Руки милосердия

Время Верховной жрицы Виктории историки назовут «Эпохой милосердия». И в этом в полной мере отразится любовь к каламбурам. Главу церкви во времена, когда мир сотрясался от бесконечных невообразимых конфликтов – Викторию назовут архитектором нового андрастианского мира. Повитухой, что помогла родиться обновленному Тедасу. В будущем она проделает всё это с изяществом барда и… милосердием человека, пережившего Мор и Брешь в небесах. С тем самым чувством, которое заставляет женщину впустить в свой дом голодных сирот. С тем милосердием, которое заставляет воина на поле боя добить бьющегося в агонии врага или лошадь, распоровшую бок о пики. Но будущему еще только предстоит свершиться. Сейчас есть только маленькая, затерявшаяся в великолепии Великого собора часовня. Её стены освещены отблесками совсем крошечного Вечного пламени, нет ни свечей, ни масляных ламп. В часовне чисто и тихо. Сюда не заходят желающие «случайно» попасться Виктории на глаза шпионы. Даже помощницы и охрана, незримо следующие за Верховной жрицей повсюду, остаются снаружи, когда великая женщина молится. За самыми дверями – если подойти с другой стороны – можно услышать их ровное дыхание и тихий скрип доспехов. Но сегодня защитники замирают в начале коридора и остаются там, ожидая, пока глава церкви закончит молитву. Утром им придется думать, что сказать главе охраны, но сейчас защитники Виктории уверены, что поступают правильно. Верховная жрица Виктория смотрит на пламя и перебирает воспоминания. Пересмотрен список тем для проповедей, который должен быть разослан во все без исключения церкви. Её вполголоса обвиняют в попытке использовать преподобных матерей вместо глашатаев, но это единственный способ хоть как-то разогнать пелену невежества, в которой живет большинство верующих. Не имеет смысла менять взгляды церкви, если жрицы продолжают внушать людям то же, что и прежде. Официальное изменение отношения церкви к долийцам и авварам стоит Верховной жрице нескольких постыдных компромиссов, а одному непримиримому аристократу, вздумавшему спровоцировать конфликт с «дикарям» и всё сорвать – жизни. Городам Вольной марки предоставляют магам право вкладывать деньги в ремесленные лавки и торговые кампании, но это стоит закрытия глаз на деяния некоторых церковных и не только чинов. Глава оппозиции же падает с башни родового замка. В последнем случае никто даже не обвиняет агентов Солнечного трона – ведь человек в полном доспехе переваливается через зубцы и летит вниз на глазах у десятка друзей и слуг. Виктории остается только отозвать назад своего агента и отправить семье погибшего письмо с соболезнованиями. Общественная больница, в необходимости которой Виктория не один год убеждает орлесианских господ, процветает – в основном благодаря старанию докторов и воле к жизни пациентов. Вечера, который Солнечный трон устраивает для сбора средств, также помогают. Но всё равно организация еще слишком молода и может рухнуть от малейшего внутреннего раздора или под грузом наветов. Спасает почти полное отсутствие скандалов и удивительная атмосфера надежды, поселившаяся в палатах, кабинетах и кухнях больницы… Тысяча мелочей, вроде постоянно плодящихся под окном вспыльчивого врача кошек, которых тот втайне обожает. Или мешка сушеного винограда, случайно перевернутого в котел с кашей для неимущих пациентов. Или тот кошелек, который раскаявшийся вор подбросил в окно ранее обворованному алхимику. Верховная жрица чувствует движение, но не оборачивается взглянуть, кто опускается рядом с ней на скамейку. Она и так знает, что увидит мальчика, который не стал старше и на день с тех пор, как вел умирающего канцлера и совсем юную Инквизицию прочь из Убежища. Мальчика в таких поношенных ботинках и куртке, что будь он человеком – его не пустили бы и во внутренний двор. Но стража Великого собора не видит Коула. Скорей всего, именно дух сегодня велел им оставить Викторию в тишине и покое. - Твоё вино с медом, – говорит он, ставя кубок возле чаши с огнем. Для духа нет такого понятия, как богохульство. Верховная жрица обхватывает покрытые незамысловатым узором бока чаши руками и чувствует, как тепло поднимает вверх, от ладоней к самому сердцу. Кубок слишком тяжелый и простой – Коул, как всегда, стащил его на кухне для слуг, так же, как и мед и вино. После его нужно будет как-то незаметно вернуть. Верховная жрица улыбается, если не маленькой