Сферы

      Звуки окружающей природы исчезли, приглушенные шумом крови в висках. Пальцы Соласа зарылись в волосы на ее затылке, расплетая растрепанную и смятую шлемом косу. На миг его зрачки закрыли все те же серебристые облака, и Энид почувствовала, как крепления на ее доспехах ослабевают. Еще миг – и он отбрасывает их в сторону и снова обнимает ее, расшнуровывая поддоспешник на спине.       Энид немного смутилась, когда осталась в одной рубахе и узких полотняных штанах. Одежда была пропитана потом и – местами – чьей-то кровью. Наверняка после череды битв она не выглядела чистой и свежей, да и пахла соответственно. Но Соласа это, похоже, только заводило. Он потянул за волосы, запрокинув ее голову назад, и прильнул к шее. Шумно втянул ее запах от ушей до ключиц, нашел место с бьющейся жилкой, очертил его языком и легко прикусил. Она ахнула, обхватила ладонями его гладкий затылок и притянула к себе теснее – лишь бы не останавливался.       С ее исподним Солас не стал церемониться, просто разорвав его и отбросив лохмотья к доспехам. Оставшись голой, она инстинктивно прикрылась. Его взгляд немного пугал Энид, она до конца не была уверена, что он ее просто сейчас не съест. Он развел ее руки, отступил на шаг и буравил глазами, вбирая все подробности фигуры. Сам он был все так же полностью одет. Энид преодолела этот нелепый приступ смущения, просто вспомнив, сколько ей лет, усмехнулась и шагнула к нему, требовательно потянув перевязь. Он все понял, усмехнулся в ответ и засеребрившимися глазами заставил свой доспех соскользнуть вниз вместе с плащом и шкурой.       Теперь он стоял перед ней в своей привычной льняной рубахе со шнуровкой на груди и неизменных серых замшевых штанах. Робость окончательно отступила, и Энид дернула за шнуры, обнажая его ключицы и грудь. Дернула, видимо, слишком сильно – послышался треск. Сил, чтобы порвать рубаху, в ее руках не было, но Солас опять все понял – одним коротким движением дорвал ее до конца и небрежно отшвырнул прочь.       Энид провела ладонями по гладким мышцам на его плечах, перешла на грудь, нежно обвела горошинки сосков и скользнула к рельефным кубикам на животе. Обвела их кончиками пальцев, зацепилась за край штанов и медленно потянула на себя. Солас судорожно вздохнул и шагнул навстречу.       Она не запомнила момент, как они оказались на земле. Густая сочная трава, точно перина, приняла в себя разгоряченные тела. Еще миг – и их руки, ноги, языки переплетаются. Еще миг, и она стонет, не в силах молча выдержать зуд от поцелуев на лице, ушах, шее. Поначалу она пыталась отвечать, но Солас был слишком голоден, слишком резок. Она просто размякла тряпичной куклой в его руках, сдавшись напору. Почувствовав знакомые жар и холод от его дыхания на своей груди, как тогда, она выгнулась навстречу, безмолвно умоляя не останавливаться. И невольно вскрикнула, когда он, будто услышав молчаливый призыв, обволок губами ее маленький розовый сосок и мягко лизнул его. Он обхватил ее груди и, насколько позволял их девичий размер, свел вместе, поочередно припадая ртом то к одной, то к другой.       В голове Энид словно закрутилась карусель, зрение поплыло, и она, чтобы не потерять связь с реальностью, вцепилась в его спину, проведя ногтями вдоль позвоночника. От этой нехитрой ласки Солас оторвался от ее груди и замер, тяжело дыша, взгляд полуприкрытых глаз был расфокусирован. Она снова провела ногтями по его спине, на сей раз чуть больше нажимая. Словно возвращаясь к реальности, он закусил губу и спустился ниже, зарываясь носом в ее живот. Выровнял дыхание и положил голову набок – послушать, как стучит ее сердце. Потом скользнул еще ниже и без предисловий лизнул щель между сомкнутыми складками.       Она ахнула. Неверно колеблющийся мир сосредоточился в одном бугорке, на который Солас надавливал языком. Он обхватил ее ноги, поднял их так, что колени уперлись в грудь, и развел в стороны столь широко, что не обладающая растяжкой Энид женщина, несомненно, получила бы разрыв сухожилий. Теперь все ее складки раскрылись, как в медицинском учебнике, и в этом не было ни капли изящества или романтики. Чего Солас и добивался. Несколько крайне мучительных секунд он внимательно рассматривал ее анатомию, потом поднял взгляд на лицо.       