ты какого черта делаешь? — Расслабься, — она оглянулась на него, стягивая с плеч рубашку, под которой оказался черный топ. — Я вот все не могу взять в толк: чем ты вообще занимаешься? — Ньют сложил руки на груди. Тереза не ответила. Звякнула молния, и на пол упала ее юбка. Она переступила через нее и подцепила ногой, отбрасывая в сторону. Ньют с совершенно потерянным видом смотрел на короткие черные шорты, а после — на то, как Тереза повязывает на пояс рубашку. Стянув с косичек резинки, она пару раз тряхнула головой; темные волосы рассыпались по худым плечам. Девушка подошла к окну и выглянула наружу. — Эй, ты что собралась делать? — зашипел Ньют, приходя в себя. — Не знаю, как ты, но лично я сваливаю, — Тереза оглянулась на него. — Но так же нельзя, — возмутился он. — Ты слишком правильный. Просто до зубного скрипа, — она закатила глаза и полезла в окно. Ньют рванул следом и перевесился через оконную раму, наблюдая за тем, как Тереза крадется к краю карниза. — И что ты мне прикажешь сказать родителям? Что я спрятал тебя под кроватью? Девушка раскачалась и ухватилась за ветку дерева, что росло прямо перед окном в комнату Ньюта. — Да что угодно, — бросила она, не оборачиваясь. — Ты обезьяна что ли по деревьям лазать? — громким шепотом спросил он, наблюдая за тем, как Тереза спускается вниз по стволу. Внутри него закипало негодование — он даже не мог припомнить, когда в последний раз ему настолько сильно хотелось на кого-то наорать. Для Ньюта существовали определенные рамки приличия, в которые поведение Терезы ну никаким боком не вписывалось. Разумеется, не ей же потом объясняться перед родителями — своими и чужими. Девушка спрыгнула на землю и задрала голову, расплываясь в победной ухмылке. Ньют насупился и поспешил исчезнуть в окне, даже не думая проследить за тем, в какую сторону Тереза собралась пойти. Не все ли равно. Споткнувшись обо что-то на полу, он поднял с паркета какую-то деталь одежды и понял, что это юбка Терезы, которую та отфутболила в угол несколькими минутами ранее. Из кармана что-то выскочило и с громким стуком упало на пол. Ньют наклонился и подхватил черный футлярчик красной помады, со вздохом ставя его на письменный стол. Отлично, теперь в его комнате появились чужие женские вещи.

* * *

Наутро Ньют проснулся в крайне скверном настроении: вчера ему пришлось наплести с три короба в ответ на вопрос, куда пропала Тереза. Он не придумал ничего лучше, чем сказать, что той позвонила какая-то там подруга, у которой случилась какая-то там беда, поэтому девушка в спешке покинула дом через черный выход. Судя по расстроенному лицу матери, та была больше озабочена тем фактом, что ее сын пробыл наедине с Терезой меньше времени, чем изначально рассчитывалось. — В следующее воскресенье я снова позвала их к нам, — она подлила мужу апельсинового сока. Ньют с каменным лицом жевал бекон и предпочитал обходиться без комментариев. Слова Терезы о том, что их родители попросту решили свести их вместе, обретали смысл. А что, если подумать, весьма практично — устроить сыну брак по расчету с дочерью весьма влиятельного человека из компании, в которой работал отец. — Милый, как тебе Тереза? — мать подлила сока и Ньюту. — Нормально, — он решил ограничиться только этим словом. А что тут еще добавить? «Она сумасшедшая и лазает по деревьям, как макака»? — Будет здорово, если вы подружитесь, — продолжала мать тем временем, а Ньюту захотелось выплюнуть недожеванный бекон обратно на тарелку. В школе на перерыве между первым и вторым уроком он копался в своем шкафчике в безуспешной попытке найти учебник по философии, как вдруг кто-то подошел к нему сбоку. Дверца шкафчика захлопнулась, и Ньют моргнул, разглядывая женскую руку с темно-фиолетовым лаком