Не ласки жду я, не любовной лести В предчувствии неотвратимой тьмы, Но приходи взглянуть на рай, где вместе Блаженны и невинны были мы. А.А. Ахматова
Я всё-таки решаю попробовать ещё раз. Назавтра, проводив Гарри в Нору, я делаю шаг с крыльца на площади Гриммо и оказываюсь в городе детства. Стоит тихий весенний вечер, и я снова на площадке с качелями, где мы играли много лет назад. Как так вышло, что я вконец рассорилась и сестрой, и с другом? Что, если мой сын прав, и я напрасно пытаюсь повернуть время вспять? Ищу людей, которые давно перестали быть теми, кого я знала? И в голове у меня плавают золотые рыбки. Даже детской площадки нет – только я её вижу. Теперь здесь небольшой парк с фонтаном. И никаких качелей. Я сажусь на ближайшую скамейку, пытаюсь настроиться на встречу с сестрой. И чувствую, что у меня нет на это моральных сил. Я совершенно издёргалась и устала, и у меня куча проблем. Если Тунья начнёт, как в прошлый раз, припоминать, каким непростым ребёнком был Гарри, и как она советовала мне не выходить за Джеймса, я просто развернусь и уйду. Больше не хочу ничего доказывать. Как следует подготовиться я не успеваю. Почти сразу ко мне подходит переодетый магглом аврор с вопросами, не волшебница ли я, и что мне тут понадобилось? В первый момент я с тревогой осматриваю свой плащ и джинсы – вдруг напутала с маскировкой? В последнее время я редко бываю в немагическом мире. Но, оказывается, они просто засекли момент аппарации. Приходится объяснять, кто я такая, и что здесь живёт моя сестра – маггла. Аврор извиняется и отходит, не забыв предупредить, чтобы я обращалась к нему, если замечу что-то подозрительное. Подозрительное – это, видимо, Северус Снейп, вылезающий вон из тех кустов. Кстати, кусты сохранились. Но сомневаюсь, чтобы Северус захотел сегодня заглянуть домой или побродить вокруг. Если не вконец помешался. Но я уже решила, что сегодня вечером отдохну от размышлений о нем. Я просто бреду, не торопясь, знакомой дорогой и вспоминаю, как гуляла здесь с сестрой и родителями, когда ещё не знала, что стану волшебницей. Здесь мы с Туньей собирали каштаны и катались на велосипедах. Правда, очень скоро Тунью начало сердить, что я могу ехать и не крутить педали. А здесь мы покупали мороженое. Точнее, покупала я, а Сев одним взглядом перекрашивал его в любой цвет. После всех наших ссор, после смерти мамы и папы, почему Тунья не продала дом? Он стоит, где стоял. Его перекрасили в белый цвет и перестроили крыльцо, но всё равно я ощущаю щемящую боль в груди, когда прохожу сквозь калитку. Я не начинаю сразу рыдать, как в Годриковой впадине, но то же ощущение – чего-то потерянного и невозвратного – накатывает на меня, как прилив. Слава Мерлину, что Тунья жива и здорова, а, значит, всё поправимо. Колокольчика я не вижу и просто стучу в дверь, забыв про электрический звонок. Ничего, это мелкий промах. Главное - не превращать чашки в мышей. После преподавания трансфигурации я делаю это почти машинально, просто от волнения. Может, надо было купить ей в подарок вазочку? Ладно, потом потихоньку сотворю. Если дойдёт до обмена подарками. Дверь мне открывает сама Петунья, на её лице отражается облегчение, но радости пока нет. - Здравствуй, Тунья, - произношу я, ожидая, что она что-то ответит. Но сестра просто втаскивает меня в дом. - Ты как раз к ужину, - сообщает она, поджав губы. – В гостиной у нас ремонт, так что идём на кухню. - Ты не заболела? Я запоздало соображаю, что это вопрос с подвохом. Тунья стареет быстрее меня, и не стоит ей на это указывать. Просто она слишком бледна. И вся трясётся. - Нет. Идём-идём. - Да я знаю, где кухня! Дай хотя бы раздеться... Сестра нетерпеливо переминается с ноги на ногу, пока я вожусь с пуговицами, и в конце концов сама стаскивает с меня плащ. Не похоже, чтобы она была расположена к приятному общению. - Тунья, я могу зайти в другой раз. Или не заходить. Я не договариваю, так как на её лице отражается паника. - Если помнишь, ты сама меня пригласила! - напоминаю я, потому что по виду Петуньи такого не скажешь. Она смотрит так, словно я опять устраиваю фокусы с качелями. Или вытворяю ещё какие-нибудь магические штучки. Но я ничего не вытворяю. Я скромно стою в джинсах и джемпере и даже не достаю волшебную палочку. Я не хочу начинать ссору. А сестра, кажется, вот-вот взорвётся. - Да! Лучше б ты не приходила! – вырывается у неё не к месту. Замечательно. И всем стало легче. - Ты уж