Не живой, не мёртвый

Гемран никогда не умел рисовать — в человеческой жизни на это банально не хватало времени. Может, стоило попробовать сейчас, когда торопиться уже некуда? Он рассеянно и без особого почтения огляделся. В мастерской бывшего главы клана был на удивление скудный набор инструментов: у узкого окна стоял одинокий мольберт, у подножья которого выстроились в ряд тюбики и пузырьки с масляной краской, а у стены высилась изящная конторка, где он нашел тушь, пастель и уголь. Больше в узкой, с высоким арочным потолком, комнате ничего не было. Хотя... скорее всего, эта была не основная мастерская, так, одна из комнат, куда ученики маэстро могли случайно забрести за вдохновением — точно так же, как он сейчас. Гемран и сам пришёл сюда без определённой цели: лишившись собственного дома в свете последней заварушки в Столице, он остался в особняке Александра, который стал официальной резиденцией клана и распахнул свои двери для всех лишившихся приюта Фэриартос. Он мог бы найти себе свой угол — денег клана и собственных сбережений хватило бы на любые капризы, но сейчас его мало заботил материальный мир. Он часами работал над своей музыкой, а в перерывах — общался с братьями и сёстрами по клану и бездумно бродил по комнатам, как сейчас, пока не оказался в мастерской. Гемран заглянул в ящички конторки, пахнущие древесным лаком, нашел несколько плотных листов бумаги, достал их и попробовал начертить что-нибудь угольным карандашом. Тот резко скрипнул, вызывая дрожь в позвоночнике, мягко зашуршал, кроша и оставляя мелкую угольную пыль, пачкая пальцы. Гемран старательно вырисовывал пролёт винтовой лестницы, высокое стрельчатое окно, женский силуэт у витража — но получалось смазано, искривлено, неправильно. И дело было не в том, что у него не было таланта к рисованию. Гемран смотрел на рисунок и понимал, что вместо Паулы у него получилась какая-то другая женщина. С тем же крутым изгибом бёдер, с похожим наклоном головы, с такими же худыми запястьями — но это была не она. От рисунка веяло холодом. Гемран с отвращением отбросил лист и тот, повинуясь вспышке гнева творца, коротко вспыхнул, осыпаясь пеплом. Как будто этого было мало, сзади с грохотом обрушился мольберт. Вэнс немного постоял, рассеянно оглядывая комнату и пытаясь прийти в себя. «Похоже, рисование не поможет», — мелькнула мрачная мысль. Она была почти неуловимой на фоне тихого шёпота, который Гемран слышал в голове постоянно. Мёртвые голоса сливались в один, шуршащий поток, который на разные лады просил, умолял, угрожал, уговаривал, — каждый по-разному, на своём языке, но об одном. Расскажи мне о жизни. Дай мне потрогать твой тёплый пульс. Забери меня отсюда. Верни мне жизнь. Иногда его просили не за себя, но таких было мало. Почти не было. Такие просьбы он видел только у живых: в тоскливом взгляде Паулы, во вспыхивающих от неясной внутренней борьбы глазах Кристофа, в тяжелом и задумчивом внимании Рамона... У всех была затаенная надежда, которой поддавались лишь на короткий миг слабости, которую старались скрыть. Но Гемран видел. Против своей воли, он не хотел видеть, слышать, знать, но он не мог. Музыка, которая всегда была его спасением, не помогала. Теперь в звучание его баллад вплетался незримый, незваный хор, превращающий песни о земных и неземных чувствах в истории смерти. Спокойствия не было нигде, никогда, ни в чём. А с недавних пор появилось ещё кое-что, что его беспокоило. Он слышал голос. Гемран уже не мог точно сказать, когда он появился, но он твёрдо знал, почему он заметил его в едином хоре других голосов. В нём была звучность, хотя он и не мог определить, принадлежал ли голос мужчине или женщине — в разные моменты он звучал по-разному; в нём была мощь, о которой другие только просили, и в нём была звериная тоска живого по мёртвому. Каждый раз, когда к хору присоединялся этот голос, Гемрана пробирали мурашки, а горло сжималось в мучительном спазме. Он не мог расслышать, о чём просит голос, до него только докатывалось гулкое эхо, но он раз за разом пытался приблизить, отделить это отчаянное звучание из сонма чужих голосов, дозваться до него. У него не получалось, и это злило. Что бы он не делал, всё было тщетно. Гемран сердито сдул пепел с конторки, рывком поставил мольберт на место, отпихивая ногой попавшиеся на пути пузырьки с красками, и вышел из мастерской. Он торопливо спустился по винтовой лестнице и замедлил шаг только у последнего пролёта. Там у витражного окна в стиле арт-нуво стояла Паула. Он залюбовался узкой гибкой спиной, затянутой в на удивление закрытое платье, и пожалел, что его рисунок не удался. Когда-нибудь он запечатлит её, замкнет это мгновение — эту невольную дрожь при виде неё, стоящей у своего любимого места в этом доме. — Как закончился совет? — поинтересовался Гемран, спускаясь к ней. Паула обернулась. Её красивое лицо очаровывало его ещё сильнее с тех пор, как она начала раскрывать свой потенциал в клане. И хотя временами он боялся, что политика и власть её испортят, но пока он пытался не думать об этом. Сейчас в его любимой женщине дышала звонкая сила искусства, растворённая туманной магией клана иллюзий. Она казалась юной нимфой, воплощением жизни и счастья. Не отвечая на его вопрос, Паула вздохнула и поежилась. — Мне жаль, что там не было тебя, — помолчав, призналась она. Она не винила его. Паула знала, что бесполезно вовлекать его в жизнь клана, особенно сейчас, когда он пытается справиться с той силой, которую она сама невольно взвалила ему на