Souriez

Никогда не понимала тех девушек, которые бросаются в постель к первому же серьезному любовнику. Вот просто не понимаю. Может, дело тут в моем воспитании или в личных убеждениях – но секс всегда должен происходить по сильной любви, с обоюдного согласия и только когда так называемый конфетно-букетный период пройден. Конечно, не мне их судить. Мне вообще не хочется никого судить – во-первых, не имею права, а во-вторых, не привыкла осуждать. У меня ж экономическое образование, а не юридическое, как-никак! Иногда я просто ухожу в себя, включаю музыку на плеере, и под любимые мелодии либо сплю, либо думаю. О чем? А не все ли равно? Кому нужны мысли 19-летней девчонки из провинции? Я тогда сказала серьезно. Завидую Машке, но по-доброму. Любимый человек (или гибрид, только не буквоедствуй, Муза) признался в своих чувствах к ней, сделал то, что уж точно никто от него никогда не ожидал – все-таки имидж жестокого и кровожадного вампира сделал свое дело. Она же ответила ему взаимностью. Чем не хэппи-энд? Надо радоваться за подругу, и уже строить планы на их скорую свадьбу (я ж фикрайтер, мне можно). И да, я рада за нее. Зато за себя обидно. Живу в подвешенном состоянии, неприкаянная, никому не нужная. И сны снятся один другого «веселее», типа, мы с мамой в Артемовском, идем в гости и меня там знакомят с внешне красивым и добрым внутри парнем по имени Андрей. Он вообще не похож на Дея, он забавен и умен – однако что-то не то. Не могу я просто так взять и полюбить сон. Хоть и понимаю, что иногда такие сны куда реальней самой реальности с ее серо-голубыми глазами. А я не могу! Хочется взвыть похлеще Локвуда, выкрикнуть свою боль и обиду. Но нельзя – не потому, что не поймут, а потому, что просто нельзя. Хочется обернуться птицей и улететь навстречу солнечному губительному теплу. Сгореть в его пламени как головешке. Хочется стать ветром, взметнуть осенние листья и зимние сугробы. Хочется стать огнем и зажигаться только тогда, когда тебя соизволят зажечь. Хочется стать кошкой и уйти по причине «она всегда гуляет сама по себе». А этот Деймон со своей нежностью и заботой... Я хочу, чтобы ты всегда говорил правду, насколько бы ни была она горькой, хочу, чтобы ты был честен хотя бы с самим собой. Хочу счастья тебе, но уже не уверена, что со мной. Да мало ли, чего я хочу? Ты все равно это получишь, потому что я поспособствую – и уйду. Пускай даже ты не сможешь меня отпустить. Господи, если ты меня слышишь – дай Сальваторе-старшему любовь, счастье и долгую жизнь с любимой девушкой! И пусть это буду не я - потому как мой уход сломит его, а я этого не хочу. Молю тебя, Господи, сохрани ему душу, сердце и разум - я люблю его и желаю только счастья, ничего больше. Я буду его невидимым ангелом-хранителем, той, которая скорее погибнет сама, чем позволит ему умереть. Той, которая пожертвует собственной любовью, но не даст страдать любимому. Пусть он живет счастливо... И помимо воли на глаза наворачиваются слезы. Тетрадные листы расплываются перед глазами, а сердце стучит сильно-сильно, грозя вырваться из этой глупой грудной клетки или остановиться навеки. Мозг пытается осознать, зачем я это пишу, мучая саму себя – а сердце просто заставляет строки выходить из-под ручки. Утираю слезы и продолжаю писать – ведь нужно это делать, пока пишется. И доходит до того, что чьи-то пальцы ложатся поверх моей ладони, останавливая весь этот поток мыслей. Поднимаю голову – рядом сидит Беликов. Оказывается, он все читал, пока я писала. И когда дошла до кондиции – остановил. Брат... Он притягивает меня к себе, обнимая сильными