определись, - советую я, делая шаг назад. Я пообещала себе, что просто уйду. Но уйти мне не дают. Заслышав голоса, по лестнице, тяжело ступая, сползает Вернон. Вот он почему-то рад меня видеть! Расспрашивает о новостях в магическом мире, о Гарри и постепенно оттесняет от выхода. Кажется, сын был прав - что-то у них не так. Насколько не так, я понимаю только у порога кухни. Вернон, весь краснея и потея, вдруг останавливается и начинает выяснять, что я думаю о новых обоях. А я о них не думаю, я уже различаю за дверью шелестящие мужские голоса. - Видишь – моя темнеет. - Не темнеет. - Вот с этого края. - Нет. - И чешется. - Это нервы. Я распахиваю дверь – бежать всё равно поздно. За столом в уютной чистенькой кухне сидят Северус Снейп и Люциус Малфой – пьют чай и сравнивают Тёмные Метки. Их ищут по всей стране с намерением водворить в Азкабан, а они поселились у моей сестры! И даже не пытаются соблюдать правила добропорядочного дома. Оба в мантиях. Северус – в чёрной, Люциус и вовсе – в тёмно-зелёном бархате с серебром. И волшебные палочки лежат прямо на столе (одна, между прочим, с пером феникса!). Кошмар. Верх неприличия. Гарри лишили бы ужина и заточили в чулан. Нет, ситуация ужасна, но от внезапности потрясения мне хочется рассмеяться. Удивительный это феномен – Слизерин! Оба, конечно, худые и бледные, и у Люциуса беспокойно бегают глаза, но на недавних заключённых они мало похожи. Больше похожи на тёмных волшебников в полной боевой готовности. Магия буквально окутывает их, как незримая аура, не помещаясь в кухоньке. И я понимаю, что их спокойствие – мнимое. Они настороже, в постоянной готовности к броску. И при этом не выдают себя ни единым заклятием. Я даже сейчас не ощущаю вокруг сигнальных или защитных чар. Иногда отсутствие маскировки – лучшая маскировка. Залечь на дно у таких магглов, что дальше некуда. У родни Гарри Поттера. В этом что-то есть. Хочется сказать «браво». Но я не говорю ничего, потому что лишаюсь дара речи. Петунья в ужасе вскрикивает. Вернон увлекает её за поворот коридора, предупредив, что «сейчас шарахнет». Если «шарахнет», то и стен не останется. Особенно при использовании Бузинной палочки. Сестра и её супруг точно не уцелеют. Да и я вряд ли. Хотя, одна я ещё могла бы побороться… Будем надеяться, что до драки не дойдёт. - Здравствуй, Лили, - будничным тоном произносит Северус, не обращая внимания на вопли и возню в коридоре. – Скажи что-нибудь. - Как ты? – спрашиваю я, проходя на кухню. - Спасибо. Лучше. В горле всё ещё стоит ком, хорошо бы выпить воды. Я привычно тянусь за палочкой, но понимаю, что и мне пока лучше обходиться без магии. Однако же, туго им приходится! После тюремного воздержания. Если заклятия привыкли сами соскакивать с пальцев быстрее, чем о них подумаешь, не колдовать очень трудно. Это только Петунья считает, что все встречные волшебники нарочно перед ней выпендриваются. Сосредоточившись, я наполняю стакан из графина и делаю неторопливый глоток. - Нужно поговорить, - предлагает Северус, опуская левый рукав. Да неужели? Я отпиваю ещё воды. Теперь я почти спокойна. - Мне тоже так кажется, - вот и голос не дрожит. Всё в порядке. - Это Люциус Малфой, - на всякий случай поясняет мой старый друг. – Не помню, знаешь ли ты его лично. - Не знаю и знать не хочу, - определяюсь я сразу. Я вообще стараюсь игнорировать Люциуса, хотя не могу не ощущать его пронизывающий взгляд. Теперь я значительно больше понимаю Драко. Он и впрямь разительно похож на отца. Но в Драко, конечно, не столько Тьмы и безумия. - А нельзя для начала отпустить Петунью и Вернона? – интересуюсь я без особой надежды. - Нет. Это неразумно, - Северус говорит очень тихо. Боится, что авроры стоят под окном? Люциус, видимо, чувствует себя уверенней. - А, кстати, куда подевались магглы? – осведомляется он недовольно. – Мы будем сегодня ужинать или нет? Должно быть, Петунья всё-таки подслушивала под дверью. В кухне она появляется быстрее домовика и тут же бросается к духовке. Вернон, с трудом протолкнув себя в узкий дверной проём, вваливается следом за ней и предлагает вино на выбор. У Малфоя такой вид, будто он брезгует прикасаться к чему-либо. И это после Азкабана! - Мерзость. Мерзость. Мерзость, - резюмирует он, оглядев бутылки. – Налей из этой и убирайся. Вернон начинает лихорадочно искать штопор. Петунья кидается ему помогать. Малфой изящным движением поднимает руку, чтобы пробка исчезла без дурацких маггловских изобретений. Для