плечи. — Антонис обсуждал наши усилившиеся возможности. Мне не нравится, что он воспринимает магию Лигаментиа как оружие. Так нельзя... Она запнулась, подбирая слова. Гемран преодолел разделяющее их расстояние и взял её руки в свои ладони. Бережно поцеловал их. — Ты высказала своё мнение? — Да, но, боюсь, от меня сейчас мало что зависит. Я не могу идти против прямого приказа, и он знает об этом. Маэстро, — тут она скривилась, глядя куда-то за его плечо, — поручил мне поддерживать связь с Иноканоаном и продолжать учить других его магии... Раньше она бы вся светилась от счастья, выполняя такое важное задание. Но последний год изменил их. Теперь Паула была сильнее, мудрее и осторожней. Откровенно говоря, Гемран подозревал, что Паула лукавила. Или хотя бы не говорила всей правды. Он общался с Антонисом, и ему не казалось, что подобное намерение могло исходить от него. Новый маэстро так же, как и большинство старых фэриартос, хотел покоя. Хотел творить, создавать, лететь за своей мыслью вверх, туда, где нет человеческих дрязг и бессмысленной жестокости противостояния киндрэт. Но... наверное, он понимал, что подобное будет возможно лишь тогда, когда они смогут противостоять чужой магии. А это значит, что сейчас им нужно было собраться и посмотреть в настоящее трезвым взглядом. Времена вынужденной пассивности клана Фэриартос стоило оставить позади, им нужно было взять ту силу, которую им предлагают, и надеяться, что к ней никогда не придётся прибегать. Гемран сжал руки Паулы сильнее, вынуждая её смотреть в глаза. Усилием воли сосредоточился только на её узком лице, отодвигая в сторону голоса своих призрачных соглядатаев. — Отчасти я понимаю его, — мягко проговорил он, поглаживая её руки большими пальцами. — Нам нужна сила Лигаментиа для спасения людей. И не только. Сейчас мы одни в силах восстановить Столицу в её прошлом величии. Более того, у нас есть шанс сделать её ещё прекраснее, чем мы её знали. Это магия, доступная только клану Фэриартос... только тебе. — Я знаю, — Паула раздраженно прикусила губу и высвободила руки. — Конечно, я знаю. Я просто не люблю, когда мне приказывают. Гемран не сдержал кривую ухмылку. Интересно, как бы ей понравилось слышать сотни тысяч приказов от тех, кого уже давно забыли, кто превратился в тень эха? Паула вздрогнула, вгляделась в его лицо. Уголок её рта изогнулся в непонятной эмоции. — Ты... ты как? — она протянула руку, нежно провела пальцами от брови до тяжелого подбородка. — Справляюсь. Пытаюсь справится. Но это сложно, — он качнулся на каблуках, обнял её, прижался горячими губами к её макушке, не позволяя дольше смотреть в своё лицо. — Иногда я думаю о том, что мне следовало родиться в клане Смерти. Паула, ничего не говоря, отчаянно притянула его к себе. Она тоже видела тень смерти на его усталом, пугающе вдохновенном лице. Но ничего не сказала, горячо надеясь, что он справится, вкладывая в эту веру всю себя — так, как она раньше не умела, не была готова. Если бы она могла, она бы отдала всю свою силу, пытаясь изменить судьбу Гемрана, спасти его от безумия. По крайней мере, ей нравилось так думать. Гемран прижал её к себе сильнее, чувствуя, как объятие любимой женщины освобождает его усталую душу. Он растворился в тонком запахе её тела, гладких волосах, щекочущих шею, тёплой нежности её тела. В голове было легко и пусто. «...йлен. Рэйлен. Рэйлен. Рэйлен. Рэйлен. РЭЙЛЕН. РЭЙЛЕН. Р-р-рэ-э-э-эйлен, рэйленрэйленрэйленрэйленрэ...» Глубокий, мощный речитатив, нараспев произносящий непонятное слово, почти оглушил его, нарастая стремительно и неотвратимо, захлёстывая его непонятной тянущей силой и... болью. Гемран вцепился в плечи Паулы, пытаясь справиться с мучительными тёмными вспышками перед глазами. Сознание плыло, оглушенное тяжелой и чужой силой, парализующей и сковывающей, и Гемран не знал, сколько времени прошло до того момента, как голос стал ослабевать и наконец растворился в привычном шурщащем хоре. Гемран ошеломлённо мотнул головой, выходя из медитативного состояния, отшатнулся от растерянной Паулы, прижал руку к виску. — Гемран? — осторожно позвала она его. Он убрал руку и посмотрел на неё. Неуверенно улыбнулся. — Паула, ты... — пробормотал он. — Извини, я пойду. Наклонился, поцеловал её в висок и быстро сбежал по лестнице. Ему нужно было в библиотеку. Слово, сказанное тем самым голосом, казалось ниточкой, ведущей к разгадке. Гемран пока не мог сказать, разгадке чего, его вели лишь предчувствие и желание сделать хоть что-то для этого отчаянного крика. * * * Ничего дельного он, конечно, так и не раскопал. Всю неделю проведя в хрониках клана, он не нашел ни заклинание с таким названием, ни артефакт, ни имя. Гемран даже воспользовался одним из простейших заклинаний клана — написал незнакомое слово на бумаге и вдохнул в него свою магию, вкладывая свое мощное желание найти искомое слово. Но ни один том в библиотеке не отозвался мягким сиянием, ни одна рукопись не откликнулась на его призыв. Тогда, в перерывах между поисками, он сосредотачивался и мысленно звал тот голос, пытаясь различить в пустоте тихое «рэйлен». Но ни одна техника из тех, которым его научил Фрэнсис, почему-то не работала. Гемрана эту ужасно бесило: обычно мёртвые только и ждут повода, чтобы прийти. Гемран перебирал варианты, что ему делать. В хроники чужих кланов проситься бесполезно — хотя бы потому, что все, кроме их клана и клана Кадаверциан, предпочли оставить превратившуюся в руины Столицу. Впрочем, остался ещё Дарэл... Точно. Вот кто ему