Энид снова испугалась. Расширенные зрачки сделали его глаза черными, бесноватыми. Эффект сумасшедшинки усиливался из-за того, что он смотрел снизу, исподлобья. Он был похож на какого-то демона в этот миг. Потом он вновь опустил голову и вгрызся в нее. Энид ослепла и оглохла – все чувства сбились в один комок. Он кусал, лизал, то надавливая зубами, то невесомо порхая кончиком языка, то высасывая из нее соки. Темная бархатная волна приближалась толчками и накрыла ее оглушительным оргазмом в тот момент, когда Солас, придавив зубами клитор, проник ей внутрь языком и достал до самой чувствительной точки. Она вцепилась в траву и выгнулась в такой судороге, что ему пришлось придерживать ее за рефлекторно дергающиеся ноги. Он продолжал погружать в нее язык, пока она не захлебнулась стоном и не затихла.       Зрение постепенно вернуло четкость, шум крови вновь уступил птичьим трелям и шелесту листьев. Энид заметила, что Солас до сих пор в штанах. И ему было в них крайне тесно. Он привстал на коленях, стянул с себя последнюю одежду и Энид, приподняв голову, жадно уставилась на его налитый кровью член – огромный, гладкий, чуть подрагивающий. Завороженная увиденным, она протянула руку, чтобы дотронуться, но Солас грубовато притянул ее к себе за бедра, и она снова уступила.       Он провел пальцами по ее промежности, собирая влагу, и этой ладонью провел по члену – тот заблестел. С мягким напором он стал водить им между ее складками, не погружаясь, а лишь дразня. Энид нетерпеливо подалась вперед. Солас усмехнулся, глядя ей в глаза и продолжая дразнить. Ухмылка его была хищной и больше походила на оскал. Энид заметила, что зубы его были отнюдь не валинорскими – клыки длинные и острые, даже по людским меркам. Почему-то это ее страшно возбудило, и она снова толкнулась ему навстречу, раскрываясь шире. На сей раз она попала в цель, насадившись на член Соласа.       Он вошел в нее лишь немного, но стало понятно, что магически уменьшенное нутро Энид тесновато для таких размеров. Даже несмотря на недавний бурный оргазм и влагу.       Солас застыл, хватая ртом воздух. Энид подумалось – были ли у него женщины после утенеры? Если нет, то этот акт должен стать для него первым за… сколько тысяч лет? От этих мыслей низ живота скрутило в крепкий узел, который захотелось немедленно распустить. Энид задрожала от предвкушения и снова подалась вперед. Это движение вырвало из Соласа короткий низкий стон. Он прикусил губу, словно пытаясь его подавить, и придержал Энид, мягко надавив ей на живот. Она поняла, что он опасается слишком быстрого завершения, и прекратила попытки ускорить процесс.       Отдышавшись, Солас начал потихоньку натягивать ее на себя. Иногда он останавливался, чтобы перевести дух, и тогда Энид вцеплялась в траву, сдерживая свои порывы. Войдя, наконец, на всю длину, он снова замер, надвисая над ней и глядя в ее шалые глаза с внезапной нежностью. Наклонившись, он поцеловал ее долгим, мягким поцелуем, и, не отрывая губ, начал плавно двигаться. Сначала медленными круговыми движениями, словно ввинчиваясь в нее. Энид, прерывисто дыша, обхватила его руками и ногами, переплела лодыжки на его спине, провела ногтями по позвоночнику. Он ускорился, толчки стали прямее, тверже. Она откинулась на спину, вытянула руки над головой и раскинула ноги пошире, стараясь принять его еще глубже.       В попытке растянуть удовольствие как можно дольше, Солас опять замер на грани, отдышался, сел на колени и свел ее ноги вместе, положив их себе на плечи. Так двигаться было еще теснее, и он понял, что долго не выдержит. Отвел ее ноги набок. Он то сводил, то разводил их, пользуясь гибкостью Энид. Ему хотелось попробовать ее со всех сторон, а она была мягка и податлива, давая наиграться с собой вволю.       Почувствовав, что эта игра довела его до края, он резко перевернул Энид спиной к себе, подхватил под живот и поставил на колени. «Вполне в волчьем духе», – подумала она, но все мысли были немедленно выбиты из ее головы жестким толчком. От минутной нежности не осталось следа – Солас вколачивался в нее – грубо, властно. От скорости, с которой он это делал, внутри Энид стал разгораться пожар. Новая волна зародилась щекотной искрой где-то очень глубоко, через считанные секунды это был уже огненный вал, который до хруста прогнул ее спину и исторг из груди стон, переходящий в крик.       Словно в ответ на это Солас, наконец, себя отпустил. Рваное дыхание сбилось в отрывистые хрипы. Ритм стал неровным, пальцы впились в ее талию, притянули к себе, вжимая и вталкивая. Энид многое бы отдала, чтобы взглянуть на его лицо в этот момент. Но была в изнеможении, не в силах даже повернуться.       