этого ему даже не надо касаться палочки. - Азкабан! – резко бросает Северус, и Люциус обречённо закатывает глаза. - Ну, свяжи мне руки, что ли! - Глаза тоже завязать? В кухне становится слишком тесно и суетно. Северус решительно берёт меня под локоть и разворачивает к двери. - Лили, идём. Поднимемся наверх. - Хватит! – неожиданно выкрикивает Петунья, швыряя об пол маслёнку. – Мы вам не слуги! И нечего распоряжаться здесь, как у себя дома! Это наш дом! - Который наполовину принадлежит Лили, - мягко вставляет Северус. – Считай, что мы её гости. - Паучий тупик, - презрительно бросает Петунья. – Там и гостите. - Тунья, мне ничего не нужно! – заверяю я, кидая предупреждающий взгляд на побледневшего Северуса. Вернон беспомощно замирает, вцепившись в штопор. Мы с ним знаем, что, если Петунью прорывает, это не остановить. - Гости? – она шипит громче, чем раскалённое масло, переводя горящий взгляд с одного волшебника на другого. – Я что, похожа на идиотку?! Вы оба Пожиратели Смерти – вот вы кто! - Поразительная наблюдательность для магглы, - Малфой брезгливо рассматривает бокал – достаточно ли он чист? – Ты только представь, Северус, что в этой фурии пробудилась бы магия! Она заткнула бы за пояс нашу Беллу. Кстати, не позвать ли сюда и Беллу? - Белла мертва, Люций, - меланхолично напоминает Северус. - Да, всё время забываю, - также равнодушно вздыхает Малфой. – Так я дождусь вина? Вернон борется с бутылкой, а я бросаюсь к сковородке, на которой уже полыхает огонь. Петунья явно раздумала готовить и решила изложить до конца всё, что думает про магический мир и магию. Правда, слушает её только муж. - Тунья, осторожно! Проклятие… - напоминает он ослабевшим голосом. - Плевать! – огрызается она. – Я проклята с тех пор, как в этом доме родилась ведьма! Малфой пока ещё смотрит на скандал, как на бесплатное развлечение, но убить и аппарировать он успеет быстрее, чем за секунду. У Северуса такой вид, будто ему давно всё равно. Собственно, его никогда не волновало, есть Петунья – нет Петуньи. Он даже предпочёл бы, чтоб её не было. В этот момент я теряю ход мысли, потому что обжигаю руку. Сто лет не готовила без магии! - Дай, я сама! – Тунья в сердцах вырывает у меня сковородку. – Это тебе не палочкой махать! Несколько напряжённую обстановку разряжает удивительно похожий на Вернона верзила, которому уже некуда зайти. Поэтому он останавливается в коридоре, упершись головой в притолоку. - А почему опять крики? – спрашивает он, почёсывая затылок. – Мам, а пожрать что-нибудь есть? Петунья мгновенно затихает. - Дадлик, иди к себе. Я принесу, - обещает она, спуская воду на дымящуюся сковороду. - Я так понял, мне завтра опять не ехать в колледж? – уточняет её отпрыск, озирая собрание. – Здрасьте всем. - Нет. Дадли, делай, как сказала мать – ступай к себе, - Вернон наконец справился с бутылкой и возвращается к роли хозяина дома. – Кстати, познакомься - это твоя тётя Лили. Она… навещала нас в Сиднее, но тебя не было дома. - Ух ты! – удивляется Дадли, как будто лишь теперь меня заметил. – А вы красавица! – и прибавляет, подумав: - Гарри на вас похож. Глазами. - Спасибо, Дадли, - отвечаю я, подставляя обожжённую руку под струю воды. – Рада знакомству. - Ага. Я пойду, посижу в компе. Зовите, если что. В смысле, ужин, - сурово прибавляет мой племянник и тяжёлой походкой удаляется в недра дома. Пока Дурсли в два голоса убеждают Малфоя, что компьютер – вещь абсолютно безопасная, я выскальзываю из кухни на поиски Северуса. Куда он подевался и в какой момент, непонятно. Но Северус это умеет. Даже без магии. И зачем ему мантия-невидимка?* * *
Свет на лестнице не горит, и я не сразу замечаю, что Северус сидит на ступенях, дожидаясь, пока о нем вспомнят. Я подхожу, думая, что он встанет. Он, кажется, хотел пообщаться в более спокойном месте. Северус ничего не говорит, но прижимается лицом к моим рукам. Вот что мне с ним делать? Что мне с ним делать – кто бы подсказал? Через секунду он поднимается на ноги, и мы отправляемся в комнату, где я жила до замужества. - Здесь тебе будет спокойнее, - объясняет Северус, пропуская меня вперёд. Любопытно, он и впрямь так считает? Что я успокоюсь, когда Люциус Малфой хозяйничает в доме моей сестры? Но сейчас не время прекословить. Я прохожу. Наблюдаю, как он запирает за нами дверь. И жду, что будет дальше. - Лучше присядь, - предлагает Северус. – Я чувствую, разговор будет длинным. Я ищу, где бы устроиться, и