Сферы

      На Совете Энид подробно пересказала все сведения Эримонда, умолчав о методах, которыми она добилась такой откровенности от магистра венатори. Лелиана тут же отдала распоряжение снарядить оперативный отряд во главе со своим недавним приобретением – музыкантом-магом Цитрой, который знал Вал Руайо, как свои пять пальцев.       Совет затянулся – Лелиана и Жозефина делились с остальными текучкой, накопившейся в Скайхолде и около-скайхолдской политике, а Энид, Кассандра и Каллен рассказывали подробности большого орлейского похода. Морриган по большей части молчала, витая мыслями где-то далеко.       Небо уже стало затягивать сиреневыми горными сумерками, когда Инквизитор, наконец, смогла выбраться из-за огромного стола-карты. Благодаря поданным прямо на совещание закускам, она не чувствовала голода. Сейчас все ее помыслы, сердце и еще одно вполне определенное место тянулось в ротонду, к Соласу. «Ар лат ма, венан… ммм… эма аша», – крутилось в голове, вызывая приливы горячего щекочущего восторга. Она уже выяснила, что это означает на элвенане: «Я люблю тебя, мое сердце, моя девочка». Слова о любви немного пугали ее – ведь гораздо проще было объяснять свое собственное томление обычной похотью. Пугали и завораживали. Такого она не слышала много веков.       Солас, стоя на стремянке, рисовал на стене контур гигантского зверя – то ли медведя, то ли волка. На схематично изображенной в профиль морде было намечено три продолговатых глаза. Какое-то смутное воспоминание шевельнулось в голове Энид, но тут же ускользнуло, и она не стала его удерживать.       - Здравствуй, венан, – Солас спустился вниз и подошел к Энид, лаская ее улыбкой.       На щеках его красовались разводы оранжевой охры с вкраплением синего. У нее появилось непреодолимое желание вытереть краску с его лица. Желательно языком.       - Привет. А ты все трудишься?       - Все равно делать больше нечего. Пытаюсь осмыслить этнографический материал, который мы раздобыли в Орлее. А ты закончила свои дела?       - Да, как видишь… – Энид помялась, потом развеселившись от собственной нерешительности «как дева, прости господи», предложила: – Почему бы нам не скоротать вечер у меня наверху? Угощу отличным неваррским вином, которое мне прислал какой-то дальний родич Кассандры.       Солас, все так же улыбаясь, положил на стол кисть с палитрой и подошел вплотную. Провел ладонью по ее щеке, отчего все мышцы Инквизитора вмиг стали ватными.       - Не стоит компрометировать тебя перед подчиненными, – сказал он таким голосом, будто предлагал раздеться.       - Плевать… – пролепетала Энид.       - В Скайхолде слишком много глаз. И не все они так же лояльны, как глаза леди Вивиен, – он убрал руку от ее лица и отошел к своему столу. – У меня предложение получше. Если у тебя есть неделя, давай съездим в Крествуд за осколками. Я вычислил, где там может быть окуляриум.       - Вдвоем нас все равно не отпустят.       - Возьмем самых верных людей.       Энид подавила приступ детского разочарования, смиряясь, что долгожданный подарок получит не сегодня, и чересчур бодро ответила:       - Научная экспедиция? Отлично!       Вечером Энид не могла заснуть. Пробовала усыпить себя вином, но оно напротив подогрело энергию, которая – и в этом она отдавала себе отчет – была сублимирована из нереализованного плотского желания.       Энид активировала невидимость и выскользнула из своих покоев, пролевитировав с балкона на крепостную стену. Для начала она решила навестить конюшню, где обосновался Блэкволл. «Что у нас поделывает третий лжец? На кого он работает?»       