на ногтях прямо перед своим носом. Он перевел взгляд в сторону и увидел Терезу. Сегодня на ней была обычная вязаная кофта и темные штаны. Девушка поправила на носу очки в толстой черной оправе и улыбнулась. — Я вчера оставила у тебя свою юбку. Не мог бы ты принести ее на днях? — как-то чересчур уж громко спросила она. Стайка девчонок, проходившая мимо них, с удивлением на лицах обернулась. — Нельзя ли потише? — зашипел Ньют, прекрасно понимая, как недвусмысленно звучат со стороны ее слова. — А что такое? — Тереза приподняла брови. — Кстати, спасибо, что прикрыл меня. Я удивлена тому, что ты, оказывается, умеешь настолько виртуозно врать. — Я сделал это не ради тебя, — бросил Ньют, снова открывая шкафчик; Тереза обошла его и встала с другой стороны. — Через час после того, как я ушла от тебя, мне позвонила мать и сказала, что раз у моей подруги все так плохо, я могу остаться у нее на ночь, — с усмешкой произнесла она, разглядывая лак на своих ногтях. — Представь себе мое удивление. — И часто ты такое проворачиваешь? — Ньют мельком глянул на нее. — Что именно? — Сбегаешь вот так из дома на крыльях ночи, — он достал с самого дна шкафчика злополучный учебник и закрыл его, поправляя рюкзак за спиной. — Тебе бы тоже не помешало. А то скоро мхом обрастешь. Бывай, — Тереза махнула ему на прощание рукой и пошла дальше по коридору. Ньют смотрел ей вслед, теряясь в догадках, сколько личностей кроется в этом человеке: в кругу семьи и взрослых — болтливая, веселая, вежливая, потом вдруг раз — дерзкая и своенравная, в школе — неприметная, сливающаяся с толпой. Наверное, Терезе нравилось быть разной. А может, она и сама не могла понять, какая из ее масок была ею настоящей. На следующий день во время большого перерыва на обед Ньют сидел в столовой и неспешно жевал салат, листая учебник по химии. Юбку Терезы он с собой все-таки принес, но понятия не имел, как ее передать — он так и не узнал, в каком из параллельных классов она учится, а бегать по коридору, выкрикивая ее имя, не было никакого желания. Если Терезе так уж сильно нужна была ее юбка, она сама найдет Ньюта. Стул напротив отодвинулся, скользя ножками по кафелю и издавая неприятный звук. Ньют лениво поднял голову от учебника — перед ним села Тереза, упираясь локтями в стол. Помяни черта. На ее лице было настолько серьезное выражение, что Ньют с трудом поверил в то, что оно принадлежало той девчонке, что карабкалась по веткам дерева под его окном. — Ты принес? — Ага. Вытащив из рюкзака пакет со злополучной юбкой, Ньют протянул его Терезе и вернулся к учебнику, решив, что на этом его оставят в покое, но девушка не спешила его покидать. Она около минуты молча сидела напротив, сверля его взглядом, и Ньют не выдержал, поднимая глаза: — Что? — Ты разбираешься в этом? — она кивнула на учебник. — Допустим, — нехотя признался он. — Поможешь кое с чем? — Тереза полезла в свою сумку, даже не дожидаясь ответа. Она казалась спокойной и немного задумчивой — будто ее действительно волновала задачка, в которой требовалось рассмотреть взаимодействие метана с хлором с позиции окисления-восстановления. Ньют смотрел в ее тетрадь всего несколько секунд, после чего со вздохом взял в руки карандаш и принялся писать. — У меня всегда было плохо с химией, — объяснила она, наблюдая за тем, как он сосредоточенно пишет, — зато хорошо с философией и остальными гуманитарными науками. Ньют поднял голову от тетради, чувствуя, как колет изнутри — у него все было с точностью и наоборот. Ему всегда казалось, что куда проще определить состав и последовательность аминокислот в полипептидной цепи, чем рассуждать о высоких идеалах и мотивах поступков книжных героев, как того требовал преподаватель современной литературы. Никто никогда