Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Человеку всегда больно, когда с кем-то, кого он любит и кем дорожит, происходит что-нибудь плохое. Всегда. И не важно, какие были обстоятельства, и была ли возможность помочь близкому человеку или нет… Люди винят себя в том, что не помогли дорогому человеку — не догадались, не знали, не успели… Не смогли. Это чувство вины оседает в сердце любящего человека, причиняя нестерпимую душевную боль. Сегодня утром, по приказу императора зла Зурга была проведена самая настоящая диверсия и были похищены трое бывших воплощений стран — Германия, Италия и США. А последнего еще и подло подставили, выставив предателем. А все ради чего? Да, ради того, чтобы побольнее ударить по его другу и учителю — Баззу Лайтеру. И удалось Зургу это на ура. Бравый рейнджер, герой галактики уже больше часа сидел за парящим столом своего начальника — коммандера Небулы. Сидел, подперев голову обеими руками, и все думал и думал… А в голове прокручивался тот самый кошмар с учений. Тот, что приснился Лайтеру, после попытки его ученика подкупить лидера команды соперников. В том страшном сне Альфред Ф. Джонс добровольно стал слугой Зурга и врагом Лайтеру. И вот этот кошмар сбылся наяву: «Это все моя вина… Моя! Это я уделял мало времени своему ученику… Я! Если бы я лучше следил за Альфредом… Если бы научился понимать его… Он ведь — бывшее государство, привык к вниманию, а я все „занят“ да „служба“… Я виноват. Виноват…» Начальник Базза, боясь оставить рейнджера одного, все это время находился неподалёку от него, тоже страдая от чувства вины. Небуле хотелось уделить побольше внимания приунывшему рейнджеру, поддержать его, успокоить, просто побыть рядом, в конце концов, но у него было слишком много дел. Во-первых, надо было вновь связаться с теми рейнджерами, что отправились в ограбленный научный центр — поставить их в известность, что личность преступника уже установлена. Ну, и заодно начальника этого самого научного центра проинформировать. Это дельце Небула уладил незамедлительно. Во- вторых, нужно разобраться с теми данными о войнах, как оказалось, хранишихся в компьютере Артура и выяснить — целы ли данные после вмешательства Зургова шпионского жучка, а если целы, то как открыть их? В любом случае стоило поговорить со знаменитым археологом о самих файлах и о способе их прочитать, ну и, само собой, о причине сокрытия такой важной и ценной информации. Для этой цели Небула внес разговор с Керклендом в список важных дел на вечер. Кстати о разговорах, надо было еще поговорить с Президеншей Галактики, рассказать, что стряслось и доложить о сокрытых Керклендом данных. Потом вдруг совсем нежданно позвонил советник с планеты Церчашек, ещё раз извиниться за свою вспыльчивость, и попросил присматривать за его единственной дочкой… В общем дел у Небулы было по горло. И потому, единственное чем он смог помочь Баззу, это позволить ему остаться рядом с собой в кабинете, заблокировав дверь, чтобы никто больше не вошел и не увидел Лайтера — героя, много-много раз спасавшего целые планеты, таким… слабым. Знал ведь, что Базз стыдится проявления своих слабостей. А уж насчет слез… Упаси святая Венера, чтобы хоть кто-то… ну, кроме Небулы… увидел Лайтера в слезах — он же со стыда потом помрет. Но время шло, а Лайтер и не думал успокаиваться. Но хоть плакать перестал и просто сидел, уставившись в никуда. А ведь к Небуле ещё должен был зайти его подопечный — Мэттью Уильямс со своим медвежонком и от этого коммандер нервничал еще больше, хотя виду старался не показывать. «Как рассказать этому чувствительному парнишке о том, что его брат предатель? Промолчать? Так Мэтту все равно станет известно об этом. Рано или поздно, но он узнает. Так не лучше сказать ему сразу, лично, чтобы в случае чего просто побыть с ним рядом? Пожалуй, так я и поступлю. Как только он придёт за заданием…» — Решил Небула проинформировать подопечного лично. Так сказать — под своим присмотром. А Мэттью и Кумадзиро уже спешили к своему глубокоуважаемому начальнику. Они всегда приходили к нему после обеда за заданием. Хотя сегодня они немного припозднились, да и спешили они на встречу с Небулой немного по другой причине. Оба напарника Уильямс уже были в курсе того, что двух из сородичей Мэтта похитили, а ещё двух ранили и теперь они находились в медотсеке. Откуда узнали? Так слухами земля полнится… вернее теперь уже планета Столица. А космическая станция вразы меньше планеты. Короче, сегодня напарники Уильямс на весь день были загруженны сдачей сессий по разным предметам. А после всех изнурительных зачетов, на которых оба напарника получили высшие баллы, друзья отправились перекусить. Но в кафетерии с Канадой пересекся один из тех рейнджеров, что сенатора и Россию с его областью забирали, и рассказал все. Сердобольный Мэтт сразу же кинулся в лазарет, проведать своих, и особенно Гилберта. Знал ведь, что прусс братишку младшего больше жизни любит. Но Мэтта к ним не пустили, сказав, что одному все ещё оказывают помощь, а второй по-прежнему лежит без сознания. Канадец был слишком воспитан и рассудителен, чтобы спорить с медицинским персоналом, поэтому решив, что обязательно зайдет к сородичам позднее, позвонил кое-куда по кое-какому делу и направился к своему наставнику. Придя на место, Мэттью и Кумадзиро обнаружили, что дверь кабинета была заперта. «Странно. Он обычно в это время всегда у себя…» — Переглянулись оба напарника, а затем Мэтт и вовсе связался с Небулой по коммуникатору: — Коммандер Небула, сэр, рейнджеры — Мэттью Уильямс и Кумадзиро Уильямс, прибыли за заданием. Сэр, вы у себя? Прошу разрешения войти к вам. — — Да, я у себя. Войти? — Небула перевел взгляд с экранчика наручного коммуникатора на Лайтера. — Базз, мне нужно впустить Мэттью… Канаду. Рассказать ему об… — Коммандер не договорил. Базз и так отлично знал тему предстоящего нелегкого разговора. — Конечно, сэр… — отстраненно отозвался рейнджер, все-таки найдя в себе силы принять более менее спокойный вид и даже смахнуть застывшую на щеке слезу. — Хорошо… Входите, рейнджеры. — Небула закрыл коммуникатор и разблокировал дверь. А когда оба напарника вошли, вновь заблокировал ее. Войдя в кабинет, канадец и его напарник медвежонок как обычно вытянулись по стойке смирно в ожидании приказа. Только вот начальник как-то не торопился озвучить новое задание, да и вообще не спешил начать разговор. А еще он снова был хмурый донельзя. «Прямо как на утреннем допросе…» — Вспомнилось Мэтту настроение Небулы, во время их приватного общения насчет ограбления и алиби канадца, как вдруг он краем глаза заметил Лайтера, по-прежнему сидящего за коммандерским столом. И все бы ничего, вот только на, казалось бы, спокойном лице рейнджера и особенно в его глазах отражалась такая глубокая тоска, что у Мэттью похолодело внутри. А тут еще немногословно бросив: — Идите за мной… — Небула направился вглубь кабинета. Мэтт и его мишка, само собой, послушно поспешили за начальником. Хоть у Небулы был личный кибернетический стол-секретарь, но тут в кабинете имелся и самый простой стол и пара стульев к нему. Они стояли у задней стены кабинета, так на всякий случай. Вдруг летучий столик забарахлит или его не окажется на месте. Или будет нужно принять особого посетителя, как Германию когда-то… «Что же такое произошло? Неужели помимо того ограбления и похищения моих сородичей случилось еще что-то? И… Я впервые вижу капитана Лайтера… таким… — Мэттью очень хотелось оглянуться и присмотреться к эмоциям лучшего рейнджера повнимательней, но чувство такта и разыгравшееся воспитание пересилили его любопытство. Все-таки коммандер вон какой хмурый. Явно разговор будет тяжелый. Может даже о том самом ограблении. — Наверное, тех улик оказалось недостаточно. Или, может, не состыковка какая. Нет… Если бы было так, меня вызвали бы прямо с экзамена… Тогда, в чем может быть дело? Это как-то связанно с тем, что капитану Лайтеру плохо?» Тревожные раздумья бывшего воплощения Канады разрастались, как морской шторм, грозясь захлестнуть самообладание Уильямса своим девятым валом. Он еще от утреннего не отошел, а тут очередной серьезный разговор. — Рейндж… — Прервал размышления подопечного Небула, и тут же осекся. — «Да, что ж это я? Мэттью не виноват, а я себя с ним, как с подозреваемым веду. А ведь парню о родном брате предстоит узнать — такое… Тут помягче надо бы быть», — возмутился сам на себя коммандер, глядючи на вмиг съежившегося парнишку перед ним, и продолжил говорить уже не столь суровым голосом. — Мэттью… Присядь, сынок… — и, помедлив, добавил: — пожалуйста. — — Да, сэр… — Мэтт послушно присел на стул. Кумадзиро не мешкая взял друга за руку, дабы поддержать, а то канадец от волнения и гнетущей неизвестности стал почти как сам медвежонок — белым. — Мэттью… — И вновь в голосе старого вояки мелькнули суровые нотки. Мелькнули и тут же пропали, потому что сейчас было не место и не время изображать строгого начальника. — Хочу сказать тебе, что мы узнали личность ограбившего научный центр. Главный зачинщик всех беспорядков — император Зург, прислал нам видео с камер наблюдения. Грабитель… — Последовал мимолетный взгляд на Лайтера, вновь распластавшегося на столе, краткая мысленная молитва: — «Святая Венера, да что ж такое творится сегодня. Помоги нам выдержать этот день…» — и неизбежные слова все же прозвучали как приговор: — Это твой брат. Альфред Ф. Джонс. — У бывшего воплощения Канады перехватило дух, а сердце оборвалось на миг, будто пропустив пару, столь сильным был шок. Ему захотелось потребовать показать то самое видео, чтобы убедиться, но… Мэттью знал, что его учитель не стал бы болтать попусту, а значит Альфред — предатель. От осознания столь страшной истины волнение сменила щемящая тоска. Ну, кто же еще мог обмануть систему допуска, работающую по генетическим пропускам, как не тот, чье ДНК было идентичным ДНК Мэтта? Только его брат близнец. А еще Мэтту стала понятна причина необычного поведения капитана Лайтера. Да как тут не грустить, не горевать, если дорогой тебе человек переметнулся на сторону врага. Попробуй тут подступившие слезы сдержать… Плакать перед кем-то, кого уважаешь всей душой — как же стыдно, и от этого вдвойне больней. Но что поделать, если слезы сами льются неудержимым потоком и остановить их просто невозможно. Что тут остается, кроме как пригнуть посильнее голову и, вырвав свою руку из лапок друга медвежонка, закрыть лицо обеими руками в надежде, что хоть это приглушит всхлипы. Кумадзиро же поглаживал канадца лапками по плечу и приговаривал слова утешения, да все без толку. Мэттью словно в тумане своих мыслей затерялся и все прокручивал и прокручивал их у себя в голове: «Брат, почему ты такой непослушный? Почему ты вечно попадаешь в беду? Почему ты всегда влипаешь в неприятности? Почему? Почему? Почему?..» Став свидетелем нервного срыва аж у двух своих учеников, Небула не знал — что и делать и как их обоих успокоить? — лишь чертыхался про себя, проклиная Зурга, на чем вся вселенная стоит. Только толку от этого, если сам чертов адресат не услышит всех нелестных эпитетов в свой адрес, да и бедняге Мэтту и Баззу тоже это никак не поможет. А потому коммандеру нужно было хотя бы попытаться успокоить Уильямса. Только как это, скажите на милость сделать, если в голове лишь проклятия в адрес Зурга засели? Но все же Небула попробовал взять себя в руки и произнести какие-никакие слова поддержки. — Мэттью, сынок. Послушай, что я хочу сказать тебе на этот счет… Выслушаешь меня? — Мэтт слабо кивнул склонившемуся над ним мужчине и тот продолжил: — Мне кажется, что тут не все так просто. Чувствует мое сердце, что брат твой все это… — «сдуру вытворил» чуть было не сорвалось с языка и Небула покачал головой: — «охламон этот пустоголовый. Натворил дел, а из-за него теперь другие горюют…» — краткий взгляд на удрученного Лайтера и снова из уст коммандера звучат слова утешения: — Что он во все это по незнанию влез. Вы ведь тут чуть больше месяца. Откуда ему было знать, что Зург тот еще лжец. Заманит лживыми обещаниями, недорого возьмет. Да и манить будет так, что многим, даже зная о его натуре, захочется рискнуть и поверить в его посулы. Сущий дьявол, честное слово. — Всхлипы Мэтта стали тише, да и сам он перестал дрожать, как от озноба. Увидев, что его слова возымели действие, Небула продолжил успокаивать чувствительного подопечного. — Так что, ещё не все кончено. Уверен, если даже твой брат перешёл к Зургу добровольно… Даже он вскоре поймет, что надурили его. Еще и назад будет слезно проситься. Но ты не волнуйся. Обещаю, мы твоего брата не бросим. Обязательно его вернем и ума вставим. Только сейчас мы не знаем точно — где он, в том плане что он может быть и не на планете Z. Надо ждать очередного хвастовства Зурга. Уж он обязательно проговорится. Вот тогда-то мы вернем твоего брата и двух других похищенных тоже. Даю тебе своё слово. — — С… Спасибо… с… сэр… — Громко всхлипнув на последок ещё раз, Мэттью тяжко вздохнул, достал из нагрудного хранилища платок и, сняв очки, протер сначала их, а затем начал выбирать мокрое от слез лицо. От слов Небулы ему стало намного легче на душе и появилась какая-никакая надежда. И не только у него. Баззу тоже стало казаться, что не все ещё кончено и есть надежда, что Альфред поймёт — как он ошибся, уйдя к Зургу! — и сам попросится назад. Но было кое-что, что не давало рейнджеру покоя. Те данные про атомную бомбардировку, практически стеревшую с лица земли аж два города. Кто ж в здравом уме опустится до такой жестокости? И каким монстром надо быть, чтобы сотворить такое ужасающее оружие и использовать его? Тут и ходить далеко не надо было, Лайтер прекрасно знал ответ — его злейший враг как раз и был таким монстром. Но… те самые две атомные бомбы были созданы и сброшены на японские города именно гражданами США, а значит, Америка вполне мог недалеко от Зурга уйти. А ведь, если верить