опускаюсь в кресло возле окна. Я ничего здесь не узнаю. Даже обои другие, и дверь другая, а поцарапанный совами подоконник перекрашен в несколько слоёв. Теперь моя детская - это причудливая смесь гостевой комнаты и лаборатории алхимика. На прикроватных тумбочках – вездесущие салфетки и вазочки. На туалетном столике – тигли и штативы. Колдовать небезопасно, но зелья-то можно варить! Северус и сейчас машинально разжигает спиртовку. Правда, спичками, а не волшебной палочкой. - Я тебя слушаю, - произношу я. Спокойно. - Я думаю, с чего начать. - Начни с того, что я видела своими глазами, - подсказываю я. – Для чего понадобилось избивать моего сына и заставлять мою сестру прислуживать Малфою? Я с трудом допускаю разумное объяснение, но, видимо, оно есть. Иначе ты не заставил бы Петунью послать письмо. - Здесь объяснение самое простое, - отвечает он, измельчая в ступке скарабеев. – Мне нужно было связаться с тобой, не вызывая подозрений. И не ставя тебя перед дилеммой, сдавать ли меня аврорам. А тут Дурсли очень во время вернулись из Австралии. - И впрямь, удивительное совпадение! Даже я узнала об их возвращении случайно. - Я тоже, - признаётся он, высыпая содержимое ступки в маленький котелок. - В рюкзаке твоего сына нашлась записка с известным мне адресом. - Ты действительно хороший шпион, - замечаю я, помолчав. - У меня много талантов, - скромно сообщает Северус, выуживая рогатых слизней из баночки. Он ведёт себя так, будто я заглянула между уроками в подземелья Хогвартса. Попросить лунный камень или ещё зачем-нибудь. А я вот думаю о том, как давно его не видела. И как теперь его горло? После месяцев тюрьмы? Наверняка хуже, потому он и говорит шёпотом. Я и забыла, что он всё время обматывает шею шарфом - теперь это не так заметно из-за отросших волос. Жуткая причёска, но так он кажется более юным. Или мне он таким запомнился с юности. Пока не знаю, к добру или к худу эта метаморфоза. Но почему-то я снова рада его видеть. Рада, что он не сгинул в Азкабане и не помешался, как Люциус. И если, наконец, всё прояснится, с моей души упадёт камень. - Ах да! Раз уж мы начали с твоей семьи… - Северус машинально тянется к карману, но вовремя вспоминает, что волшебную палочку лучше не трогать, и открывает шкаф вручную. Достаёт мантию-невидимку, кладёт её на подоконник рядом со мной. Потом всё же вынимает палочку и осторожно, чтобы не вылетела ни единая искра, оставляет её рядом с мантией. Этот поступок мне пока непонятен, ну да ладно. - Передай сыну, что выше «У» по ЗОТИ я ему не могу поставить, - усмехается он, возвращаясь к томящемуся на огне зелью. - Ставь заодно и мне. Как преподавателю. Не удержавшись, я приоткрываю окно. С некоторых пор мне неуютно в замкнутых пространствах. Северус с тревогой наблюдает за моей вознёй со шпингалетами, но в его шёпоте слышно только лёгкое удивление. - Минерва поручила тебе ЗОТИ? Добро пожаловать в стан проклятых Волдемортом! Смотрю, ты тоже не продержалась положенный год? – отмечает он. – Зато на площади Гриммо была хороша! Всегда начинай с Авады. Зачем вообще в бою другие заклятия? - он заканчивает мешать своё варево и на секунду поднимает глаза. - Но больше всех мне понравился Кикимер. Заметь, ему даже палочка не нужна! - Тебе, смотрю, тоже, – вздыхаю я, изучая возвращённую палочку на предмет повреждений. Гарри ясно дал понять, что хочет видеть её целой и невредимой. – У тебя их много в запасе? - Честно? – в одном из мерных стаканов у него вода, и Северус делает осторожный глоток. - Ни одной. Зато и отнимать нечего. На первое время нам хватит палочки Люциуса. - А Бузинную ты на какое время приберегаешь? - Бузинная слишком коварна, - морщится мой друг. - Не уверен, что захочу ею пользоваться, даже если получу в руки. - То есть, ты к ней не прикасался? Сейчас он не решится на окклюменцию. Возможно, я смогу прочесть что-нибудь по лицу. - Ни разу. Хотя это входило в первоначальный план Дамблдора, - Северус и сам не замечает, как потирает горло. - Кстати, о Дамблдоре. Ты знаешь, что в его могиле только копия настоящей палочки? – я нащупываю в кармане сигареты, но зажечь… а, да, спасибо. - Я не рылся в его костях, если ты об этом, - с сожалением сознаётся Северус, разглядывая догорающую в пальцах спичку. – Но раз Волдеморт так делал, то и другим не зазорно. - И что ты об этом думаешь? - Думаю, хватит уже хоронить Альбуса с этой палочкой. Её будут всё время красть. - Разумеется! – бросаю, поднимаясь