не учил его понимать людей и самого себя, а в школе это делали по тому же методу, по которому отец учил его плавать — взял за шкирку и запульнул в бассейн. В учебниках же по физике или математике все было представлено формулами и схемами — логично и просто. И совсем не нужно искать второе дно, скрытое где-то за строками. Тереза тем временем выудила из стопки его тетрадей самую нижнюю — ту, в которой он писал эссе по литературе. Он метнулся было к девушке, чтобы вырвать тетрадь и спасти себя от пожизненного позора, но она отклонилась назад вместе со стулом. Предательски зашелестели страницы. Тереза читала его последнее эссе минуты три или четыре, после чего захлопнула тетрадь и положила обратно поверх стопки. Ньют все ждал, когда же она что-нибудь скажет, но девушка молчала, ничем не выдавая своего отношения к прочитанному. Стало даже немного обидно. Он поставил точку на странице, с силой надавив на карандаш. — Держи, — он пододвинул к Терезе ее тетрадь. Та кивнула и сдержанно улыбнулась, пробегаясь глазами по написанному. — Можно тебя спросить? — она согнула угол страницы и закрыла тетрадь. — Ну? — Тебе вообще понравилась эта книга? — Какая именно? — По которой написано твое последнее эссе. «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери. — Я читаю художественную литературу только по воскресеньям, поэтому времени вникать в глубокую суть прочитанного у меня нет, — Ньют принялся собирать учебники. — Я не об этом спрашивала. Тебе понравилось или нет? — Тереза внимательно смотрела на него. Он застыл на пару мгновений. — Скорее нет, чем да, — сдался он, мгновенно мрачнея. — Просто ты ее не понял. Часто так бывает, что когда ты чего-то не понимаешь, ты не можешь это оценить в полной мере, — Тереза поднялась на ноги, зажимая в одной руке пакет с юбкой. — Мой тебе совет: перечитай книгу еще раз. И обрати внимание на образ Клариссы. Бывай, — она махнула ему рукой и пошла в сторону выхода из столовой. Ньют смотрел ей в спину, давя в себе непонятно откуда взявшийся приступ раздражения. Впрочем, он быстро сошел на нет, когда он заметил на столе маленькую упаковку печенья «чокопай» — с той стороны, где сидела Тереза. Случайно оставила? Ньют взял печеньку и повертел в руках — с обратной стороны к упаковке был прикреплен маленький стикер всего с одним словом: «спасибо». Он рассмеялся и закинул рюкзак за спину, открывая «чокопай» и откусывая сразу половину.

* * *

Накануне выходных, в пятницу вечером, Ньют отложил учебники по физике и математике и взял в руки книгу, которую Тереза посоветовала ему прочитать еще раз. Честно признаться, сначала он этого делать не хотел — приближалась очередная волна тестов, и нужно было сосредоточиться на более важных вещах, чем вникание в суть книги, которая ему, вообще-то, не понравилась. Образ главного героя вызывал внутри Ньюта какой-то неприятный диссонанс: человек, заключенный в рамки, навеянные обществом, человек, который привык жить так, как от него требуют другие. И он вырывается из порочного круга, словно пробуждается от спячки, когда встречает странную девушку, что задает вопросы, в которых уже сокрыт ответ. Девушку, что будто оторвана от этого прогнившего мира. Которая знает, что опавшие листья пахнут корицей. Ньют откладывал книгу каждые полчаса и нервно бродил туда-сюда по комнате, заламывая руки. Главный герой казался ему тряпкой и слабаком, а эта Кларисса — легкомысленной девчонкой, которая предпочитала смотреть на рассветы и закаты, чем заниматься стоящим делом. И Ньют стаптывал паркет в своей комнате, метаясь из угла в угол в попытках понять, что же хотел сказать автор романа. А потом наступило воскресенье. С кухни доносился запах свежей выпечки, мимо двери в комнату туда-сюда бегала