словам Зурга  — не только у Альфреда были свои скелеты в шкафу. «Неужели все они, все эти бывшие воплощения имеют такие страшные тайны? Хотя не зря же о тех временах та легенда ходит…» — Вновь вспомнилась Лайтеру стародавняя история о варварской вражде представителей людского вида. Довольно неприятная и, как считал Базз, позорная страница истории. Рейнджеру так не хотелось верить в причастность всех гостей из прошлого к тем древним зверствам, но, вон, к примеру — Иван… Россия. С виду — обычный добродушный и дружелюбный парень, а что оказалось на деле? Оказалось, что он — весьма сильный и умелый воин. А уж что могло быть написано об этом почти двухметровом силаче в сокрытых Англией данных… Лайтер мотнул головой, поймав себя на мысли, что он совсем не желает узнать страшные тайны бывших государств. Таким вот способом — не хочет. Это же все равно, что лезть в чей-то личный дневник — низко и подло. «А, может, не все так просто? — Мелькнула у него в голове очередная мысль, при взгляде на понурого Канаду. — Ведь не только Альфред мне постоянно жаловался на придирчивость своего начальства. Мэттью тоже несколько раз упоминал, что все воплощения не имели практически никакой воли. Хорошо бы спросить о войнах и развязавших их правителях самого Россию… Ивана. И Великого, заодно. И Керкленда тоже. И… Мэттью». Приняв сие решение, рейнджер решительно поднялся с места. Что толку от слез и переживаний, нужно было самому во всем разобраться. Тем более, что в груди теплилась надежда — вдруг Альфред действительно ушел к Зургу по причине незнания последствий и самого Зурга: «А зная этих двоих эгоистов и себялюбцев… Парень у Зурга долго не протянет. Раз или два накосячит в своем духе, ответит императору на разносе не так и все — как минимум темница ему уготована. Без еды и воды, пока у него сил совсем не останется. И это в лучшем случае. Уж я-то Зурга знаю…» Мэттью тоже уже почти полностью успокоился. Все же поддержка его глубокоуважаемого начальника сделала своё дело. Да и плакать и унывать перед своим образцом для подражания парень очень не хотел. — Спасибо вам, сэр. Спасибо… — В который раз поблагодарил начальника Мэтт, спрятав платок обратно в нагрудное хранилище. Он уже привёл себя в порядок, вытерев и лицо и очки, и смотрел на главнокомандующего взглядом полным искренней благодарности. Всё-таки до встречи с Небулой его поддерживал лишь его медвежонок, и тот был не многословен, просто поглаживая хозяина по плечам или по руке. Как и сейчас. — Не стоит благодарностей, рейнджер Уильямс. Я рад, что смог поддержать вас. — Улыбнулся подопечному Небула. — Мэттью, сынок, вы с другом можете отдохнуть сегодня. Никаких заданий не будет. И завтра… тоже. — — Да, сэр. Вас понял. Спасибо. Тогда я пожалуй навещу своих пострадавших сородичей. Как только меня пустят к ним. Всё-таки месье Брагинский и Байльшмидт — мои друзья. — — Хорошая идея. Я распоряжусь, чтобы тебя пустили к ним, как только будет можно. — Глядя на вставшего с места ученика, Небула забеспокоился. Канада на ногах толком стоять не мог, а уже идти куда-то собрался. — Мэттью, ты сможешь дойти сам? Может тебе ещё у меня посидеть? — — Сэр, разрешите обратиться! — Внезапно отозвался Лайтер, обратив на себя внимание всех присутствующих, и особенно Небулы. — Разрешаю… — Коммандеру едва удалось скрыть свое удивление при виде столь резкой перемены в состоянии своего лучшего рейнджера. Буквально пару минут назад на Лайтере лица не было, а сейчас — держался бодрячком, словно его недавнего нервного срыва не было и в помине. И лишь в глазах по-прежнему отражались лишь тоска и боль предательства. — Сэр, прошу разрешения сопроводить рейнджера Уильямса по пути в лазарет! — Браво отчеканил Базз. И лишь святой Венере… ну и Небуле (старик повадки Лайтера хорошо знал…) было известно, что сии показные бодрость и спокойствие дались ему с тяжким трудом. «Хватит хандры. Соберись! Нельзя мне Уильямса беспокоить. Альфред — его родной брат. Мэтту намного тяжелее. И сэру Байльшмидту старшему и Ивану, наверняка тоже…» — Разумеется, разрешаю. Идите, пообщайтесь. Пострадавшим наверняка понадобится поддержка. — Вспомнилось Небуле угрюмое состояние бывшего воплощения России. А ведь если верить словам этого бугая, его беловолосый приятель по пробуждении будет в той ещё депрессии. — Знаешь, Базз, я волнуюсь, как бы те двое… Не знаю… В общем, тот парень — Россия, был немного не в себе, когда его привезли сюда. Все винил себя. Мне едва удалось уговорить его отправиться в лазарет. Так что, поддержи его. И друга его. Рассчитываю на тебя, и… — он перевёл взгляд на Мэтта с Кумадзиро, — на вас тоже. — — Вас поняли, сэр. — Практически одновременно ответили все трое рейнджеров, отдавая честь. И только после этого покинули кабинет коммандера. По пути в лазарет Лайтер не сдержался и спросил бывшее воплощение Канады о мучающем его вопросе: — Мэттью. Это правда, что в вашем времени между государствами полно войн, и что вы — воплощения, непосредственно участвовали в них, наравне с военными? — — Да, капитан Лайтер. Это так. — Мэтт даже не удивился внезапному вопросу, ответив как ни в чем не бывало. Так, будто бы его не о страшной тайне прошлого спросили, а о чем-то обыденном. Лайтер опешил от такой спокойной реакции. Ему так много вопросов хотелось задать, а тут все в голове смешалось, и он не знал, как бы озвучить свои мысли, чтобы не показаться черезчур назойливым. Но Мэттью и сам догадался о возможных вопросах идущего рядом офицера, и поведал вкратце все, что сам знал. Рассказал о тирании правителей, их вечных придирках, приказах, запретах, требованиях и тому подобном. Напомнил Лайтеру и о тяжкой доле воплощения и о невозможности не то что не исполнить, а даже просто оспорить приказ начальства. Даже самый безумный и абсурдный приказ. А потому бедным воплощениям волей не волей приходилось в прямом смысле — марать руки в крови. А уж когда речь зашла о влиянии народа на само воплощение… Тут Лайтера ждала куча откровений, ведь Америка, постоянно жалуясь ему на тиранию начальства и его контроль над своей личностью, ни разу не упомянул о своём народе. — Поэтому, если один народ ненавидел другой народ, то и воплощение ненавидели другое воплощение. Взять к примеру моих бывших опекунов — месье Францию и господина Англию. Знаете, в былой жизни государств, они… — Мэтт осекся, к своему сожалению слишком поздно поняв, что сболтнул лишнего. Ему не хотелось сдавать своих старших братьев, но раз уж он заикнулся о них… — Они… В общем… они постоянно конфликтовали. Чуть что, и сразу у них стычка и война. Из-за любых пустяков. И так без конца. Но знаете, это не их вина. Просто их граждане недолюбливали друг друга почти всю историю их существования, вот и итог — воплощения тоже недолюбливали друг друга почти всю жизнь. Даже в относительно мирное время конца докосмической эры, они находили повод поцапаться и поспорить. Но тут, перестав быть воплощениями двух враждующих народов, они сами стали меняться. Сначала перестали ругаться и спорить по пустякам, а теперь… Месье Франциск рассказывал мне, что они частенько болтают о том, о сем, во время визитов господина Артура в сенаторский дворец. Да я и сам недавно был свидетелем как они вполне мирно пили чай вместе и обсуждали свою жизнь здесь. И ни разу друг на друга даже голос не повысили. — — Да? — Рейнджер призадумался. А в его груди вновь всколыхнулась надежда на то, что его ученик вовсе не виноват в том зверстве с уничтожением двух японских городов. — «Японских… Кику Хонда. Значит, Альфред причинил боль ему? Узнать бы об этом побольше. И не только об этом…» Благодаря откровениям Мэттью Баззу многое стало понятно в недавнем поведении Альфреда и его отношении к Ивану. И в частности, насчет той враждебности, с которой американец воспринимал русского или даже просто вспоминал его. — Впрочем, я об этом маловато знаю. — Прервал размышления Базза Мэтт. — Мне не довелось по-настоящему конфликтовать с кем-то по своей воле или воле моего народа. Я ведь долгое время колонией был. Подконтрольным другому государству — сначала Франции, затем Англии. Странно, но в отличие от брата Америки, я не чувствовал острого желания заполучить свободу и независимость. Нет, попытки моего народа бунтовать, конечно же, были, но до крупномасштабного восстания, как у Альфреда, дело не дошло. Я получал свою свободу в ходе долгого мирного процесса, длившегося с тысяча восемьсот шестьдесят седьмого по тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Сейчас, оглядываясь на мое прошлое, я понимаю, что моему народу было так проще. Комфорт, покой, тихое мирное существование и нежелание что-либо менять… Хотя последнее я назвал бы — боязнью перемен. Я ведь и сам, до недавнего времени, боялся что-либо менять в своей жизни. — Мэттью невольно вздрогнул от захлестнувших его неприятных воспоминаний. Незаметный, тихий, зажатый, неуверенный в себе призрак… Канада ни за что на свете не хотел бы вновь оказаться на своем старом месте. Какое счастье, что нашелся тот, кто указал ему верный путь. — «Спасибо вам, коммандер. Клянусь, я никогда не стану прежним!» — Так значит, мне лучше спрашивать самих воплощений об их войнах? — Решил уточнить Базз. — Да. Пожалуй. — Мэтью кивнул, для большей убедительности. — Только… прошу вас, полегче с Иваном, когда будете разговаривать на эту тему. — — А он что рассердится слишком сильно? Будет со мной очень резок в разговоре? — Базз чуть усмехнулся. Уж кто-кто, а — сердитый Иван — просто не укладывался у него в голове, даже не смотря на то видео, где он дрался насмерть. На это Мэттью лишь тихо вздохнул… И тут до Базза дошло что да как. Ведь если Россия за долгие годы тяжкой жизни государства остался в душе ребенком, то… — Поэтому и прошу — полегче с ним. Больно ему будет. — Понял мысли Лайтера наблюдательный канадец. — Хорошо. Я постараюсь. Спасибо, Мэттью. — Остаток пути до лазарета Лайтер и напарники Уильямсы прошли в полном молчании, думая каждый о своем. Этот полный потрясений день вконец измотал их. Да и не только их. Младшая сестренка России — Беларусь, она же Наталья Арловская, не находила себе места от беспокойства. А все началось с того, что её любимый, драгоценный, ненаглядный братик не явился к обеду. Поначалу Наташа не особо и разволновалась и просто позвонила ему — ответа не последовало. Тогда девушка позвонила старшей сестре, выяснив, что братик был у нее, но ушел. «Наверняка его Гил куда-то утянул. Не иначе этот язва его к своему брату потащил!» — Решила Наташа и попробовала позвонить обоим немцам. Те тоже были недоступны… — Да, что же это такое? Братик, где ты пропадаешь? У кого? — Запаниковала младшая сестра, не имея больше каких-либо догадок насчет местонахождения брата. Ей оставалось лишь попробовать обзвонить остальных воплощений, что она и сделала, начав с сожителей Германии. Телефон Италии тоже был вне доступа, а Япония не отвечал… почему-то. Франция трубку взял, но он был на работе и не имел ни малейшего понятия, где мог быть пропавший братик Беларуси. Номеров телефонов Англии и Америки у девушки не было. Зачем они ей? Общаться? С чертовыми капиталистами, мотавшими дорогому братику нервы? Ну их к черту, обоих! Так, что остался только Китай. Яо взял трубку почти сразу, да как принялся с ходу тараторить, что фиг разберешь. «О чем лопочет этот китаеза?» — Возмутилась про себя девушка, пытаясь выхватить из потока тарабарщины хотя бы суть происходящего. И вроде как ей это удалось. — Такое случилось, ару! Такое! Ару! Братипусечку моего негодяи ранили! Похитили Италию! Ару! А Иван с братьями немцами спасать его ринулись, ару! А еще к нам рейнджеры набились… Мучают моего япошечку бедненького расспросами! Совести у них нету, ару! — Выпалил самый старший азиат и отключился, оставив шокированную Наташу наедине с путающимися от паники мыслями. «Похитили Италию? Ваня отправился его спасать? Это… Ванечка! Господи, ты ж, Боже мой!» — Ей бы схватиться за голову, но в руке был телефон. Поэтому последовал звучный фейспалм. — Ва-а-аня! Ваня, Ваня, Ваня! Что ж ты такой… Такой… Такой… добрый, чуткий, наивный и… безотказный… — Так и не выбрав подходящего сравнения, Наташа вновь уставилась на телефон, лихорадочно соображая — как поступить-то, когда ее братик жизнью рискует?! «Рейнджерам позвонить, что ли?» — И вот уже она перелистывает контакты, решая — к кому обратиться за помощью? Бустер? Алисия? Ра-Мон? Мира? Или тот… шумный робот? А в принципе, почему бы не обзвонить всех? Как говорится — чем больше, тем лучше. Только вот ждал ее облом — никто не ответил на ее звонки. И лишь автоответчики дали понять, что все хозяева телефонов сейчас на работе. А уж рейнджерам на их ответственной службе не до личных звонков. Потерпев фиаско с таким способом решения проблемы, Наташа решилась на крайние меры. Режим — «Вся вселенная! Живо искать братика!» — был включен. Взволнованная сестра позвонила уже на прямую линию, да как принялась требовать, мол, — мой брат, добрая душа помчался спасать своих, притащите его обратно! И немедля! — что слова диспетчерам не дала вставить. А затем отправилась домой к пострадавшему Кику. А что толку сидеть одной в общежитии, если от беспокойства душа не на месте? Тем более что, по словам Яо — там рейнджеров полно! А значит — вполне можно поторопить их лично! А уж торопить-то Беларусь любила и умела. После ее звонка с требованием вернуть ей братика принявшие вызов зеленые человечки до бледно-салатового оттенка побледнели и дрожали как… прибалтийское трио после второй мировой. А дальше — больше. Прилетев на всех парах домой к бывшим странам оси, Наташа и там чуть не устроила переполох, но… Спасение пришло в виде Экс Ара. Этот робот был, пожалуй, одним из самых злостных нарушителей устава во всей Звездной Команде, а уж как он любил наживу и легкие деньги. Короче, решил Экс Ар посреди рабочего дня проверить — как там его «златоносное божество»? — позвонил и выяснил, что с