Незаконченная сказка

— Хонма-сенсей... Учитель обернулся. За его спиной застенчиво переминалась с ноги на ногу Лили. — Ты что-то забыла? — Нет, простите. Я... переживаю за подругу. Долго думала и сомневалась, но сегодня решила задать вам важный вопрос. Пике-тян никогда не спросит о таком. Однако она очень нервничает перед предстоящими выступлениями и… — Спрашивай, довольно предисловий, — устало махнул рукой учитель. — Хонма-сенсей, неужели у Пике-тян и Факира-семпая в самом деле нет шансов на победу? — О, — на губах преподавателя появилась улыбка, — ты действительно переживаешь за неё, вижу. Но если я отвечу, дашь ли мне слово, что никому не передашь сказанное мной? В том числе Пике-сан? — Но… Но… — растерялась девочка, — я именно за этим и пришла, чтобы успокоить её, заверить, что всё будет хорошо. Если, конечно, вы сейчас именно так и скажете, но если нет… — Тогда как поступишь? — заинтересовался учитель. — Я всё равно её успокою и заверю, что она справится! Хонма-сенсей бархатисто рассмеялся. — Молодец. Именно это каждая хорошая подруга сделала бы на твоём месте. Однако я не понимаю, зачем было приходить сюда, если ты, независимо от моего мнения, скажешь Пике-сан то, что она желает услышать? Лили смутилась окончательно. — Ладно, — смягчился учитель. — Думаю, ты пришла, чтобы мои слова придали тебе уверенности, и ты смогла бы убедить подругу в её будущей победе. Но я не стану ничего выдумывать. Я скажу правду, а дальше тебе решать, передашь ли ты мои слова. Но прежде задумайся: ты можешь испортить всё, ради чего я недавно старался, заявив перед классом, будто Бертильду-сан и Уилфреда-сан нельзя превзойти. Правда же заключается в том, что у Пике-сан и Факира-сан есть отличные шансы на победу, но из них двоих, сама понимаешь, техника намного лучше отработана у Факира-сан. Твоя подруга берёт экспрессией. Она танцует сердцем, иначе и сказать не могу. Но чтобы победить, ей за оставшиеся дни надо превзойти себя, перепрыгнуть через собственную голову. Она как закипающая вода: ещё пара градусов, и ей удастся перейти в совершенно новое состояние. На другой уровень личного мастерства. Я лишь подтолкнул её, чтобы она собрала внутренние резервы, решив достичь невозможного любой ценой. Тогда победа на выступлениях ей и Факиру-сан обеспечена. — Так вы… сказали всё это про Бертильду-сан нарочно?! — глаза Лили широко распахнулись. — Да, — кивнул учитель. — И если ты сейчас передашь мои слова, Пике-сан успокоится и решит, что всё и так хорошо, стараться больше не надо, а подобный вывод будет серьёзной ошибкой. — Я… только подбодрю её, уверю, что она непременно справится, но не признаюсь в нашем разговоре! — Правильно. Ты всё отлично поняла, — Хонма-сенсей удовлетворённо улыбнулся. — Ступай, успокой подругу. Пусть она знает, что ты поддерживаешь её. Однако бросать тренировки ей рано, иначе та метафорическая вода никогда не закипит. Наоборот, остынет. — Спасибо! Спасибо, учитель! — Лили поклонилась Хонме-сенсею и выбежала из танцевального зала. На душе у неё было легко и радостно. Теперь она убедилась, что Бертильда вовсе не является непобедимой соперницей. А раз так, Лили приложит все силы, чтобы её подруга продолжала тренироваться и не падала духом. И тогда награда принца действительно окажется в руках достойного претендента. *** Доктор Бартоломос, откинувшись на спинку стула, смотрел за окно невидящим взглядом. В небе зажигались звёзды, и чётко обозначился серп луны. На столе перед ним стояла нетронутая чашка с кофе, рядом лежало письмо. Ровные красивые строчки на белоснежной бумаге казались ему ещё более безжалостными из-за их наивной честности. «Дорогой друг! Прости, прости великодушно! Случилось кое-что невозможное, необыкновенное, но чудесное. Много лет назад я встретила замечательного человека. Его звали Арне-кун. Мы любили друг друга больше жизни, но однажды, вскоре после того, как мы решили пожениться, он уехал за границу и исчез. От него не было никаких известий. Его родные уверяли меня, что он погиб. Однако два дня назад мой жених вернулся. Ему довелось пережить много несчастий. Он был ранен, его пять лет держали в плену. По счастливой случайности ему удалось бежать. Когда он переходил границу