мать, периодически заглядывая к Ньюту с приторно-сладкой улыбкой на лице, а сам Ньют, мрачный, словно грозовая туча, дочитывал последние страницы книги. То эссе, что Тереза прочитала без спросу, учитель забраковал и наказал переписать к среде, вот только перечитывание романа мало чем ему помогло. Ньют вернулся к тому, с чего начал. Чета Беннет вместе со своей дочерью пришли точно в оговоренное время. Ньют так же, как и в прошлый раз, сам открыл им дверь и пропустил внутрь, хмурым взглядом оглядывая Терезу — у него на языке вертелся миллион вопросов касательно книги, но задавать их сейчас, пожалуй, было бы странным. Когда все сели за стол, он почувствовал, как Тереза незаметно пнула его, и ответил ей недоуменным взглядом. Корчит из себя милую девочку перед родителями, а сама лягается под столом — ну что за дела? — Ну как? Перечитал книгу? — шепотом спросила Тереза, когда родители совсем забыли об их присутствии. — Кстати, об этом, — он отложил вилку и вдруг подпрыгнул от заливистого голоса матери, который ударил по ушам: — Бог мой, вы все-таки подружились! Лили, дорогая, ты только посмотри на них! Ньют, неожиданно даже для самого себя, смутился — да еще так сильно, что огнем полоснуло не только щеки, но и уши. Тереза же ответила одобрительным смешком, но обошлась без комментариев. — Тереза, почему бы тебе сегодня не остаться у нас на ночь? — спросила Джоан, не обращая внимание на пунцовое лицо сына. — Хорошая идея! Я слышала, что твой сын на днях здорово помог Терезе с одним заданием по химии. Почему бы им не позаниматься сегодня? — подхватила Лили. — У нас есть гостевая комната для таких случаев, переночуешь в ней, — Джоан протянула руку через стол и похлопала Терезу по ладони. Ньют просто не верил в происходящее. Он привык, что единственная женщина в доме — это мать, но теперь оказывается, что сегодня в соседней комнате будет спать еще один представитель женского пола. Оставалось порадоваться тому, что их с Терезой матерям не пришло в голову оставить девушку на ночь в его комнате. Судя по тому, как те загорелись идеей сделать из своих детей пару, этого вполне можно было ожидать. — Милый, ты же не против? — мать смотрела на Ньюта взглядом «только попробуй быть против». — Нет, — пробубнил он куда-то в тарелку. — А ты, Тереза? — Чтобы я была против помощи мне с химией? Да ни в жизнь! — она засмеялась и зачем-то снова пнула Ньюта под столом. Через полчаса их дружно отправили наверх, и в этот раз Ньют почти не был против — лишь бы поскорее слинять из общества родителей, озабоченных будущим своих детей. Тереза же, оказавшись в его комнате, не стала швыряться одеждой, как в прошлый раз, а со вполне серьезным видом водрузила рюкзак на чужой стул и достала из него учебник по химии, помахав им у Ньюта перед носом. Тот обреченно вздохнул, понимая, что выбора у него особо нет. Через час они переключились на математику, и, пока Тереза ковырялась в очередном уравнении, Ньют разглядывал ее волосы, которые на концах закручивались в кудряшки, и в который раз спрашивал себя, сколько личностей прячется в этом человеке. Сначала он решил, что Тереза — легкомысленная девчонка, которых в школе было пруд пруди, потом он узнал, что она умеет лазать по деревьям, будто Тарзан в юбке, затем же выяснилось, что у Терезы было то, чего у самого Ньюта не было никогда — умение видеть между строк. Хотя, может, она просто притворяется? Так где же заканчивалось притворство и начиналась настоящая Тереза? Спросить — засмеет. — А теперь, — она подчеркнула в тетради полученный из уравнения ответ, — расскажи мне о своих впечатлениях после прочтения книги. — Решила в репетиторы по литературе заделаться? — Будем считать, что это праздное любопытство. Ньют молчал целую минуту, не спеша