бывшими воплощениями случился полный попадос и Яо у младшего брата в гостях баррикады понастроил, боясь как бы не похитили его япошечку ненаглядного! Вот робот и забил тревогу и сам себя направил на помощь к пострадавшим, заодно с другими рейнджерами. Он-то и успокоил Наталью и при ней связался с сокомандниками своими — Бустером и Мирой, и сообщил им ужасную новость. Ну, а те в свою очередь давай сами волноваться, с командиром своим — Баззом Лайтером — связываться. А тот не ответил, так как на момент нервного срыва Небула ему коммуникатор вырубил. Знал, что Базз будет не в состоянии говорить и вырубил… В общем, волнение одной лишь особы всех и вся переполошило. Неизвестно до чего бы всех довела эта истерия, если бы не догадливость одного наблюдательного тихони. Канада знал своих собратьев-воплощений как облупленных и понял, что Беларусь устроит тот еще переполох. Поэтому и позвонил ей сам, как раз перед визитом к Небуле. Так, что не только Базз и Мэттью должны были навестить пострадавших в лазарете. А уж там тоже творилось… черти что. Не без помощи Ивана, конечно. Бывшее воплощение Российской Федерации хоть и проследовал с врачами на лечение, но вот быть примерным пациентом отказался практически наотрез. Для начала он очень-очень возмутился, когда его с Гилбертом решили осмотреть в разных кабинетах. С большим трудом медикам удалось уговорить его успокоиться, и в итоге Ваня сдался, чуть ли не клятвенно потребовав допустить его к родимой области, когда тот очнется. Потом оказавшись в кабинете, Иван заявил, что ни за что не снимет свой шарф. А на слова врача, что — «шарф будет мешать», ответил: — Я его почти всю свою тысячелетнюю жизнь ношу не снимая и лучше откажусь от осмотра и помощи, чем сниму подарок сестренки. — А затем и вовсе обмотал свисающие концы шарфа вокруг шеи, завязал их узлом покрепче и запретил медикам даже пытаться рязвязать тот узел. Что поделать, пришлось врачу и его помощникам оставить шарфик в покое и продолжить осмотр так, как есть. Для начала они проверили ранения от лазеров. Но так как обе раны уже зажили, это не заняло много времени. А вот проверка на сотрясение головного мозга подтвердила, что тут пациенту досталось не хило и если бы не его ускоренная регенерация, последствия были бы намного плачевнее, чем просто головокружение. Прописав пациенту покой, а так же тщательный уход и присмотр, врач хотел отослать его в палату, но возникла очередная трудность. До слуха Ивана донесся возмущенный голос его очнувшегося побратима-альбиноса, и он безо всякого разрешения намылился к нему. Тщетно медперсонал пытался его успокоить, тщетно пытался воззвать к его разуму… России было пофиг на все, кроме родимого Калининградушки. А самой области было пофиг все, кроме драгоценного младшего братишки. — Где Людвиг? Отвечайте! Как — его здесь нет? Где он?! — Возмущался прусс, вырываясь из рук медицинского персонала, да так, что его и коренной житель Джо-Эд удержать не смог бы. — Не держите меня, я иду искать брата! Где он?! И где этот чертов русский, когда он нужен?! — — Я тут… Гил… — Иван зашел в палату к разгоряченному приятелю, робко поглядывая на оного. Знал ведь, что ему нечем будет успокоить пруссака, когда тот узнает о провале спасательной операции. — Вижу, что ты тут. — Гил сердито зыркнул на побратима, по одному его виноватому виду догадавшись о страшном исходе их вылазки. — Людвиг где? Отвечай лапоть! — — Его… — Ваня виновато понурил голову, отчего его лицо скрылось за шарфом по самый нос. — Забрали его… Вместе с Феличкой… — В палате повисла практически мертвая тишина, но длилась она лишь несколько секунд. Вскоре Гилберта Байльшмидта прорвало, в самом прямом смысле слова. Проклятья и угрозы в адрес похитителя лились горным потоком. Ивану лишь оставалось молчать и слушать, но долго он не вытерпел. Еще бы, ведь винил-то он себя и лишь себя — «не смог, не успел…». — Вот тебе, Великий братик моя труба! Бей сколько хочешь, а виноват я пред тобой! Дурак я, как есть! — Возопило некогда самое большое государство планеты земля, протягивая области своей изделие немецких сталеваров. Вот тут-то к ним и подоспели Мира, Бустер и… Наташа. Да, ее пустили на станцию. А попробуй тут Беларусь к брату не пустить. Она ж покоя никому не даст! Всю душу вытрясет, но добьется своего! А уж если кто посмеет поднять руку на ее родных… «Только посмей тронуть братика, погань немецкая, я тебе по щам надаю! За космы твои седые схвачу и в космос вышвырну!» — Наташа аки дикая фурия заскочила в палату. М-да, быть бы беде, посмей Гил даже просто потянуться к Ваниной трубе. Но тот и не думал об этом. — Слышь, русский. Это явный плагиат кузнеца Вакулы перед отцом Оксаны. Не подниму я на тебя руку, особенно в присутствии твоей телохранительницы. — Альбинос мельком глянул на Наташу и невесело усмехнулся. — Кончай комедию ломать. Если кого и бить, так это… — он-таки вырвал у Ваньки трубу и крутанул ее в руках, что медперсонал в ужасе отпрянул во все стороны. — Покажите мне, где живет тот гад, что Людвига украл?! Я его сам вальну! — «Святая Венера, за что мне все это?! Утихомирь их! Прошу!» — Взмолился главный врач, на выкрутасы двух этих необычных больных глядючи. Им бы лежать спокойно, а они такое устроили — один ниндзю из себя корчит, а второй перед ним грех свой отмаливает. Вон чуть не плачет, даже на колени плюхнулся и… — Прекратите немедля! — Не вытерпел врач при виде того, как больной с сильнейшим сотрясением головы начал поклоны отбивать, лбом пол задевая. Да что толку. Иван на возглас врача ни капли внимания не обратил и протаранил пол лбом еще пару раз, как вдруг… — Братик! Прекрати! — Наташа опустилась рядом с братом и обняла его за шею. — Да что ж ты себя гробишь-то? Вставай! Горю не помочь слезами и беду не решить стенаниями! — — Правильно. Ваша сестра дело говорит. — Тут же вмешался врач, поняв, что вот он шанс больного утихомирить. — Вам с сотрясением головы покой нужен. — — А у него сотрясение? — В ужасе ахнула Наталья, глянув на врача, и обратила на брата уже строгий взгляд. — Так, Ванечка. Вставай. Идем отдыхать. — — Не могу… Гилушка… — попробовал упереться Ванька, пряча лицо от сестры. — Ничего с ним не станет. Идем отдыхать, а не то… Оле скажу! — — Не надо! — Большой ребенок послушно поднялся с пола. — Я иду… Иду. — — Вот то-то же. — Довольная Наташа взяла братика под ручку и повела его прочь из палаты пруссака, гордо подняв голову под уважительными взглядами медиков. Но на самом выходе Иван снова попробовал поупрямиться. — Наташ. Я с Гилом быть хочу-у-у-у! — Громко всхлипнул он, жалобно глядя на сестру. — Они мне обещали, что я с ним останусь. — — Э. Не нужен ты мне тут. Катись в другую палату и дай побыть одному… Слышите вы? Все! — Злобно буркнул прусс всем собравшимся в палате, скользнув по ним сердитым взглядом красных глаз. — Все катитесь. К черту. Кроме Людвига мне никто не нужен! — — Гил. Ну, я честно пытался его спасти. И крошку Иту тоже. Но смог вырвать из рук врагов только тебя. — Ваня дернулся, желая подойти к поникшему приятелю, но не смог из-за вцепившейся в его рукав сестры. — Лучше бы позволил им меня забрать. Я бы с Людвигом сейчас был бы… — Гилберт уселся на больничную кровать, опустив плечи и голову. Сейчас он всем сердцем желал оказаться рядом с младшим братом. И не важно, какие трудности ему пришлось бы перенести. И пусть даже место, куда бы он попал, оказалось бы сущим адом, Гил ловил себя на мысли, что и там ему было бы лучше и он собственноручно всех чертей бы разогнал, защищая от них брата. Все лучше, чем тут сидеть, не зная, что с его дорогим братишкой. Перед лицом столь тяжкой душевной боли спасовали все. И даже Иван понял, что его присутствие лишь больше разбередит душу горюющего старшего брата. — Простить меня или нет, Гилберт, за то, что за твоим братом не уследил и наших друзей не спас — это твоё дело, но знай: я отправлюсь за похитителем хоть на край вселенной! А если сразу не найду ирода — значит не вернусь, пока не отыщу наших дорогих и любимых Людвига и Феличиано. Слышишь, Гилберт? — Бросив печальный взгляд на никак не реагирующего на него пруссака, Иван вздохнул и, скрепя сердце покинул палату. Вслед за ним поспешили ретироваться и медики. И лишь тангеанская принцесса — Мира Нова — не спешила покидать палату. Ей не хотелось оставлять своего нового друга в таком состоянии… одного. Но с другой стороны нагло лезть в душу к человеку со своим вмешательством… Тоже не дело, особенно для воспитанной дамы. Принцессы, к тому же. Поэтому она молча стояла неподалеку, пока… — Ты еще здесь… Мира. — Гилу даже голову поднимать не пришлось, чтобы понять, кто же тут стоит над душой в нерешительности произнести хоть слово. Хоть они с принцессой были знакомы всего ничего, но пруссу хватило и этого времени, чтобы понять, насколько чувствительна и сердобольна эта девушка рейнджер. — Прошу. Я никого не хочу видеть… Кроме Людвига. — — Понимаю тебя, Гилберт. Знаю ведь, что это такое — когда близких нет рядом и не знаешь, что с ними и… Живы ли они вообще. — Мира сделала шаг вперед, желая подойти поближе хоть на чуть-чуть. Один лишь шаг, на большее она не решилась. Гил, казалось, даже не расслышал слов Миры. Он по-прежнему не выражал никаких эмоций и вообще всем своим видом выказывал желание не существовать вовсе, словно весь смысл жизни заключался в его похищенном брате. И вот этот смысл жить — пропал. «Святая Венера, что же делать? Как быть? Как же помочь ему? Успокоить. Поддержать. Ведь это же так больно. Терять близких…» — Вновь вспомнив тот самый страшный кошмар, пережитый ею когда-то, Мира просто не могла остаться в стороне. Но как, скажите на милость, подступиться к такому вот буке? Который даже не реагирует на слова утешения. Рискнуть, что ли и подойти поближе? Вдруг не прогонит, не отвернется и все же выслушает. Но как же сложно сделать первый шаг, особенно если не знаешь, что ожидать от человека. Может кричать он и не будет, именно на нее — Миру, но он вон как бурно реагировал, когда преступники его орден в форме креста испортили, а тут — брата похитили. «Точно! Его награда! Я ж как раз хотела ему отдать при встрече…» — Девушка поспешно достала из нагрудного хранилища тот самый железный крест, что так сильно пострадал во время той заварушки с похищением купчей на новый дом славян. Правда, сейчас он был как новенький — ни единой царапинки, будто бы ничего с ним не произошло. Знали реставраторы будущего свое дело, на славу поработали. — Гилберт. Я тут тебе обещала кое-что. Помнишь? Про награду твою. — С этими словами Тангеанская принцесса подошла к другу практически вплотную и, чуть склонившись над ним, протянула парню железный крест. — Держи. Я обещала? Вот он. Как новенький. — Байльшмидт старший нехотя отвлекся от созерцания металлического пола и поднял голову. Перед ним, в руке его подруги, была его награда — орден «железный крест». Новенький, блестящий, будто бы только что сделанный. — И впрямь сдержала слово… — Гил грустно улыбнулся и взял свою вещь, мысленно подметив: — «А принцесса-то — молодчина. Так быстро исполнила свое обещание. Хвалю!» — Уж что-что, а людей верных своим моральным устоям и своему слову бывшее воплощение Пруссии очень любил и уважал, хотя и скрывал это от остальных. Впрочем, будучи воплощением государства, он за маской своего вечного ехидства много чего хорошего скрывал. — Спасибо… Спасибо, что сдержала обещание. — Орден немедля был возвращён на законное место — шею заметно воспрянувшего духом хозяина. — А теперь я дам тебе новое обещание. От лица всей нашей Звездной Команды. Обещаю, что мы, рейнджеры, вернем твоего брата назад. Вернем любой ценой, живого и невредимого. — Сии слова принцессы вмиг обратили на нее все внимание пруссака, уставившегося на нее с неподдельным интересом. — Клянусь тебе, Гилберт, как рейнджер и как наследная принцесса планеты Тангея! — — Даже так? — Гил, уж было, ехидно усмехнулся, словно не веря клятве Миры, но не стал ее расстраивать. Все-таки она сдержала свое первое обещание, да и обижать такую девушку он не хотел. — Хорошо. Верю. — Ответил он секунду спустя и вновь уставился на пол перед собой. Говорить не хотелось совсем, а в голову лезли разные мрачные мысли: — «Как там Людвиг со своим трусишкой? Не обидят ли их?» Видя, что ее друг снова поник, Мира подрастерялась. Вроде как награду она отдала, и особых причин оставаться в палате у нее не осталось, но… Чувствовала она, что не может и не хочет оставлять своего друга одного. — Гилберт, а можно я посижу тут тихонько? С тобой… — Девушка бросила робкий взгляд на теребящего свой медальон задумчивого альбиноса, думая, как бы отвлечь этого буку. Не то что она была настолько настырной, просто были на это свои причины. — Я тут с тобой побуду… не потому что не хочу оставлять тебя в таком состоянии или что за тебя опасаюсь… хотя и это тоже. Но я как раз именно хочу вместе с тобой попереживать. Это не стыдно, я могу отойти в угол, меня будет невидно и неслышно, я… я могу вообще уши заткнуть и глаза закрыть. Но лучше я буду вместе с тобой переживать, чем за стенкой. Считай, что случится здесь, в этой комнате — я никому не скажу. Так что можешь даже плакать. А если тебе покажется, что я тебе очень мешаю — только скажи. Я сразу уйду. Но дай хотя бы минут пять с тобой посидеть. Я ведь знаю — каково это кого-то терять. Считай последней из всех осталась. — Ответом ей был молчаливый кивок белобрысой головы. — Спасибо… — Мира огляделась в поисках подходящего сиденья. На ее счастье неподалеку обнаружился стул, скромно стоявший возле столика у самой стены палаты. Поставив стул практически напротив Гилберта, но все же чуть сбоку и на достаточно близком расстоянии, чтобы в случае чего взять друга за руку или слегка приобнять его, Мира присела и вновь кинула на него робкий взгляд. Ей хотелось поделиться с Гилбертом тем самым, пережитым ею однажды страхом, что — ее планету уничтожили, и она осталась