Солас затих, и они, не разъединяясь, упали на траву в полуобморочном состоянии. Энид лежала на боку в позе эмбриона, Солас обнимал ее сзади, уткнувшись носом в затылок и тяжело дыша. Ее захлестнуло такое острое чувство правильности, что она чуть не заплакала, поняв, что может пролежать так сто лет. Именно эта мысль парадоксальным образом побудила ее к попытке разъединиться. Но Солас вздрогнул и прижал ее крепче, не отпуская. Так они пролежали довольно долго. Хотя, время играет странные игры в таких случаях. Сколько его прошло – минуты или часы? Наконец, член отпустило напряжение, и он выскользнул из нее естественным образом. Энид вздохнула и перевернулась к Соласу лицом.       Он легко улыбался. Голод отступил, и его глаза светились нежностью, любопытством и, немного, затаенной печалью. Он был снова похож на Соласа, а не на безумного демона. Это успокаивало, но одновременно и заставляло взгрустнуть. Тот демон был хорош.       Она тоже улыбнулась своим мыслям.       - Скажи, Солас, – голос прозвучал слабо – ведь за все время с той минуты, как он схватил ее за горло, не было не произнесено ни слова.       - Да, венан.       - Почему ты оттолкнул меня тогда, в Крествуде? Мне казалось, ты меня хотел.       - Я хотел тебя, как одержимый. С самой первой минуты, когда увидел без сознания в лачуге аптекаря. Как можно не хотеть самое прекрасное создание из всех, что я встречал в этом мире? Потом, когда ты открыла свои глаза, я вообще потерял голову. Ты казалась мне даже не совершенством – это скучное, неправильное слово. Ты – квинтэссенция красоты истиной элвен. А потом я стал узнавать тебя ближе и мое безумие углублялось. Мне приходилось буквально приковывать себя к ротонде, чтобы не наделать ошибок. Хотел каждый день, думал о тебе каждую свободную минуту. Я истер к Думату все ладони, ненадолго снимая напряжение. Потом снова видел тебя – и все начиналось по-новой. Злился на себя, пытался злиться на тебя, но от этого еще больше хотел. Ты была моим персональным демоном желания.       От этих слов Энид снова почувствовала щекотку в определенных местах, но взяла себя в руки и снова спросила. Ее действительно волновал ответ.       - Тогда почему?       Солас перевернулся на спину и задумчиво посмотрел на плывущие в жемчужно-голубом небе далекие кучевые облака. Потом медленно проговорил, словно пытаясь сам для себя сформулировать:       - Ну, во-первых, там, в Крествуде я сказал правду. Я не хотел пачкать тебя кровью. Не хотел для тебя свой путь изгоя и злого божка, которого боятся и ненавидят. Я знал, что ты по уши в Метке, что обречена на Инквизицию. Но марать тебя своей грязью помимо той, что ты и так расхлебываешь, – было бы непростительно.       - А во-вторых?       Он усмехнулся с горечью:       - Я напоминал сам себе тот отвратительный тип старых похотливых извращенцев, что падки до свежих детских тел. Ты казалась мне сущим ребенком – невинным и чистым. Собственно, я до сих пор не уверен, что ты не дитя, а я не тот самый древний больной ублюдок. Но сдержать себя сегодня было выше моих сил.       Энид помолчала, провожая взглядом косяк перелетных птиц, потом тихо продекламировала:       - Счастливый дар богов иль подлая судьба –       быть старцами в телах навечно юных?       На Старшей речи эти строки звучали намного изящнее, но и в этом примитивном переводе они глубоко впечатлили Соласа. Он повернулся набок, подпер голову рукой и взглянул на Энид с нескрываемым научным интересом.       - Неужели ты из Перворожденных?       - Мои деды пробудились на берегу великого озера. А я из третьего поколения. Но бессмертна, если ты об этом. Буду жить, пока не убьют. И, к сожалению, я не умею, как Митал, продолжать жизнь в своих частицах. Так что если убьют – то насовсем.       - Тебя не так просто убить.       - На это и надежда.       Они смотрели друг на друга, улыбаясь. Во взгляде Соласа появилось что-то новое. Некая умиротворенность. Как будто он впервые за очень долгое время говорит с кем-то равным.       - Значит, чисто теоретически, ты можешь быть примерно моей ровесницей?       - Чисто теоретически. Хотя… Сколько тысяч лет ты просопел в утенере? А я в это время набиралась бесценного опыта. Так что ты, прости уж, для меня просто молокосос.       Солас удивленно вздернул брови – эта мысль была слишком неожиданна. Переварив ее секунду, он расхохотался. От души – даже снова упал на спину и долго не мог отойти от смеха, лишь иногда фыркая:       - Вот демон побери, я только что резвился со старушкой, я молокосос! И кто кого совратил?       