нужен. Возможно, друг сможет при помощи телепатии выцепить искомую информацию. Следовало ещё давно обратиться к нему — в тот момент, когда голоса безжалостно смяли его ментальные блоки, вплетаясь в его повседневную жизнь. Гемран, наученный горьким опытом, больше не пытался оказывать им сопротивление, позволяя им течь сквозь себя на периферии сознания, но он знал, что постепенно ему будет становится хуже. Гемран сосредоточился. «Дарэл», — позвал он его. — «Дарэл, это Гемран... Гемран Фэриартос». Тот откликнулся уже через несколько мгновений. «Вэнс?!» — мысленный голос Дарэла бил по ушам, и Гемран поморщился, улыбаясь. «Вэнс», — согласился он. — «Дарэл, я прошу о встрече». Тот долго молчал, как будто взвешивал свой ответ или советовался с кем-то. «Приезжай в особняк Вольфгера», — наконец отозвался он. — «Кристоф сказал, что он не против твоего присутствия здесь». Гемран улыбнулся. Он был рад, что глава клана Смерти разрешил ему прийти в святая святых своего клана. Похоже, что он ему доверял. Ну... или же доверял Дарэлу, что было более вероятно. «Я приду», — пообещал он, припоминая расположение особняка бывшего мэтра. Он там ни разу не был, но знал, что сможет отыскать нужное место. Сейчас в разрушенной Столице осталось слишком мало уцелевших мест, служивших местом сбора киндрэт. Особняк Александра выстоял только каким-то чудом, — а, может, труднопостижимая магия клана, к которой воззвал кто-то из фэриартос, помогла ему уцелеть в бушевавшем вихре разрушительной энергии. Северную Резиденцию же оставшиеся в городе братья дружно избегали: от эманаций остаточной магии там до сих пор бросало в дрожь. Гемран встал, оглядел библиотеку и, сунув в карман листок с написанным словом, шагнул в один из пейзажей Ван Гога. Стараясь как можно быстрее покинуть психоделическое пространство, от которого голоса в голове победно взвыли, он крутанулся на каблуке, рывком притягивая к себе магическую реальность, и, держась за тонкую ниточку мысленной связи с Дарэлом, вывалился в мир. Лориан с испуганным возгласом вскочил, вытаращивая на него глаза. Петер Фэриартос, с которым они вместе рассматривали увесистый том, поднялся на ноги и протянул руку. Гемран ухватился за неё и, пошатываясь, поднялся, с благодарностью кивая брату по клану. Он знал, что тот находился в доме по личному приглашению Кристофа, обеспечивая, когда надо, безопасный выход в город. Бывший фламандский мастер на удивление хорошо вписался в разношёрстное кадаверцианское общество. — Не думал, что ты придёшь так скоро, — Дарэл стремительно ворвался в малую гостиную, очевидно, услышав шум из другой комнаты. — Дарэл? Ты пригласил Гемрана? — любопытный взгляд Лориана метался между ними. — Я попросил о встрече, — вымученно улыбнулся Гемран. — Рад всех вас видеть. Дарэл. Тот подошёл к нему своим обычным пружинистым шагом, крепко пожал руку. Его острый взгляд на мгновение задержался на его переносице, расфокусировался, заглядывая куда-то внутрь. Только спустя нескольких секунд он крупно вздрогнул, разжал рукопожатие и открыто взглянул в глаза. — Я тоже рад тебя видеть, Гемран. Вижу, что и ты освоил магию Лигаментиа. — Совсем немного, — неохотно признался Гемран. — Для меня это... трудно. Петер подошел к ним ближе, окинул его критическим взглядом и открыл рот: — Ты просто скромничаешь. В клане второй год, а жалуешься, что тебе плохо дается высшая магия Лигаментиа. Он фыркнул, и всё его худое, неподвижное лицо открылось для насмешливой улыбки. Лориан издал счастливый смешок. Дарэл только махнул на них рукой и повернулся к нему, и Гемран поспешил вставить слово: — Отведешь меня к Кристофу? Думаю, мне следует поздороваться с хозяином дома. — Его нет, он в городе, — покачал головой Дарэл, внимательно глядя на него. — Но зато Дона здесь. Она будет тебе рада. Дона... Гемран мысленно содрогнулся. Ему нравилась прекрасная мисстрис, но для него она слишком тесно связана с воспоминаниями полугодовой давности, от которых все они ещё долго будут отходить. — Позже, — коротко сказал Гемран. Среагировав на его тон, Лориан тактично вернулся к книге и подозвал к себе Петера. Дарэл посмотрел на них, убедился, что его юный протеже в надёжных руках, и кивком пригласил Вэнса идти за собой. Они вышли за дверь, но не успели пройти и нескольких шагов, как Дарэл остановился и сунул руки в карманы. — Я думал, что ты избегаешь меня, — прямо сказал он. Не то чтобы это было не так, но... — Это не из-за Основателя, — честно признался Гемран. — Просто ты помнишь, какая неразбериха была у нас в отношениях после моего обращения. Я не знал... и до сих пор не знаю, как нам теперь... общаться. Дарэл кивнул и окинул его уже куда более тёплым взглядом. — Ладно, не будем торчать в коридоре, а то Ада... — он запнулся и, не договорив, молча двинулся вперёд. Заглянул в одну из комнат, взмахом позвал к себе, и они вошли в рабочий кабинет, где изящно сочетались малахитово-зелёные цвета пола и стен и красное дерево меблировки. Никто из них не решился занять место за тяжёлым деревянным столом — Гемран присел в одно из кресел, а Дарэл, со свойственной ему непосредственностью, развалился на старомодном диване с гнутыми ножками. Вот только несмотря на якобы расслабленную позу было видно, как напряжены его плечи. Гемран не знал, с чего начать разговор. Затея придти с неясной просьбой для достижения неясной цели с каждой минутой казалась ему всё более идиотской. — Итак? — наконец спросил Дарэл мягко. — Как ты? — Я... — начал Гемран и умолк. Он огляделся, и