совсем одна… Последняя представительница Тангеи. И пусть все это оказалось фикцией, уловкой Зурга, в попытке захватить власть в Альянсе, но ведь поначалу-то она этого не знала. Как и того — как же именно ей начать свой рассказ, свой разговор вообще? Так она и сидела рядом, не смея нарушить молчание и отвлечь друга от его грустных мыслей. Жаль она не знала, что ее недавние слова немного заинтересовали Гилберта. И особенно фраза — «Считай последней из всех осталась…». «Значит ли это, что у нее были братья или сестры? И если так, то… что же с ними случилось? Неужели?..» — Понемногу, по чуть-чуть эта мысль вытеснила из прусской головы все остальные, оставив навязчивое желание выяснить все. И когда принцесса уже почти отчаялась завязать разговор, он обратился к ней сам: — Что-то давит на меня эта тишина. Расскажи что-нибудь, что ли. — — Рассказать? — Мира, уже настроившись на молчаливые посиделки рядом с другом, даже чутка растерялась. Но лишь на пару секунд. Грех было не воспользоваться столь удачным шансом завести разговор и она решилась: — Что ж, тогда я расскажу тебе про тот самый случай, когда я якобы осталась последней из тангеанцев. Когда все это началось, мы — Команда Лайтера, как обычно несли свою службу. Патрулировали планету — Торговый Мир. Мы с Баззом поймали фальшивомонетчика и доставляли его на наш крейсер, ожидавший нас на орбите планеты, как вдруг… Последовала яркая вспышка и планета исчезла. Бесследно. — — Вся планета? — Гил поднял голову, глянув на принцессу, недоверчивым взглядом. — Да. Вся планета. — Утвердительно кивнула Мира. — После этого было созвано срочное собрание всех сенаторов и глав планет. И когда оно было в самом разгаре, с ними связался сам Зург. Он заявил, что это была демонстрация его нового оружия — «Разрушителя Планет», и что если Альянс не подчинится ему, он сотворит такое с остальными планетами. Сенат и мадам Президент Галактического Альянса отказались подчиняться и тогда… Зург случайным образом выбрал планету для демонстрации своего оружия. Ею оказалась моя родина — Тангея… Рейнджеры оцепили орбиту всей планеты, чтобы не допустить судьбы торгового мира, но все оказалось напрасными… Планета исчезла… Святая Венера, как же это было страшно — думать, что я потеряла всех. Думать, что я осталась последней из своего рода… — От тех страшных воспоминаний Миру пробила мелкая дрожь. Гилберт же, видя её напряжение, тихонько взял её за руку. — Не мучай себя так. Не вспоминай это, если тебе тяжело. — Парень уже жалел, что заставил своего друга вспомнить такое. — Нет. Все ведь нормально закончилось. — Принцесса улыбнулась. — Мы всей нашей командой решили разобраться — что к чему, и отправились искать это оружие. Только меня не покидало ощущение, что моя планета в порядке, а мои сородичи живы. Я чувствовала их. Я сказала о своих ощущениях Баззу и мы отправились не за оружием, а туда, куда меня вели мои ощущения. Затем последовали помехи, яркая вспышка и мы очутились в неизвестном месте. И что самое главное, Торговый Мир и Тангея были там. И в полном порядке! — Девушка смахнула со щеки выступившую слезинку счастья. — Оказывается, устройство Зурга не уничтожило планеты, а переместило их в другое место. Я была так рада. — Очередная слезинка счастья скатилась по щеке Тангеанской принцессы. Хоть этот случай был так давно, но он накрепко запал в сердце Миры Новы. — А потом и папа мой объявился. Он лично явился на наш крейсер… И хоть он сразу стал ворчать, как обычно, но я была так рада. А потом Базз отправился на Планету Столицу, чтобы остановить подписание передачи власти в Альянсе Зургу. А мы с отцом нашли способ вернуть обе планеты назад. — Закончив свой рассказ, Мира смахнула очередную слезинку и посмотрела на Гилберта, ожидая его реакции. — Да… Натерпелась ты. — Гил поежился. После рассказа Миры ему стало казаться, что не так уж все у него и плохо, ведь по сравнению с тем, что Мира рассказала… — А у тебя, я погляжу, крутой батька. — Альбинос поднял большой палец вверх в знак одобрения. — Да. Хоть папа мой ворчлив, и слишком зависит от мнения советников, но когда нужно, он действительно может быть крут. Это ведь не единственный случай, когда он пришёл мне на помощь в опасной ситуации. — — Вот как? Может тогда расскажешь как-нибудь? — — Да хоть сейчас… — Мира уж было хотела поведать пруссу еще одну историю, но до их слуха донеслись громкие причитания бывшего воплощения Российской Федерации. Гилберт резко встал с места, дабы пойти и посмотреть — в чем там дело? Ну и извиниться перед своим чувствительным государством. А то мало ли, вдруг он слишком близко принял его слова к сердцу и сейчас так сильно переживает, что изливает душу кому попало. — «А он может…» — Гилберт? Ты куда? — Принцесса тоже вскочила с места. — Перед Ванькой извиниться, а то ж это дитё тысячелетнее вечно во всем себя винит. Небось сейчас именно по этой причине причитает… — — Я с тобой. Можно? — — Я не против. Если ты хочешь. — Безразлично пожал плечами прусс, направляясь к выходу, но тут же обернулся и слегка улыбнулся подруге: — Спасибо, Мира. — Вот так не без помощи своего нового хорошего друга, Байльшмидт старший заметно воспрянул духом и, не желая сидеть в палате без дела, отправился к давнему приятелю Брагинскому. Успокаивать это «тысячелетнее дите». И он правильно догадался, что Иван изливал кому-то душу, а именно своему другу Василию. Да, как бы Базз Лайтер не пытался держать себя в руках, делая вид, что — все отлично! — и как бы в свою очередь не подражал ему Мэттью, бывшее воплощение в лице Российской Федерации им не удалось провести. Уж очень наблюдательным было это северное государство. Вернее очень чутким до чужой боли. Иван, пройдя в соседнюю с Гилбертом палату (ведь дальше он ни в какую уходить не хотел), уселся на своей кровати и, полностью копируя свою область, погрузился в переживания. И сколько бы его не успокаивали Наташа и друг его Бустер, толку было ноль. Но едва в палату зашли Базз и Мэттью с Кумадзиро, как Ванькину хандру сдуло переживаниями за обоих пригорюнившихся друзей. Но обо всем по порядку. Рейнджеры шли по коридору, как вдруг наткнулись на курсирующего между двух палат Бастера. Сердобольный пухлячок с Джо-Эд никак не мог успокоиться. Ему хотелось и Гила подбодрить и Ваню тоже, но он никак не мог подобрать нужных слов. В отличие от девушек, особенно Миры. — Месье Мунчапер, и вы тут, как я погляжу? — Приветливо улыбнувшись, сквозь застывшую на лице печаль, Уильямс первым протянул руку для приветствия. — Да. — Бустер вяло ответил на рукопожатие. — Я не мог остаться в стороне. Просто не мог. Это же такой ужас! Похитили брата Вани и Гила и… — громкий всхлип огласил коридор, а из глаз красного гиганта потекли слёзы. — И крошку Италию, тоже! Ужас то какой! Ита ведь такой трусишка. Такой миленький, маленький… Слабенький! — Бустер достал свой огроменный, под стать ему носовой платок, шумно высморкался и продолжил жаловаться друзьям на жестокость сей вселенной. — Гил сейчас в сильной депрессии. Его Мира успокаивает. Рассказывает что-то. Ване тоже плохо. Даже хуже чем Гилу. Он все бормочет под нос — «я виноват, простите меня… простите…», никого, даже свою сестру не слышит. Сделайте что-нибудь! — — Д… да. Непременно… — Мэтт покосился на Лайтера, ожидая его ответа. — Хорошо, Бустер. Мы сейчас поговорим с Иваном. Успокоим его. — Буквально через силу выдавил из себя старший рейнджер, стараясь не показать своему подчиненному, а так же другу и фанату, что и сам находится не в лучшем состоянии чем Иван Брагинский. После слов Бустера ему стало ещё более неловко — что он так убивался из-за сбежавшего к Зургу Америки, в то время как другие вообще родственников лишились. Первыми в палату к Ивану зашли напарники Уильямс, а Лайтер чуть тормознулся на входе. Не хотелось ему перед Иваном хоть на чуточку расстроенным показываться. «Соберись! Не смей нюни распускать, рейнджер!» — Вновь и вновь мысленно приказывал он себе, пока, наконец-то, не смог принять абсолютно невозмутимый вид. И лишь после этого рейнджер переступил порог палаты. А там… Ванька, едва-едва увидев подавленного Мэтта, забыл о самобичивании, да стал допытываться о причинах канадского расстройства. И как бы Мэтту не хотелось загружать русского своими проблемами, он всё-таки сдался и выложил причину своей грусти: — Это все Альфред. Он… Он к тому негодяю — Зургу… ушел… — — К Зургу? — Задумчиво протянул Ваня, вспоминая хозяина этого необычного имени. — Это не тот ли часом злодей, от которого ты детей спас? — — Да… Император зла Зург. Главный преступник галактики и злейший враг всего Галактического Альянса. Именно его слуга похитил наших товарищей — Германию и Италию. И… — В глазах канадца в очередной раз заблестели слёзы. — Мой брат ушёл к нему. Теперь Альфред… Предатель всего Альянса… — — Значит, Зург, да? — Над Ваниной головой появилась тёмная аура. Появилась и пропала, при одном лишь только взгляде на вошедшего Базза. С виду рейнджер был спокоен и собран, но… Каким был его взгляд. Такой взгляд Иван ни с чем не мог спутать. Точно такой же взгляд Россия видел в зеркале каждый день, после распада Советского Союза и ухода из его дома тех, кого он считал чуть ли не родными. Да, ту боль потери ни с чем другим нельзя было спутать. Но кто же виновник этого? «Уж не Федька, ли?» — Вспомнилась Ване их недавняя прогулка с Баззом и Альфредом по парку. Во время нее американец вел себя уж слишком нагло. Даже наглей, чем обычно, будто внимание Лайтера на себя привлекал. Но если так… И Ваня задался вопросом: «Кем именно этот шальной на всю буйную головушку отрок мог приходиться Лайтеру? Просто другом, или… Или кем-то поважнее друга?» Любопытство и любознательность всегда были у славян в крови. Недаром ведь однажды Россия отправился через, казалось бы, непроходимые лесные дебри центральной части континента — исследовать его самую восточную часть. И назвал новые свои земли — Сибирью и Дальним Востоком… Но с другой стороны Ивану было боязно — как лезть в душу человеку? А вдруг он своим любопытством «соль на рану сыпанет»? А уж как это больно, Брагинский знал не понаслышке. Джонс ему постоянно напоминал о победе американского народа в холодной войне, дай только повод. Тут уж просто так судьбой Альфреда не поинтересуешься. Решив оставить этот вопрос на потом, когда подходящие слова найдутся, Иван решил выяснить, как могут обстоять дела у остальных бывших воплощений. То, что они были в порядке, он уже знал. Сестра ему доложила, что обзванивала всех, кого могла во время поисков братика и выяснила, что Олю никто не тронул, Франциск был тоже в норме, а Яо с Кику и вовсе были под рейнджерской охраной как пострадавшие… Но все-таки Ивану было боязно, особенно за старшую сестру, она ведь на планете была и рейнджеров к ней явно не посылали. «А что если злодей решит и туда заглянуть, за Олей? А ведь еще там был Елисейка и остальные дети!»‘ — От переживания за близких мысли о неприятном шумном пацане, ака — воплощение США, сразу ушли на второй план. — Василий! Помощь нужна! Срочно! — «А?.. Что?..» — Базз непонимающе уставился на появившегося перед ним Ивана и чуть тряхнул головой, вмиг очнувшись от своих от раздумий. — Да, Иван. Что случилось? — — Я волнуюсь — как там моя сестра, Оля и остальные. Как думаешь, им никто вреда не причинит, пока я тут рассиживаюсь? Может быть им охрану послать? — — С ними все будет в порядке. Таможня была переведена в режим усиленной работы, едва стало известно о происшествии с похищением… «Лучше бы они вообще не допустили этого, разгильдяи!» — Базз едва содержался, чтобы не произнести последнюю фразу вслух. — Да и коммандер Небула решил на всякий случай отправить ко всем оставшимся на планете воплощениям охрану. Так что все будет хорошо. — — Ох, слава Богу! — Облегченно воскликнул Ванька. — А то я волновался за Олю. Еще не хватало, чтоб в мирное время ей плохо было. Итак за всю свою историю… — Русский осекся, будучи перебитым покашливанием младшей сёстры, мигом поняв, что чуть было не проболтался насчёт запрещенной темы — войны. Но нужно было что-то сказать, чтобы хоть как-то замять неловкость и повисшее молчание. Спросить, отвлечь чем-то… — Вась, а что это за изверг такой — Зург? Он взаправду самый главный злодей всей галактики? — — Да, Иван, это так. — Базз почувствовал, как к горлу опять подкатывает ком. Раньше он говорил о Зурга не скрывая своего праведного гнева, но сейчас… Сейчас он чувствовал лишь горечь предательства. Его ученик, тот, на кого Лайтер возложил свои надежды… Ушёл к его злейшему врагу. А ещё Иван… Назвался Баззу другом, а сам скрывает от него — та-а-акую! — тайну. Хотя все воплощения скрыли своё прошлое от остальных. Даже Мэттью. — Вась, ты чего? — Обеспокоенный Ваня взял друга за плечи и улыбнулся ему как можно ласковей и искренней. — Вижу ты опечален… не смею спрашивать что случилось, но мне хотелось бы помочь. Я ведь твой друг. А друзья помогают друг другу. Поддерживают. Делятся своими секретами… — Ох лучше бы Иван не заикался про секреты. Лучше бы промолчал на этот счёт. Баззу и так было нехорошо, а тут кто-то про ‚секреты‘ разговор завёл и от него искренности требует, хотя — сам-то хорош! «Альфред ведь тоже в друзья записывался. Как кому-то теперь верить?» — Рейнджер вяло пожал плечами, и грустно вздохнул. Верить в кого-то или во что-то хорошее ему было жизненно необходимо. Такой уж он был человек. А раз ему некому довериться, то и делиться своими переживаниями он не собирался. Но и Ванька не желал сдаваться просто так. — Василий, что за грусть ваше сердце печалит, сударь? Вы можете мне раскрыться как хорошему другу… — Большой ребенок в лице почти двухметрового бугая чуть нагнулся, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом Базза, и попробовал заглянуть в глаза отводящему взгляд рейнджеру. — Или это слишком личное и не для моих ушей дело? — Видя, как насупился его некогда общительный друг, Иван