руками, успокаивая. И я позволяю ему это, ведь больше такого не будет – Деймон старается не оставлять меня одну надолго. В этот раз он был вынужден, и Димка вызвался сам. Мы одни с ним в пустом особняке Сальваторе, который в последнее время стал давить на меня. - Он знает? – тихо спрашивает Дмитрий, взъерошивая мои волосы. Я грустно вздыхаю, и он понимает, что «да». Как жаль, что он тогда практически не слышал нашего с Деем разговора. - Значит, знает, - задумчиво протягивает дампир. – И... молчит? Снова вздыхаю. «Товарищ» надолго умолкает, ничего не говоря и ничего не спрашивая. Я мысленно благодарю его за это – иначе просто бы не выдержала, сорвалась бы с места, покидая особняк, чтобы оказаться как можно дальше. А в этот момент хлопает входная дверь. Дампир отпускает меня и отсаживается подальше – еще заревнует меня один несносный вампир. А я вдруг вскакиваю и начинаю лихорадочно собирать вещи. Не могу больше оставаться здесь, в этом унылом и заветренном месте. Хочу домой, к теплому камину, к Машке и Ангелу. Именно в этот момент заходит Деймон. Я даже не смотрела на него в этот момент – просто знаю, что глаза его удивленно округлились. Зато вижу Дмитрия, который выразительно прижал палец к губам, намекая на то, что лучше помолчать. Последним в сумку летит объемистая тетрадь в твердой обложке – мой своеобразный дневник, место, где все мои мысли и какие-то зарисовки. Я выпрямляюсь и глубоко вдыхаю. Теперь можно обернуться, и смело встретить серо-голубой недовольный взгляд. - Прости, - выдыхаю я. – Больше не могу. Это место давит на меня. Обвожу рукой пространство вокруг себя и продолжаю. - Тут столько плохих воспоминаний, столько боли и отчаяния. Прости... не могу. Хочу домой. Не в Артемовский, для этого у меня не хватит храбрости – как-никак, ничего еще не сделано. Хочу к Машке. Дим, отвезешь меня? Вместо ответа Беликов кидает мне ключи от его машины и тихо говорит: - Подожди меня в ней, ладно? Я качаю головой, намекая, что не нужно делать то, что он задумал. Ничего не нужно объяснять. И мне твердо возражают. - Нужно. Я ухожу. - Что это все значит? – спросил Деймон, сложив руки на груди. В нем нет злости на кареглазого дампира, ведь Сальваторе-старший прекрасно знает, что идея насчет отъезда из особняка ему не принадлежит. И потом, уже тише, вампир обречённо спросил: - Что я сделал не так? - Не сказал ей правду, - ответил Беликов, глубоко вздыхая. – Это место давит на нее, Деймон. Давит так, что мне лично боязно за нее – как бы не сломало девочку. -Кто она для тебя? - Сестра. В некотором роде наставник. Не та, кем должна быть для тебя. - Кем же? - Возлюбленной. Знаешь, о чем она Бога просит? Чтобы ты был счастлив, чтобы у тебя была любовь, нормальная жизнь – и все это с другой девушкой. Не с ней. - Почему? - Потому, Деймон, что она хочет уйти, когда все закончится. Уйти и не возвращаться. Ты не знал об этом? Надеялся, что она останется? Деймон не ответил, уставившись пристально в глаза Беликова. А тот продолжил с невозмутимым лицом. - Ты же ее любишь, верно? Просто сам себе боишься признаться в этом. А всякая ложь плоха, поверь мне. Если действительно любишь Аниту, то так и скажи. Просто подойди и признайся. Как Клаус. Смотри, он же все-таки тебя победил, Сальваторе – хотя бы тем, что признался любимой девушке в своих истинных чувствах. Сальваторе-старший сделал шаг по направлению к выходу из комнаты, но Дмитрий его остановил. -Куда? Не сейчас. - Почему? - Потому. Ты разве сам это осмыслил? Разве сам догадался? Да, я тебе подсказал – но сейчас просто дай ей время. Подумай о том, насколько сильно любишь