внезапная мысль сбила его с настроя. — Вот всё не находилось момента спросить, Дарэл, а сколько тебе лет? Уж не стоял ли ты за истоками психоанализа? Дарэл искренне рассмеялся, запрокинув голову, и чуть поменял позу. Гемран прислонился затылком к спинке кресла и тоже улыбнулся. — Нет, это не моя заслуга, хотя иногда я думал назначать плату за свои беседы. — И какие были бы расценки? Облегчение души — пять глотков крови, бизнес-консультирование — десять? Всё ещё ухмыляясь, Дарэл покачал головой. — Это противоречит этике даханавар, — выражение его лица слегка изменилось, как будто он вспомнил о чём-то неприятном. Мельком взглянул туда, где под одеждой горела метка кадаверциан. — Хотя сейчас слова об этике звучат смешно из уст любого из киндрэт. — Пожалуй, — тихо согласился Гемран. Они помолчали. — Гемран, я телепат, и хотя сейчас тебя считывать стало куда сложнее, я всё ещё вижу, что все твои мысли сосредоточены на листке бумаги, который ты комкаешь в кармане, — Дарэл явно старался его не торопить, но в светлых глазах горела искорка прежнего неуёмного любопытства. Отрицать было глупо, и Гемран вытащил листок, намереваясь уже рассказать всю историю, но внезапно замер, осмыслив услышанное. — Считывать меня стало... что? — Я не могу работать с мёртвыми. Только с живыми. А ты у себя в голове носишь целый... — Дарэл пощёлкал пальцами, подбирая слово. — Некрополь. Это убийственно для меня, потому что всё, что у них есть — страх, боль, смерть и ужас... Так что считай, что твой разум защищает река Лета, за которую я не могу ступить. Могу попытаться что-то разглядеть на другом берегу, но смутно. — Если ты считаешь, что мне с этим живётся проще, то ты ошибаешься, — пробормотал Гемран горько, бездумно сминая и вновь разглаживая уже порядком истрепавшийся лист. — Не считаю, — серьёзно ответил Дарэл. — Но я не могу помочь тебе с этим, Гемран. Его слова больно отозвались где-то внутри. Слабая искра надежды, что специалист в ментальной магии может что-то сделать с этим шёпотом, звучащим в голове, окончательно погасла. Он на мгновение зажмурился, пытаясь усилием воли сконцентрироваться на изначальной цели. — Вот, — наконец протянул он мятый лист. — Ты знаешь, что это значит? Дарэл вгляделся в слово, и его лоб пересекла морщинка. — Знаю. Ну, думаю, что знаю. Оно ничего не значит, — он поднял глаза, — потому что это имя. Рэйлен Тхорнисх. Больше ничего не приходит на ум. Гемран поймал мысленно брошенный ему образ рыжеволосой девушки, и жадно изучил его. Грубые черты лица, красивые полные губы, выразительные глаза. Ничего особенного. Просто... киндрэт. — Рэйлен Тхорнисх... — растерянно повторил он. Вот он узнал, что хотел. Но что ему делать с этим дальше? Честно говоря, он надеялся на что-то другое, хотя вряд ли бы смог точно сформулировать, на что. Дарэл наблюдал за ним с плохо скрытым интересом. — Расскажешь? — просто спросил он, поймав его взгляд. И Гемран рассказал. О призрачном хоре в его голове, и о странном голосе, который выбивается из него. О мучительном отчаянии, который слышится в его зове. И об имени, который он услышал в последний раз. — Ты услышал его, когда был с Паулой? — Дарэл сосредоточенно скреб ногтем по пятну на своих светлых брюках, но глаза его метались. — Насколько я знаю, они с Рэйлен в плохих отношениях. Она однажды... унизила Паулу. Ну, ты знаешь. Миклош. И он выразительно махнул рукой, не видя смысла продолжать дальше. Гемран сухо кивнул: теперь уже он знал, что именно происходило между Бальзой и Паулой — кое-что понял из её обрывочных фраз и воспоминаний, которые он иногда улавливал через их ментальную связь, а кое о чём догадывался и раньше. — Может, это Йохан? Первый ученик Миклоша, ты должен был о нём слышать. Паула его прокляла, — тем временем предположил Дарэл. — А Рэйлен была его ученицей. Личной и единственной. Гемран встрепенулся. Открыл рот, потом помедлил, прислушался к себе. И ответил совершенно не то, что хотел сказать сначала: — Это точно не он. Я уверен. — Более того, он подозревал, что Паула не имела никакого отношения к зовущему, просто его с ней разговор неудачно совпал с отчаянным криком. Но свои догадки Гемран озвучивать не стал. — Интересно, — пробормотал Дарэл. Он встал и принялся мерить комнату шагами, глубоко погрузившись в раздумья. Гемран лениво следил за ним, откуда-то зная, что старания даханавара бесполезны. Гадать было бессмысленно, надо просто идти по тому следу, что ему дали. Он уже собирался прервать напряженные размышления Дарэла, как вдруг обратил внимание на картину, висящую в углу над кофейным столиком. Она мелькнула над правым плечом Дарэла, когда тот развернулся в очередной раз. Картина была небольшая и лаконичная: белая свеча, едва разгоняющая темноту, крысиный череп возле основания каменного подсвечника, а на ленте в самом низу картины вилась надпись: «Heu quam est timendus qui mori tutus putat». Наверное, у него было странное выражение лица, потому что Дарэл, проследив его взгляд, процитировал: — «Тот страшен, кто за благо почитает смерть»... Латынь. Я как-то услышал Кристофа, когда он смотрел на эту картину. Её когда-то для Вольфгера нарисовала Кэтрин, и он никогда с ней не расставался. Интересный выбор цитаты, особенно если учесть, что она была бэньши. Предсказательница смерти... У Гемрана остро сжалось горло. Он ощутил такую щемящую тоску, что на мгновение стало трудно дышать. А ещё он очень ясно осознал, что создательницы картины уже нет в живых. — Что ж, — только через несколько минут он смог