с ответом. — Разве так бывает, что встреча с незнакомым человеком полностью меняет твои взгляды на жизнь? — задал он вопрос, который терзал его больше всего. — Пока это не случится с тобой, ты вряд ли сможешь в это поверить, даже если я попытаюсь объяснить, — Тереза грызла кончик карандаша. — Порой, знаешь, одна случайная встреча может преобразить человека, его стиль мыслей, образ жизни. Так что да, бывает. — И эта Кларисса, так сказать, преобразила главного героя? — Она подтолкнула его. Все, что она говорила ему, он и так понимал, просто прятал это как можно глубже, потому что считал, что подобные мысли — неправильные. Кларисса же заставила его поверить в то, что на самом деле неправильный не он, а мир вокруг — такой, каким его сделали другие люди. Точнее, даже не так: такой, каким его заставили его видеть. Мир не меняется, мы просто начинаем его воспринимать по-разному. Но как именно — это уже наш выбор. — Почему же главный герой сам не додумался до этого? То есть… — Ньют принялся расхаживать из угла в угол, — если он и так все понимал… — он запнулся. — Потому что лишь глубокие потрясения способствуют глубоким переменам. Глубоким же потрясением главного героя стала Кларисса, — Тереза улыбнулась, — и именно встреча с ней послужила тем самым толчком, что переменила его жизнь. — А опавшие листья правда пахнут корицей? — спросил Ньют, садясь на кровать с каким-то совсем потерянным лицом. Девушка засмеялась так громко, что ее абсолютно точно услышали на первом этаже. В одиннадцать вечера в комнату заглянула мать Ньюта и известила их о том, что самое время ложиться спать. — Твои родители ушли около часа назад. Они решили не прощаться, чтобы вам не мешать. Так здорово, что ты все-таки решила остаться, — женщина не прекращала умиляться, обращаясь к Терезе. У Ньюта же создалось впечатление, что она просто всегда хотела дочку, а не сына. — Кстати, что хочешь на завтрак? — Все в порядке, миссис Остин, я ем все, — Тереза встала из-за стола, подхватила учебники и запихнула их в свой рюкзак. Ньют услышал какой-то странный звук — словно учебники наткнулись на что-то стеклянное. — Что ж, пойдем, я покажу тебе твою комнату, — ее поманили рукой. — Спокойной ночи, — бросила Тереза на выходе, оглядываясь на Ньюта. — Спокойной, — он даже улыбнулся в ответ. Через час, после душа и около получаса размышлений над смыслом романа, а заодно — и словами Терезы, Ньют наконец задремал, замотавшись в одеяло до самой макушки. Сквозь дремоту и толстый слой ваты он услышал, как дверь в его комнату тихо приоткрылась, а затем кто-то сделал несколько шагов по паркету. Ньют сонно приоткрыл глаза и выпутался из одеяла, садясь на кровати. Напротив окна маячила чья-то тень. Наверное, он бы точно заорал, если бы темная фигура не метнулась к нему и не зажала рот рукой. — Тихо, это я, — зашипела Тереза, включая ночник на тумбочке рядом с кроватью. — Ты совсем с ума сошла? — он принялся шипеть в ответ. — Считаешь, что это нормально — прокрадываться к парням в комнату посреди ночи? — Да больно ты мне сдался, — хохотнула она, — просто под моим окном нет дерева. И тут Ньют все понял. Он скинул с себя одеяло и свесил ноги с кровати, заставляя Терезу отступить на пару шагов. — Опять за старое? — угрюмо поинтересовался он. — Что я матери-то скажу наутро? — Не волнуйся, я вернусь еще до того, как твои родители проснутся, — Тереза застегнула кофту до самого подбородка и поправила маленький рюкзачок за плечами. — Куда ты вообще собралась? — Гулять, — она пожала плечами и шагнула к окну. Перебросив одну ногу через подоконник, Тереза высунулась наружу, как вдруг застыла и оглянулась на Ньюта. — Не хочешь со мной? Тот уже раскрыл рот, чтобы засыпать ее негодующими восклицаниями, но