О людях и чудовищах

      Огонь в камине просвечивал сквозь бокал в руке Алукарда подозрительно насыщенным бордовым оттенком. Можно было подумать, что вампирам дана власть превращать вино в кровь.       Будто прочитав в мыслях Абрахама это негожее для доброго христианина сравнение, Алукард повернулся к нему с готовой насмешкой на губах, но Абрахам опередил его, захваченный внезапной мыслью о другом невероятном преобразовании:       — Скажи... Ты способен изменять обличья, вплоть до самых невероятных: превращаться в стаю летучих мышей или вовсе рассеиваться туманом. А мог бы ты превратиться в человека? Изменить не просто облик, но саму физиологию, до каждой клеточки? Превратиться так, чтобы от природы чудовища не осталось ничего?       Алукард уставился на него с той смесью изумления и весёлости, которая всегда настораживала Абрахама. Испытывал ли вампир правда всего лишь искреннее удивление или прозревал в вопросе, оговорке навязавшего свою власть человека наивность, потенциальную слабину?       — Скажи мне, что такое человек, и я превращусь.       — Чего может быть непонятного в том, что такое человек?       — Не тебе ли знать, доктор Абрахам ван Хельсинг, что самые заковыристые загадки скрыты там, где о загадке даже не подозреваешь?       Дам тебе двадцать томов физиологии человека и разбирайся, где там заковыристая загадка, вертелось на языке. И было бы неумным лукавством, конечно: загадок там хватало. Охватывающее порой любого учёного отчаяние подсказывало Абрахаму, что будь этих томов даже сорок, сто сорок, не найти так просто разгадки, какие изменения заставляют бывшего человека пить кровь или позволяют превращаться в туман.       — Скажи мне, что такое чудовище, и я скажу тебе, что такое человек.       Плеснуло вино, всё-таки вино в бокале, которым Алукард отсалютовал Абрахаму:       — Как прикажете, доктор ван Хельсинг. Я покажу вам чудовищ.