Ей нравилось его преображение. Солас словно помолодел. Если раньше человек несведущий мог дать ему лет сорок, то теперь он выглядел беззаботным двадцатилетним юношей.       - Эээ, ты кого старушкой назвал? – подыграла Энид. – Давно хворостиной по заднице не получал?       Отсмеявшись, он повернулся к ней и серьезным голосом сказал:       - А про хворостину, кстати, хорошая идея.       В его глазах снова заплясали бесы. Член, который минуту назад вяло покоился на его бедре, вдруг на глазах стал разглаживаться, увеличиваться и наливаться краснотой. Энид решила, что на сей раз не будет тряпичной куклой.       Она вскочила, ногой толкнула его обратно на спину и поставила ступню на грудь.       - Хочешь, чтобы я наказала тебя, мальчишка?       Его глаза расширились, рот открылся, будто ему не хватало воздуха. После первой оторопи, он плотоядно улыбнулся и протянул:       - Дааа…       Она села верхом на его живот и резко, без предисловий плеснула ладонью по его бедру. От неожиданности Солас вздрогнул, на ляжке осталась малиновая отметина – Энид вложила в удар силу. Потом она схватила его за шею, тряхнула и процедила в лицо:       - Кончай ухмыляться, нолдо, когда с тобой говорит наследница синдарских владык!       Солас уже не улыбался. Его глаза почернели, грудь вздымалась так, что казалось – сердце сейчас проломит ребра и вырвется наружу. Энид несильно, но звонко шлепнула его ладонью по щеке. Солас нахмурился. Она обхватила обеими ладонями его шею, придавила так, что лицо его побагровело.       Он схватил ее за локти и попытался скинуть, но Энид призвала на помощь предвечную магию: «Я ветер» и отбросила его руки одним лишь движением плеч. Это было нетрудно – слишком сильна была концентрация эмоциональной энергии. Конечно, она рисковала, что Солас заставит ее окаменеть одним взглядом, но сделала ставку на его любознательность. И действительно, магия ветра, взявшаяся ниоткуда и даже не поколебавшая Завесу, его искренне удивила.       - А ты полна сюрпризов, женщина, – выдавил он.       - Я повелительница Дол Блатанна, потомок величайших королей Средиземья, – отчеканила она. – А ты – гордец из клятого рода феанорингов – знай свое место!       Она ослабила хватку и провела ладонями, сомкнутыми на его шее, вверх и вниз. В его глазах бушевал вихрь – гнев сменялся на восхищение, похоть на смирение – и так по кругу, пока там не воцарился знакомый звериный голод.       - Да, госпожа, – хрипло сказал он и обхватил губами ее большой палец.       Не разрывая зрительный контакт, он вобрал его в себя, прикусил и стал щекотать кончиком языка подушечку. Как тогда. Тело Энид немедленно ответило увлажнением того места, что было прижато сейчас к его животу. Она охнула и сделала круговое движение пальцем, невольно вторя ему бедрами.       - Да, моя королева, – выдохнул он и согнул ноги в коленях, словно приглашая ее облокотиться.       Она легла спиной на эту импровизированную спинку кресла, а он осторожно свел ее ноги вместе, поставил ступни к себе на грудь и принялся поочередно облизывать каждый палец. Это было новое ощущение – словно маленькие разряды помчались по нервам от кончиков ног к промежности, соскам, ушам. Она застонала и вцепилась ногтями в его бедра, ощущая, как в спину упирается окаменевший член.       - Нет, – она развела ноги и легла ему на живот, – иначе все кончится слишком быстро.       И стала его целовать, изо всех сил стараясь делать это медленно, а не вцепляться и не рвать зубами. Впрочем, от нескольких укусов за мочки ушей и шею она не удержалась, но участившееся дыхание Соласа поощрило ее.       Облизав кадык, она спустилась на грудь, проведя мокрую дорожку языком. Она знала, что соски некоторых мужчин настолько чувствительны, что прикосновения к ним могут быть неприятны и болезненны. Поэтому она вылизала их очень нежно, вырывая из Соласа тихие, шелестящие стоны, чтобы затем приступить к животу. Здесь она не удержалась от нескольких ощутимых укусов, чтобы потом, будто извиняясь, обвести языком все кубики и подразнить пупок.       