передумал, вместо этого лишь растерянно моргнув. — Зачем? — Проверить, пахнут ли опавшие листья корицей. В потемках лицо Терезы было неестественно бледным, и те немногие веснушки на ее носу казались более яркими, чем обычно. Интересно, смог бы Ньют их сосчитать, если бы попытался? Тереза мимолетно улыбнулась и вылезла в окно. Через мгновение в проеме показалась ее голова: — Жду тебя внизу. Кажется, она расценила молчание Ньюта за согласие. Он чертыхнулся и оглядел комнату, ища взглядом свои штаны. Конечно, можно было пойти прямо в пижаме — гулять, так гулять, как говорится, но Ньюту было достаточно уже того, что его в этой самой пижаме увидела Тереза. Кое-как надев свитер, едва не просунув голову в рукав, он приблизился к окну и выглянул наружу. И какого черта он собрался делать? Может, лучше вернуться в кровать? Спокойно поспать и посмотреть сны? Ньют глубоко вздохнул, слегка качнулся вперед, упираясь руками о подоконник, и полез наружу. Подойдя к краю карниза, он глянул вниз и увидел Терезу, которая подпирала спиной ствол дерева. Она запрокинула голову и вздернула брови, мол, спускайся давай, сколько тебя ждать еще. Ньют протянул руку, уцепился за самую большую ветку и с замирающим сердцем принялся карабкаться вперед. Честно говоря, это был его первый опыт лазания по деревьям — он был почти на двести процентов уверен в том, что навернется еще в самом начале, сломав пару ребер в лучшем случае, но что-то невидимое толкало его сзади, говорило, за какую ветку хвататься, подсказывало, куда ставить ногу, и через пару минут Ньют спрыгнув вниз, боясь вздохнуть лишний раз. Что он только что сделал? А если мать зайдет в его комнату и увидит, что его нет? Что делать тогда? — Идем, — сказала Тереза, и поток его лихорадочных мыслей мгновенно оборвался. — Может, хоть сейчас скажешь, куда мы пойдем? — предпринял он вторую попытку. — Гулять, — ответ девушки не изменился. — Я думал, что ты ночью по барам шатаешься или клубам, — выдал он, но вовремя спохватился: — То есть, это не мое дело и все такое… — Такое тоже бывает, — Тереза скривила губы в усмешке. — Тебе же нет двадцати одного — как тебя везде пропускают? — Хорошие связи, — она скинула капюшон и задрала голову, вглядываясь в небо, на котором не было видно ни одной звезды. Они около получаса молча шли вперед, и Ньют за это время успел раз тридцать пожалеть о том, что поддался порыву и последовал за Терезой, как та вдруг резко остановилась и приблизилась к изгороди, что отделяла улицу от парка. Ньют только и сделал, что разинул рот, когда Тереза ухватилась за ржавые прутья и принялась карабкаться наверх. — Туда же нельзя! — возмутился он, втягивая голову в плечи и оглядываясь по сторонам. — А если нас увидят? — Не гундось, а давай за мной, — Тереза перекинула ногу через изгородь и стала спускаться вниз с обратной стороны. — Ты просто дьявол во плоти, — брякнул Ньют, но все же полез следом. В парке было темно и прохладно. Даже воздух здесь казался чище, чем на улицах, и Ньют дышал полной грудью, с удивлением отмечая про себя, что чувствует запах мяты, а вовсе не листвы или тины — от пруда, к которому они подошли минуту назад. Тереза подошла к самой кромке воды и застыла, вглядываясь в отражение луны на поверхности. Ньют встал рядом, впервые в жизни не начав мучиться от невозможности сказать что-то достойное и осмысленное — просто в этот момент он вдруг осознал, что слова порой вовсе не обязаны быть высказанными. — Смотри, — Тереза подхватила его под локоть и подтащила поближе к воде. — Куда? Он уставился на два темных силуэта на поверхности воды — свой и Терезы. Черное небо, черная вода, но их отражения казались еще темнее, будто нечто инородное, неправильное, рушащее картину. — Тебе может казаться, что