на ноги. - Если такие люди, как Люциус Малфой, станут разгуливать на свободе! - Дался тебе Люциус Малфой! – удивляется Северус, снова отпивая из стакана. – Он далеко не худшая из проблем. Ты же не считаешь до сих пор, что мир делится на белое и чёрное? - Ещё как делится. - Правда? – он то ли закашливается, то ли давится глотком. - Конечно. Если ты честно подумаешь, то всегда определишь, где белое, а где чёрное. И Малфой явно второе. Северус рассматривает меня пару секунд. - Как прекрасен твой мир! – заключает он с восхищением и завистью. – А знаешь, как это выглядит в моём мире? В данный момент Люциус не белый и не чёрный. Он полезный. Конечно, не стоит ждать, что он прыгнет выше своей головы и влюбится в Тунью. Но ты напрасно отказалась с ним общаться. Он рассказывает много интересного. Когда не вконец пьян. Что же до твоей дражайшей сестрицы и её домашнего бедлама, для них так и так всё кончится Обливиэйтом. Стоит мне прислониться к подоконнику, как его лицо напрягается. Ладно, отойду. - А проклятье, о котором говорил Вернон? – спрашиваю я подозрительно. - А! Это очень страшное и древнее проклятье, - растолковывает Северус предельно серьёзно. - Моих рук дело. Если Дурсли позвонят в полицию или навредят нам иным образом, их внуки и правнуки родятся в чешуе. - Есть такое проклятие? – ни на кнат не верю! - Но ведь действует! - И тебе не стыдно? – спрашиваю я из научного интереса. Он изображает непонимание. - А что, только им можно обижать волшебников? Или надо было их сглазить по-настоящему? Люциус, кстати, был не против. Но прямого вреда он не причинит. Такой у нас уговор. - Звучит не слишком обнадёживающе, - признаюсь я. – Тем более что у меня нет никаких уговоров с Люциусом Малфоем. Его место в Азкабане. - Моё там тоже простаивает, - припоминает Северус, снимая варево с огня. – Азкабан, как видишь, ненадёжен. В прошлый раз Люциуса освободил Волдеморт. И снова принял на службу. Где гарантия, что это не повторится? Не прерывая рассуждений, он накаляет на огне длинную иглу, прокалывает себе палец и роняет в готовое зелье пару капель крови. Ярко-оранжевая масса приобретает розоватый оттенок. Северус аккуратно откладывает три ложки в кофейную чашечку Петуньи и подаёт мне. - Держи. Намажешь свою руку. - Обязательно готовить на крови мазь от ожогов? – интересуюсь я с некоторой опаской. Сев вечно вносит в стандартные рецепты свои коррективы, а что получится в результате, неведомо даже Мерлину. - Нет, это только для тебя. Иначе больничное крыло выпило бы мне всю кровь, - поясняет он, уже переключаясь на следующий рецепт. – Так вот, при мрачном прошлом Люциуса и его помрачённом рассудке, не лучше ли ему поправлять здоровье на далёких островах? Под присмотром любящей супруги. - Люциус – опасный преступник, - просвещаю я его. – И Азкабан – лучший для него остров. Из всего странного, что случилось сегодня, этот наш разговор – самый странный. Мне не хочется обсуждать состав зелья и судьбу Малфоя, не хочется быть спокойной. Мне хочется кричать. Понять, что происходит. Узнать, что случилось с самим Северусом. Ведь это же катастрофа! Но я не нахожу, с какой стороны зайти. - Я не могу ни усыпить Люциуса, ни держать в цепях, - вздыхает Северус, посасывая проколотый палец. – Во-первых, ещё неизвестно, кто кого. Во-вторых, нас ищут авроры. А отбиваться сподручнее вдвоём. - Да. Вдвоём у вас хорошо получается. Некоторые авроры до сих пор в Мунго. Я осторожно наношу мазь на руку, тушу сигарету в чашке и засучиваю рукава джемпера. Пожалуй, взболтаю слизь книжного червя. Она вот-вот понадобится для зелья. - Однако убийств я не допустил. Притом, что сдержать Люциуса непросто, - замечает Северус, не отвлекаясь от работы. Он вообще старается лишний раз не крутить шеей. – Прости, но я не видел смысла ждать тринадцать лет, пока научусь превращаться в собаку. - Тёмная магия, конечно, повышает шансы на успех! – вставляю я, потому что не люблю насмешек над мёртвыми. - Шансы повышает изобретательность Малфоев, – поправляет он, тщательно перетирая рябиновую кору. – Поверь, Люциусу нельзя находиться в тюрьме. Он не случайно боялся рассказывать на допросах о некоторых вещах. До смерти боялся, - чёрные глаза Северуса внезапно прожигают меня насквозь. - Поэтому он хотел принять яд? – я делаю вид, что чрезмерно поглощена заливанием слизи в котелок. - Чтобы не проболтаться? - Лили, что если я посоветую тебе уехать из страны? На далёкий остров. Он предлагает