ее и готов ли провести всю свою жизнь рядом с ней, отказавшись от обычного образа жизни. Подумай, серьезно тебе говорю. Наобум никогда хорошего не получается, особенно в любви. Беликов сделал шаг назад и улыбнулся. - Ты хоть и старше меня, но сущий ребенок, Деймон. Не упусти свой шанс. Приезжай сегодня вечером, если осмелишься. И он ушел, оставив вампира в одиночестве, только подхватив Анитину сумку. Я жду, что он выйдет на порог просто проводить меня. Но выходит только Димка, и на губах у него довольная улыбка. Усевшись за руль, он замечает мое кисловатое лицо и щелкает по кончику носа. - Да не выйдет он. Я его, кажется, загрузил слегка. - Что ты ему сказал? - Правду, - уклончиво отвечает дампир. – Не всю, конечно, но то, что было нужно сказать. - Зачем? - Интересный вопрос, - протягивает он, выезжая с территории особняка. – Может, потому что кто-то из твоих близких должен это сделать? Маша слишком импульсивна, она сначала настучит ему по голове, а потом объяснит, за что. Лисса и Роза проведут долгую воспитательную беседу в стиле Елены Гилберт. А Лестата и Генри, единственных, кто мог так же сказать ему это в лицо, здесь не было. Остается только товарищ Беликов. - Приелось к тебе это прозвище, что ли? - Скажи спасибо Розе, она первая меня так стала называть. - Вреднючка Роза... Дмитрий протягивает руку и переплетает наши пальцы, расположив их на приборной панели. Я слегка краснею, но быстро вспоминаю, что так же любят Маша и Ангел ездить, когда их никто не видит – или они думают, что их никто не замечает. Становится сразу так тепло, я невольно улыбаюсь, встречая его взгляд и ласковую улыбку. Так мы и едем в наш дом. Стоп, я сказала «наш»? *** День медленно превращается в вечер. Где-то на горизонте небо уже укутывается в пушистые сумерки. Весело трещит камин. Никто ни о чем меня не спрашивал, когда мы приехали. Но я видела понятливые взгляды остальных, и впервые в этой жизни ощутила, что меня всегда будут окружать родные люди, те, кто поймет все без слов и ничего не спросит. Рану мне обрабатывает Димка, а потом присоединяется к Маше и Ангелу в приготовлении ужина. Да, кстати. Машуня поговорила с Ником насчет нашей «аферы» в ангаре (читай: убийстве). Да, первое время он на нее дулся (хотела бы я на это посмотреть), однако потом поразмыслил и понял, что иного выхода у нас не было. Их примирение вышло бурным, с НЦ-ой, так сказать, так что пришлось всем спешно ретироваться, дабы не слышать ахов, вздохов и стонов. А еще я заметила, что Ангел слегка ревнует Машу к гибриду. Так, доехали, называется... Мне что, теперь вообще не уезжать, они ж без меня точно чего-нибудь начудят! Всех деталей примирения, к сожалению, не знаю – ребята ограничиваются хитрыми ухмылками, ну и ладно – спрошу у Маши. А пока все заняты, Лестат сидит рядом. Ничего не спрашивает, но я знаю, - он все чувствует. Хочется плакать, но я просто не могу. Вот уж шутка Судьбы и Любви – и с ним не могу, и без него тоже. Что делать? Не могу же я вечно находиться в разъездах, дабы сердцу не было так адски больно! Во-первых, первый шаг должен делать мужчина, а во-вторых, гордость у меня тоже есть. Я не поеду к нему и не скажу, что мое сердце не может без него. Глупо, да и неохота. Только дом там, где твое сердце. И где же этот орган, качающий кровь, пристроился? Чего ему от меня надо? Я не железная, плакать тоже могу. Отпусти меня, Господи, я умоляю! Обрати меня в ветер, научи не страдать. Я устала, о Боже, или просто не знаю, Только верю, что скоро летать. Дай свободу мне, Боже! Устала, остыла... Улыбаюсь сквозь силу, забыв о себе. И о