взять себя руки, — спасибо тебе, Дарэл. Ты мне и правда очень помог. Боюсь, всё остальное должен сделать я сам. — Уверен? — Дарэл склонил голову набок, внимательно его рассматривая. — Не хотелось бы, что бы ты в одиночку наделал глупостей. Он казался слегка разочарованным тем, что в дальнейшем Гемран будет заниматься загадкой сам, — словно его любопытство не было удовлетворено до конца, как будто его только раздразнили интересной историей. Гемран внезапно почувствовал огромную вспышку раздражения из-за того, что тот относился к его проблеме как к интересному приключению, возможности вновь угодить в клубок межклановых интриг и магии. И хотя разумом Гемран понимал, что он, возможно, несправедлив, но где-то в глубине души всё клокотало от недовольства. — Я справлюсь. Спасибо ещё раз. Дарэл понимающе улыбнулся, не обидевшись на услышанный им отголосок настроения, и открыл дверь, предлагая проводить его до малой гостиной. Перед уходом из кабинета Гемран оглянулся и ещё раз посмотрел на картину. Ему показалось, что изображение намертво впечаталось в его сетчатку. * * * Собрался Гемран быстро — захватил пару сменных вещей, кошелёк, фляжку с зачарованным запасом крови, телефон, наушники и документы (последние скорее по привычке, сейчас он при желании мог попасть хоть на заседание ООН по одному лишь билету подземки). Сумка получилась неприятно пустой и, повинуясь внезапному порыву, он обошёл все комнаты особняка бывшего маэстро в поисках... Он и сам точно не мог сказать, чего. Дойдя до комнаты, где он рисовал Паулу, он в задумчивости остановился, оглядывая холсты и краски. В его голове медленно оформлялся план. Перед выходом он ещё раз перечитал сообщение от Дарэла: «тхорнисхи в Хельсинках. будь осторожен» и, глубоко вздохнув, вшагнул в очередную картину. Прохладный ветер, царствующий в неярком пейзаже Коро, остудил щёки, шёпот мертвых голосов слился с шелестом верескового моря и как будто бы отсутпил, давая передышку. Гемран прошёл по просёлочной дороге ещё немного, пока не почувствовал, что оказался в нужном месте. Сосредоточившись, он очень аккуратно вышел, раздвигая реальность, как кулисы возле сцены, и оказался в дальнем углу зала ожидания пригородного аэропорта Столицы. Привычно отведя глаза всем, кто увидел его эффектное появление, он сверился с табло. Его полуночный рейс должен был отправится без задержек. Оказавшись в кресле самолёта, он прикрыл глаза. Ему следовало многое обдумать. * * * Гемрану всегда хорошо работалось под музыку. Сейчас на фоне негромко играла «Опера нищего», которая лучше чего бы то ни было подходила для поставленной им цели. В небольшом угловом номере дешевого отеля недалеко от исторического центра Хельсинок царил кавардак. Едва переступив порог номера в первый раз, он сразу сдвинул шкаф и узкую кровать под окно, из которого виднелся залив. Расчистив доступ к стене, Гемран выгреб из сумки краски и кисти и без промедления принялся к осуществлению своего безумного плана. Работа неожиданно оказалось куда более увлекательной, чем он предполагал. Писать по штукатурке было нетрудно, а поскольку Гемран не ограничивал себя и смело экспериментировал, то он позволил процессу полностью поглотить себя. Изначально он хотел изобразить Бирмингем — ему упорно казалось, что Рэйлен родом оттуда, — но в какой-то момент он понял, что старательно вырисовывает купол собора Святого Павла. Тот получился крупным, как будто Гемран завис в воздухе в паре десятков метров от него, и тогда он просто продолжил изображать Лондон с высоты птичьего полёта. Вызывая в памяти карту когда-то родного города и то, что он знал о нём, припоминая известные его изображения английских мастеров, Гемран писал Лондон, и то, что у него получалось, причудливо сочетало в себе прошлое и настоящее, будущее и никогда не случившееся. Роспись дышала в лицо влажным воздухом и дымом, и едва дрожала от фэриартосской магии. Наверное, он мог бы писать ещё очень долго, дорабатывая и добавляя в картину новые детали, но на третью ночь он почувствовал, что его работа окончена. Потому что в дверь нетерпеливо и резко постучали. Гемран отложил кисть, сосредоточенно вытер руки об тонкий свитер и отправился открывать дверь, уже зная, кого там увидит. Рэйлен Тхорнисх оказалась ниже, чем он предполагал. Сосредоточенная и колючая, она смотрела на него тяжелым взглядом красивых серых глаз из-под растрёпанной рыжей чёлки. Едва он открыл дверь, как она грубо втолкнула его внутрь и захлопнула дверь ногой, затянутой в высокий чёрный сапог. — Ну? — она наставила на него пистолет, и тот уперся ему прямо в грудь. — Что фэриартос забыл в городе, принадлежащем Нахтцеррет? Она не отрывала настороженный взгляд от его лица, и он уставился на неё в ответ. Было в ней что-то, что роднило её с ним — наверное, так казалось из-за тяжелых крестьянских подбородков и крупных черт лица. Гемран почувствовал, как она усилила давление, сдвигая дуло чуть левее, и отмер, примирительно поднимая руки в верх: — Я здесь по делам. Человеческим, — он попытался улыбнуться как можно более обезоруживающе. — Моя группа планирует вернуться на сцену в турне по Скандинавии, и первым пунктом мы рассматривали Хельсинки... Рэйлен, похоже, ни капли ему не поверила. Она втянула в себя резкий запах краски и невольно посмотрела вправо. Её зрачки расширились, когда она увидела Лондон, утопающий в глубокой предрассветной синеве. На востоке, где пробивался красноватый рассвет, вырисовывался силуэт чадящей фабрики. — Что за... — начала она, и в это