Блэкволл в данный момент работал на некую даму, чьи ноги, затянутые в белые шелковые чулки, обнимали талию Серого Стража и подпрыгивали в такт его ритмичным движениям.       - О, моя леди… Моя прекрасная леди… – басил Блэкволл, а Энид, как завороженная, не могла оторвать глаз от его крепких широких ягодиц, с силой вжимающихся в пену белых кружев и золотистых воланов.       Они делали это стоя. Блэкволл слегка расставил ноги, что не позволяло его приспущенным штанам упасть до пола. Были видны его мощные, поросшие черными волосами, ляжки, уже упомянутый упругий зад и мускулистая спина, кое-где пересеченная шрамами. Спина была загорелой, а зад и ляжки – белыми. Даму он держал на весу, прижимая к стене. Заметны были только смуглые тонкие и весьма ухоженные руки, цепляющиеся за мужскую спину холеными ноготками, да изящные лодыжки, которые то скрещивались на спине лже-стража, то бесстыдно разваливались в разные стороны.       «Солдат дерет аристократку на конюшне, – подумала Энид, – экая пошлость». Но она не могла не признать, что картина была столь же вульгарная, сколь и возбуждающая. Особенно на ее неудовлетворенные ожидания. Подавив похоть, Энид попыталась угадать, что за леди так сладко стонет под натиском могучего воина. Туфельки из серебряной парчи с золотыми пряжками показались подозрительными. Догадка Энид подтвердилась знакомым приятно-грассирующим голосом:       - О да, мой рыцарь, да, да! Не останавливайтесь, мой герой!       В ответ Блэкволл закинул ее ноги на плечи, удобнее перехватил за бедра и принялся вбиваться с удвоенной силой. Между расставленных ног стала видна его ярко-красная мошонка, болтающаяся взад и вперед с такой скоростью, что Энид испугалась за ее сохранность. Вскоре ягодицы Блэкволла судорожно сократились, одновременно раздались его раскатистый стон и ее тоненький вскрик:       - Ооо, моя леди…       - Ааа, мой герой…       У Энид заложило уши, к щекам прилила кровь. Сейчас бы убежать на улицу и вылить себе на голову ушат ледяной воды, но она будто приросла к полу. Ноги Жозефины соскользнули с плеч Блэкволла, показалось ее раскрасневшееся лицо, которое было прехорошеньким сейчас, в обрамлении распущенных волнистых волос.       - Создатель, как же я скучала, – нежно проворковала она, глядя на него с поволокой.       - Моя леди, я недостоин вашего внимания, – ответил Блэкволл и подтянул штаны.       Энид мельком увидела мощный ярко-красный орган, с которого все еще не спало напряжение, торчащий из кипы курчавой черной поросли. У нее потемнело в глазах. Захотелось немедленно вернуться в ротонду и, наплевав на многочисленные глаза и уши на верхних ярусах, спустить штаны с проклятого лысого колдуна. Будь она помоложе лет на тысячу, так бы и поступила.       Тем временем Жозефина, скручивая роскошную копну волос в привычный узел на затылке, игриво заметила:       - О, если вы так недостойны моего внимания, месье Блэкволл, зачем же вы присылаете мне эти очаровательные букеты?       - Это вовсе не я.       - Ну конечно, – рассмеялась посол и легонько стукнула его кружевным веером.       - Я люблю вас, моя леди. Но…       - И я вас люблю, мой рыцарь. И не понимаю – почему мы должны скрывать свои чувства?       - Я не…       - Неужели вы считаете меня какой-то расфуфыренной снобкой? Я, между прочим, люблю бренди. Да-да, не вино, а настоящий антиванский бренди. И я уверена, мой дорогой, что у вас припасена бутылочка. Поэтому не откажусь от рюмки, – подытожила Жозефина, удобно располагаясь на деревянном стуле, словно это была мягкая софа.       - Дело не в вас, – ответил Блэкволл, послушно разливая бренди в две рюмки. – Вы – совершенство, леди Жози. И слишком хороши для меня.       - Ах, не говорите глупости, не то я рассержусь.       - Я не такой хороший человек, каким вы меня считаете.       - Идите сюда, мой дорогой. Расскажите, что вас гложет.       Блэкволл уселся на пол у ног Жозефины и она немедленно запустила пальцы в его жесткую гриву, перебирая пряди и лаская.       - Когда я был ребенком, на улице по соседству жили бродяжки. Как-то к ним прибилась собака – маленькое, жалкое существо, выпрашивающее еду. Они поймали ее, накинули веревку на шею и повесили. Знаете, что я сделал?       - Спасли несчастное животное?       - Ничего. Я не сделал ничего. Отвернулся и пошел в дом. И закрыл за собой дверь. Я слышал ее крики, видел из окна, как дергаются ее лапы… Но не сделал ничего. Даже отцу не сказал.       - Бедный, мой бедный мальчик, не вините себя, вы были совсем дитя.       - Не такое уж дитя…Я понимал, что происходит. Столько лет прошло, но та картина у меня перед глазами, как живая.       - Не убивайтесь так, любовь моя. Мне ведь тоже есть, о чем рассказать. Мало кто знает, но когда-то я была бардом. В университете Вал Руайо барды были овеяны ореолом тайн, интриг, опасных связей и обворожительных личностей. Кучка юных дворянских отпрысков решила, что жизнь, полная опасных приключений и романтики, как раз по нам. В одной интриге я столкнулась с бардом, которого послали убить моего покровителя. Мы сразились. Точнее – вцепились друг в друга. Оба были до смерти напуганы. Мы были наверху крутого лестничного пролета. Бард вытащил нож, и я оттолкнула его от себя... Что это была за нелепая и бестолковая смерть! Когда я стянула с него маску, то узнала его лицо. Мы вместе ходили на одни и те же вечера! Ах, если бы я сдержалась, попыталась объясниться, а не набрасываться, как какой-то разбойник! Не перестаю думать – кем мог бы вырасти этот юноша? Некоторые говорят, что Игра невозможна без крови. Но только не в качестве первого средства! Не разменивая жизни, как мелочь! С тех пор я зареклась брать в руки оружие. Слова – вот мое оружие.       - Моя леди, такие, как вы, делают жизнь лучше. Люди вообще могут делать жизнь лучше. Надо просто не отворачиваться…       Жозефина надавила на голову Блэкволла, положив ее к себе на колени. «Сопли, – подумала Энид, – нет смысла слушать дальше».       Она выскользнула из конюшни и невидимкой побрела по ночному Скайхолду. Из таверны слышались музыка и смех, но Энид хотелось тишины. Она направилась во внутренний сад, где в такое время уже никого не должно было быть. Но ошиблась.       - И ноет ветвь, и ветер свят, и распустился цвет, – напевно декламировал мягкий баритон Максвелла Тревельяна. – Как жимолости аромат – лобзанья сладкий след. В нем – нежных вздохов, дней любви и нежности обет.       - «Карменум ди аматус». Я думала, она запрещена, – послышался голос Кассандры с необычными, мягкими и воркующими нотками.       Удивленная Энид осторожно пролевитировала через заросли дикой розы и остолбенела. «Да вы издеваетесь…». На скрытой от посторонних глаз полянке, прямо на траве, раскинулись в бесстыдной неге обнаженные Тревельян и Кассандра. Усталый член лорда Максвелла, еще поблескивающий от внутренней влаги Искательницы, покоился на его ляжке. Одной рукой он держал книгу, из которой читал стихи, а другой рассеянно гладил грудь Кассандры, оказавшуюся неожиданно большой и мягкой. «Под доспехом и не видно», – хмыкнула про себя Энид.       - Губами в губы вложит мне несмело, – задумчиво продекламировала Кассандра. – Молитвы стих – тот опалит меня огнем. Я свет Создателя – свет звезд – увижу в нем. В его глазах – и вслед за духом сдастся тело.       - В которое мы вместе жизнь вдохнем, – закончил за нее Максвелл. – Почитаем еще что-нибудь?       