том, как смеяться, опять позабыла, Но иду, покоренная, к этой Судьбе. Я не буду стенать, не завою от боли... Я утру свои слезы, пойду вслед за Ним. Я умолкну навеки, Умолкну, Не взвою... Только стану опять непростым и чужим. Посмотрю на него и уйду в ночь, закрывшись От любви, одиночества, скорби и лжи. Я пойду за тобой, Словно в трансе Забывшись... Просто зная, что счастлив любимый и жив. На улице послышался мотор чей-то машины. Я напрягаюсь, откладываю книгу и иду к двери, крикнув остальным, чтобы не спешили открывать, потому как я сама открою. Ну, открыла, и меня чуть ли не сразу поймали, так сказать, в оборот. Порог переступил Деймон – со взором горящим, с взъерошенными волосами и сосредоточенным выражением на лице. Ничего не сказав, вампир прижимается губами к моим губам, а на выдохе я слышу: - Люблю... люблю тебя... И все. Сердце обрывается. Я как будто наяву слышу, как что-то в пространстве Вселенной лопается, разрушается. Границы ли это, или оковы, которые нас сдерживают – не знаю. И знать не хочу. Только отчего так страшно и так больно? Темнота... опять темнота. - Н-да, и как это понимать? – Лестат стоял напротив Деймона, державшего на руках бесчувственную Аниту. Маша, услышав слова вампира, поспешила подойти и посмотреть, что же произошло. -Не о чем волноваться, - уверенно заявила она. – Это обыкновенный обморок. Нича переволновалась, тем более что она у нас девушка чувствительная, и к подобному не привыкла. Флешбек Маши. Ангел распахнул перед девушкой дверцу своего авто и помог ей удобно разместиться на сидении. - Ну как ты? – заботливо спросил он и накрыл ее ладошку своей. Выглядела Маша, мягко говоря, не очень. Руки, по локти вымазанные в крови, обрызганная ею же одежда... - Нормально, - вяло улыбнулась девушка. – Поехали домой. Всю дорогу они проехали молча, и только подъехав к особняку, Ангел решился поговорить с ней. - Маш, будь осторожна. Ты не чужой мне человек, и… - все-таки не привык он говорить такие речи. - Ты о чем? – она, казалось, совсем не удивилась. - О Никлаусе. Он сам себе на уме. - И где только слов таких набрался… - усмехнулась Маша, но увидев потяжелевший взгляд друга, посерьезнела. - Тебе нечего опасаться. Единственное, чего не учел Ник - то, что я знаю его. Лучше, чем кто бы то не был. - Да неужели? Машка с Ангелом как по команде обернулись и увидели Клауса. Он вышел из дома и сейчас спускался по ступенькам, гаденько при этом улыбаясь. Ангел выступил вперед в попытке защищать девушку в случае чего, чем и заслужил смешок первородного. Машка закатила глаза: - О, я вас умоляю, давайте обойдемся без этого! Ангел, - повернулась она к своему «телохранителю». – Спасибо, что подвез, думаю, я дальше сама. Никлаус, - Маша улыбнулась, заметив, как скривился от такого обращения ее возлюбленный. – Я хочу с тобой поговорить. И не дожидаясь ответа ни одного из мужчин, прошла мимо Клауса в дом. Она поднялась в свою комнату, скинула на пол окровавленную одежду и зашла в душ. Ей сейчас было плевать, зайдет он к ней в ванную или нет, она хотела встретиться с ним чистой. Маша спокойно домылась, замоталась в полотенце и вышла в комнату. Здесь Никлауса тоже не было. Спустившись вниз, а направилась в кабинет, где и застала гибрида за рисованием. - Ник? Было видно, что он уже успокоился, но все еще злился. Клаус отложил блокнот и карандаш в сторону и внимательно посмотрел на девушку. - Ты со мной не разговариваешь, что ли? – удивилась она. – Надо же… Видимо, придется мне одной говорить. Клаус сделал знак рукой, чтобы она присаживалась, и сделав внимательное лицо, приготовился слушать. - Это