мгновение город ожил. Резкий порыв ветра взметнул флаги, и Рэйлен чуть вздрогнула, почувствовав его на своей коже. Гемран, не мешкая, мгновенно схватил её за руки, сжимающие пистолет, и с усилием швырнул девушку прямо в картину. За долю секунды до того, как с коротким вскриком провалиться в картину, Рэйлен спустила курок. Гемран инстинктивно шарахнулся в сторону, и пуля прошла в мимо, разбив стекло. Несколько секунд Гемран судорожно переводил дыхание, с колотящимся сердцем глядя на то, как предрассветная лондонская дымка клубится, превращаясь в грозовые тучи, и шагнул в бездну. Его оглушил свистящий ветер, от которого мгновенно заслезились глаза. Гемран раскинул руки и ухнул вниз; купол собора святого Павла стремительно приближался, и лишь за несколько метров до падения он сгруппировался. Огромным волевым усилием ему удалось собрать свою магию и замедлить падение, и он, приземлившись на корточки, мягко скатился по свинцовому куполу до опоясывающей его каменной галереи. Гемран, пошатываясь, поднялся на ноги и осмотрелся. Небо продолжало бесноваться, реагируя на чужеродную тонкому миру магию тхорнисхов чёрными клубами туч и сердитым рокотом грома. Гемран торопливо обошёл площадку, судорожно ища глазами Рэйлен. Он увидел её почти сразу — фигурка тхорнисха неподвижно застыла на крыше часовни далеко внизу. Гемран спрыгнул с перил, приземлился, едва не отбив себе передние части стоп, и быстро пошёл к ней. Рэйлен лежала на боку спиной к нему. При падении она явно сильно ушиблась и сейчас была без сознания — регенерация в недружелюбной для неё магической реальности протекала медленно. Гемран наклонился к ней, осторожно обхватил её тело и взвалил девушку на руки. Поискал взглядом пистолет, но того на крыше не оказалось — видимо, потерялся при падении. В последний раз окинув глазами тёмный Лондон, Гемран постарался в мельчайших деталях припомнить картину, которую он видел в кабинете у Вольфгера. Когда образ стал совсем ярким, Гемран вдохнул в него свою магию, — не только тонкую силу искусства, но и ту тёмную, мощную энергию, которая не принадлежала его клану. Спустя мгновение его тень начала густеть и расползаться на всё вокруг. Гемран продолжал неподвижно стоять, чувствуя, как непроглядная темень пожирает цвета, звуки, запахи, как исчезает касание ветра в растрепанных волосах. * * * Не осталось ничего. Темнота поглотила всё, кроме ощущение веса Рэйлен на руках. Гемран немного постоял, пытаясь унять усталую дрожь. От магической истощённости слегка тошнило, лоб покрывала липкая испарина, колени подрагивали. И было страшно. Гемран точно знал, что под ним ничего нет. Лишь тёмная бездна, равнодушная вечность, не имеющая никакого отношения к миру фэриартос. Пронзительная пустота межмирья. И только мёртвые голоса, похоже, чувствовали себя здесь прекрасно. Призрачный хор зашевелился, ожил, в нём появилась вкрадчивая настойчивость и какая-то испуганная надежда. Почему-то это придало Гемрану сил и он, перехватив Рэйлен удобнее, так, чтобы её голова оказалось у него на плече, сделал первый шаг вперёд. Долгую секунду, пока нога искала опору, его сердце не билось от ужаса, что сейчас он безвозвратно провалится в пустоту. Но опора нашлась, — бездна заклубилась и соткалась в твёрдую поверхность прямо под его подошвой. Гемран покачнулся, пытаясь распределить вес, кожей ощущая, что он может твёрдо стоять лишь по какой-то странной прихоти окружающей его пустоты. Он не знал, по каким законам живёт этот мир и почему он оказался к нему благосклонным. Но Гемран, как фэриартос, знал — иногда не нужно пытаться понимать, нужно лишь чувствовать. И он медленно пошёл вперёд. Он не знал, сколько времени брел в кромешной темноте, с безвольным телом на руках, шатаясь от измождения. Иногда ему казалось, что он ослеп, и от этого становилось ещё страшнее. Магическая интуиция молчала, не давая подсказок о том, в какую сторону идти. И Гемран менял направление своего пути, надеясь на то, что этот мир подскажет ему, куда идти. Не сразу он понял, что ориентируется на голоса. Словно в игре горячо-холодно, они отдалялись и вновь приближались, стоило ему сменить направление. Гемран шёл, чувствуя, как гул в голове превращается в невыносимый поток, и знал, что он идёт правильно, потому что вдалеке появилась маленькая светлая точка. Сначала тонкая, как прокол от иглы в плотной ткани, она становилась больше по мере того, как набирали силу голоса. К тому моменту, когда он подошёл вплотную к пятну света, он почти оглох и ослеп. Он шёл только на одном упрямстве обреченного, которому нечего терять. Он сделал шаг, переступая черту, оставляя мрак позади, и в то же мгновение мир перед глазами мигнул и окончательно померк. * * * Гемран приходил в сознание тяжело и мучительно. Первой пришла боль, — он очнулся от мучительной судороги, волной проходившей по усталому телу. Подождав, пока она немного стихнет, Гемран перекатился на спину, ощущая спиной твёрдую поверхность. Всё казалось каким-то нереальным и неправильным, как нелепый, но чересчур реалистичный сон. Осторожно сделав вдох, он почувствовал тонкий запах травы, нагретой земли и затхлости. От удивления он резко сел и тут же поморщился, когда перед глазами поплыли красные пятна. И в это мгновение осознал, что ему показалось неправильным. В голове стояла звенящая тишина. На мгновение Гемрана с головой захлестнула паника, что он потерял слух, но, услышав собственное судорожное движение, от которого скрипнула ткань джинс, немного успокоился. Он медленно