Вместо ответа она мягко отняла книгу и отложила ее в сторону. В движениях мужской руки по ее груди рассеянность уступила место напору. Кассандра с готовностью потянулась к его губам, закинула крепкую мускулистую ляжку на его бедро и мигом оседлала. «Да что же это такое», – думала Энид со смесью досады и возбуждения, улепетывая из дворика под нарастающую громкость томных вздохов.       Энид возвращалась в покои с твердым намерением залить в себя бутылку вина, чтобы просто вырубиться, как ее очередной раз настигла сексуальная лихорадка, от которой сегодня буквально содрогался Скайхолд. На лестнице, ведущей к библиотеке, Железный Бык прижал кого-то к стене и жадно лобзал, судя по чавкающим звукам. Этого кого-то не было видно из-за размеров Быка, но когда невидимая Энид зашла сбоку, она скривилась от отвращения. Запрокинув голову и сопя сквозь напомаженные усы, на поцелуи бывшего кунари с упоением отвечал Дориан.       - Ну же, хочешь оседлать моего бычка? – пробасил Бык и запустил огромную лапу в Дориановы штаны сзади.       - И оседлать и объездить, – жеманно ответил тевинтерец и сдавленно застонал в ответ на шевеление косситских пальцев в своем тылу.       «Ну это уж слишком», – подумала Энид, припуская по лестнице. Одно было хорошо – от этой сцены ее возбуждение как ветром сдуло, хотелось лишь одного – выпить и забыться сном.       Однако, вечер был еще в самом разгаре. На внешней галерее она заметила огонек, пробивающийся по краям плотной шторы в окне Варрика. Обычно он окна не занавешивает, и любопытство подтолкнуло ее настроить подслушивающее заклинание.       - Он точно отправился в Вейсхаупт? – взволнованно спрашивал глубокий, с легкой хрипотцой, женский голос. – Бросил сестру в Ферелдене?       - Не бросил, а договорился об убежище для нее и Блондинчика. С официальным покровительством Вестницы, а значит – с полной поддержкой Алистера.       - На кой этому демону Серые Стражи, ну скажи хоть ты мне?       - Ривейни, ну не знаю, правда! Ты же знаешь Хоука – заболтает до смерти, но по сути ничего не расскажет.       - Ссскотина… Это я не тебе. Наливай, чего уж… Дорогущий бренди лакаешь, гном.       - Как всегда. Это ты у нас любительница помоев.       - В них есть неповторимый шарм подлинного безудержного веселья, – усмехнулась женщина, которую Варрик назвал Ривейни, но усмешка вышла какой-то тусклой. – А он… Ну это… Ничего не спрашивал… про меня?       - Нет, Ривейни.       - Сссука… Как думаешь – простил?       - Думаю, простил. Но не забыл.       - Да и пошел он… Не смотри на меня так, знаю, что выгляжу жалко. Налей еще.       - Последние сведения о тебе были, как ты путешествуешь на своем корабле с Фенрисом. Может, поэтому и не спрашивал.       - Да ладно, не утешай. Не спрашивал, потому что ему плевать. А с Фенрисом наши дорожки разошлись давно. Он мне быстро надоел. Да и я ему тоже. Пусть охотится на работорговцев в гордом одиночестве, как привык. А я вот здесь.       - Присоединишься к Инквизиции? Или отправишься в Вейсхаупт?       - Что? Да ты за кого меня принимаешь, мелкий демон? Пусть Хоук катится хоть к Думату на рога. Я не девочка бегать за ним. Да открой это чертово окно – дышать нечем.       Занавеска резко дернулась в сторону, и Энид машинально отпрянула от окна, хотя ее не могло быть видно. Золотистый свет свечей обрисовал силуэт фигуристой женщины среднего роста, чья тонкая талия подчеркивалась весьма плотными округлыми бедрами. Она вдохнула ночной промозглый воздух Скайхолда полной грудью и сказала:       - Все равно с завтрашнего дня я ваш боец – так чего же скрываться?       