Когда она опустилась еще ниже, Солас уже не вполне владел собой. На лбу и над верхней вздернутой губой выступили бисеринки пота. Он рвано дышал, царапал руками землю и собственные бедра. Наконец, она приступила к главному блюду, которое от напряжения переместилось на его живот. Не спеша, дразнясь, широко провела языком по всей длине – от яичек до уздечки и обратно. Солас хрипло застонал и подался бедрами вперед, но Энид не торопилась. Она устроилась между его согнутых ног, обхватила мошонку и потянула наверх, открыв промежность. Лизнула вверх и вниз, задев, словно невзначай, задний проход, что снова вызвало рефлекторное движение его бедер. Потом осторожно обхватила его член двумя пальцами и повела это кольцо вниз, оттягивая кожу с раздутой головки. Пощекотала острым кончиком языка увлажненное отверстие, обхватила головку губами и пососала, как леденец, вызвав у Соласа уже ничем не сдерживаемый громкий протяжный стон. Погрузила орган в свой рот, обхватила левой рукой мошонку и легонько потянула, правой рукой наращивая темп движения пальцев по увлажненному стволу. Шире приоткрыла рот, впуская член глубже, он уже доставал до глотки, отчего слюны становилось еще больше, и темп ее пальцев увеличивался.       - Нет, – Солас вдруг резко сел и потянул Энид к себе, отрывая ее от этого занятия. – Не могу, я сейчас лопну. Я хочу почувствовать тебя изнутри. Хочу тебя. – Он за затылок притянул ее к себе, облизал ее мокрый рот и повторил: – Хочу тебя.       Энид оттолкнула его обратно на землю, села верхом, но не до конца – пропустив член меж своих скользких складок, она поездила вдоль него вперед-назад, чем заставила Соласа зарычать:       - Помилуй, госпожа… А то получишь восстание рабов.       Энид хищно улыбнулась и, приподнявшись, с размаху села. Это было так ярко и глубоко, что одновременно вырвало крики у них обоих. Энид на несколько секунд замерла, упиваясь сладким ощущением наполненности, потом стала осторожно двигаться. Вперед-назад, влево-вправо, по кругу. Приподнялась, почти выскользнула. Снова села. Наконец, устроившись поудобнее, широко раскинув согнутые ноги и уперевшись ладонями в его грудь, она начала равномерно раскачиваться. Сначала плавно, потом резче, быстрее.       Глаза Соласа были пьяными, на покрасневших искусанных губах блуждала рассеянная улыбка, время от времени переходящая в оскал. Он попытался сфокусироваться на Энид, которая неумолимо ускоряла темп, переходя на скачку, и положил руки ей на талию, чтобы немного сдержать. Она послушно замедлилась, хоть ей это с трудом далось. Он провел ладонями по ее животу, добрался до грудей, огладил их, пропуская соски между пальцев. Осторожно взял их, как в щепотку, и легонько потянул. Она выгнула спину и затихла, запрокинув лицо. Стенки ее лона сокращались, сжимая член внутри.       Первым не выдержал Солас, толкнувшись ей навстречу. Со стоном она возобновила движение, переходя от плавных круговых к размеренным качелям, насаживаясь все глубже, а потом к бешеной скачке. Смаргивая заливающий глаза пот, она вглядывалась в лицо Соласа, боясь пропустить момент его оргазма. И сама подходила к краю все ближе. Когда ее шумное дыхание перешло в отрывистые стоны, это стало отправной точкой для Соласа. По его телу прошла судорога, выгнувшая спину и запрокинувшая голову назад. Рот распахнулся в беззвучном крике, глаза зажмурились, зубы обнажились в оскале, как от боли.       Энид от этой картины бесстыдного наслаждения как молнией прошило – она вскрикнула и насадилась изо всех сил, вжимая его в свою пульсирующую глубину. Он схватил ее за бедра и потянул на себя, неровно толкаясь навстречу. Она упала на него, извиваясь от спазмов, трясь о него всем телом. Он вцепился ей в то место, где шея переходит в плечо, и сквозь зубы издал протяжный стон, переходящий в рычание. Дернулся еще несколько раз и обмяк, только руки продолжали прижимать ее бедра к своим. Она всхлипнула и потерлась клитором о его лобок, не желая отпускать жгучий восторг, отголоски которого заставляли ее вздрагивать и рефлекторно поджимать пальцы на ногах.       Наконец, она затихла, и Солас успокаивающе обнял ее и погладил мокрую спину. Но усталый покой внезапно нарушила новая судорога, не имеющая с удовольствием ничего общего. Энид ойкнула, схватилась за руку и, соскользнув с Соласа, быстро откатилась в сторону. Во время секса она не заметила, как Метка наливается тяжестью – она вообще ничего не замечала, кроме мужчины под собой. Сейчас, едва успевая, разрядила Метку в сторону от него, сгубив куст, усыпанный пышными белыми цветами.       - Убери ее, прошу, – повернулась она к Соласу, едва сдерживая слезы.       Он сел, глядя на нее с непонятной смесью жалости и упрямства.       - Тебе ничего не грозит, если я буду рядом. Я могу нейтрализовать…       - Но эта дрянь пожирает меня!       - Так и есть, но я буду сдерживать ее рост.       - Как же ты не поймешь – я не могу здесь оставаться! Меня слишком долго не было дома. Я ответственна за свой народ, а сижу в чужом мире и решаю чужие проблемы!       Солас слегка отшатнулся, как будто эти слова обидели его. Она подползла к нему на коленях и умоляюще протянула руку с Меткой.       - Ты думаешь, я бы не хотела быть рядом с тобой? Дышать с тобой одним воздухом, будить тебя поцелуями, чувствовать каждый день твой запах и вкус твоей кожи? Наслаждаться твоим телом, делить твои тяготы, помогать тебе во всем? Но эта мечта маленькой Лавеллан. Я же не могу позволить себе такого счастья. Каждую минуту мне будет отравлять мысль о том, что творится там, дома. Разве ты бросил бы сейчас все, плюнул на свой народ, на свои планы и отправился на край света с красивой женщиной бездумно предаваться удовольствиям?       Солас опустил голову, словно признавая ее правоту. Вздохнул и вновь поднял глаза, полные тоски.       - Ты действительно королева? Это не было частью игры?       - Я повелеваю остатками своего народа Аэн Сейдхе, который теснят со всех сторон люди. Я выиграла маленькую передышку, заключив договор с людским императором. Пришлось пойти на уступки и жертвы, но в целом пока удалось притормозить наше истребление. Да, я оставила верных соратников, но прошло три года… Три! Даже не представляю, что там сейчас творится. Пожалуйста, сделай это.       И она снова настойчиво протянула ему левую руку. Побледневшее лицо Соласа исказилось, как от боли.       - Я не могу это сделать, не покалечив тебя. Метку можно убрать только вместе с рукой.       Энид и глазом не моргнула:       - Убирай с рукой.       - Уверена?       - В моем мире даже слепца с выколотыми глазами можно наделить магическим зрением. А рука – невелика потеря. Меня починят, я уверена.       Солас придвинулся к ней и прислонил свою правую ладонь к ее меченой левой. Переплел свои пальцы с пальцами Энид.       - Это то, что я меньше всего сейчас хочу. Но сделаю. Потому что понимаю тебя слишком хорошо. Готова?       Свободной рукой Солас обнял ее и притянул к себе. Энид кивнула, прильнула щекой к его груди и закрыла глаза, приготовившись к боли. После органической компрессии ее уже мало какая боль страшила. И все же не хотелось быть застигнутой врасплох.       Но вместо боли она почувствовала на своих губах поцелуй – необыкновенно мягкий и нежный. Он был более спокойным, чем все сегодняшние поцелуи, но отнюдь не пресным. В обволакивающей истоме она читала затаенную страсть. Пальцы крепче переплелись, голова закружилась, и легкий прохладный ветерок, пробежав по ее голой коже, сконцентрировался в левой руке. Прохлада усиливалась, превращаясь в холод, Солас теснее прижал ее к себе, поцелуй стал глубже, пальцы все крепче переплетались. Энид открыла глаза и увидела прямо перед собой глаза Соласа, застланные серебристой лириумной дымкой. Левую руку сковал лед.       В какой-то миг все прекратилось без предупреждения. Дымка в его глазах разветрилась, он разомкнул поцелуй, отпустил объятие и отстранился. Энид почувствовала сильный зуд в левой руке, машинально протянула правую, чтобы почесать свербящее место, но схватила воздух. Неверяще она перевела взгляд вниз и обнаружила пустоту ниже локтя. Аккуратная культя имела вид, как будто затянулась и зарубцевалась много лет назад.       Несуществующая рука вдруг заныла.       - Какое странное ощущение, – пробормотала Энид, – кажется, это называется фантомной болью?       Ей стало холодно. Заморозка отступала от руки, расходясь по всему телу. Энид стал колотить озноб. Солас дотянулся до своего бархатного плаща, накрыл ее и усадил к себе на колени, обнимая и баюкая, как ребенка. Холод стал отступать, и на Энид снизошло сонное оцепенение.       Продолжая легонько покачивать ее, Солас запечатлел на лбу невинный поцелуй. Потом на виске. На щеке. В уголке губ. Дотронулся до мочки уха. Потом аккуратно положил ее на плащ, чтобы развязать себе руки. Он стал медленно оглаживать ее тело, сопровождая это невесомыми поцелуями. Энид свернулась уютным калачиком – ей было хорошо и покойно, нежные прикосновения Соласа не возбуждали, а расслабляли.       