выпрямился и чуть отступил назад, будто смутившись собственному любопытству, но тут же задорно улыбнулся и вновь придвинулся к Баззу: — Вась, а давай так — секрет за секрет. — — То есть? — Удивился рейнджер, не понимая, куда клонит бывшее государство. Как впрочем, и Мэттью с Кумадзиро, и приглядывающий за Иваном медик с маячившим за дверью Бустером. И лишь Наташа чуть напряглась, зная — о чем речь. — Ну, это была наша с сестренками «секретка», — Иван бросил краткий взгляд на сестру, кивнул, мол — «так надо», и та немедля, хоть и не без недовольства на лице, покинула палату. Мэтт и медик тоже не стали мешкать, а когда дверь за ними закрылась, Иван объяснил саму суть процедуры. — Мы с сестренками, когда раздельными государствами были… Когда у каждого из нас свой правитель был. Мы не могли нормально общаться и делиться своей жизнью, самочувствием. Мы ведь воплощениями народов были, и даже информация о личном состоянии или здоровье, была своего рода — государственной тайной. И разглашать ее мы не имели права, из-за строжайшего приказа начальства. А общаться-то хотелось. Вот мы и придумали нашу «секреточку». Кто-то, Оля или Наташа рассказывал мне что-то о себе и своей жизни, а я в ответ о себе. Так и общались. Жуть, да? — Ваня поежился от не очень приятных воспоминаний. Шутка ли — не иметь права нормально с родными сестрами поговорить. — Давай и мы с тобой попробуем? Ты расскажешь мне о своем переживании, а я отвечу на твой любой вопрос. Обещаю — я не передумаю и на попятный не пойду. — Иван чуть хлопнул себя по груди в области сердца и вновь попробовал заглянуть в глаза друга. — Веришь? — Базз растерялся, колеблясь с ответом. Он бы и рад был поверить Ивану и открыть душу, но… Что если это бывшее государство недалеко от Америки ушло? Что если Россия выслушает, а сам, на вопрос о войнах промолчит? А Лайтеру так не хотелось разочаровываться еще в одном друге. — Поверю, но с оглядкой. — Буркнул он в конце концов и вновь повисло неловкое молчание. — С оглядкой? Да? — Задумчиво пробормотал Ваня, обращаясь к самому себе. — «Эх, Василий, Василий… Как же тебе помочь-то?» — Хорошо, тогда давай я буду первым. Задавай мне свой вопрос. Любой. Я отвечу на него. Обеща-а-аю~! — Самое большое государство пытливо уставился на Базза своим аметистовым взором. «Первым будет?» — Такого поворота событий рейнджер не ожидал. Как-то все оказалось слишком просто. Но с другой стороны теперь Базз ничем не рисковал и вполне мог проверить — а друг ли ему Иван на самом деле? — прежде чем доверить ему свои переживания. — Хорошо, Иван. Есть у меня к тебе один очень важный вопрос. «Только ответь честно, прошу…» — Голос Базза прозвучал насторожено, а сам он смотрел на Брагинского выжидательно, и даже с некой опаской во взгляде. Ваня кивнул и чуть наклонил голову. Ему и самому было до жути интересно — что же так разволновало Василия, что он такой ‚ершистый‘ стал? Неужто все-таки Федька… — Ты точно уверен, что сможешь ответить на мой вопрос? — Продолжил говорить Базз, так же настороженно, будто бы тонкий лед на прочность пробуя. — Вопрос о кое-чем, касающемся темного прошлого человеческой расы и кое-каких исторических данных. — Ванино лицо вмиг помрачнело. Хоть он и был в душе дитем, но жизненного опыта у него за тысячу лет накопилось с лихвой. О каком, спрашивается, темном прошлом мог спрашивать Базз, как не о… — Василий, давай присядем. Разговор будет… тяжелый… — Иван обреченно сел на край постели и исподлобья глянул на Лайтера, пару раз вздохнул, пробормотал на родном языке: — «Господи, Боже, за что?» — и, подождав, пока рейнджер присядет рядом, не поворачивая головы, спросил: — Что именно ты хотел узнать о… войнах? Ты ведь именно о них спросил. — — Да… Иван. — От внимательного взгляда рейнджера не укрылось то, что Иван, вздыхая, что-то пробормотал на своём языке, но лицо у него было очень печальное. Скорее даже обречённое. Такой взгляд ни с чем не перепутаешь, так смотрят преступники и по большей части не рецидивисты, а случайные, когда ты узнал о них всю правду. И в тот момент, когда они понимают что тебе всё о них известно и стоит лишь только сознаться. Или продолжать упрямо стоять на своём. — «Но ведь сэр Брагинский — не преступник. Он жил жизнью воплощения, а младший Байльшмидт рассказал как это тяжело. Впрочем… посмотрим. Пусть расскажет, а я решу — правда, это или нет». В каких войнах ты участвовал и какие — начал? Можешь рассказать? — — Какие начал и в которых участвовал… Да? — Ваня вздохнул и задумался, припоминая, но тут же уточнил. — А рассказывать про те войны, где я помогал? Или можно ограничиться теми, в которых я был именно прямым участником? А то есть те, в которых я не участвовали, но помогал. Финансами. Наемниками. А войн в моей истории было много. Слишком много… — — Наёмниками? — оторопел рейнджер. — Значит… — «Прав был Альфред… Или нет?» чуть было не сказал он вслух, но Иван ждал его уточнения, и Баззу не стоило сразу обвинять парня, пусть скажет. — Нет, пока с этим погоди. Всё же, лучше ответь про то, какие начинал. Извини что такой тяжелый вопрос, но мне нужно это знать. А если я пойму что ты со мной честен, и тебе можно доверять — я больше не потревожу тебя вопросами о войнах. — — Хорошо, я отвечу. Я ведь знал… — Ваня вновь вздохнул. — Чувствовал, что рано или поздно войны станут известны и тут. Если говорить о случаях, когда именно я и только я с моим правительством были виноваты в начале войны, то их наберется не так уж и много. Прежде всего, я виноват в начале Ливонской войны. Она велась с тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года по тысяча пятьсот восемьдесят третий год той — докосмической эры. Мое правительство решило, что мне совершенно необходим выход к Балтийскому морю. А так как некоторые государства блокировали своими территориями проход к морю, то было решено прорвать блокаду и отобрать те земли. Мне пришлось воевать в основном с Ливонской конфедерацией, Великим княжеством Литовским… — Ваня чуть усмехнулся, по видимому вспомнив то ‚великое‘ воплощение, — и Швеции. А я был не против… — тут он стыдливо опустил голову. — Мне очень хотелось установить непосредственное сообщение с европейскими странами. Всем государствам хотелось расширяться. Территории это — один из залогов силы любого государства. — Добавил он парой секунд позднее, искоса поглядывая на реакцию рейнджера, как вдруг его глаза начали блестеть, а тело пронзил озноб. — А я всегда мечтал быть сильным, чтобы… Татаро-Монгольское… иго… не повторилось… Никогда… — При упоминании о захвате земель Базз нахмурился — его опасения начинали подтверждаться. Но почему-то Иван, радостно вспоминая, что был не против всего этого, вдруг уронил голову и Базз едва успел заметить мелькнувшее в его глазах стыдливое признание в своей жадности. А тут ещё Иван, виновато бросая взгляд на Базз сказал, чем было обосновано такое варварство в принципе и для него и для всех остальных и… — Что с вами, сэр, Брагинский? — Лайтер был ошарашен такой быстрой переменой настроения со стороны своего друга, ведь он ничего личного не спрашивал, разве что… — Базза пронзила мысль, что возможно за тем как рос и развивался Иван в детстве, стоят слишком нехорошие события и, вспоминая о войнах по просьбе рейнджера, Иван сам случайно задел одно из своих больных мест. — Простите. Слишком дурные воспоминания? Это моя вина, мне не стоило… так сразу вас спрашивать. — — Нет, все в… — Ваня глубоко вдохнул, стараясь успокоить дыхание, а затем шумно выдохнул. — Все в порядке. Просто… Моя жизнь действительно была очень долгой и насыщенной… Не в самом лучшем смысле этих слов… Нам с сестренками рано повзрослеть пришлось, ведь… — Русский не договорил. Он вновь стал заикаться от тяжких и страшных воспоминаний тех кровавых времен. Долгие и долгие годы рабства и унижений со стороны могучего захватчика… их никак нельзя было назвать детством. — П-простите… В-Василий… Я п-понимаю чт-то в-вам это с-сейчас не интес-сно… я -п-постараюсь сейч-час усп-покоиться. С-сам… — Иванов лепет казался таким невразумительным и Венера бы с ним, Баззу хотелось лишь выяснить, как сильно Россия соперничал с Америкой, но… что-то в этом «с-сам» было такое знакомое и такое твердое… Даже в этой ситуации. «Святая Венера, да что же это я!» — мысленно обругал себя Лайтер и, вскочив, принялся суетиться вокруг Ивана, пока тот, сжавшись, смотрел куда-то, прикрыв глаза. Базз разложил, свернутое по больничным правилам одеяло, и прикрыл им Ивана. — «Не самая лучшая задумка, но всё же лучше, чем ничего…» — мысленно посетовал рейнджер. И, слегка наклонившись над бывшим воплощением, глядя в удивленно-испуганные глаза этого большого ребёнка тихо спросил: — Я бы мог вам предложить воды… для успокоения. Но… может, я попрошу сделать для вас горячий чай? Вы… согреетесь, перестанете нервничать, — и, не зная, что ещё добавить, вдруг выдал настоящую причину такого волнения о его персоне. — У вас руки дрожат. Вам надо успокоиться. Я могу, конечно, позвать вашу сестру, но, боюсь, я получу от неё заслуженный пинок под зад. И в таком случае я попаду к вам нескоро. А мне не хочется расставаться с вами, когда вы… — Речь Лайтера прервалась, когда Ваня, не пойми где нашедший для этого силы, встал с кровати вместе с одеялом на плечах, и заключил лучшего рейнджера в объятия. Помятуя о силушке русских обнимашек, Базз хотел ошарашенно отпрянуть прочь, и лишь состояние разнервничавшегося друга остановило его. И хорошо. Объятия Брагинского оказались довольно… нежными. А затем и его едва слышный голос раздался над самым-самым ухом: — Знаешь, Василий, мы с сестренками рано потеряли нашу мать. Убил ее… Завоеватель один… Огромная и одна из самых могучих на тот момент армий вторглась в наши земли с востока. Мы понять толком ничего не успели, как все было кончено. Мамы не стало… — русский уткнулся лицом в рейнджерское плечо. Базз не видел лица Ивана, но отлично знал, что оно все в слезах. А как тут не плакать-то? — Конечно, и Улуса можно было понять. Он ведь тоже расширить территории хотел. Как все мы. Но… Зачем он так?.. На моих глазах… А затем много-много лет… — Хоть ошейника на шее России уже давно и в помине не было, но сейчас сын Киевской Руси будто бы вновь ощутил на себе мороз того металла. И боль потери матери, и страх той оккупации тоже. К таким откровениям Лайтер был абсолютно не готов. Уж слишком нереальным казался рассказ об Ивановом детстве, как будто на какой-нибудь мрачной картине с уклоном в гротескность и сюрреализм. «Маленький мальчик с сестрами лишается матери… а с отцом у него что? Не верю что его отец умер до этого, время судя по всему было мирным… Или нет? А…» — Базз вздрогнул, когда Ваня тихо уткнулся ему в плечо и что-то бормотал… Что?! Оправдывая этого злодея?.. Вихрь мыслей кружился словно осенние листья в сильный ветер и от них уже явственно чувствовался запах чего-то земляного, тяжелого. — «Парень-то матери лишился… Отца не знал… и остался с сестрами один… Как он выжил… Почему ему никто не помог? Были слабы? Или не хотели? Как такое возможно, он же… он же всегда улыбается, это даром не проходит…» — И тут почувствовал что руки у Ивана так же аккуратно его обнимающие, в какой-то момент слегка стягивают ткань скафандра. — Натерпелись вы… ну хватит. Хватит плакать… Чш-ш-ш. Всё ведь кончилось. Все давно кончилось. Я вам слово даю что такого больше в вашей жизни не будет. Успокойтесь, Иван. — В какой-то момент, тихо всхлипывающий Иван, поняв, что можно не сдерживаться, чуть было не заревел, но… вроде бы обошлось. Успокоился, однако рук так и не разомнул, благо хоть скафандр оставил в покое. Базз решил что стоять они так оба могут долго, поэтому надо бы присесть и всё-таки рискнуть потребовать чаю для Ивана. Ничего, врачи его не съедят за нарушение режима, сам Лайтер всё-таки очень крупная личность, а вот больных «есть» тут не станут. От медсестёр вполне можно отмахнуться тем, что Иван простую воду не захотел, а в том чтобы дать сам напиток рейнджер не видит ничего противозаконного. — Иван… Иван, давайте присядем, прошу… И давайте я всё же принесу вам чаю. Горячего. Как вы любите. — — Угу… — донеслось откуда-то из одеяла. — Т-только… п-посидит со мной. н-немного… Ч-чай под-дождёт. — — Хорошо… — Базз практически наугад поддерживая Ивана, посадил его на кровать и… вздохнул: — Святая Венера… Не знаю, зачем я вам это говорю, но… я чувствую себя перед вами очень неловко. Нет, нет, не из-за того что у вас всё так случилось, а… Это не в счёт нашего секрета, но у меня практически такая же судьба как и у вас. Только я лишился лишь отца, мать я прекрасно помнил. — — Вот к… как? — Иван всхлипнул и задумался о своём. Отец… Его Иван не помнил вовсе. Слишком мал он был. А когда подрос, вообще как-то не задумывался об этом, чтобы маму расспрашивать. Потом Улус пришёл… А потом не до того Ивану было. Слишком уж насыщенная жизнь была у него. Базз тоже не торопился прервать молчание. Так и сидели они, думая каждый своём. Иван вспоминал дела давно минувших дней, да свою мать. Ну, а Базз вновь задумался об ушедшем ученике: «И что ему не хватало? Я понимаю, конечно, что у меня не было возможности научиться понимать таких вот подростков. Не было перед глазами отцовского примера, лишь коммандер Небула и остальные рейнджеры, но… Неужели все так плохо?» — Вась… — Прервал его мысли тихий голос бывшего воплощения. — Я уже успокоился. Еще… Ещё про войны тебе рассказать? Я ведь обещал… На моей совести и совести моего тогдашнего начальства не только Ливонская война была… — — Не стоит, Иван. Ты итак сильно перенервничал, да и… — рейнджер приобнял друга за плечи одной рукой. — Я ведь вижу, что не смотря на это, человек ты неплохой. войны… Ты сам сказал, что это была идея твоего начальства. Глупо осуждать кого-то за исполнение чужих приказов. Даже самых бездумных. — Перед глазами Базза вновь возникли те данные по бомбардировки двух японских городов, и