Она уселась на кресло рядом с окном и принялась набивать длинную трубку. Теперь ее можно было хорошо разглядеть. А посмотреть было на что – женщина была из тех, кого принято называть шикарными. Энид уже давно догадалась, что это та самая Изабелла – гроза Недремлющего моря. Полная грудь чуть ли не вываливалась из белого корсета, подчеркивающего смуглый глянец кожи. На груди красовалось широкое, как воротник, золотое ожерелье с бирюзой, золотые серьги, круглые, как монеты, закрывали по пол-уха, длинные цепкие пальцы были усажены перстнями разной степени массивности. Золотая искра блестела даже под нижней губой. Синяя шаль, обмотанная вокруг бедер в имитации юбки, нисколько не скрывала пышную ляжку. Длинные крепкие ноги были обуты в высокие сапоги, а черные блестящие волосы стянуты голубой косынкой. Несмотря на исключительную женственность, в ее фигуре чувствовалась сила: под обманчиво-нежным жирком перекатывались твердые валики мускулов.       - Под чье начало пойдешь? – спросил Варрик, сидевший в другом кресле с бутылкой в руке. – Хотя чего тут гадать – всех одиночек забирает Лелиана к себе в разведку.       - Да мне все равно, – Изабелла, наконец, раскурила трубку и с удовольствием пустила в окно колечко дыма, щуря яркие карие глаза. – Адмирал Изабелла поступает на службу Инквизиции – а остальное уже неважно.       С этими словами она стянула со стола большую пафосную треуголку с пышным плюмажем, нахлобучила ее себе на голову и усмехнулась, сверкнув белоснежными зубами.       - Ох, Изи, у тебя всегда была страсть к шляпкам, но это уже нечто сверхординарное, – рассмеялся Варрик.       - А я и сама сверхординарная, – заявила пиратка, встала и потянулась всем своим гибким телом. – А что, крепыши-то в этом вашем Скайхолде водятся? Давненько мне никто не делал массаж… внешний и внутренний.       - Крепышей полно, даже косситы есть. Не кунари, не бойся. Все как один тал-васготы.       - Не, рогатики не для меня. Слишком дурные воспоминания... А ладно, разберемся. Пойду прикорну на твоем диване, пока мне не выделили комнату.       - Ишь ты, отдельную комнату? А казарму не хочешь?       - Пхах, если мужскую – то с удовольствием!       Под впечатлением от Изабеллы, размышляя о бренности чувств, Энид тихонько брела к крепостной стене. Она решила сократить путь, пройдя мостиком от внутренних покоев к кабинету Каллена и там перескочить пару ярусов до своего балкона с помощью левитации. И уже нисколько не удивилась, а лишь устало подумала: «Опять?», когда услышала приглушенные стоны из окна генерала. Воссоединившуюся после большого орлейского похода Инквизицию трясло от любви. Или ноги Энид подсознательно несли ее туда, где кипели страсти? Матерясь себе под нос, она собралась было пройти мимо, но звуки настырно неслись не откуда-нибудь, а из кабинета Каллена. Поэтому любопытство победило, и она заглянула внутрь.       Генеральский стол скрипел. То, что заполняло его пространство ранее, было раскидано одним махом чьей-то сильной руки: бумаги, карты, перья, папки, чернильница, папье-маше и кружка. Вместо них на столе лежала Эвелин Тревельян с задранной до шеи мантией, обнажавшей ее изрядно похудевшие, но все еще рыхловатые белоснежные телеса во всей красе. Руками она цеплялась за края стола, глаза были закрыты, оскаленные зубы то и дело прикусывали полную нижнюю губу, чтобы приглушить стоны. А стонать было от чего – между ее беспардонно разваленных в стороны по самое не могу ляжек пристроилась светлая курчавая голова сэра Каллена Стентона Резерфорда, чьи плавные движения вверх-вниз и из стороны в сторону не оставляли никаких сомнений.       «Ах вы, черти…», – Энид снова затопило острое возбуждение. У нее давным-давно не было простого секса, что уж и говорить об удовольствиях такого рода – о них и припомнить уж трудно. И снова она не могла оторваться от зрелища, как под гипнозом, хотя по-хорошему ей бы бежать, лететь, шагать в Тень и левитировать отсюда как можно дальше.       Тем временем пышная грудь леди Тревельян вздымалась все выше, стоны становились все менее контролируемыми. Каллен, не отрывая головы, протянул руки к ее грудям и стал мягко, но настойчиво, крутить и тянуть острые торчащие соски Эвелин, отчего ее стон стал захлебываться и переходить в тихие отрывистые возгласы. «Да ты, оказывается, затейник», – отметила Энид.       Внезапно Тревельян выгнулась, толчком села и потянула Каллена к себе. Показалось его раскрасневшееся лицо с блестящими мокрыми губами и это было до того омерзительно-притягательно, что у Энид промокли трусы. Эвелин стала быстро, срывая пуговицы, расстегивать его камзол. Обнаженный мускулистый торс был чудо, как хорош. Оствикская леди тоже оценила его, облизывая каждый рельеф и шрам, спускаясь все ниже и ниже. Наконец, она соскользнула со стола, встала на колени и медленно, торжествующе глядя в лицо Каллену, стянула с него штаны. Энид жадно впилась глазами в толстый розовый, бугрящийся венами член, торчащий из светлых кучеряшек, как мортира из кустов. Он, впрочем, быстро исчез из виду за растрепанной головой Тревельянши.       Каллена, однако, надолго не хватило. Зажмурившись и закинув голову, он вытерпел всего несколько секунд, после чего рывком дернул Эвелен наверх, стянул с нее платье, зашвырнув его куда-то в угол, и снова разложил на столе. Одной рукой придерживая задранные вверх женские ноги, другой он быстро направил член и с размаху вошел. Громкое «Ох» – мужское и женское – прозвучало в унисон.       «Хватит с меня», – думала Энид, но продолжала тупо смотреть, как резко двигаются бедра Каллена, как смачно извивается под ним Эвелин, как они то прижимаются друг к другу в слюнявом поцелуе, то отрываются на расстояние вытянутых рук, чтобы видеть подробности. Глаза зрительницы застелила пелена, она уже готова была бежать в ротонду и совершать насилие над спящим эльфом, как Каллен, наконец, дернулся последний раз и рухнул на стонущую Эвелин.       Пока Энид размышляла, каким образом ей снять ставшее невыносимым напряжение – вульгарно броситься в постель Соласа, прибегнуть к извечному методу подростков и одиноких людей всех миров и народов или просто напиться в стельку, чтобы сохранить весь запал до путешествия в Крествуд – произошло неожиданное. Это озадачило Энид и выветрило из головы весь секс. Каллен – этот всегда непоколебимый воин и просто роскошный самец дхойне – вдруг зарылся лицом между грудей Эвелин и глухо зарыдал. А она не выказала никакого удивления, только обняла его за шею и принялась гладить по волосам, приговаривая:       - Ты сможешь. Ты сильный. Еще немного продержаться.       - Я сорвусь.       - Нет. Я рядом. Кассандра рядом.       - Кассандра, – он поднял опухшее лицо. – Она говорит, что сейчас самое неподходящее время для таких экспериментов. Но я-то знаю… Я знал Самсона. Он был хорошим человеком. Монстра из него сделал лириум. Если я не попытаюсь отказаться сейчас, это может произойти и со мной. Просто кто-то вместо синего даст мне красный. И тогда все – здравствуй, Мередит.       - Тебе сейчас тяжело. Что она сказала об отпуске? Максвелл мог бы стать временной заменой.       - Касс и слышать ничего не хочет. Сказала, что только я могу быть генералом Инквизиции.       - Странно… То есть, я хотела сказать – а может, тебе поговорить с Элланой?       - Надо знать нашу Вестницу. Она полностью нацелена на результат. Если лириум помогает мне быть в строю – она прикажет мне принимать лириум.       - Ну а если по-человечески объяснить ей?       - Она не человек, Эвелин! Она эльф, причем, самый жестокий и хладнокровный эльф из всех, кого я знаю. У нее есть цель – победа над Корифеем – и она идет к ней. Не напролом, нет. Хитро, небанально, но упорно идет к цели. Эльфийские боги мешают – она отвергает эльфийских богов. Она запрещает своему клану приближаться к ней ближе Недремлющего моря, отталкивает друзей, и даже единственного эльфа, который к ней неравнодушен, держит на расстоянии. Она как баллиста. Нет – как яд. Сперва незаметен, но неотвратим. Все красивые или добрые поступки она совершает только во имя цели. Все, что мешает цели, она уничтожает. Ты знаешь, что она лично пытала этого венатори, чтобы выбить сведения о связном Корифея в Вал Руайо? Причем, пытала так, что сломала его. Он теперь мочится в постель и вздрагивает от каждого шороха. Демоны, только не Эллана! Если ей сказать, что отказ от лириума подкашивает меня, я с трудом держусь и рискую быть неэффективным, она будет лично контролировать, чтобы я принимал его трижды в день.       Энид отшатнулась. «Вот сейчас было обидно». Она-то думала, что нравится Каллену. Она-то думала, что все к ней относятся как к «малышке» – талантливой, амбициозной, иногда пугающей, но своей.       - Иди ко мне, родной, – утешающе сказала Эвелин и притянула Каллена обратно к своей груди.       Но Энид уже не интересовала их дальнейшая возня. Она скачками короткой левитации добралась до своего балкона, изрядно озябнув по дороге. Налила вина в большую глиняную кружку и быстро, магией, подогрела его. Закрыла окно, завернулась в меховую шаль, забралась с ногами в кресло и принялась потягивать горячее вино, переваривая все увиденное и услышанное за этот вечер.       Энид не понравилось, что многие темы ей даже не посчитали нужным озвучить. Например, стремление Каллена соскочить с лириума. Даже Кассандра взялась хитрить и скрытничать от нее. Она не знала, как оценивать успехи Тревельянов в пролезании через постели к верхушке управления Инквизицией. Каковы мотивы их клана – абстрактная власть ради власти или что-то более конкретное? Только выяснив это, она поймет свое отношение к возможной замене Каллена, который именно сейчас взялся бороться с собой и с лириумом.       Ей бы еще осмыслить отношение к самому факту того, что Каллен пытается отказаться от храмовничьей отравы. Он был прав – узнай она об этом раньше, сочла бы ударом по эффективности армии и настояла бы на возвращении к лириуму. Но сейчас все поменялось. Как бы не пыжились и не надували щеки дамы Совета, единственный в нем мужчина был ключевой фигурой. Ибо за кем штыки – за тем и власть. За Калленом пойдут войска при любом раскладе, а поэтому ей надо добиться его расположения во что бы то ни стало.       Что касается Блэкволла – она просмотрела чудную куртуазную сцену, но так и не поняла, на кого работает лже-страж. Бык и Дориан – неожиданный альянс, от которого непонятно, что можно ожидать. Появление Изабеллы – бывшей любовницы Хоука и влиятельной фигуры контрабандистского мира – и попадание ее под начало Лелианы. Все это надо отслеживать и контролировать.       Тут ее впервые не обрадовало обещание ехать завтра в Крествуд. За Скайхолдом нужен глаз да глаз, хоть перспектива провести еще хоть один такой же безумный вечерок вуайеризма вызывал содрогание. Опасно расслаблять руки, держащие вожжи. Однако, вызвав в памяти бархатистый голос Соласа, его ласкающую улыбку и умело подавляемый голодный проблеск в глазах, она подумала, что немного счастья не помешает в управлении Скайхолдом. С этими мыслями она, наконец-то, уснула. ***