Брат

Зеркала завесили чёрным крепом, половину свечей погасили, и во всём замке стало темно и строго, будто бы на солнце набежала тучка, да так и осталась там, позабывшись. Тихо ступающие слуги уставили тронный зал вазонами с умирающими лилиями; приторный запах белых лепестков, казалось, проник в каждый уголок, за каждую портьеру, и даже в комнате братьев от него негде было спрятаться. Третьего дня умерла королева. Мама. Гамиль бесцельно бродил по пустым коридорам. Перед его глазами продолжало стоять нынешнее утро — на фамильном кладбище, где когда-нибудь суждено лежать и ему, пахнет влажной землёй и свежестью, цветёт вишня, в ветвях удивлённо тенькает какая-то пичуга, а солнце... солнце светит так, будто бы ничего и не произошло. Будто бы сейчас из-за деревьев выйдет мать, подметая траву широкими юбками любимого платья цвета старого вина. Вот она удивлённо посмотрит на них, рассмеётся и пожелает узнать, зачем они здесь, и что за странное, даже торжественное выражение застыло на их лицах. Неужели... Мысли Гамиля прервал старенький капеллан. «Прими, Творец, дочь свою...», «Да упокоится она с миром...», «Не скорбите, ибо сказано»... Какие пустые, безликие слова. Интересно, о чём сейчас думает старик? Может быть, о том, что скоро и он опустится в землю, а пришедший на его место так же будет читать над ним заупокойную речь? Мигаль дёрнул его за рукав. Братишка утирал заплаканное лицо рукавом чёрной курточки и трясся всем телом. Гамиль обнял его. Сам он не проронил сегодня ни слезинки — наследнику и будущему королю плакать не пристало. «И, в конце концов, — подумал Гамиль, — всё было ясно уже давно...ещё осенью, когда она перестала вставать с постели». Подумал, и разозлился на себя. Как он может размышлять так отстранённо и трезво, ведь матери больше нет. Он попытался воскресить в памяти её лицо — не то, бледное, иссохшее, измученное, каким оно было последние полгода, а весёлое, смеющееся, как в те минуты, когда мать, словно обычная девчонка, играла с ними в догонялки на дорожках дворцового парка. Но воспоминания ускользали, утекали сквозь пальцы песком. Гамиль разозлился ещё сильнее. Рука его сжала плечо брата. — Ваше высочество, — глухо сказал он, — как Вы себя ведёте? Вся дворня видит Вашу истерику. Подумайте, что скажет отец? Мигаль отшатнулся, глянул на брата испуганно и с обидой. Всхлипнул, рассерженно потёр глаза руками, отошёл в сторону, прибившись куда-то к стайке причитающих придворных дам. Птица на ветках продолжала настойчиво, требовательно свистеть. ...Не стоило так с ним, думал Гамиль, продолжая свой путь замковыми коридорами и рассеянно проводя ладонью по шероховатым стенам. В конце концов, Мигалю всего семь, и он всегда был таким... впечатлительным. И боялся всего на свете — от шумных дворовых собак до чудища, которое, по мнению младшего брата, каждую ночь неизменно являлось под его, Мигаля, кровать. «Гами-и-иль, — выдыхал он ему прямо в ухо бывало. — Оно опять там...» - и смотрел круглыми глазами, и перепуганно теребил ночную сорочку. Гамиль, конечно, нехотя просыпался, заглядывал под кровать брата, вздыхал, заставлял Мигаля выпить плошку воды и гнал спать. Как можно бояться всего на свете? Ноги Гамиля привычно привели его обратно, в их с Мигалем комнату. Брат сидел за столом и ставил на лист пергамента кляксы, которые потом бездумно размазывал в дёрганые, некрасивые узоры. Услышав шаги, он обернулся. Сгорбились худенькие плечи, выпало из рук перо. Гамиль подошёл к столу и сел на свободный табурет. —Что теперь будет? — спросил его вдруг младший брат, требовательно и отрывисто, кусая нижнюю губу. «Ничего», — хотелось ответить Гамилю. Он не знал. — Тебе совсем не жалко маму? — тихо обронил братишка. Опустил ресницы. Вздохнул. — Мама сейчас на небе, — наставительно произнёс старший принц. — Ангелы забрали её туда. Она смеётся, поёт с ними песни и... и ест суфле. — Ненавижу этих ангелов, — Мигаль глянув исподлобья. — Они скверные и злые. Добрые ангелы не стали бы забирать у нас маму. Гамиль об ангелах тоже был невысокого мнения, в чём откровенно признался старой няньке Энне, обрисовавшей ему эту дивную картину с... с суфле. Энна тогда поджала губы и сказала, что за подобное святотатство скверных мальчишек после смерти забирают в огненное подземелье, где они тысячи лет лижут языками раскалённые сковородки. Пожалуй, об этом младшему братишке точно не стоит знать. Гамиль неловко потрепал Мигаля по голове. Тот шмыгнул носом. — А вдруг я тоже умру? — Не умрёшь. Ты ещё маленький. Рано тебе. — Да-а, а вот у леди Розамунды ребёночек умер сразу, как родился. — Наверное, он был слишком уж... маленький, — Гамиль чувствовал, что доказательства его хромают, но ничего не мог поделать. Он никогда не задумывался ни о жизни, ни о смерти. До этого дня. — Всякое бывает. Но тебе-то с чего умирать? Смотри, здоровый какой, — и ухватил братца за нос. Мигаль вывернулся, замотал головой, посмотрел на брата вдруг очень внимательно. — А если ТЫ умрёшь, Гамиль? — эта мысль, видимо, захватила Мигаля полностью, глаза его наполнились слезами. — Не вздумай только реветь, — он умрёт? Какая странная мысль. Странная и страшная. Это случится нескоро. Совсем нескоро. У него тогда, верно, уже будут свои дети... может быть, даже братья. Младший из них тоже будет вот так ронять слезинки, если он, Гамиль... — Если ты умрёшь... — То раньше тебя, это уж точно, — прервал он, желая успокоить Мигаля, — я ведь старше тебя. — Гамиль уверенно улыбнулся. — На целых три года. — А потом я...ещё три года..буду один? — последние слова Мигаль почти прошептал. Моргнул — слёзы покатились по щекам совсем уж безысходно. Старший принц внезапно очень живо представил эту картину — старенький, согбенный, но почему-то всё ещё мальчик, Мигаль бродит по пустым коридорам. И некому отгонять от него собак, никто не защищает его от строгого воспитателя, что бьёт принца указкой по спине за невыученные уроки, некому вымаливать милости у разгневанного отца, недовольного тем, что его младший отпрыск растёт «такой тряпкой». Сердце Гамиля перехватило от странной жалости. — Ладно, — твёрдо сказал он, — я тебя подожду. — Или я умру вместе с тобой, — неожиданно серьёзно сказал Мигаль. — Вместе... нам не будет так страшно. Договорились? Он протянул маленькую ладошку, и старший брат крепко сжал мокрые пальцы. ...Вошедшая спустя пару часов Энна, горестно приговаривая «Сиротки… бедные сиротки», обнаружила братьев спящими в большом кресле у очага. Во сне Мигаль крепко обнял старшего брата и шевелил губами, Гамиль положил руку на вихрастую макушку младшего. Лицо его было умиротворённым. Энна, вздохнув, взяла с кушетки одеяло и укрыла им мальчишек. В окно бесстрастно заглядывала Луна. Внизу, во дворе, горестно взвыл любимец короля, старый бассет Разбойник.