Она не уловила момент перехода от тягучей нежности к маниакальной вязкости. Когда его ладони отяжелели и стали не столько гладить, сколько придавливать. Когда к сухим губам добавился мокрый язык, вылизывающий ее так, словно она была едой. Когда поцелуи спустились по руке к культе и завязли на шрамах, вызывая у нее непонятную дрожь отвращения напополам с похотью. Это показалось Энид слишком непристойным, даже на фоне того, чем они недавно занимались.       - Солас, – тихо позвала она, – не надо…       И попыталась высвободить культю, но он нетерпеливо дернул ее обратно. Очертив кончиком языка все шрамы, он по-звериному широко вылизал их, вобрал культю в рот и укусил. От неожиданности Энид вздрогнула. Укусы поднялись вверх по руке, перешли на шею, потом на грудь. Он водил по ней губами, лизал, кусал и зализывал – в этом было что-то нечеловеческое. Волчье… Он перешел на другое плечо и, не рассчитав силу, цапнул ее до крови.       - Больно… – всхлипнула Энид.       Он, не среагировав на ее голос, припал к ранке и стал высасывать кровь, как вампир. Ей стало не по себе.       - Солас, не надо, – снова попросила она. – Я не очень себя чувствую…       Он оторвался от плеча и надвис над ней. От распухших губ по бледному лицу расползались красные пятна. Глаза – как темные провалы хаоса – пугающе блуждали. То ли кровь стукнула ему в голову, то ли неизбежность случившегося, но он выглядел совершенно пьяным, не владеющим собой. Он обхватил ладонью ее лицо, так, что пальцы упирались в щеки, и потряс из стороны в сторону.       - А что, если я приму звериное обличье и просто сожру тебя? – спросил он хрипло. – Так ты точно никуда не уйдешь.       Он сполз ей на грудь, впился в сосок с вульгарным чмоканьем, вызывая в ней свербящее возбуждение, переходящее в боль. Потом спустился на живот и возобновил укусы, теперь уже не сдерживаясь – засасывая и жуя кожу, прокусывая ее и спускаясь ниже.       - Эру, всеотец, помоги… – прошептала она.       Энид была слишком слаба, чтобы сопротивляться, в том числе и магически. К тому же, тело волей-неволей начало переполняться темным, болезненным желанием. Груди и живот налились тяжестью, лоно спазматически сжималось, каменея. Когда Солас до него добрался, оттуда уже сочилась влага. Он размазал ее по промежности и засосал клитор, вызвав в ее измученном теле новую дрожь. Спустился языком ниже и принялся вылизывать сжатую щель заднего прохода. Аккуратно ввинтил туда палец, заставив Энид дернуться и зашипеть:       - Солассс.       Он тихо засмеялся, поднялся так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу и медленно вошел, с трудом протискиваясь в сведенное спазмом влагалище. Закинул ее ноги себе на плечи и стал двигаться короткими толчками. Глаза его на мгновенье закатились, но он тут же сфокусировал взгляд на ее лице и выдавил сквозь сведенные зубы:       - Не могу… насытиться… тобой…       Резко толкнувшись на всю длину члена, он замер, тяжело навалившись на нее всем телом. Она тоже затихла, облизывая потрескавшиеся губы. Со свистом перевел дыхание и засунул свои пальцы ей в рот. Она послушно обхватила их, обнимая языком, но этого было мало – он толкнул пальцы глубже, к глотке, вызывая слюнотечение. Она поперхнулась и на секунду испугалась, что ее сейчас вырвет.       Но Солас уже убрал руку, вышел из нее и вместо члена ввел свои мокрые пальцы. Одной рукой он задрал и прижал ее ноги так, что колени уперлись в ее плечи. Она была растянута, как подопытная лягушка. А длинные гибкие пальцы проникали все глубже, нащупывая уголки, о которых Энид сама не подозревала. Задев точку, от прикосновения к которой по ее телу словно пробежал электрический разряд, он стал ее стимулировать. Мягкие поглаживания перешли в надавливания, потом в трение – все быстрее, все напористее…       - Солас, что ты со мной делаешь?       Энид зашлась криком. В куртуазных стишках времен ее молодости женское удовольствие сравнивалось с распустившимся бутоном. Ее «бутон» по ощущениям был вывернут наизнанку. Как со стороны, она наблюдала прозрачную струю, вырывающуюся из нее и рассыпающуюся в фонтан брызг от быстро двигающейся руки Соласа. Оргазм был долгим и иссушающим, Солас не отпускал ее, пока не выжал последнюю каплю, и пока Энид обессилено не откинулась на плащ, тихо скуля:       - Безумие… безумие…       Не сводя с нее алчных, налитых кровью глаз, Солас облизал свои пальцы и уселся ей на грудь. Взял мокрой рукой член и принялся бесстыдно его ублажать прямо перед ее носом, размашистым жестом водя вверх-вниз неплотно сжатой ладонью. Потом приподнял ее голову, скрутил волосы на затылке в кулак и направился ей в рот. Энид не могла бы ему подыграть, даже если захотела – он двигался слишком резко, проникая в глотку. Она не выдержала и закашлялась, спазм горла сдавил член и Солас вскрикнул. Вышел из ее рта и, не отпуская волос, быстро задвигал рукой, кусая губы и отрывисто выдыхая. Наконец, как от удара, запрокинул голову, оскалился и издал долгий, болезненный стон, одновременно заливая семенем ее лицо и грудь. Энид открыла рот, чтобы поймать тяжелые капли, но почувствовала, что сознание мутится и она проваливается куда-то в темноту.       