это без всякого перехода, и в первый момент я подозреваю, что не так его поняла. - Мне? Не Малфою? Прости, но я в жизни не бегала от опасности. Тем более, от такой неясной. - Может, и стоило бы, – возражает он сухо. - Может быть, - соглашаюсь я очень-очень спокойно. – Но теперь мне поздно бегать. Не говоря о том, что я никогда не оставлю Гарри. А он даже учиться за границей не хочет. Северус отвечает мне недовольной гримасой. То есть не отвечает вовсе. - Твой отвар сейчас перекипит, - напоминаю я на всякий случай. – Ты спросил, хочу ли я уехать. Что это значит? Ты что-то знаешь, но считаешь нужным предупредить одну меня? Опять? - Да, в этом я постоянен, - говорит он отрывисто и наконец высыпает остальные компоненты в котёл. Аллилуйя! А то мне уже наскучило быть божеством. Лучше пусть злится. А ещё лучше – дал бы посмотреть, что с его горлом. Всё-таки, тюрьма меняет человека. Правда, меняет. Да, он не помешался, как Малфой, но что-то с ним сделалось. Или сделали. Что? И за что? За что, Северус? - Об общем благе я тоже думаю, - он уже взял себя в руки и говорит с прежней рассудительностью. – Одно другому не мешает. - Оставим эту тему и перейдём к следующей, хорошо? Или просто закончим разговор. На какую-то секунду мне кажется, что он борется с мучительной болью – так белеет лицо. - Хорошо. В таком случае, следующая тема – тёмные искусства, - Северус снимает крышку с кухонной кастрюльки, в которой маринуются щупальца растопырника. На мгновение его крупный, с горбинкой нос исчезает внутри, чтобы по запаху определить степень готовности. Тунья до следующего года не проветрит этаж. - Будешь слушать? – уточняет Северус, выныривая. - Ты же за этим меня позвал. - Процедить бы, - бормочет он в раздумье. – Впрочем, и так сойдёт. Сливает жижу из кастрюли в котелок, перемешивает снадобье и оставляет на медленном огне. - Зачем такое сильное средство? – спрашиваю я с тревогой. - Мало ли. - А я уже испугалась, что ты собрался в «Клуб обезглавленных охотников», - говорю я, вернувшись в кресло. - Что? – другого кресла в комнате нет, и Северус присаживается на кровать, застеленную новеньким − в тон к обоям − покрывалом. Подушечки на кровати тоже в тон. Все десять. Определённо, мне не стать такой хозяйкой, как Тунья. Мой дом лягается и кусается, а гости могут в любой момент перебить зеркала и окна. - А, ты про это? Ерунда, справлюсь, - Северус поправляет шарф, но явно думает о другом. – Да, Лили, я бы предпочёл, чтоб ты знала правду. Но ты не обязана слушать. Правда – вещь неприятная. И, честно скажу, эту часть своей жизни мне не хочется тебе открывать. - Я не боюсь Тьмы, если ты об этом, - отвечаю я, глядя, как густеют сумерки за окном. - Я её ненавижу. Но не боюсь. И да – я хочу знать правду. - А ты по-прежнему считаешь, что зло – это только Тьма? Я как раз поднимаю глаза от крыши соседнего дома на привычный ориентир – трубу заброшенной ткацкой фабрики. И невольно вздрагиваю. Потому что зло, обитавшее в Паучьем тупике, было коварнее тёмной магии. И потому что у Северуса, когда он говорит это, неуловимо меняется голос. Он словно перестраивается и начинает выверять свои слова по каким-то неуловимым, невидимым мне колебаниям пространства. Он не колдует – у него даже нет при себе палочки. Но эта перемена потрясает меня сильнее колдовства. - Ты случайно не владеешь легилименцией? – спрашивает он, помедлив. – Этот способ сокращает время и вероятность обмана. - Гарри пытался растолковать мне основы. Но, боюсь, этого не хватит, - сознаюсь я. – А кроме того, Легилименс привлечёт авроров. Северус смотрит не на меня, а куда-то в сторону, задумчиво водя пальцем по нижней губе. Знакомый жест. - Не привлечёт. Если переместиться, например, в Косую аллею. Не беда, что ты не легилимент. С твоими способностями мы быстро добьёмся результата. - Зачем всё усложнять? Ты разве не можешь сказать словами? Я резко замолкаю. Вдруг он действительно не может? По-моему, раньше повязки под шарфом не было. - Могу. Конечно, - соглашается Северус со странным выражением лица. Кажется, хочет прибавить что-то ещё, но тоже осекается. Вместо этого он делает ещё пару глотков из стакана и напряжённо соединяет пальцы в замок, собираясь с мыслями. - Пока я сидел в Азкабане, у меня было время подумать, - теперь в его голосе лишь отстранённая сосредоточенность. – И прийти в себя. Скорее, уйти в себя, думаю я, нервно отколупывая краску с подоконника. - И у меня созрела теория