Определённо, Коккури

— Коккури, где вся моя лапша? — Я положил тебе в чемодан вместо лапши свежий салат и помидор. Всю лапшу я давно выбросил, — весьма серьёзно настроенный лис скрестили руки на груди и сверлил взглядом уже давно не маленькую девочку. — Господи, Коккури! Ты понимаешь, что я больше не смогу жить в этом дурдоме? Я же просила не трогать мои вещи! И вообще, отстань от меня! Я уже не малышка, чтобы меня опекать. Я беру с собой все свои запасы лапши! Ноги моей больше в доме этом не будет, — заявила юная леди и поспешила заново собирать все свои пожитки в чемодан. — Но я всё ещё здесь, а значит, что ты не будешь питаться одной лапшой всю жизнь! Лис подобрал портфель девушки и положил на самый высокий шкаф, который только мог поместиться в этот маленький, с годами развалившийся домик Кохины. Кохина, хоть и была уже давно не маленькой девочкой, но в росте не догнала ещё никого. Коккури даже иногда казалось, что она вообще не растёт. Но он быстро отбрасывал мысли о том, что его подопечная — карлик, сваливая всё на недостаток витаминов из-за однообразной употребляемой еды. Если быть точнее, то во всём была виновата лапша и только. Коккури так сильно погрузился в свои мысли, что не проследил за тем, что творит его, уже совсем не маленькая, Хокина. Когда он очнулся от раздумий услышал лишь: — Ну и ладно. Мне же лучше. На легке поеду, — хлопнула дверь. В доме наступила тишина. Гробовая тишина. Коккури уже отвык от такого. Обычно в доме полно народа и всегда так шумно…а теперь вот…осталась только Кохина, но и та не в особо хороших отношениях с её опекуном. И всё становится ещё грустнее, когда Коккури вспоминает про свой возраст. Дело в том, что пусть кто-то и говорит, что духи бессмертны, но это не совсем так. Да, они не умирают, но происходит куда более страшная вещь: они, становясь всё старше и старше, постепенно с возрастом…просто растворяются. Буквально растворяются. Они испаряются и потом…никому не известно, что с ними происходит. Но известно одно — это подобно людской смерти. Раз и навсегда. Больше не будет жизни. Больше не будет попыток изменить своё бытие и свои ошибки. Она одна, как для людей, так и для жителей другого мира. Жизнь одна для всех. Коккури уже не в том духе, так сказать… Пусть со стороны это и не заметно, но он очень устал. Плюс, гора стрессов, всего за несколько лет. Кохина сидела на крыльце своего дома. Девчонка собиралась уехать, но что-то ей мешало и не давало покинуть этот дом. Может…совесть? Дух вышел из дома, сразу же бросив взгляд на крыльцо, где сидела девушка. Теперь Коккури видел разницу между девочками и девушками. И эти мысли, собственно, иногда заставляли его чувствовать себя конченным педофилом. Он невольно начал приближаться к крыльцу. — Кохина… Девушка не ответила. Она молча сидела и смотрела в землю. Коккури уж хотел пошутить, что в этом случае ей поможет только лапша, но понял, что момент не очень-то весёлый. Даже напряжённый и мрачный. От таких моментов обычно хочется кричать, а не шутить. Лис сел на крыльцо рядом с девушкой и поник головой, также, как и Кохина. И вот, опять эта гробовая тишина. Коккури начинало уже тошнить из-за неё. Лис никогда больше не отвыкнет от вечно наполненного людьми шумного дома. К счастью, тишина продлилась недостаточно долго, чтобы свести его с ума. — Тебе не хватает Инугами и Сигараки, да? — вопрос Кохины не оказался неожиданностью для лиса. Чего-то подобного он и ожидал. — Ты словно мои мысли читаешь, — засмеялся Коккури. — Ты привык к ним? Ты любишь их? Ты любишь меня? — ещё чуть-чуть, и «кукольная» девочка разрыдается к