приоткрыл глаза и огляделся. Первое, что он увидел, это Рэйлен, застывшую в неудобной позе слева от него. Он тихо позвал её, осторожно потормошил, убрал волосы с её лица, но она даже не шевельнулась. Только нечастый пульс заставил Гемрана облегченно выдохнуть. Поняв, что его усилия бесполезны, он обратил свое внимание на мир вокруг. Он сидел на земле, покрытой порослью совсем юной травы — её острые верхушки только-только показались из жирной почвы. Кое-где поднимались вверх бутоны неизвестного Гемрану растения. Их было больше там, где на поляну падал острый луч света, из ниоткуда прорезающий темноту. Гемран ошеломлённо моргнул. Это был настоящий солнечный свет — ошибиться было невозможно. Гемран сидел на самом краю поляны, в тени, но глазам отчего-то было не больно смотреть на убийственное для него сияние. Гемран осторожно поднялся, чувствуя подошвами рыхлистую почву, так непохожую на гладкую поверхность, по которой он шёл ранее. Сделал несколько шагов, мельком оглянулся на всё так же неподвижную Рэйлен, и остановился у самой черты света, рассматривая ворота, которые и освещал солнечный луч. Они были огромные и смыкались прямо с чёрной пустотой позади них. Чёрное необработанное дерево словно впитывало свет в себя, зато от ярко начищенной бронзы орнамента тут и там возникали солнечные блики. Один из них Гемран увидел краем глаза на своих волосах — сдерживающую их ленту он потерял ещё при падении на собор — и долго боялся шевелиться, оцепенев от страха и ожидая, что прядь вспыхнет. Но минуты текли, ничего не происходило, и Гемран чуть успокоился. Да, этот мир определённо жил по своим правилам. В тот миг, когда он почти решился шагнуть в солнечное пятно и ощутить полузабытое тепло, которое, возможно, больше никогда не коснётся его кожи, за спиной раздался голос: — Не стоит этого делать. Гемран резко обернулся. Там, где он оставил Рэйлен, стоял мужчина. Из-за того, что он долго смотрел на свет, Гемран не мог чётко разглядеть его — только то, что тот, чуть опустив голову, смотрел на Рэйлен. — Кто ты? — резко спросил Гемран. Глаза привыкали к темноте медленно, и незнакомец раскрывался ему какими-то отдельными фрагментами: средний рост, короткие светлые волосы, лицо маячило бледным неясным пятном. Незнакомец не казался опасным, но Гемран прислушался к себе, зная, что внешнему виду никогда нельзя доверять. Почти сразу его замутило от двойственных чувств: что-то внутри тянулось к нему, а потом рывком рвалось назад в непонятном ужасе. Пока он пытался справиться с собой, незнакомец продолжал молча смотреть на Рэйлен. Он не пытался коснуться, или ударить, или уложить её в более удобную позу, — он не делал ничего. Он просто смотрел. И было в этом что-то такое, отчего Гемран немного успокоился. Его нескрываемое безразличие давало надежду на то, что незнакомец не причинит ему вреда. Тот вздохнул и провел рукой по лицу, с усилием отрывая взгляд от Рэйлен. И направился в сторону Гемрана. У него были светлые глаза и молодое, спокойное, улыбчивое лицо. Сейчас он был серьёзен, но от этой серьёзности было почему-то не страшно. Он подошёл совсем близко, остановился в паре шагов от Гемрана. — Спасибо, — негромко сказал незнакомец. — Я не думал, что меня кто-нибудь услышит. Но ты услышал. Спасибо. Гемран почти не удивился. Он подозревал — нет, смутно надеялся, что эта дорога приведёт его к тому самому отчаянному голосу. — Я знаю тебя? — полувопросительно произнёс Гемран. Он уверен, что никогда не видел этого лица, но какое-то странное узнавание на уровне предчувствия не давало ему покоя. Мужчина подошёл ближе, встал совсем рядом, и отвернулся к воротам. Гемран сделал полшага назад, поворачиваясь так, чтобы видеть лицо собеседника в профиль. — Меня зовут Вивиан, — наконец услышал он. — Кадаверциан. Гемран открыл рот. И закрыл. Он знал, кто это. Не мог не знать. И теперь смутная цепочка связей начала со скрипом складываться в его голове. Какое-то время они молчали. Вививан рассматривал ворота так, как будто не видел ничего более интересного. Гемран же смотрел на бледное, отрешенное лицо, и разрывался между любопытством, тягучим очарованием и ужасом. Вивиан пугал, в нём было что-то такое тёмное, страшное, холодное, от чего хотелось бежать, сражаться или кричать, — занять себя хоть чем-нибудь, только чтобы не чувствовать эту холодную тяжесть, от которой было трудно дышать. Вивиан, словно откликнувшись на вихрь его эмоций, чуть повернулся к нему, улыбнулся краешком рта: — Как тебе здесь? Гемран ответил сразу же, не раздумывая. — Хочу убраться отсюда. — Он ещё раз посмотрел на солнечный свет, поколебался, но больше ничего не добавил. Вивиан сунул руки в карманы. — Понимаю. — Зачем я здесь? Зачем ты звал меня? — прямо спросил Гемран. Вивиан повернулся к нему, чуть склонил голову набок. Улыбнулся — открыто и доброжелательно. Рэйлен за его спиной глухо застонала — похоже, она начала приходить в себя. — Честно говоря, я звал не тебя, — он мельком взглянул через плечо и снова повернулся к Гемрану. Глаза его тоже улыбались, но совсем невесело. — Мне нужна была она, но без тебя она бы не смогла прийти. Ты здорово всё сделал. У тебя очень сильный дар. — Какой из? — тихо спросил Гемран просто чтобы не молчать. — Оба. — Вивиан помолчал. — Искусство невозможно без смерти — да вообще ничего в мире не существует без смерти. Просто в твоём таланте она слышится сильнее, чем у кого-либо из киндрэт. Кроме кадаверциан. — Я не смогу с этим жить, — сказал Гемран спокойно. — С этим даром. И ты