глобального заговора, - загробным голосом сообщает Северус. - Поздравляю тебя. - Вопреки всеобщему мнению, это не мой заговор, - вздыхает мой друг. - Не спрашивай, чей – я не смогу ответить. Предупреждаю, Лили, всё это больше мои… догадки. У меня мало фактов и нет надёжных свидетелей. И тем не менее я утверждаю со всей ответственностью – тёмная магия дала побеги. Её собирают по крупинкам с определённой целью, и, боюсь, тут не обошлось без Волдеморта. У Северуса такой вид, будто он прямо сейчас выискивает, вычленяет нити невидимой паутины откуда-то из пространства. Осторожно прикасается к ним и отпускает, не выдавая своего присутствия. Его тонкие нервные пальцы идеально подошли бы для этого. А его глаза… Кажется, через них смотрит какое-то древнее существо. Ничего, меня это не пугает. Я знаю его с детства. Знала его и в худшие времена. Мне даже интересно наблюдать, как он распутывает этот клубок. - Волдеморт мёртв, - сообщаю я на всякий случай. - Но дело его живо, - сверкнув глазами, отвечает Северус. - И жива его магия. Что вызывает нешуточный интерес в некоторых кругах. Ходят слухи, что Волдеморт не просто так собирал у себя Дары Смерти. - Он мечтал обрести вечную жизнь, - припоминаю я. - Или что-то похожее. Волдеморт действительно был одержим этой идеей и, кажется, перебрал всё – Философский камень, кровь единорога… - Крестражи. - И их тоже. Но оставим пустые домыслы. Я опишу тебе всё так, как я это ощущаю, - Северус откидывается на подушки, закрывает рукой глаза и дальше, надо понимать, видит что-то своё. - Сейчас, - начинает он, - реализуется некий план Волдеморта. Проблема в том, что Волдеморт никогда и никому не доверял. Поэтому для сохранения своей тайны он выбрал нескольких проверенных людей и каждому вручил по фрагменту общего замысла. Имелся и тот, кто знал, как собрать все части воедино. Он рассказал кое-что аврорам. Прежде, чем умереть. Во всяком случае, так говорят. Слова падают мерно, капля за каплей. Он словно нанизывает их на невидимую нить, и уже не в первый раз. В десятый? В сотый? Под моими ногтями с подоконника один за другим сходят слои краски. На последнем – бледно-зелёном - ещё видны криво нацарапанные инициалы. Мои и Северуса. В тот вечер шёл дождь, и сова от моего друга не возвращалась. Кажется, отец запер его в чулане. А я сидела на подоконнике и чувствовала себя наказанной. - Подробности я выяснил совсем недавно, - поясняет Северус, устало потирая глаза. - По тем вопросам, что мне задавали в Азкабане, полубредовым откровениям Люциуса и рассказам некоторых других людей, которых пока не поймали. А до недавнего времени я знал лишь то, что ко мне может явиться волшебник, который назовёт цифру «восемнадцать». Ему и только ему я смогу открыть определённое слово, иначе меня прикончит Непреложным Обетом, - у него вырывается сухой смешок. - Счастливая встреча с Люциусом позволила продлить цепочку. Вероятнее всего, пароль распечатывает шкатулку, которую Волдеморт оставил на хранение Малфою. - В Визжащей хижине? - Нет, - Северус открывает глаза, обрывая нить рассуждений. – Когда дошло до хижины, Волдеморт и булавку ему не доверил бы. Всё происходило много раньше, в Малфой-мэноре. Иначе откуда Люциус взял бы шкатулку с секретом? В любом случае, при обыске эту вещь не нашли. Хотя Люциус клянётся, что она хранилась в сейфе. И, вроде бы, не врёт. Но были и другие звенья. И в каждом звене имелся намёк на общий замысел. Но пока я знаю слишком мало, и картинка не складывается, - он удручённо потирает лоб и замолкает, заново проигрывая всё в голове. - То, что ты передал Гарри в Большом Зале… это и было ключевое слово? – пытаюсь я угадать. Северус кивает. - Объяснять понятней я не рискнул. Хочешь спросить – почему я обратился к твоему сыну, а не к аврорам? Потому что Волдеморт и другие выдающиеся чародеи научили меня не доверять, кому попало. Авроры – случайные люди. А Долиш мне откровенно не нравится. Он – цепной пёс. Будет служить тому, кого признает хозяином. А кого он считает хозяином – большой вопрос. Северус прикусывает губу и пару секунд мысленно подбирает слова, прежде чем продолжить. - Мой арест выглядел слишком показательно. Большой Зал, Рождество. Это сразу насторожило. Меня могли просто спросить. О чём угодно. Без заключения под стражу и прочей работы на публику. Но какой-то фактор вдруг перевернул всё с ног на голову. А я точно знаю, что такого фактора не существует. Стало быть, он выдуман и