изголодавшийся, израненный, в порванной одежде, его задержали и отправили в тюрьму, словно преступника, хотя он не совершил ничего дурного! Арне-кун пытался из заключения связаться с родными и со мной, но все его письма уничтожались. Суд длился три года. Наконец, его оправдали, и он приехал ко мне. Ты не представляешь, каково мне было снова встретить его, ведь я все эти годы считала Арне-кун погибшим! До нашей с тобой встречи я оплакивала его и почти смирилась с тем, что потеряла навсегда. Но он жив! Если ты возненавидишь меня, я пойму твою ненависть. Только не шли проклятий ему. Арне-кун не виноват. Наоборот, он клялся, что ради моего счастья согласен на всё. Он не стал бы мешать нашей свадьбе. Но, милый друг, я люблю его, как и восемь лет назад, поэтому не в силах выйти замуж ни за кого другого! Я завтра уезжаю из столицы в его родной город. Мы обвенчаемся, не теряя времени, и останемся жить у него. Мои родители осуждают меня и не дают согласия на наш брак. Они считают, что я должна выйти замуж за тебя, раз обещала. Чувство долга говорит мне о том же: ведь я не привыкла обманывать. Но что делать с бедным сердцем? Оно плачет и твердит, что я должна забыть о долге и о родительском наказе и бежать с любимым туда, где, наконец, нам удастся воплотить нашу мечту. Поэтому, если сможешь, прости свою неверную подругу, которая давала обещания, но не сдержала их. Ты замечательный человек, и я желаю тебе только счастья. Однажды ты непременно встретишь ту, кто по-настоящему тебя полюбит, а я не могу стать для тебя ни женой, ни любимой. Ещё раз прости. Ирэн». Дворецкий приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Увидев хозяина сидящим по-прежнему в той же позе, печально покачал головой и бесшумно исчез за порогом. Доктор Бартоломос протянул руку к письму, скомкал его, бросил в чайное блюдце и поджёг. Потом взял кофейную чашку и отхлебнул остывающий кофе. *** — Послушай, возвращайся в комнату. Ты же не хочешь, чтобы все проходящие пялились на нас, словно мы, прости Господи, влюблённая парочка? Факир вздрогнул и обернулся. Как ему показалось, он целую вечность простоял возле окна в коридоре, глядя во двор общежития, прежде чем услышал голос Аотоа, вернувший его из плена безрадостных мыслей. — Уходи, — бесстрастно отозвался Факир, — если сильно беспокоишься о своей репутации. Я не заставляю тебя дежурить возле моей спины. — Я-то пойду. Как долго ты торчать собираешься, словно корабельная мачта после крушения? — Тебе не всё равно? — Так, интересуюсь. Думаешь, это окно чем-то лучше твоего? Его тоже недавно грохнули вдребезги, а стекольщик вставил в раму своё новое небезупречное изделие. Как по мне, никакой разницы. Чем оно тебя привлекло? — Аотоа, я не настроен шутить. Не трать попусту своё красноречие. Спасибо, что помог со шкатулкой, когда-нибудь я верну долг, а сейчас… Спокойной ночи. Голос Факира звучал необычно тихо. Именно это больше всего беспокоило Аотоа. Он отнюдь не собирался уходить. — Я не пойму, из-за чего столько переживаний? Ты получил, что хотел. Задача упростилась. Если подумать, теперь ты можешь сделать Ахиру человеком. И ты при этом расстроен? Во взгляде Факира сквозило отчаяние. — Ты прочёл сказку до конца. Как, ты предполагаешь, я это сделаю? — Надо найти зацепку, — предложил Аотоа. Никакой реакции. — Или переписать старый сюжет. Факир стукнул кулаком по подоконнику. — Я могу сочинить что-то новое, но переиграть написанное — нет. — Ух ты! Почему? — Можно влиять на будущее, но не на прошлое. Иначе я смог бы воскрешать мёртвых. И ты ещё спрашиваешь, почему я расстроен? Я не расстроен, а размазан по стенке. — Да что такое? — недоумевал Аотоа. — Никто ведь не умер. Наоборот, мы узнали кое-что любопытное. То есть, я узнал, а ты вспомнил, когда сказку в руки взял. Ты радоваться должен. — Чему? — Факир прислонился виском к стеклу. — Тому, что правда вскрылась. — Недавно я считал, будто я лучше Дроссельмейера, — глядя куда-то в сторону, заговорил Факир. — Пусть я неудачник, бездарный писатель, бесполезный рыцарь и всё такое, но, в отличие от нашего предка, я ничью жизнь не исковеркал. А, получается, я в точности, как он. — Ошибаешься! — горячо возразил Аотоа. — Ты совсем не