от тебя ничто не зависит. Что ты не можешь поступать так, как хочешь. Что тебе навязали свои идеалы, — Тереза перевела на него взгляд. — Но если внимательно приглядеться, то ты увидишь, что темное пятно на небосклоне — это твоя собственная тень. Ньют сглотнул комок в горле. Он не видел лица на своем черном отражении, но знал, чувствовал, что другой он не сводит с него глаз. Подчиняет себе. Забирает его жизнь. Тереза отпустила его руку и отошла от воды, падая на траву, широко раскинув руки. Ньют оглянулся на нее, но не стал задавать вопросов — так, как делал это обычно, — а молча присел рядом. Луна скрылась за тучей, а через пару минут выглянула снова, засияв еще ярче. — Эй, вы что тут делаете? — раздался громкий мужской голос откуда-то позади. Ньют обернулся, и ему в лицо ударил луч фонаря. — Бежим! — Тереза подскочила на ноги, схватила его за руку и антилопой припустила вперед. Через три минуты они стояли около ограды со стороны улицы и тяжело дышали, упершись руками в колени. Тереза выпрямилась и рассмеялась. — А если бы нас поймали? — укоризненно спросил Ньют. — Но не поймали же, — она подмигнула ему. — Идем. Просто «идем», а он уже не может отказать. Не может не пойти следом. Не может не взять протянутую ему прохладную ладонь в ответ. Они гуляли по ночным улицам до самого утра. Шли вперед, нога в ногу, говорили о физике, потом — о Брэдбери. Иногда Тереза бежала вперед и начинала крутиться на месте, будто ловя видимых одной только ей светлячков, а после подлетала к Ньюту, хватала его за руку и заставляла бежать следом за ней. Один раз их увлекла за собой компания незнакомых ребят, которые были изрядно подвыпившими, но веселыми и довольно безобидными: две девушки танцевали вместе с Терезой под музыку, что доносилась из колонок в автомобиле, в то время как Ньют настойчиво отказывался от протянутой ему одним из парней сигареты. Через полчаса им всучили упаковку печенья и укатили дальше по улице, радостно присвистнув напоследок. Когда начало светать, а улицы, напротив, стали более безлюдными, Тереза начала напевать строчки из песни The Doors «People are strange», раз за разом, по кругу, а у Ньюта внутри просыпалось желание жить. Будто солнце вставало не только на горизонте, но и в душе, наполняя красками то, что некогда просто не имело цвета. Они подошли к пристани; Тереза стянула с ног кеды и побежала вперед по песку, оставляя за собой цепочку следов. Ньют смотрел на них и не мог понять, чего ему хочется больше — пройти по ним же или оставить новые. Пусть они и не нашли в парке опавших листьев, потому что на дворе стоял конец мая, но сейчас Ньют абсолютно точно был уверен в том, что они пахнут корицей. Когда он сел рядом с Терезой на песок, та расстегнула рюкзак и достала из него бутылку шампанского. Ньют, конечно, за это время привык, что от нее можно ожидать, чего угодно, но вот шампанское он не предвидел. Вообще никак. Тереза ухмыльнулась и открыла пробку; песок у ее ног залила белая пена. Она отхлебнула из бутылки и прищурилась. Первые лучи солнца осветили ее лицо, делая веснушки почти золотыми. Тереза даже не стала спрашивать, будет ли Ньют шампанское — просто протянула ему бутылку, и тот принял ее, после делая несколько глотков. Кто бы мог подумать, что его первый опыт дегустации алкоголя произойдет на берегу океана, лежа на песке и в компании девушки. Ньют рассмеялся этим мыслям. Всего за одну ночь его жизнь перевернулась вверх тормашками. Осознав это, он резко выпрямился, крепко сжимая бутылку. Стекло под его пальцами скрипнуло. «Мир не меняется, мы просто начинаем его воспринимать по-другому» — раздался в его голове голос Терезы. Изнутри ощутимо кольнуло, а после обожгло чем-то горячим — будто кто-то чиркнул спичкой и поджег тот