проказе, которая ей предстоит, то тому, что в этом питье точно не будет яда. Коулу всё равно, подобает ли ей такое пить, и на лице духа нет тревоги: не начинает ли Виктория спиваться, как некоторые главы церкви до нее? Верховная жрица никогда не бывает одна – даже во сне или в кабинете. Но она чувствует себя совершенно одинокой без тех, с кем можно побыть наедине. Перед кем не нужно притворяться всезнающей и всесильной. Цена власти ожидаема, но оттого не менее болезненна. Виктория отставляет опустевший кубок и разминает свои затекшие под весом шляпы шею и плечи. В последнее время она чувствует боли в спине и начинает быстрее уставать. «Это не старость, – уговаривает себя женщина. – Превращаться в развалину еще рано. Нужно просто найти время и снова начать тренироваться». - Инвизитор и Кассандра сейчас ведут переговоры в Тевинтере, – сообщает Виктория. Верховная жрица не знает, чувствует ли дух течение времени. Не знает она и о том, что тому известно о других членах ранней Инквизиции. Никто из них не пишет Виктории о визитах Коула, как и она сама не упоминает о подобных встречах в письмах. - Я знаю, – говорит дух. – Им посоветовали надежного капитана корабля. Посланная тобой убийца справилась почти со всеми скрытыми врагами. Призрачный мальчик прямолинеен, таким может быть только существо, видящее сами мысли за масками и блефом. Но что стало с врагами, до которых шпионка не добралось, он не упоминает. Просто не считает нужным. - У Каллена сейчас много дел, – продолжает Виктория. Огонь пляшет перед её глазами, и не смотреть в него нет никаких сил. Именно этот огонь, пожирающий всё, сколько его не корми, истинное лицо служения Создателю. Пламя, а не вышитое солнце на знаменах. Реформированные храмовники, которые действуют теперь как добровольная, почти независящая от церкви охрана, к услугам которой может прибегнуть любой маг, показывают себя хорошо. На самом деле, не прибегать к их услугам уже становится дурным тоном. Школы магов даже подумывают разработать специальную символику, чтобы выделять своих защитников среди прочих. Благодарить за это стоит сэра Каллена и еще нескольких рыцарей с безупречной репутацией и железной решимостью исполнить свой долг… А еще есть двенадцать известных случаев, когда подсевшие было «по старой памяти» на лириум воины нашли в себе силы справиться с зависимостью. Казалось бы, без посторонней помощи. Виктории известно о и двух случаях, когда храмовники-новички рискнули распустить руки, а маги, из стыда или страха, не стали на них доносить. Наемники – не тюремные надсмотрщики, но слухи могут испортить даже самое перспективное сотрудничество, особенно в начале. С такими слухами и их причинами необходимо бороться, и Солнечный трон борется. В одном случае посланный Викторией агент не успевает и находит негодяя лишившимся доспехов и рыдающим на пороге храма, но ни маги, ни их защитники оказываются не при чем. С тех пор, как Виктория получила своё новое имя, дюжина магов-скандалистов одумывается и прекращает вспыхнувшую было вражду с горожанами. Чародей, возомнивший себя новым Андерсом, задыхается в собственной постели прежде, чем Верховная жрица успевает что-то предпринять. К сожалению, это не многое меняет, после почти тридцати магов, тайно убитых по её приказу ради сохранения мира. - Я бывал у рыцаря, – эхом звучит молодой голос. – Но мы не разговаривали. - Госпожа де Фер всё-таки выписала из Тевинтера нескольких знакомых Дориана, – Верховная жрица откидывается на спинку скамейки. – Нам просто не хватает магов-наставников. Тех, кто смог бы научить детей держать силы под контролем не из страха. Первые школы свободных магов процветают. Даже если пятеро малефикаров и были убиты в собственных запертых изнутри комнатах, ничем не запятнавшие себя маги предпочитают считать смерть коллег следствием неловкости при бритье. В том, что совсем маленьких учеников перестают преследовать по ночам демоны, все видят благотворное влияние новой системы и регулярных прогулок на свежем воздухе. - Я не нравлюсь госпоже Вивьен, – напоминает Коул. – Но она снова высыпается. Это хорошо. Виктория слушает тихий шум огня. Она знает, кого должна благодарить за сотни так и не случившихся конфликтов. За то, что люди уже говорят, будто ей покровительствует сам Создатель. Но только теперь она решается спросить: - Почему ты приходишь ко мне? Почему ты говоришь со мной и помогаешь мне? Почему не поехал с