Слабая

Склизкое, облизывающее нервы, ядовитое чувство ненависти. Яд этот, подобно наркотику, день ото дня вызывал к себе привыкание. Встал практически наравне с потребностью дышать. Приобрёл вкус повседневной нормальности. Кто-то выбирает светлое, он выбрал абсолютное тёмное. Чёрные тона бездны. И практически слепого равнодушия к остальным эмоциональным проявлениям в других людях. Но особенно - в себе. Так он считал. Считает до сих пор. Ежедневно выполняя рутину, где был лишь один плюс: в обучении неофитов можно дать развернуться ненависти к мелкому человечеству, пытающемуся стать хотя бы на треть таким же искусным бойцом, каким он являлся. Но всегда найдется соломинка, ломающая спину даже самого выносливого верблюда. Всегда женщина, одним существованием переворачивающая привычное мировоззрение. Маленькая, до глупости храбрая и очень застенчивая. Чёрные глаза и вороного цвета волосы. И до безумия раздражающая. За ней интересно было наблюдать. Из фракции Искренних в Бесстрашие почему-то рвались сплошь задохлики, которых сломать одной левой можно было за полраза, не особо напрягаясь. Она же напоминала нахохленного воробья, по нелепости попавшего в стаю маститых воронов. А что вороны? Они клюют и изгоняют раздражитель из своей стаи. Им не нужен слабый подражатель. Девчонку шпыняли, а ей будто было начхать. Она лезла из кожи вон, старалась, но не дотягивала даже до уровня середнячка. Чудом ей удавалось удерживаться у черты. Единственное, что у неё выходило хорошо - это мозолить ему глаза и раздражать до зубовного скрежета. Даже Фор не доводил до подобного состояния своей тошнотворной правильностью. - Встань у мишени! - злоба и раздражение нашли выход на одной из тренировок по метанию ножей. Она покорно поплелась, куда велено. А на плечо опустилась рука Четыре. - Какая муха искусала? Девчонка-неофит - это не лучший способ избавиться от дерьма, оно в любом случае из твоей души не исчезнет, - поддел руководитель новичков. - Я всего лишь преподам небольшой урок мотивации, - пухлый рот одного из командиров растянула глумливая ухмылка. - Если хочет остаться... - Не переборщи! - цедит Фор. Трясётся за свой выводок. Эрик фыркнул и скинул руку небрежным движением плеча. Первый нож угодил в мишень аккурат над затылком. Девчонка тряслась, руки заметно ходили ходуном и было заметно, что ещё немного, и грохнется безвольной кучей плоти и костей. Что-то помогло ей сдержаться, остаться на месте и, это было удивительнее всего, умудряться метать в командира вызывающие, непокорные и ненавидящие взгляды. Второй нож вспорол кожу куртки на плече. Эрик заметил движение губ, словно девчонка хотела выдавить стон, но никаких звуков не последовало. Хотя, без сомнения, ей было больно. Злобы в темном взгляде только прибавилось. Третий нож чиркнул по шее. Четвертый - по уху. Проследив полёт пятого, за спиной командира взревел раненым быком Фор. И произошло несколько событий сразу. От удара зазвенело в правом ухе, на пути ножа попыталась встать чокнутая подружка стоявшей у мишени девчонки. А сама подопытная неофитка сделала то, что заставило командира растянуть рот в подобии одобряющей улыбки. Маленькая рука сжимала перехваченный на лету, почти попавший в цель нож. Нарушила негласное правило, запрещающее двигаться. И впервые командиру было наплевать. - Жду подобной меткости, - обронил Эрик, разворачиваясь к командующему новичками. Итон был взбешен. Бывший Эрудит послал ему удовлетворенную гримасу. - Слабая. Не научишь, если не преподашь кровавый урок. Но ответил не Четыре. А маленький кулак под ребро. Эрик нахмурился и развернулся. - Ошалела, Искренняя? Еще раз поставить на мишень? - от ледяного тона, казалось, замёрз воздух в помещении. - Козёл! - брякнула эта дохлячка. Визави оглядел неофитку нечитаемым взглядом. И засмеялся. Резким, громким и искренним смехом. Пожалуй, он поразмышляет над тем, что ненависть , изредка, даёт неплохие результаты. И в следующий раз будет целиться не в сердце, а в лоб. Его назовут ублюдком. Клинок будет сжимать упрямая, хилая ручонка. А после, ночью, он вытащит взъерошенную девчонку из постели, заткнёт ей рот и утащит в свою комнату. Где бросит на кровать и изнасилует языком и губами пухлый рот. Она будет сопротивляться. А он будет каждую ночь притаскивать хилое тельце в свою постель. И целовать, добиваясь ответа. Пока однажды распухший рот не разомкнётся,добровольно, без сопротивления впуская его язык. Только тогда Эрик отпустит ненависть и раздражение. И останется тем же мерзким мудаком. Для окружающих. Ибо сволочь не меняется. Но для кого-то становится другим. А пока... Он уходит, бросая напоследок обещание: - До следующего промаха, слабая..