чертям. — Естественно! Если бы я не любил тебя, я бы не жил и не опекал бы тебя столько лет подряд, — поспешил уверить тот её. — Зачем ты вообще затеял это? — девушка подняла свои огромные зелёные глаза на Коккури, — Зачем ты остался со мной? Что вообще происходит в твоей голове? Что произошло тогда, когда ты ни с того ни с сего заявил, что будешь присматривать за мной? В чём смысл? — Смысл? — дух лиса задумался, — Не знаю. Наверное, потому, что я хотел, чтобы ты выросла здоровой, весёлой, дружелюбной, милой девочкой и стала прекрасной женщиной. — Спасибо, конечно, но теперь ты можешь меня отпустить. Мне уже семнадцать, я не маленькая, справлюсь. Ты можешь быть свободным и идти куда захочешь, — наконец-то она это сказала. Коккури давно понял, что надоел. — Тебе не нужно меня прогонять. Я и так уйду. Рано или поздно, но уйду. Возможно даже и не по своей воле. Возможно, сейчас, в любую секунду, возьму и уйду. — Так иди! Иди уже с глаз моих! — Если я уйду, то ты больше меня никогда не увидишь. Это навсегда, понимаешь? -Ну и ладно. Ты мне не нужен, — больно слышать такое, конечно, но что поделать. Лис сам приучил говорить её только правду. Вот так тебе! Поплатись же ты за своё воспитание. Лис уж было хотел возразить, но заметил, что совершенно не видит своих рук, и у него окончательно сел голос. Тогда он успокоился и даже помрачнел. — Хорошо. Я уйду, — Коккури резко встал с крыльца, от чего Кохина немного дёрнулась. Кажется, она осознала, что она взболтнула лишней ерунды, и уже собиралась вернуть свои слова обратно, но Коккури, увидев, что та открыла рот, продолжил. — Но, можно я задам тебе свой последний вопрос? — Угу… — Кохина одобрительно кивнула. — Я так много уже пережил с тобой, Кохина. Ты совсем повзрослела. Семнадцать лет — это не шутки. И теперь я понимаю: ты никогда не была обычной девочкой… — Конечно, я же кукла, — засмеялась та. Сейчас это и правда было смешно, спустя столько лет. — Возможно, это и есть смысл. Это то, что я и пытался изменить: твоё фальшивое восприятие мира. Ты видишь в себе куклу с полки детского магазина, ну, а я вижу в тебе человека. Личность… — Твой вопрос? — перестав смеяться, совершенно холодно и безразлично сказала дама. — Кохина…я смог сделать тебя счастливой? Я смог поменять твой мир? Просто скажи, и я уйду. И больше никогда не буду заставлять мыть руки и питаться чем-то, помимо лапши, — Кохина не выдержала. Заплакала. Возможно, это и есть та самая пробудившаяся совесть, о которой такая кукла, как Кохина, могла только слышать и читать? Через слёзы, льющиеся рекой с лица девушки, она выдавила тонким и дрожащим голоском: — Да, Коккури. Ты определённо изменил… — Она снова глотает ком в горле. — Изменил…изменил меня…мой мир, мою жизнь. Я давно бы уже заросла мхом без тебя. Прости, что не любила… — Кохина, повернувшись, увидела, как Коккури постепенно испаряется. Испаряется с улыбкой на лице. Ему совсем не страшно. Он умирает. Умирает счастливым. Кохина поняла, что именно в этом смысле он и имел ввиду слово «уйду». Это исчезновение равноценно смерти. Девушка упала на колени и зарыдала ещё больше. — Прости, что не любила тебя, Коккури. Прости, что не слушала. Прости меня, Коккури, что не ценила то, что ты делаешь, для меня… Если ты всё ещё слышишь…прости… Девушке казалось, что она разговаривала с пустотой. Но Коккури слышал. Он всегда будет сопровождать Кохину. Она стала для него смыслом жизни. Он всегда будет смотреть на неё откуда-то с высока и улыбаться. Улыбаться девчонке. Улыбаться для того, чтобы она всегда несла эту улыбку людям. Чтобы всегда улыбалась улыбкой человека.