он чуть мотнул головой, словно прогоняя сие видение. — Лучше давай я сам на твой вопрос отвечу. Задавай. — — Спасибо… — Ваня вытер последние слезинки со своих щёк и прижался к товарищу. — Даже не знаю, как его озвучить вообще. Вопрос мой. Даже не знаю. Как-то мне неловко… — — Ты хотел узнать — почему я опечален? Ведь так. Что ж, таить не буду, это… — Базз прервался на полуслове с горечью в сердце осознав всю нелепость ситуации. — «Ох, Альфред, знал бы ты, что я сейчас пожалуюсь на тебя Ивану, то даже с планеты Z оглушил бы меня своими возмущениями…» — Это все балбес Федя? Да? — Выдвинул свое предположение Россиюшка, не желая ждать, и на недоуменный взгляд рейнджера пояснил: — Ну, Альфред то есть. Федей — я его зову. Это славянская версия его имени. Как твоё — Василий. А у Мэттью — Матвейка. — — Да? — Удивился Базз. — Агась! — Кивнул Ваня и заинтересованно наклонил голову. — Так что там с Федей? — — С Федей… — Рейнджер осекся. — То есть с Альфредом, все сложно. Ты сам уже знаешь от Мэттью, что Альфред ушёл к Зургу. Так вот, Зург недавно связывался с нами — коммандером Небулой и мной, и… Показал нам видео, на котором Альфред грабит для него научную лабораторию. Сомнений быть не может, это точно Альфред… — Базз прикрыл лицо обеими руками и сокрушенно покачал головой. — Еще один мой друг и ученик перешел на сторону зла. Святая Венера, это проклятье какое-то, не иначе. —  — Учени-и-ик~? — Заинтересованно протянул Ваня. — Да, Иван. Ученик. Он попросил меня помочь ему поступить в академию Звездной Команды. Там учат будущих рейнджеров. Он сказал, что хочет стать героем, как они и… — тяжкий вздох, — я тоже. Что за издевка. Учил будущего рейнджера, а получился враг… — Базз так и остался сидеть, прикрыв лицо руками и тихонько покачивая головой. Тут даже самый бесчувственный пень догадался бы, что рейнджер очень сильно привязался к американцу. А Россия явно не был таковым. «Как бы тебе помочь Василий? Это же так тяжко, когда дорогие люди предают. Хотя… странно все это. Чтоб Федя и вдруг вытворил такое? Он конечно идиот, но…» — Иван повернулся к рейнджеру всем корпусом и уже сам приобнял его одной рукой. — Вась, а ты можешь показать ту запись мне? Просто странно это… Федька ж страсть как любит, чтоб его восхваляли, восхищались им, а тут… Ушёл к тому, кого все не любят и осуждают. Странно… — — Думаешь? — Базз почувствовал, как в груди вновь всколыхнулась надежда на то, что не все так уж и плохо и Альфред вовсе не предатель. Всколыхнулась надежда, да и замерла вновь, поддавшись голосу разума, а не чувств. Всё-таки видео подтверждало обратное да и данные те о бомбардировке. Но душа требовала хотя бы попробовать найти оправдание ужасному поступку американца. — Хорошо, Иван. Так и быть, я покажу тебе то видео. — Рейнджер открыл научный миникомпьютер, включил то самое видео с грабителем Америкой в главной роли, снял с руки перчатку и отдал её Ивану. Русский внимательно уставился на экран, за все время просмотра не проронив ни звука, но под самый конец… — Вась. А можно чуть перемотать назад? — Просьба России прозвучала так внезапно, что рейнджер чуть вздрогнул. — Перемотать? Можно. На какой момент? — Базз забрал перчатку из Ваниных рук. — Когда Федя только-только зашёл в главный зал. — — Хорошо. — Базз, как его и попросили, отмотал назад на тот момент. — Иван, ты заметил что-то необычное? — — Агась. Смотри. — Оба друга пересмотрели тот момент, где Альфред отзвонился своему якобы новому повелителю и продолжил свои тёмные дела. При просмотре этого отрывка, Базз не заметил ничего такого особенного. Но вот Ваня заметил: — Видел, Вась? Видел? — — Что видел? — Базз перевёл взгляд с экрана на друга. — Иван, ты заметил что-то? — — Агась. Перемотай ещё раз и будь готов нажать на паузу. — — Хорошо… — Базз перемотал видео ещё раз и приготовился приостановить его воспроизведение. — Стоп. — Скомандовал Ваня. Базз сию же секунду включил паузу. — Теперь-то видишь? — — Что именно? — Переспросил Базз, искренне не понимая — что тут собственно необычного? — — Конфеты! Вась, конфеты! Он конфеты на пол уронил и потом не поднял! — — Конфеты? — Удивился Базз. — Это что, так важно? — — Еще бы! — Ваня аж подскочил на месте, настолько он был взбудоражен такой, казалось бы, мелочью. — Я Федьку знаю очень давно. Этот обжорка ни за что не оставил бы еду, тем более сладости. Он бы поднял бы конфеты и съел. И не важно, как бы он торопился, он не оставил бы свою еду. — — Да? — — Агась. На самый крайний случай он бы их на ходу съел. Он ведь даже на собраниях всегда жевал. Даже во время своих докладов жевал гамбургеры, прямо во время разговора. И на важных мероприятиях конфеты и шоколадки тайком хомячил. А если у него не было с собой еды, вполне мог сбежать за нею. Даже зная, что его начальство ругаться будет. — — Правда что ли? — Недоверчиво спросил Базз, но увидев утвердительный кивок Ивана, и его взгляд без доли сомнения в собственном мнении, сразу припомнил кучу случаев, подтверждающих слова русского. Альфред ведь действительно вечно что-то да жевал. Почти постоянно. Вечно таскал с собой закуски, лакомства и прочую вкусную, но вредную снедь. А уж как он терял самоконтроль, если был голоден… Тут далеко ходить не надо, вспомнить только тот недавний эпизод на учениях, когда Альфред на «губу» загремел. Он так на принесенные Парсеком булочки набросился, что и не остановить. Но все-таки, этого Лайтеру казалось недостаточным, чтобы полностью оправдать американца. — Но Иван, смотри, он же не пьян, в сознании, не под гипнозом, вон как хвастается своим «Я — Герой!». И чисто слова произносит. Такого даже под наркотиками не сделаешь. — — Да, стра-а-а-анно… — Иван задумался, но тут же мотнул головой. — Я не знаю, как это объяснить, Вась, но… но конфеты… Наш Федька всегда бы в первую очередь кинулся за конфетами, поднял бы их. Слупил бы. Набил бы весь рот. Да и телефон он не поднял. Это тоже странно — что он вещь свою оставил. Знаешь, хоть в последние годы нашей эры Альфреда его правители баловали, все лучшее ему предоставляли, все самое дорогое, но Федюня как был барахольщиком, так им и остался. Ты не представляешь, какой у него бардак был в кладовке! Он туда складировал все, что можно. Даже самые старые и потрепанные вещи. Я знаю, видел. Был у него в гостях, еще до нашего соперничества и «Холодной Войны». Если быть точнее во времена «Великой Депрессии», его крупного экономического кризиса. В том чулане даже его детские вещи были и солдатики, которых ему маленькому Артур подарил. Так что не все тут чисто, Василий. — — Правда? — Базз с надеждой уставился на друга. Хоть все приводимые Иваном аргументы казались странными и бессмысленными, но… бывшее воплощение Российской Федерации было столь уверено в своих словах… — «Иван так много знает об Альфреде? Хотя, они же соперниками были. Соперники и должны знать все друг о друге…» Иван. Друг мой. А расскажи мне, что ты еще о нем знаешь? Ты сказал, что бывал у него в гостях. Вы дружили? И если да, то почему стали соперниками? — — Соперниками, да? — Ваня нахмурился и скрестил руки на груди. — Василий, я этому вреднючему отроку соперником не становился. Это он со мной соперничать решил. С какого-то черта его правительству вожжа под хвост попала после одного… события в середине двадцатого века, ну и началось. Вечные подколки и смешки в мою сторону. И всё бы ничего, но меня в том времени побаивались, и… так получилось что все мои немногочисленные друзья, вернее большей частью деловые партнёры вскоре стали от меня отворачиваться. Это потом я узнал, что Альфред их науськивал против меня. Но я старался не отчаиваться. Кто-то всё равно ему не верил, и даже не смотря на его наветы, вновь стал вести со мной дела. Но как же это было трудно — все его выкрутасы терпеть-то. Господи, ты ж Боже мой! — Иван возвел взгляд к потолку. — Это ж кошмар какой-то! Господи-и-и-и! Я понимаю, что ты посылаешь испытания, но… — Махнув рукой, Иван вцепился в плечи остолбеневшего Базза и принялся изливать ему… наболевшее. — Елы палы, Вася, холодная война эта… Как же она мне много нервов попортила-то! И я же сдался, в конце концов, поступил по его требованиям, а в ответ что? А ничего. Чуть я отошел от развала моего дома и дефолта, как снова здорово. Опять косые взгляды. Опять придирки. Опять слежки за мной. А уж что началось позднее… То — нельзя. Это — нельзя. Туда — не иди, сюда — не иди. Этим не помогай! А не то мы это за военное вторжение посчитаем. Это у тебя вредное! Не смей это продавать у меня! И в Европе тоже! Санкции тебе. Много-много санкций за непослушание герою. Ну и Европейскому Союзу. Все равно не слушаешься? Вон из большой восьмерки! И спортсменов твоих мы на олимпиаду не пустим. Вот! А то ишь ты, победили они на олимпийских играх в Сочи… Немыслимо! Ты не мог победить героя! Сжульничал! И так далее, по нарастающей… Кошмар… — Выпалив все это почти на одном дыхании, Иван отпустил плечи рейнджера и тяжко вздохнул: — Федя… За что ты свалился на мою голову-то?.. — «Не верю…» — Чуть не вырвалось из уст Лайтера в ответ на тираду Ивана, но… Как раз-таки после тех сведений про Хиросиму и Нагасаки — как не поверить? И что ответить вновь поникшему другу? Не скажешь же, что Альфред — просто ребёнок, он не хотел, он не понимал. — «Всё он хотел и понимал. Соперничал. Желал быть всегда первым. Он же — Герой… А бедный Иван — всё то зло, с которым герою предстояло бороться… Вернее кем Ивану пришлось стать. Империя Зла… Какое-то дурацкое прозвище…» — Неужели нет надежды? Америка взаправду был такой… невыносимый и коварный? И неужели у Зурга ему будет лучше? — Базз всей душой уповал на отрицательный ответ, но разумом он понимал, что одного лишь желания маловато для оправдания грехов американца. — Хотя… Не зря же у него хватило совести разбомбить те города — Хиросиму и Нагасаки. — И вот уже оба приятеля грустно поникли, опустив головы. Как вдруг Ваня встрепенулся и вытаращил на Базза свои огромные удивленные глазищи: — Василий? А откуда у тебя эти данные? Кто тебе об этом сказал-то? Это же самый ужасный Федькин поступок. Он же молвы о нем боялся чуть ли не до смерти. — — От Зурга. От кого же еще? Он так радовался, показывая мне эти данные… — И вновь печаль, словно тисками, сжала сердце рейнджера. «Вот я лапоть пустоголовый! Ябеда-корябеда, соленый огурец! Васе ведь и так плохо!» — Поняв, что он наябедничал, самым наглым образом, и этим разбередил душевную боль друга, Иван чуть за голову не схватился. Но нужно было спасать ситуацию. Срочно! И он затараторил, теперь уже защищая своего бывшего соперника: — Вась, ты не подумай плохого. Федя, в общем-то, парень хороший. Это все влияние его народа и правителей. Они же себя чуть ли не богоизбранным народом считали. Причем часто ведь народ с правительством был вынужден именно соглашаться, волей-неволей. Отсюда и бунтарство его, которое никак нельзя было выплеснуть на правительство. Вот он и на других воплощениях отыгрывался. Ну и соперничество опять же… Это у Альфреда, будто пелена такая перед глазами была, да самоуверенность, что это он сам своими руками всем заправлял. Хотя — это как посмотреть. Как человек — он ничего не решал, это все его министры с президентом вытворяли… Да и мои войны, к примеру, взять. Мне с народом эти войны нафиг не нужны были, а правительство требовало. Начальники заставляли нас ненавидеть друг друга. Дело доходило даже до войн между родственниками. Представляешь, какой ужас? А про неродных воплощений я вообще молчу. Взять, к примеру, Гилберта. У меня с ним вечные войны с самого детства. Вечно он меня доставал. Порой похлеще Феди был. Несколько раз убить меня пытался. Лично! Настолько его народ и правители меня ненавидели. А как возродился в область — так лишь подколки да усмешки остались. Максимум — может фонарь под глазом поставить. И не считайте что слабый, просто воевать его совсем не тянет. Вот и Альфред так же раньше был нормальный и вообще — до холодной войны не особо на меня и бросался… Да хороший он, это всё начальство его! И вообще он хоть и умный и смелый, и храбрый, и выглядит взрослым… А все ж мальчишка. Подросток. А что подростку делать, у кого учиться? Тем более — манерам. Если он один почти все время был… После того, как его Артура выгнать народ заставил. Да и… У меня тоже атомные бомбы делали. И водородные. И ядерные ракеты тоже. Правда, дальше полигонов дело не ушло, но… Правители виноваты, а не мы. И… ведь потом Кику и Альфред нормально общались. Федя к нему часто в гости ездил. Они вместе видеоигры делали. Это ли не знак того, что не так уж все было и страшно. Да и… — Иван резко замолчал, чтобы перевести дух от долгой тирады и вновь опустил голову. — Василий, знай, во время войны всем нашим голову затуманивало так, что потом жить не хотелось. И мы не знали — куда бежать и где прятаться от страшных воспоминаний… — — Тяжко вам приходилось… — Только и смог сказать Базз. От полученных откровений мысли так и бурлили, словно кипяток в забытой на плите кастрюльке. Базз уже знал, что бывшие воплощения были вынуждены беспрекословно исполнять волю правителей, но… Влияние народа и начальников на саму личность и характер — это просто не укладывалось у Лайтера в голове. Но в то же время рейнджеру стали понятны некоторые странности в поведении американца. Народ и правительство считали себя особенными? Вот вам и гордыня воплощения США до небес! Решили люди, что русские им враги? Вот и неконтролируемая агрессия Альфреда по отношению к Ивану. И ведь… Альфред сам уже сказал Баззу об этом. Ещё на той совместной прогулке каялся в неконтролируемости своих же действий… Как же он, Лайтер, мог забыть ту исповедь своего ученика? Ну-ну, хорош учитель, ничего не скажешь. Неудивительно, что Альфред вполне мог сбежать от него, остолопа бесчуственного и забывчивого. Но с другой стороны не все так плохо. Значит Альфред вполне может быть не виноват и есть ещё надежда вернуть ученика