такой. — Как и он, я возомнил себя невесть кем, сломал жизнь маленькой девочке, заставил страдать Гретхен-сан… — Твои первоначальные намерения были благородными, в отличие от замыслов Дроссельмейера. — Не имеет значения. Получилось всё хуже некуда. Катарина могла бы сейчас счастливо жить с мамой… — А тут всё зависит от тебя. Они обе не знают правду. Если ты им расскажешь, они и будут жить счастливо. Скажешь, нет? Глаза Факира гневно блеснули. — Тебе не кажется, что любая ирония должна иметь пределы? — Я вовсе не иронизирую. — Ты жесток. — Ты тоже. Мы квиты. Факир тяжело вздохнул и встал спиной к стене, скрестив руки на груди. — Я не смогу рассказать. Как представлю глаза Гретхен… Ведь она потеряла дочь только из-за меня! — Она не потеряла её! — Аотоа резко встряхнул Факира за плечи. — Катарина жива, и мы с тобой в лучшем виде осведомлены об этом! Чёрт возьми, почему ты так рано падаешь духом?! Напиши новую историю, где все будут счастливы. — Не представляю, как это возможно. — Придумай. Дроссельмейер не так давно воспользовался твоей сказкой для своих личных целей, жестоко обманув всех, в первую очередь Ахиру. Что ж… Это было вполне в его духе. Однако теперь ясно, что нить, связывающая магический и реальный миры, до сих пор цела. И она не разорвётся, пока ты не закончишь свою старую историю! Катарина должна вернуться. Ты ведь сам хочешь её вернуть? — Безусловно, — скрипнул зубами Факир. — Так верни! — и Аотоа сунул другу под нос лист со сказкой. — И, кстати, задумайся об аккуратности. Не знаю, насколько чисто ты пишешь сейчас, но вот тут слишком много клякс и помарок. Надеюсь, в твоей новой истории их не будет? Неожиданно Факир рассмеялся. — Иногда, глядя на тебя, я начинаю думать, будто нет ничего невозможного. — Конечно, — кивнул Аотоа. — Внимательно прочти текст ещё раз от начала и до конца. Я уверен, ты найдёшь зацепку. Факир взял пожелтевший листок из рук Аотоа. Глаза побежали по знакомым до боли строчкам, которые он некогда выучил наизусть, прежде чем спрятать в злополучную шкатулку и забыть о них. В сердце юноши впивались тысячи игл, но он знал, что доберётся до конца. Где-то в сказке должен находиться ключ, способный помочь выручить из беды самого дорогого человека, и он отыщет его во что бы то ни стало. «Жила на свете девочка по имени Катарина, — читал Факир. — Гретхен-сан, её мама, давным-давно ушла из дома и пропала. Папу Катарины звали Петер. Он умер от неизлечимой болезни, и Катарина осталась совсем одна. Тётя Нина любила только своего сына Генриха, а Катарину ругала и била каждый день. Но однажды Катарина убежала от тёти на озеро, и там встретила мальчика, который писал сбывающиеся истории. Мальчик пообещал, что на следующее утро, когда Катарина придёт к озеру и искупается в нём, она, словно по волшебству, попадёт в сказку, где её мечты исполнятся, а прежнее горе исчезнет. На другое утро Катарина так и сделала. Она искупалась в озере, и в тот же миг о ней позабыли все, кто её раньше знал. Даже мальчик, написавший сказку. Даже она сама забыла, кем была прежде. Девочка Катарина превратилась в …» — Вот почему не в лебедя? — осуждающе заметил Аотоа, тыча пальцем в бумагу. — Она же, по твоим словам, в лебедя хотела? А ты? Посмотри на свои позорные каракули! Разве вон то слово хоть отдалённо напоминает белую птицу с длинной шеей?! Или ты в детстве разницы между водоплавающими не видел? — Прекрати. Я и без твоих упрёков себя убить готов, — мрачно отозвался Факир. — Откуда я знаю, почему так написал? Помню одно: мне словно кто-то под руку влез в решающий момент и надиктовал другое. — Дроссельмейер? — непонятно было, то ли Аотоа серьёзен, то ли издевается. — Возможно, мои собственные глупые мозги. — Кхм. Продолжим чтение. — Сначала вернёмся в комнату. — О, небеса, вы вразумили его! Давно пора. Войдя и плотно прикрыв дверь, они снова уселись за стол, склонившись головами над одним и тем же листком. — Итак, она превратилась, — нетерпеливо отыскивал потерянную строчку Аотоа. — Превратилась… Факир молча ткнул пальцем в следующее предложение, чтобы поскорее свернуть неприятную тему. — Хорошо, ладно. И без того ясно. «Однако иногда…» Клякса. Вот неряха, целое слово заляпал, — пожурил