было просто ужасно! Их крики, хлюпающие, булькающие звуки из разорванных глоток, брызги… кровь повсюду… Это было неблагоразумно с моей стороны и жестоко. Я никогда не была такой кровожадной… Я не хотела тебя расстраивать. Она замолчала и сейчас смотрела не древнего гибрида глазами кота из Шрека. В ее словах не было и грамма честности и искренности, ну, кроме последних. И Никлаус это прекрасно видел. Наконец, игра в гляделки закончилась, и вампир устало откинулся на спинку кресла. - Что, сильно понравилось? - Очень, - улыбнулась Маша. – Мир? - Нет. Я все еще зол на тебя, - его серьезному тону противоречили смеющиеся глаза. - Ах, так? Значит, если я захочу заняться с тобой любовью, тогда мне придется тебя насиловать? Маша сейчас откровенно издевалась и подначивала Первородного. Она видела, как загорелись желанием его глаза, как его тело отреагировало на ее слова. - Именно, - Ник улыбнулся, но на провокацию не поддался. - Отлично… На вампирской скорости девушка подбежала к мужчине и рывком поставила его на ноги. Она нежно обхватила ладонями его лицо и прошептала, глядя в глаза: - Обожаю с тобой мириться, - и проколов клыком себе губу, мягко коснулась его рта. - Маша, ты мне что, вампирский фанфик по "50 оттенков серого" читаешь?! - возмутилась Анита, подскочив на кровати. Маша же с хохотом свалилась с ее края прямо на пол. Причина смеха - пунцовые щеки подруги, нервно дергающаяся левая бровь и взъерошенные волосы. Баба - Яга, короче, а не девушка, которой Деймон только что в любви признался. - Ыыыы, Нич! Ты бы себя видела! – простонала просто никакая от смеха вампирша. – Все-таки лучшим средством для приведения чувства помимо ведра ледяной воды и вопля в ухо является пересказ бурной нц-ы. - Солнышко, уймись, - темноволосая подруга едва ли не умоляюще сложила ладошки. – Только технического описания страстного гибридского секса мне не хватало для полного счастья. - Чего?! – дверь возмущенно (и не говорите, что так писать нельзя) распахнулась, на пороге возник разозленный подслушанным Деймон. – Так вы тут страстный гибридский се... Его заткнули, причем достаточно грубо – подушкой в лицо. Не менее разозленная Анита (стены пока не горят, но это пока...) сидела на кровати и пыхтела. Маша же умирала со смеху. - Ты...ты ревнуешь! – ткнула она пальцем в вампира. – Господи, Деймон Сальваторе ревнует! Подождите, я обведу этот день в календаре красным фломастером и буду каждый год отмечать. - Не понял? – гнев Сальваторе-старшего обрушился на девушку. Та, резко перестав смеяться, пояснила: -Я, между прочим, пыталась привести твою девушку в чувство, а это был единственный способ, мистер Ревнивый вампир. -А никто еще не подтвердил, что я его девушка, - тонко намекнула Анита. Маша «сочувственно» похлопала ее по плечу и встала. -Ничего, щас подтвердишь, - и, проходя мимо Деймона, так же похлопала по плечу его. – Только без жесткача, пожалуйста. Потолок пожалей. Ее послали. Хором. И только когда вампирша очутилась на пороге, ее остановил вопль подруги. -Маш?! Не оставляй меня с ним наедине. -Чего ты боишься? Ну, подумаешь... – Маше не дали договорить. То есть, не дал. Деймон. -Я похож на сексуально озабоченного? - Да! – едва ли не хором заявили обе юных фикрайтерши. И тут он все понял. Следующие пять минут кое-кто бессовестно ржал. В смысле, вампир и ржал, кому ж еще. Маша ретировалась, Анита сложила руки на груди и невозмутимо улеглась обратно, завернувшись в одеяло как в кокон. Этакая бабочка-кусачка. - Обещаю, что не полезу к тебе до того момента, пока ты не заявишь себя как мою девушку, - пообещал Сальваторе. Из