назад? — И не говори, Василий. Все мы намучились. Все, поголовно… — Снова тяжкий вздох и снова Ваня глядит своими огромными аметистовыми глазами прямо в душу, прося за… соперника? Нет, за такого же человека, как и он. — В общем, Вась, не злись на Альфреда. Прости его, он — нечаянно, не подумал. Молод еще, пустоголов. Но к врагу он бы сам не ушел. Вот чует мое сердце, и все тут. Гила спроси, он подтвердит. — — Что верно, то верно. Русский дело говорит! — Оба друга синхронно посмотрели туда, откуда послышался сей голос, принадлежавший не иначе как Экс-Пруссии. Альбинос стоял в дверном проеме, как обычно нагло лыбясь на свое государство, а за спиной маячили Мира, Бустер, оба напарника Уильямс, и конечно Наташа. — Гил? — Удивился Ваня. — Давно ты тут? Я думал, ты… грустишь. — — Да ты тут так на дитятко английское жаловался, стенал, что я не мог не прийти. И услышал тут истории про ракеты, да долюшку нашу нелегкую. А еще… — Гил вздохнул, изображая умиление, но тут же усмехнулся. — Как ты Федю защищал-то, Великий аж растрогался чутка. Хотя верно защищал. — И обратился к Баззу. — Ванька правду говорил, насчет нашей невменяемости в войнах. Я ж и сам почти как Америка был. Все прибить его хотел. Бесил он мой народ и моих правителей, зараза! А значит и меня — Великое Королевство Пруссию! — бесил. До лютой ненависти! Это потом меня отпустило. После казни… упразднения в расплату за мою самую большую ошибку. — И вновь обратился к Ивану. — А ты, Ванька, не робей. Можешь рассказать про это поподробнее. С моего, так сказать, Величайшего разрешения. — — Гил, ты уверен? Там ведь и про остальных… — — Уверен. Ему, — Гил легонько хлопнул по плечу унылого Мэтта, — только что стало известно, что Артурчик на допросе его начальника раскололся, как семка у гопника в зубах. Все выложил, и насчет войн и насчет утаенных данных. Так что нет смысла молчать. Расскажешь? — И в ответ на Ванино молчаливое качание головой, предложил: — Тогда я сам? Не против? — Иван вяло кивнул и завошкался, поплотнее укутываясь в одеялко на его плечах. Вторая Мировая, а верней — «Великая Отечественная Война» была не самым приятным воспоминанием. Тем, о чем Иван навсегда хотел забыть в этом новом мире. И Гилберт уж было пустился в рассказ, но вспомнил о присутствии впечатлительного Бустера. — Только, пожалуй, я все в общих чертах опишу. Если я буду все рассказывать, нам и месяца не хватит, да и… — взглянул на Бустера, — Чувствую, этот рейнджер не готов подробности слышать, а лекарства я здесь никаких не вижу. Кто будет его из обморока выводить? Такое даже взрослому человеку тяжело слушать. — — Даже так? — Базз в растерянности перевел взгляд на Ивана, закутавшегося в одеяло так, что было видно лишь его макушку. Видимо русский не хотел, чтобы кто-то видел его грусть… Или может даже слезы. — «Как бы успокоить его? Вон, дрожит весь, бедняга… Точно! Я же чаю ему обещал!» Мира, сделай добро дело, принеси Ивану чаю… тебе лучше о войнах вообще не слышать. — — Это еще почему? — Возмутилась принцесса. — Я тут не девушка, я — рейнджер! — — Мира, пожалуйста, это ведь для побратима моего — Ивана. Он же сейчас совсем расстроится, очень прошу. — Улыбнулся ей Гилберт и шепотом добавил: — Ты же и так все уже знаешь. — И вновь повысил голос до нормального. — Принеси самую большую кружку. И лимончик с сахарком не забудь. Хорошо? — — Ну, раз ты так просишь… — Улыбнувшись другу в ответ, Мира отправилась за чаем. Беларусь почему-то поспешила следом, оставив всех парней в их мужской компании. — А Великий, пожалуй, приступит к рассказу, как и обещал… — Гил махнул стоящим в коридоре рейнджерам. — Заходите в палату. Мои откровения не подходят для абы какой публики. — С этими словами Гилберт закрыл двери за вошедшими товарищами и начал свой рассказ: — Не буду описывать всех подробностей… Кхе… Причины вам уже известны. Опишу вкратце со своей точки зрения. В общем, скажу, что перед самым началом той войны, у Людвига дела шли из рук вон плохо. По горло в долгах, и с армией проблемы были… Но он старался, как может только он. Работал как проклятый, и он и его народ. И вроде бы жизнь стала потихоньку налаживаться, но… — лицо прусса скривилось от злости и презрения: — объявился кое-кто из-за кого мой братишка слетел с катушек. Причем в самом прямом смысле. Один недохудожник под именем — Адольф Гитлер, каким-то макаром стал Людвигу начальником. И понеслось… Под его руководством Людвиг стал наращивать армию и развивать производство военной техники, а потом и вовсе отказался от участия в Женевской конференции по разоружению. Примерно в то же время и с Феличиано стали твориться нелады. Его тогдашний начальник — Бенито Муссолини, начал заставлять вытворять этого трусишку та-а-а-акое! К примеру — напасть на Эфиопию. И Италии, сквозь слезы и причитания — «не хочу, не хочу воевать!», пришлось сделать это. А дальше — больше. Феличиано ведь не боец, а его война с Эфиопией настроила против него много держав. Ну и он не нашел решения лучше, чем побежать к моему брату за помощью. Затем к ним присоединились еще страны… и Япония, как весьма ценный, по мнению Людвига, союзник. И понеслось. Сначала мы с братом напали на Польшу. Затем на Данию, а сразу же за ним пал и Норвегия. А потом мы и до Франциска добрались. Французик наш сдался на удивление быстро, впрочем, как и предыдущие наши цели. Ему даже его большая на тот момент военная мощь не помогла. Следующим должен был стать Артур, но этот британский засранец оказался, крепче, чем мы считали, да и на островах своих засел, что не подберешься. А тут еще и Альфред вспомнил, что они с Артуром как бы братья и стал поддерживать его. А потом Северная Атлантика вообще была объявлена Героем — ‚зоной патрулирования‘ военного флота США. В общем, если не считать Артура, наш небольшой союз Оси легко захватывал в ‚старушке Европе‘ все что можно. Мы с теми странами разобрались так легко, что их и упоминать не стоит. Но все-таки провал в попытке подчинить себе и Англию, не давал нашему с братом треклятому начальнику нормально спать. Как и мне — само существование России. И я решил действовать. Я начал промывать этому недоумку мозг. Я постоянно говорил, нет, даже утверждал, что Россия — самое главное препятствие к его цели над мировым господством. И мне это удалось. Гитлер настолько проникся моими доводами, что использовал их в своей речи. Тридцать первого июля тысяча девятьсот сорокового года он произнес речь против России, используя в ней мои же слова: «Надежда Англии — Россия и Америка. Если надежда на Россию отпадет, отпадет и Америка, ибо отпадение России в неприятной мере усилит значение Японии в Восточной Азии. Россия — восточноазиатская шпага Англии и Америки против Японии. Россия — это тот фактор, на который более всего ставит Англия. Что-то такое в Лондоне все-таки произошло! Англичане были уже совершенно сломлены, а теперь опять поднялись. Из прослушивания разговоров видно, что Россия неприятно поражена быстрым ходом развития событий в Западной Европе. Но если Россия окажется разбитой, последняя надежда Англии угаснет. Властелином Европы и Балкан тогда станет Германия!». После этого и было принято самое наше бездумное решение — покончить с Россией раз и навсегда… — Речь прусса была прервана громким всхлипом, прозвучавшим из-под одеяла. — Эй, Ванька, ты как там? — Забеспокоился Гил, подойдя к ‚одеялковому свертку‘ поближе. Одеяло чуть затрепыхалось и из-под него показалась Ванина голова. Высунувшись примерно по нос, Иван грустно-грустно посмотрел на свою область, словно звал к себе. Гил понял его без слов. — Обнимите его кто-нибудь. Ему тактильный контакт нужен. — Лайтер кивнул и хотел было исполнить просьбу Байльшмидта старшего, как и канадец, решивший присесть с другой стороны от Ивана, не желая просто стоять в стороне, пока его сородичу плохо. Но впечатлительный Бустер опередил их всех. — Ах ты бедненький! И Ита бедненький! И… — Здоровяк сгреб Ваню в охапку, обливаясь слезами от жалости. — Все вы — бедненькие! Бедненькие-бедненькие вы мои воплощения! Воевать через не хочу… Это ж ад, а не жизнь… — Притихший Базз, вновь почувствовал себя слишком… лишним, ведь как ещё утешать Ивана и что ему говорить — он не знал, у рейнджеров не принято плакать. Да и с нервничающими детьми он всё же по большей части — больше разве что со сладостями. Но Бустер, достаточно бережно схвативший Ивана прямо в одеяле на ручки, и чуть было не начавший затапливать пол палаты горькими слезами из-за душевного соучастия, каким-то образом взял у своего командира эту тяжелую эстафету и Баззу ничего не оставалось делать, как встать с кровати. — Не лей так слезы, Бустер… всё ведь обошлось, — скорее утверждая чем, спрашивая, Базз перевёл на старшего Байльшмидта взгляд. Что-то было не так. Перед ним стоял враг России, а его младший брат Германия, который развязал войну и этот «милый и маленький художник» Феличиано бывший его союзником оказались у Зурга вместе с егозой-героем Альфредом, бомбившим города своего же врага Японии. Казалось бы, почти все получили по заслугам, но… всё было так неправильно, иллюзорно и запутанно. — Бустер, присядь на кровать, только аккуратней, пожалуйста. Продолжайте, сэр, — голова трещала по швам от всех этих мыслей, от этой дикости, но он должен был выслушать этого человека. А с ярлыками… он разберётся потом. Послушавшись командира, Бустер уселся на жалобно скрипнувшую кровать, да и продолжил тихонько причитать по поводу жестокой судьбы воплощений, прижимая к себе Ивана, как маленькое дитя. А Гилберт одобрительно кивнул в их сторону и продолжил рассказ: — В войне против России… или как его тогда называли — СССР, ставилась цель ликвидировать советское государство, завладеть его богатствами, физически истребить основную часть населения и «германизировать» территорию страны вплоть до Урала. — — Постойте-постойте! — Перебил его Базз. — Что значит — «германизировать»? И… вы правда собирались истреблять представителей своего биологического вида? — — А то и значит. Было решено устроить геноцид всем, кто не подходил под определение — арийская раса. Это сложно объяснить, скажу лишь, что это была та еще дурь. Про расизм слыхали? — — Нет. Ничего такого у нас нет… — Покачал головой Лайтер. — А у нас было. Это сейчас я понимаю, что это был идиотизм, но тогда я был ярым фанатом этого. — Гил недовольно хмыкнул. — Европейцев, таких как я и мой брат, ну и Англию с Францией и Италией, называли «белыми людьми». Азиатов, таких как Китай и Япония, звали «желтыми». И к ним у нас было не самое уважительное отношение. Были еще и «черные» люди, или как их еще звали чтобы принизить — нигеры. Вот их одно время вообще за людей не считали. Их ловили и вывозили из родных земель в рабство. Их продавали как скот и заставляли работать до смертельного изнеможения. Вот такие «веселенькие» были у нас времена… — — Простите, но это — варварство! — Вновь перебил Гилберта Базз, причем уже на повышенных тонах. — Имею право сказать, да, это мне — не нравится! И остальным — вряд ли тоже понравится. — — А уж как мне нынешнему мое тогдашнее сумасшествие не нравится… — Гил поморщился как от зубной боли. — Но тогда мой народ и народ Людвига словно помешались на этой дебильной теории. Они все буквально фанатели от этого, и мы с братом тоже. Кстати, расовая теория перестраивалась в угоду текущей внешней политики. В частности если изначально итальянцев относили к «малоценной средиземноморской расе», а японцев награждали презрительными кличками, но по мере сближения с Италией и Японией эти народы стали относить соответственно к потомкам римлян и «избранной расе». А вот славян в итоге мы записали в низшую расовую группу. Они стали для нас как чернь, наряду с неграми, евреями и цыганами. Высказывания Гитлера содержат следующие выражения: «низкокачественный человеческий материал», «смешанный народ на основе низшей расы с каплями нашей крови, не способный к поддержанию порядка и к самоуправлению» и прочее и прочее. И сказать честно, такое промывание мозгов сработало с нашими солдатами на ура. Они шли на войну, считая себя освободителями всей планеты от «‚недочеловеков». Они были готовы вырезать всех и вся без жалости, лишь бы очистить наш мир от низших рас… — — Но ведь это же бесчеловечно! — В очередной раз перебил Гилберта Базз. Рейнджера всего трясло от негодования и праведного гнева и хотелось немедля высказать все, что он думает по поводу всей этой — тупости! — иначе и не назовешь! Но его остановил тихий Ванин голос: — Василий, всё ведь окончилось хорошо… Я — победил. А для нас для всех это был горький урок. Нельзя превозноситься над другими, иначе падение будет великим. После этого мы все мечтали забыть этот кошмар, но так же нужно было держать его в памяти, чтобы этого — не повторилось. — — Не то слово, Ванька. Не то слово. Прости меня, нациста окаянного. — В сиих словах Экс-Пруссии было столько боли и стыда, что даже негодующий Лайтер понял — Гилберт действительно сожалеет о тех страшных событиях всей душой, хотя и старался казаться непринужденным во время своего рассказа. — Простил уже, Гилушка. И тебя и Людвига. Зря что ли вы теперь мои дорогие названные братья?.. Дай-то Боже и Федя-пустоголов мне другом станет, как ты когда-то. — — Благодарствую, Иван. Пусть так и будет. — Грустная улыбка, появившаяся на лице альбиноса стала для присутствующих лучшим подтверждением в его искреннем раскаянии. — Ладно, не буду больше мучить присутствующий шокирующими откровениями. Скажу лишь, что обломались мы с братом по жесткому. Считали, что русские — слабаки. Напали. Первое время побеждали, но… В итоге получили нехилых люлей и проиграли Ивану подчистую. Он и его народ, как собрались с силами, как дали отпор — мы не знали, как с этими «русскими чертями» вообще сладить. Ну и пришлось нам отступать. А они, русские, те, кого мы посчитали ничтожествами и чернью, так гнали наши «недоарийские» войска… До самой столицы