товарища Аотоа. — «Иногда ненадолго могла превращаться в сказочную принцессу-балерину и появляться среди людей. Она прекрасно танцевала, и её чудесный танец мог спасать жизни. Теперь у неё были крылья, чтобы улететь куда угодно и встретить принца, которого она смогла бы полюбить. И однажды, когда её мама вернётся невредимой»... Что ж, кое-что сбылось и без наших усилий, верно? «А настоящий сказочный принц»... Опять клякса! Я в свои восемь лет был намного аккуратнее! «Принц, которого она тоже полюбит, признается ей в любви и предложит руку и сердце, Катарина снова навсегда станет девочкой. И все в городе вспомнят про неё, словно она никуда не пропадала. Но до этого дня она для всех и для себя останется обычной…» — Конец! — раздражённо прервал его Факир. — Уф, — выдохнул Аотоа. — Ага, «конец — делу венец». Открытый финал. И неизвестно, когда сбудется написанное. И сбудется ли? Но при этом события, обозначенные здесь, словно остались в прошлом, и ничего не исправить. Все забыли о Катарине, как ты и хотел. Кроме Дроссельмейера, разумеется. И на Гретхен-сан не подействовало, так как на момент создания этой сказки она тоже застряла в безвременье. — Они меня не простят, — обречённо промолвил Факир, кладя листок на стол. — Сколько раз повторять — верни её. Как только ты это сделаешь, остальное не будет иметь значения. — Её может вернуть только принц, которого она полюбит. Ты только что сам прочёл. — «Настоящий сказочный принц», — насмешливо уточнил Аотоа. — Не придирайся. Мне всего восемь было. Ты в таком возрасте лучше сочинял? — Не лучше. Просто «настоящий» и «сказочный» — как раз, думаю, хорошая зацепка. Ты не можешь изменить написанного, но подвести реальность под сказку, написав счастливый финал, тебе доступно. Увы, одного настоящего сказочного принца мы упустили. Надо срочно искать второго. Как думаешь, Его Высочество Мартин подойдёт? Осталось им только встретиться и полюбить друг друга… — С ума сошёл?! — Факир с ужасом смотрел на Аотоа. — А что? Он настоящий принц. И, наверное, отчасти сказочный, раз обожает смотреть волшебные истории, поставленные на сцене? — Она его не полюбит! — резко отмёл предложение товарища Факир. — С чего ты взял? Говорят, Мартин-сама хорош собой. Многие девушки в него влюблены. Когда он приедет в Кинкан Таун, надо найти способ познакомить их, используя вот эту твою замечательную оговорку в тексте: «иногда ненадолго могла превращаться в сказочную принцессу-балерину». Принц Мартин без ума от талантливых балерин. Один чудесный танец покорит его, и он сам не заметит, как предложит руку, сердце, трон, корону, любимого коня, полцарства и многое другое. Факир вскочил со стула. Щёки его полыхали. — Этот погрязший в самодовольстве, избалованный, капризный мальчишка, для которого чужая жизнь — забава?! Кому он способен подарить счастье?! — Тише, тише, — Аотоа испуганно замахал руками. — Ты вспыхиваешь, как спичка. Что на тебя нашло? Я просто внёс рациональное предложение, а ты распсиховался. — Это предложение… идиотское. Факир тяжело упал обратно на стул. — Я не отдам её, — чётко проговорил он. — Что? — удивлённо вытаращился на него Аотоа. — Принц Мартин не заслуживает такой девушки, как она. Обойдётся придворными фаворитками. — А? Ну… Как скажешь. Пара минут напряжённых размышлений, и Аотоа начал догадываться, что на самом деле происходит с его другом. Однако, чтобы удостовериться, ему требовалось устное подтверждение. И он спросил: — А кто, по-твоему, заслуживает? Факир упрямо молчал. Аотоа едва приметно улыбнулся и положил товарищу руку на плечо. — Знаешь, на самом деле ты уже решил половину проблемы. В сущности, какая разница, что ты не принц? Она-то тоже, благодаря твоим каракулям, не лебедь. Стало быть, выкрутимся. Выход точно есть. — Ты о чём? Объясни! — Факир подозрительно покосился на Аотоа. — Принцем можно стать, если сильно захотеть. Да и из водоплавающих при особом старании получаются принцессы-балерины, — и Аотоа лукаво подмигнул, указывая пальцем на ту самую злополучную фразу, причиняющую наибольшие страдания Факиру с тех пор, как он вспомнил правду. «Девочка Катарина исчезла. Она превратилась в волшебную утку, и в той сказке, куда она попала, её назвали Ахиру».