Кажется, они задремали, измотанные до обморока, сжимая друг друга в потных, липких объятиях. Внезапно Солас вздрогнул всем телом, разбудив и Энид, разомкнул руки и вскочил.       - Кто-то пытается открыть элувиан.       Энид подползла ближе к краю площадки и увидела далекий кончик зеркала, по темной поверхности которого змеились серебристые молнии.       - Если они вызвали Морриган, то у нее может получиться, – ответила она.       - Морриган? – переспросил он недобро.       Энид увидела, как его руки непроизвольно сжались в кулаки. Он стоял спиной, но она могла поклясться, что его глаза сейчас застилает серебристая дымка. Словно в подтверждение, молнии исчезли и элувиан погас.       - Тебе необязательно скрываться, Солас. Мы все объясним в ордене, докажем, что ты не враг, и, возможно, ты получишь прямую помощь…       - Шутишь, наверное.       - В конце концов, я еще Инквизитор и могу приказать.       - Не будь наивной, венан. Ты лучше меня знаешь, что эти стервятники только и ждут момента, чтобы порвать тебя на куски. Исчезнувшая Метка – хороший повод.       - В любом случае, мне надо им что-то сказать.       Солас задумался, явно перебирая в голове варианты развития событий. Но его размышления прервал новый всполох. За элувиан опять принялись.       - Фенедис ласа, – выругался он, и кулаки снова сжались. Лицо его было нехорошим. – Они так некстати. А у меня еще столько вопросов.       - Ты же не собираешься обратить костяк Инквизиции в камень? – спросила Энид.       Кулаки его медленно разжались, лицо досадливо скривилось. Он молча натянул штаны и то, что осталось от рубахи. Сверкнул глазами – и арлатанский доспех мягко обернулся вокруг тела, звякнув креплениями. Подобрал плащ, который еще хранил на себе запах и влагу их тел. Застыл на мгновенье, словно борясь с желанием зарыться в него лицом. Но решительно закинул за спину и рывком затянул перевязь.       Энид молча наблюдала за этим, дрожа всем телом. Вместе с Соласом и его объятиями уходила и магия, которая поддерживала на осенней поляне летнюю жару. Кроме того, ее, по всей видимости, лихорадило. Все-таки потеря руки не дается организму бесследно. Не попадая зубом на зуб, она попыталась пошутить:       - Н-не скажешь на п-прощание ничего в-вроде «никогда тебя не заб-буду?»       Солас, ничего не ответив, протянул руку к серебристой звериной шкуре. Та оторвалась от земли и легла на ему плечо. Энид попыталась встать, опершись о несуществующую руку, забыв, что ее нет. Ведь она ее продолжала чувствовать. Естественно, промахнулась и упала на бок. Засмеялась над собой, и не заметила, как из глаз брызнули слезы. Она попыталась успокоиться – ведь нет ничего более жалкого, чем плачущая чародейка. Эту фразу любила повторять Йеннифэр из Венгерберга, но автором ее была сама Энид.       Несколько раз глубоко вдохнула, усилием воли остановила дрожь челюсти, сжала единственный кулак и с вызовом глянула на Соласа.       - Даже не спросишь мое имя? – саркастично спросила она. – Или в Арлатане секс – не повод для знакомства?       Угрюмое лицо Соласа вдруг просветлело улыбкой:       - И правда! Я ведь даже не знаю… Как тебя по-настоящему зовут?       Энид была так обижена, что не могла выдавить из себя ни слова.       - Ну же, – требовательно повторил Солас и в голосе звякнул приказ, – твое имя?       Как ни странно, этому хлесткому голосу захотелось повиноваться.       - Энид Финдабаир.       Солас склонил голову набок и медленно повторил, вслушиваясь в непривычные звуки:       - Энид Финдабаир… Королева Дол Блатанна, наследница синдарских владык. Как такое забудешь?       Голоса с нижней площадки заставили Соласа замолкнуть и напряженно выпрямиться. У них получилось взломать элувиан. Энид инстинктивно отвернулась на звуки, а когда повернула голову обратно, Соласа уже не было. Завихрения в огромном зеркале вспыхнули и погасли. *****