Людвига гнали — до Берлина. Альфред, кстати, поняв, что мы с братом так или иначе проиграем, сразу на помощь к Брагинскому пришел. Хотя… — Гил надменно усмехнулся. — Вмешаться под самый конец, когда победитель уже определен — какая же это помощь? Он просто попытался урвать себе кусок славы в победе над Людвигом. Ибо как это — Герой! — и вдруг был в стороне, когда победили главную угрозу всего мира. Но не смог пацан всю славу взять себе. Ванька победил нас с братом один — сам! Он, а не «герой» оказался в Берлине первым. Едва он и его люди вошли в город, как там началось поистине эпичное противостояние. Бои в городе не прекращались ни днем, ни ночью. Квартал за кварталом советские войска «прогрызали» оборону противника. Оставшиеся гитлеровские части оказывали упорное сопротивление. Нам приходилось драться за каждое помещение. Но как бы мы яростно не сражались, конец приближался. Ранним утром первого мая над рейхстагом был поднят штурмовой флаг сто пятидесятой стрелковой дивизии, названный впоследствии — «Знамя Победы», однако бой за рейхстаг продолжался ещё весь день и только в ночь на второе мая гарнизон рейхстага капитулировал. Я не был с Людвигом в ту ночь и не знал, что случилось, но чувствовал одно — войне конец. Мы — проиграли. Потом уже, после поражения, встретившись с братом в тюрьме, я узнал, что Гитлера больше нет. Этот недоносок, посмевший возомнить себя владыкой мира, покончил с собой, оставив нас с братом отвечать за его бредовые идеи. Хотя я предполагал это. Я ведь почувствовал что-то странное примерно в то же время, когда Гитлер укокошил себя. Внезапно пришедший страх… неприкаянности, что ли… Такое бывает, когда государство внезапно теряет правителя. А дальше… — Прусс, до этого хранивший нагловатый вид, будто он не про ужасы войны рассказывал, а про обычную попойку в компании приятелей, резко поник. — Был суд. Затем моя казнь — упразднение, и все… Меня не стало… — Гилберт резко замолчал. В повисшей тишине были слышны лишь громкие всхлипы Бустера, да Ванино сопение из-под одеяла. Слушая исповедь Экс-Пруссии, Базз не мог поверить своим ушам. Так легко и просто рассказывать о — таком! — и при этом делать вид, что все нормально и… даже внешне вину свою не показывать! Для рейнджера это было нечто из ряда вон выходящее. Да и от рассказа этого у Лайтера в голове уже не кастрюлька мыслей бурлила, а целый гейзер бил. Но то, что сказал альбинос в конце… Не шло ни в какое сравнение с вышесказанным: — То есть вы… умерли? Но… как же вы ожили? — — Я? — Гил довольно хмыкнул. — Я возродился, как Калининград. Спасибо Ваньке… — — Пожалуйста, Гилушка. Не мог я тебя оставить. Даже такого вредного. — Одеялковый сверток на руках Бустера вновь затрепыхался и из него показалась голова уже более-менее спокойного России. — Месье Иван, вы в порядке? — Тут же поспешил осведомиться Мэттью. — Агась! — Кивнул Ваня и улыбнулся, как ни в чем не бывало. И если бы не чуточку покрасневшие от слез глаза, никто бы не догадался о его недавнем переживании. — Бустеру спа-а-асибо~! Я люблю обнимашки, когда плохо… Жаль что, будучи государством, мне частенько приходилось терпеть в одиночку. — — Ну, тут ты всегда можешь положиться на меня! Я с радостью обниму своего друга! — Бустер вновь прижал Ивана к себе, немилосердно тиская. Будь бывшее воплощение России по силе как обычный человек, точно не досчитался бы пары тройки ребер. А так он, расплывшись в довольной лыбе, наслаждался своими любимыми… очень-очень крепкими обнимашками. Оставив двух больших детей успокаивать друг друга, Базз не удержался и спросил: — А что с проигравшими сделали? Их вот так отпустили? — — Страны? Да. Я же взял всю вину на себя. Меня казнили — союзникам этого хватило. А остальных, конечно, заставили выплачивать репарации и все такое. А над людьми был другой суд — в Страсбурге. Кажется одного или двух — помиловали, то ли адвокаты своё дело знали, то ли и правда — они были не при чём. Дело прошлое. Если вам интересно, почитайте данные Керкленда. Только валериану не забудьте, или другое какое успокоительное. А я не хочу говорить или вспоминать об этом. Я больше не государство и на том спасибо. Хоть поживу нормально, без всех этих приказов бесконечных и галюнов жутких от очередного помешательства моего же народа. Ксе-се-се! — Вновь осознав всю ту безграничность свободы, что была доступна ему теперь, Гилберт рассмеялся. Жаль только, что его драгоценного брата не было с ним, чтобы разделить эту радость. Потому смех бывшего воплощения был недолгим. — Так что там с моим младшим братом и Италией? Да и с америкосом тоже? — Услышав звук открывающейся двери, прусс глянул на вошедших девчонок — Миру, принесшую с собой большую кружку чая с лимоном и Наташу с тарелкой вкусняшек в руках, улыбнулся, чуть посторонился, пропуская их, и опять посмотрел на Лайтера. — Мне тут кое-кто сказал, что вы-то — рейнджеры, сможете их спасти. Так? — — Разумеется, мы вернем их назад. И сэра Людвига и Феличиано и… Альфреда… наверное… тоже… Если он захочет, конечно. — Вспомнив о непутевом ученике, Лайтер заметно посмурнел. И это не укрылось от старшего Байльшмидта: — А что с ним? И кем вам тут приходится этот шкет? Я еще на той прогулке заметил, что он будто нарочно ваше внимание привлекал. А уж когда вы его застукали с поличным… Ксе-се-се! — — Учил я его. — Прервал смех альбиноса Базз. — В рейнджеры готовил, а он… К главному врагу Галактического Альянса переметнулся. — — Базз, это правда? — Всполошились оба присутствующих тут члена его команды. Все-таки они еще были не в курсе предательства Альфреда — Базз им не говорил, не до этого было, а Мэттью… этот тихоня просто не хотел говорить о неприятном, так ему было тяжело. Лайтер молча кивнул, а Гил аж присвистнул от открывшейся ему истины: — Говоришь — к врагу Альянса? Ну, нифига себе пацан учудил! Не ожидал от него! Под какой дурью это дитятко англосаксонское было? Он бы в жизни не стал бы репутацию свою очернять. Он же — Герой! — — Но это — правда, как бы мне ни было больно признавать это. У меня даже видео есть, подтверждающее это. Хотя… — Рейнджер покосился на уплетающего вкусняшки русского. — Иван привел мне пару доводов, что тут не все так просто, но… — — А можно Великому глянуть? Я тоже некоторое время возился с этим пацаном. В частности перед его войной с Артуром за независимость. Может, тоже что замечу. — — Хорошо… — Базз открыл миникомпьютер, включил воспроизведение и отдал перчатку Экс-Пруссии. Тот молча уставился на экранчик, но через некоторое время начал фыркать, а ближе к концу видео и вовсе пробормотал: — Вижу, вижу… — — Что именно? — Встрепенулся Лайтер, надеясь получить подтверждение невиновности ученика. И Гил их дал: — Ксе. Полную лажу вижу. Наш мелкий барахольщик кинул свой сотик. И конфеты. И я заметил еще кучу несовпадений в его поведении. Робота, к примеру, он не так уж и эпичненько сломал. Этот позер всегда выпендривается, сальтухи там, приемчики, и чтоб все «по-СУПЕРгеройски», а тут просто сломал. Станиславский бы сказал — не верю-ю-ю-ю! Ксе-се-се! — — Правда? — У рейнджера сердце взыграло в груди, а надежда в душе взметнулась ввысь, словно птица, выскользнувшая из опостылевшей клетки печали. — «Гилберт заметил те же несовпадения в поведении Альфреда, что и Иван! Неужели… Святая Венера прошу, пусть будет так!» — Взмолился Базз, желая, чтобы его ученик был невиновен в предательстве. Но разум настаивал на том, что таких доказательств для оправдания американца явно недостаточно, и Базз буквально засыпал Байльшмидта вопросами. — А что тогда с ним? Что же он такое выпил, съел, или понюхал, что потом вдруг ни с того ни с сего пошел громить лабораторию? Да он же о ней вряд ли знает! И это точно не из-за того что там Людвиг и Кику работает. Альфред, насколько мне известно, будучи рядом со мной о них и не вспоминал… не из-за вражды, значит. Зачем ему лично это лаборатория? Верно из-за Зурга. Так, когда и где и через кого Зург встретился с этим шалопаем? — — Чего не знаю, того не знаю. Но нетипично это поведение для америкоса. Ванька подтвердит. Да? — Гилберт и Базз взглянули на Ивана, тот усиленно закивал в ответ, продолжая жевать печеньку в шоколадной глазури. — А если его обманом туда затащили, нам придётся спасать его. Он же, горячая голова, ежели его ущемлять попробуют, сразу буянить начнёт. И получит на свою геройскую попу дофигища люлей. — — Я очень надеюсь, что ваши слова — правда. Но ведь если никто не опровергнет его действий и не докажет что он — невиновен… то Альфреду можно будет только посочувствовать. Этот парень так любит свободу. И тут вы правы. Альфред терпеть не станет. Но и Зург не потерпит его выкрутасов. Вмиг его в расход пустит… — Баззу резко вспомнились все те ужасы, что рассказывали сбежавшие от Зурга прислужники, те самые, которых он спасал под личиной убийцы-наемника — Шив Каталл*. С их слов, император проводил над ними зверские эксперименты или устраивал состязания на выживание, к примеру — «Смог открыть кодовый замок прежде чем кончилось время и клетка полетела в пропасть? Повезло. Живи…». И тут Лайтер решительно сжал кулаки. Не время было грустить и хандрить, ведь не только Альфреда могла ожидать такая участь. — Значит решено! Гилберт, Иван, я обещаю вам, что верну… Вернее — моя команда вернет ваших сородичей. Обязательно! Да, команда? — — Конечно, Базз. Я все силы приложу! Даю слово рейнджера и принцессы Тангеи! — Мира вытянулась по стойке смирно. — А уж как я-то постараюсь! Верну всех — и малыша Иту, и Германию, и… Америку. Хоть он и вредный. — Бустер тоже вытянулся… вернее, просто встал, все еще прижимая к себе Ваню, из-за чего у русского чуть чай не расплескался. Хорошо, что половину кружки Ваня уже отпил. Перед лицом столь отважных рейнджеров, готовых без капли сомнения кинуться на спасение их сородичей, государству российскому и области его тоже резко захотелось поучаствовать, да силушку свою супостату показать. О чем оба они тут же попросили. — Тогда и меня возьмите с собой. Речь идет о моем брате! — В и без того алых глазах прусса словно пламя ярости взметнулось. — На-а-а-ашем брате~! Так что я тоже пойду! — Вклинился Иван, вывернувшись из объятий Бустера, но тут же был перехвачен младшей сестрой, заявившей. — Нет, не пущу! Без себя! — — Да, но… Вам нельзя, вы же — гражданские… — Попытался возразить Лайтер, но воплощения и не думали уступать. — И че? Я вам доверяю спасти моего брата, но хочу при этом лично присутствовать! — Нагло заявил Байльшмидт старший. — И я тоже! Речь идет о моих братиках! — Ванька подскочил к своей области и вцепился ему в плечи. — Не беда это, что мы гражданские. Научимся. Мы быстро учимся. Воевали, знаем. Да и сердце у нас двоих не на месте будет. — — А мне — мой брат дорог! И Ваня без меня никуда! Белорусский фронт большую роль в Великой Отечественной сыграл. Так что и я пойду! — Да уж, Наташа была не менее непреклонна, чем парни. Такое смелое заявление завело всех рейнджеров в тупик. Вот попробуй тут возразить, когда кто-то так в бой рвется, хотя ранен был недавно. В поисках поддержки Базз посмотрел на своих сокомандников, но вмиг понял, что Мира и Бустер тут ему не помощники. Застыли статуями и пялятся в растерянности на отважных бывших воплощений. А еще и Мэттью смотрел на сородичей как-то… обреченно, словно зная, что они все равно прорвутся в бой. Помощь пришла неожиданно. На счастье рейнджеров в палату заглянул врач. — Я, конечно, понимаю, что вам не терпится пообщаться, но больным покой нужен. Попрошу оставить палату. — Укорил он рейнджеров, не сделав поблажки даже Лайтеру, и обратился уже к своим пациентам на слегка повышенных тонах. — Я уже понял, что вы люди активные, и не в меру темпераментные, но и вы меня поймите. Тут — медицинский отсек. Тут — больные и раненые лежат, и… — Врач вздохнул и продолжил говорит уже спокойней, без напряжения. –Простите за мою резкость, но вы своим шумом разбудили уже нескольких пациентов по соседству с вами. Умоляю, проявите к ним уважение, займите места в своих постелях и дайте всем отдохнуть. — — Прости, мил человек. Мы будем потише… — Сконфузившийся Ванька послушно подошел к своей кровати и присел на ее краешек. Тревожить больных и раненых — Иван всегда не терпел подобного хамства по отношению к людям, а тут сам поступил так же… Того же мнения придерживался и Гил. — М-да. Нехорошо раненых тревожить… — Слишком часто воевавший и не менее часто получавший практически несопоставимые с жизнью увечья, прусс знал, как важен покой для раненых солдат. — Ладно, русский, я в свою палату. Позже свидимся. — Махнув рукой на прощанье, Гил направился к выходу, но вновь посмотрел на Базза. — А насчет спасения Людвига. Мы ведь это серьезно. — — Я знаю. — Кивнул ему рейнджер. — Я скажу о вашем намерении коммандеру Небуле. Ну, а вы — для начала выздоровейте. — — Заметано. — Экс-Пруссия снова махнул рукой и, к превеликой радости врача, направился в свою палату. Рейнджеры тоже решили покинуть мед. отсек. Друзей они поддержали, а значит, пока тут больше делать было нечего. Мэттью, помня о решении начальника освободить его от заданий на целых два дня, направился к себе. Тоска в душе по брату-охламону была слишком сильной, а грустить на виду у всех скромный канадец не хотел. Благо его медвежонок всегда был рядом. Мира и Бустер вернулись к своему заданию, хотя им обоим хотелось поддержать Лайтера. Все-таки надо было доработать день, да и зная своего капитана и то, как он стеснялся проявлять свои чувства даже перед ними… Лучше и впрямь пойти поработать. Тем более, что оба Лайтеровских подчиненных заметили — как задумался их командир после разговоров с бывшими воплощениями. Все те откровения бывших государств принесли Лайтеру больше новых вопросов, чем ответов, а в голове хороводились мысли насчет влияния на них народа и начальства. Но одно он знал точно — надо вернуть всех похищенных воплощений. Скорее и любой ценой. Даже Альфреда.