это знаешь. — Знаю. Никто не может жить с ним долго. Поэтому я забрал его у тебя в благодарность за то, что ты привёл Рэйлен сюда. Гемран порывисто повернулся к нему всем телом, недоверчиво вгляделся в невозмутимое лицо. По загривку поползли мурашки, и снова заколотило от странного двойственного чувства. — Зачем тебе Рэйлен? Почему тебе нужно было, чтобы я привёл её сюда? И что это за место? Почему ты здесь, живой и невредимый, когда все знают, что ты пожертвовал собой? Кто ты, если можешь забрать у меня этот дар? — Гемран говорил медленно, стараясь не упустить ничего, понять, что здесь происходит. И опять повторил. — Кто ты, Вивиан? Вивиан молчал, и его светлые глаза тускнели. — Кое-что ты уже понял сам, но я отвечу. Я Вивиан из клана Смерти — почти такой же, каким был при жизни, — он протянул ладонь для рукопожатия, но когда Гемран после короткого колебания попытался ответить на него, он не смог. Вивиан был бесплотен. Солнечный свет медленно гас, и врата менялись — сияющая бронза тускнела, дерево рассыхалось и трескалось, из земли выползали сухие побеги плюща и обвивали тело человека, вплавленное в ворота. Это была молодая девушка, — точнее, когда-то была ею. Сейчас распятое, вдавленное, вросшее во врата тело было лишено жизни и прежней красоты. Синюшные пятна цвели на оголённых плечах, ключицах и животе, колени, преклонённые, как в молитве, прогнили до костей. Запрокинутая шея почему-то выглядела особенно беззащитной — пергаментная кожа сильно натянулась и, казалось, была готова порваться от неосторожного прикосновения. Живыми были только глаза — синие и блестящие, они неподвижно смотрели куда-то вверх. Гемран потрясенно молчал. Слова как-то не шли на ум, он только мог смотреть на жуткое, но отчего-то завораживающее зрелище. В бледном, сероватом свете, которое источали все предметы в пределах очерченного круга, один только Вивиан выглядел ярким и живым. Позади раздались тихие, неловкие шаги. Рэйлен медленно подошла к ним, прижимая одну руку к виску и болезненно морщась. Смотрела она только на Вивиана. Тот встретил её спокойно, но Гемрану показалось, что что-то внутри у него дрогнуло. — Прости, что затащил тебя сюда. Рэйлен молчала и переводила взгляд с распятого тела Флоры на бледное лицо Вивиана. Было непонятно, что именно она успела услышать и понять. Она сделала ещё полшага к Вивиану, что-то негромко у него спросила, и от выражения их лиц Гемрану внезапно показалось, что он здесь лишний. Наверное, у них что-то было... Гемран старался не прислушиваться к торопливому разговору, но это было трудно. — Когда-то ты спасла меня. Теперь я прошу тебя об этом ещё раз — услышал он слова Вивиана. — Что с тобой будет? — сдавленно спросила Рэйлен. Её хриплый голос заставил сердце Гемрана сжаться. Вивиан негромко рассмеялся, придвинулся к ней ближе, как будто хотел поцеловать. Теперь они стояли совсем вплотную. — Что со мной может случиться ещё? Всю мою грёбанную жизнь мне было больно, Рэйлен. Я не помнил своей человеческой жизни, в кадаверцианской сначала каждый день боролся с Основателем внутри себя, а потом с не-своим телом. Я привратник Смерти, но всё равно как к якорю привязан, — он дёрнулся в сторону ворот, — к этому. Я хочу покоя, и ничего больше. Какое-то время над поляной висело тяжёлое молчание. Гемран снова вспомнил слова, которые он прочел, казалось, много месяцев назад. «Тот страшен, кто за благо почитает смерть». Гемран поёжился. Вивиан действительно пугал. Он был страшен тем, что теперь и Гемрану казалось, что смерть для него — величайшее благо. — Рэйлен. Пожалуйста. Ты просто освободишь меня, и всё закончится, — мягко проговорил Вивиан, почти прижавшись своим лбом к её. — Я уйду, а вы вернётесь так же, как пришли. Он коротко посмотрел Гемрану в глаза через её макушку. Тому ничего не оставалось, как, тяжело сглотнув, кивнуть. И Рэйлен, помедлив, кивнула тоже. Вивиан улыбнулся одними губами, сделал шаг назад, и рассыпался сухим тёмно-зелёным песком. В это же мгновение синие глаза Флоры мигнули и посмотрели прямо на Рэйлен. Та несколько секунд не двигалась, потом сделала один шаг, второй... Наклонилась к телу и опять замерла. — Рэйлен, — шевельнулся мёртвый рот, и Гемран наконец узнал тот самый бесполый голос, что звал его с таким отчаянием и болью. Глубокий баритон Вивиана накладывался на звенящий сопрано Флоры, и от звука этого голоса выгибало позвоночник. Рэйлен склонилась ещё ниже, едва поцеловала синие губы и отошла на шаг, даже не пытаясь вытереть влажные щёки. По мёртвому лицу пробежала волна, запахло тленом, пылью и влажной травой. И тело Флоры с тихим шелестом обратилось в прах. * * * Гемран почти не запомнил, как они вернулись назад. Они шли меньше, чем в прошлый раз, но хотя теперь ему не нужно было нести на руках Рэйлен, на плечах лежала куда большая тяжесть. В какой-то момент он почувствовал, что узнаёт окружающий его мрак, и, взвихрив темноту фэриартосской магией, он выпустил их с Рэйлен из этого мира. Они стояли на Северной набережной в Хельсинки. До рассвета ещё было время, но на востоке уже светлело. Рэйлен повернулась к нему. Посмотрела — с вызовом и чем-то ещё, какой-то непонятной эмоцией, уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом беспомощно огляделась и ничего не произнесла. Посмотрела опять, по-другому, злыми и влажными глазами, и, резко развернувшись, ушла. Гемран долго слушал стук её каблуков, растворяющийся в ночи. Потом так же долго вслушивался в тихий шелест прибоя. В его голове было абсолютно тихо.