Вестником или не ушел с Варриком? - Потому что я помогаю, – отвечает дух, и женщина, наконец, смотрит в его глаза. Там можно прочесть все слова, которых Коулу не хватает, чтобы объяснить. – А тебе помощь нужна больше всех, потому что ты можешь помочь многим. - Спасибо, – говорит Виктория. Её губы пересыхают, а язык не подчиняется. Потом она стискивает в руках юбку, расправляет плечи и признается. – Что, если я всё делаю неправильно? Я убиваю людей ради Создателя. Лгу ради него. Я… становлюсь чудовищем? Так же, как вы, духи, желая понять нас, изменяете свою суть? Ведь если я зайду слишком далеко, то не замечу этого. Дух с памятью мёртвого мальчика – единственный кому Виктория решается задать этот вопрос. Он и так видит и слышит её мысли. - Нет, – удивленно говорит Коул. – Не бойся, если станешь – я тебя остановлю. Как вы обещали остановить меня, помнишь? Холодная, мозолистая и слишком реальная для порождения Тени ладонь бережно накрывает её руку. Словно верховная жрица – хрупкая птица с ломкими костями или залетевшая в часовню бабочка. Может, такими – хрупкими и недолговечными и видят людей первые творения Создателя. - Почему ты здесь сегодня? – спрашивает Коул, словно не замечая её смятения. Будто он может не заметить. – Почему не в большой комнате, где обычно? - Там меняют витраж, – Виктория смотрит на своего неуловимого, действительно посланного Создателем – ведь на всё Его воля – помощника, и чувствует, как начинает улыбаться. – Старый разбила птица, а мне никогда не нравилась картина, которая там изображена. Это правда. Проклятое окно постоянно маячит у Виктории перед глазами, во время служб или когда консервативные Матери поджидают её у Вечного огня, чтобы на его фоне воззвать к тому, что полагают истиной. Им витраж как раз очень нравится. Он слишком красноречиво призывает начинать Священные войны против всех неугодных. При одном взгляде на кроваво-красные стекла Виктория чувствует тщету своих попыток изменить церковь. - Новая картина понравится тебе больше? – хмурится Коул. Он видит, как формируются мысли, но не может до конца понять их. – Она сделает тебя… спокойнее? - Да, она будет меня успокаивать, – уверенно кивает верховная жрица. – И напоминать мне об одной очень важной вещи. - Тогда это будет очень хорошая картина, – кивает Коул. И добавляет, будто подсмотрев сложившийся в голове Виктории образ или догадавшись. – А на ней будут кролики? Верховная жрица на миг задумывается, а потом кивает: - Почему бы и нет. Кролики так кролики. Через месяц в большом зале Виктория отводит глаза от покрасневшего от ярости лица оскорбленного в лучших чувствах аристократа и смотрит поверх его плеча. Туда, где солнечные лучи наполняют куски стекла светом и силой жизни. Если мастера или клирики и сочли странной просьбу заменить знаменитый витраж этой картиной, то они придумали её решению тысячи объяснений. К примеру, что изображать одного только Гессариана – это усиливать влияние Тевинтера. Или что она отдает должное знаменитому труду о двуединой природе духов, которая отражает борьбу добра и зла в человеке… Символизирующий Милосердие и сострадание юноша выглядит здоровее и чище, чем Коул когда-либо будет выглядеть в своей призрачной жизни. Но у него те же светлые волосы и глаза, а у его ног, в пасторали луга, сидят белые ушастые комочки – символизируя беззащитность человека перед мирским злом, не меньше. «Я остановлю тебя» – шепчет Верховной жрице эхо. Она на миг прикрывает глаза и возвращается к разговору. Удивительно, но теперь ей еще больше хочется найти способ решить конфликт без новых жертв. Страховка из Тени – не повод расслабляться. В какой-то момент женщина снова бросает взгляд на витраж и запоздало удивляется тому, что никто так и не спросил, почему она повелела нарисовать в руке Сострадания нож. Виктория не знает, что обитатели Великого собора и весь Вал-Руайо не сомневаются – это её напоминание Верховным жрицам будущего: есть время утешать, а есть время прибегать к стали. Именно такое объяснение будут давать экскурсоводы шепотом, приводя туристов в эти просторные залы. Среди зевак каждый раз будет находиться один, который примется спрашивать о якобы ниспосланном Создателем в помощь легендарной жрице духе и видениях. Раз за разом экскурсовод будет уклончиво отрицать... И силиться вспомнить, скольких же людей должно быть в группе, и не стоял ли кто-то перед Вечным огнем, когда открылись двери.