кокона сварливо донеслось. -Щаз-з! -Я серьезно. -Я тоже! - Нич! – возмущенно протянул он. – Но это же нелогично! Ты любишь меня, я люблю тебя – чего еще надо? -Знаешь, это звучит как фраза Кэролайн из первого сезона, - на секунду буквально вылезла Анита из одеяла. – Девочке нравится мальчик, мальчику нравится девочка – секс! У меня гребаное дежа-вю. - Когда ты нервничаешь, то много ругаешься, - подметил вампир. Девушка возмутилась, едва ли не подпрыгнув на кровати. -И что?! Такая я тебе не нравлюсь?! Да, я язвительная, истеричная, - потому как по темпераменту холерик, - ругаюсь, разве что не матом, мелкая, груди нет, волосы чересчур длинные... - Ты сейчас пытаешься меня отговорить, или как? – криво усмехнулся Деймон. – Как будто я не понял, какая ты. - И? -Что - и? Я, знаешь ли, тоже не идеален! Людей убиваю, кровь пью, Древних подкалываю, младшего брата вообще занудой считаю! Гореть мне в аду за такой характер! - Тем не менее, Стефана ты все-таки любишь, - возразила Анита, мигом растеряв свой стервозный настрой. - Видишь? Нас связывает нечто, что намного сильнее всех этих «любовь с первого взгляда», «розовые сопли и ванильные мыслишки». Нас связывает единение душ, мы думаем и рассуждаем одинаково. Ты та, кто ты есть, и ты принимаешь меня таким, какой я есть. Разве это не чудо? -Чудо, - согласилась девушка. – Но... - Опять «но», - выдохнул Деймон. – Что? Боишься прыгнуть с разбега в реку? Или как там вы, фикрайтеры, описываете чувство первой любви? Анита насупилась. Сейчас она больше походила на взъерошенного и обиженного всеми воробышка, чем на серьезную 19-летнюю девушку с устоявшимися жизненными принципами. Ну, она не то, чтобы не любила, когда кто-то (особенно не из членов семьи) угадывает, о чем крохотуля на данный момент думает. Сальваторе-старший сделал шаг. Потом еще один. И еще, пока не присел на краю кровати, оказавшись в опасной близости. -Обещаю, что не обижу тебя, - понизив голос до интимного шепота, сказал мужчина. – Я люблю тебя, но аргументов привести не могу, потому что просто люблю. Вопреки всему и вся. Немного помолчав, он продолжил. -Ты молила Господа, чтобы он осчастливил меня, дал мне любовь, научил жить. Твои слова были Им услышаны. Но ты, глупышка, совсем забыла о себе. Разве я буду счастлив без тебя? Нет. За такой краткий период ты стала мне другом, а теперь и возлюбленной. Не бросай меня. Не уходи за грань миров. Просто останься и живи... будь со мной. Она молчала, но по щекам струились слезы, а серо-голубые глаза уставились на него с выражением невообразимой муки. Девушка и хотела быть с ним, и не хотела. Абсурдно? Да, конечно. Но и логики не лишено. Их прервала смс-ка, пришедшая на телефон Аниты. Та молча посмотрела на нее, а потом выдохнула. Мама писала ей простое и лаконичное «Не дури. Скажи “да”». Не успела она ответить, как теплые и ласковые губы вампира обрушились на ее. Где-то между поцелуями Анита все-таки выдохнула «да», и он его услышал, счастливо улыбнувшись. Чувства переполняли их обоих, заставляли все сильнее прижиматься друг к другу, целовать все более страстно, ощущать себя жаждущими этой свободы. Но... когда хрупкая грань едва не обрушилась под натиском их страсти (они оба едва не перешли на следующий этап отношений), Деймон, начавший стягивать рубашку с ее худеньких плеч, вдруг отстранился. - Все, хватит, - прохрипел он. – Нам пока нельзя преступать эту черту. Согласна? - Угу, - кивнула она с раскрасневшимися от поцелуев губами. Признайся – если осмелишься. А если признался – не будь идиотом и живи счастливо! © Поликарпова Наталья Владимировна.