порох, что Ньют носил в себе целых восемнадцать лет. И этой спичкой, этим маленьким огоньком, что породил целый пожар, стала Тереза. Она забрала у него бутылку и отпила шампанского. — Иногда мне хочется бросить все и просто уехать, — зачем-то сказала она. — Покидать в чемодан вещи, достать из коробки те несколько сотен долларов, что я откладывала на черный день, и посреди ночи просто сбежать. Не оставив контактов, не сказав ни слова родителям. Сбежать и начать новую жизнь в другом месте, где меня никто не знает. И больше не пытаться оправдывать чужие ожидания. Это гиблое дело, знаешь, — предпринимать попытки соответствовать образу, который даже не ты сам себе придумал. Ньют молчал, не зная, что ответить. Потому что подобные мысли возникали и у него — и пусть он никогда себе в этом не признавался. А еще он понял, что эта Тереза — та, что сидела сейчас рядом с ним на песке и пила шампанское, — и есть настоящая она. Тереза носила много масок: она могла быть серьезной и задумчивой, могла быть веселой и с душой нараспашку, непокорной и своенравной, могла оттолкнуть одним лишь словом, а после — притянуть взглядом. Вся ее жизнь — маскарад. Но Ньюту, кажется, все-таки удалось заглянуть за кулисы. — Ты — моя Кларисса, — вырвалось у него прежде, чем он даже успел озвучить эту мысль в своей голове. Тереза не улыбнулась в ответ — лишь посмотрела на него своими глазами, синими, как волны океана, что плескался в нескольких метрах от их ног. Ньют почувствовал, как к его щекам подступает краска, — не потому, что лицо Терезы было близко, а потому, что ему захотелось сделать то, чего еще никогда в жизни сделать не хотелось. Он не имел ни малейшего понятия, как себя вести в таких ситуациях. А Тереза, кажется, уловила его внутреннее замешательство и боязнь сделать первый шаг, потому что через пару секунд она сама подалась вперед и оставила на его губах поцелуй — короткий, теплый, едва ощутимый. Ньют даже не успел закрыть глаза — только моргнул мгновение спустя, когда Тереза отклонилась назад, не сводя взгляда с его лица. И этого оказалось достаточно, чтобы он притянул ее обратно, напрочь забыв про всякие «а если», «почему» и «как». Он просто сделал то, что приказывал ему этот пожар, который разгорелся внутри после одного лишь слова «идем». Идем — и я покажу тебе то, чего ты еще никогда не видел. Идем — и ты оставишь на песке нашей истории свои следы. Идем — и я разделю свое пламя на нас двоих. У поцелуя был вкус шампанского и почему-то корицы — от него щипало губы и в уголках глаз. И Ньют никогда не чувствовал себя настолько счастливым, как в эти несколько секунд. «Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло форму, чтобы в нем оставалась частица тебя самого» — всплыла в голове Ньюта фраза из романа, когда он отстранился и заглянул Терезе в глаза. Вот так вот, сам того не подозревая, он позволил ей коснуться своей души, а она взамен сделала то же самое. — Пойдешь со мной на выпускной? — выпалил Ньют. Тереза прыснула и вдруг громко захохотала, опрокидывая бутылку с недопитым шампанским. Золотистая жидкость брызнула на песок, пенясь и переливаясь в лучах восходящего солнца. — Вот незадача, меня уже пригласили, — она хитро улыбнулась. У Ньюта сперло воздух в легких. — Придется ему отказать, — добавила Тереза, склоняя голову вбок. Она немного поерзала на песке, а потом откинулась назад, кладя голову на колени Ньюта. Он машинально зарылся пальцами в ее волосы и, когда она закрыла глаза, принялся считать золотистые веснушки на ее лице. Если бы у Ньюта спросили, в каком мгновении своей жизни он бы хотел прожить вечность, он бы абсолютно точно назвал это самое утро. За переписанное эссе, которое Ньют сдал в среду, ему поставили почти максимальный балл.