дело нечисто. - Жаль, что мы не поняли, к чему относился Непреложный Обет! - говорю я с досадой. - Не жалей – далеко не всякий план срабатывает, - отмахивается он. - Ты бы знала, сколько обрубленных веток я храню в памяти! Дамблдору в своё время я показал те же картинки. Директор отгадал слово, однако понять, что дальше, мы были бессильны. И он, как всегда, велел мне молчать, - Северус методично накручивает на палец бахрому покрывала – виток за витком. - Я вспомнил эту историю лишь потому, что о ней меня не спрашивали. И решил дать подсказку твоему сыну. Но вот, повезло сбежать из Азкабана пораньше. Теперь я даже благодарен моему незримому врагу за шанс туда попасть. Никак иначе я не узнал бы столько нового, - прибавляет он с откровенно неприятной усмешкой. Что, элемент нездорового любопытства всё-таки присутствовал? У меня бегут по спине мурашки. Легче от такой версии не становится. Но чего я тогда хочу? Чтобы он признался, что до последнего служил Волдеморту? - То есть, тебя причислили к Пожирателям из-за… одного слова? – спрашиваю я, поднимаясь с места. Пора снять с огня исцеляющий бальзам. - Мне не называли причин, – поясняет он неохотно. – Но в Визенгамоте их нашли бы сотни. А теперь и новые появятся. Начиная с убийства Авроры, которого я не совершал, и заканчивая нападением на ваш дом. Что было, то было. - Всё слишком сложно, - я накрываю котелок крышкой и включаю настольную лампу. Непривычный электрический свет кажется слишком резким. - Всё ещё сложнее, - недовольно жмурится Северус. - С Волдемортом иначе не бывает. Знаешь, что считает Люциус? Что Дары Смерти связаны со всей этой цепочкой. - Так считает Люциус?! – я просто не могу сдержаться. – Люциус, который забывает, кто жив, кто умер, и бредит Тёмной Меткой?! - Ему намекал на это другой Пожиратель – Руквуд. Уже после поражения… Прости, после победы. В том смысле, что не всё потеряно, и надо держаться. Слухи - бесценная вещь, - Северус поудобней устраивается на подушках. - Но я опирался не на слухи. А на то, что твой сын дважды за короткий срок попадал в переделки с Пожирателями и тёмными чарами. В школе и в поезде. Мне показалось, что дальше ждать опасно. Раз его заставили покинуть Хогвартс. - Хогвартс закрыли, - роняю я с горечью. - Знаю. Иногда мы с мистером Малфоем выбираемся отсюда в реальный мир. Надо же знать, как продвигается охота на нас! Я уже догадалась, что выбираются. Судя по одежде, ингредиентам для зелий и прочему. Крепкие у них, однако, нервы. - Так вот, сам характер нападений показался мне необычным, - продолжает тем временем Северус. - Знаешь, что я думаю? Твоего сына не хотели убивать. Его хотели похитить, оставив хозяином Бузинной палочки. Разумеется, в Хогвартсе это сделать не так-то просто. План «Б» - убийство преподавателя. И всё. Хогвартс больше не помеха. Наш враг действует рискованно и с размахом. И вряд ли в добрых целях. Я подхожу ближе. Я смотрю на него, не отрываясь. - Ты отводил удар от Гарри, - это не вопрос. Скорее, утверждение. Но Северус раздражённо трясёт головой. Так, будто больше не в силах об этом слушать. Он даже садится, вперяя в меня свои сумрачные глаза. - Я не мог допустить, чтобы всё дело оказалось под угрозой. Я так давно увяз в этом, что мне до смерти не выбраться. Но проиграть я не хочу, - признаётся он очень тихо и очень твёрдо. - По той же причине я разговариваю об этом именно с тобой. Кто-то должен знать, как обстоит дело. Кто-то, с кем я могу безопасно связаться. Кто попытается меня выслушать. Кому поверят другие. И кому я сам могу доверять. А какие тени у него под глазами! Он, правда, совсем больной. Или просто измучен. - Не беспокойся, новых встреч не потребуется, - объясняет он всё так же шёпотом. –Я найду, как тебя уведомить, если выясню ещё что-то. Но пока нам неизвестно, кто враг, не надо поднимать шум и собирать Орден. И не надо никому говорить, чем я занимаюсь. - Не уверена, что мне это нравится, - я готовлюсь возражать, но он неожиданно отступает. - Воля твоя. Но тогда бери ответственность на себя. Состав Ордена – больше не тайна. Все пронумерованы, награждены и размножены на открытках. А ещё у всех есть семьи. Ты уверена, что никто не проболтается под пытками? Уверена, что враг – это не чей-нибудь доверенный друг? Его взгляд становится тяжёлым и пристальным, черты лица обозначаются резче, и я понимаю, что мы оба вспоминаем о Петтигрю. - Лили, не торопись, - ровно повторяет Северус. - Орден пока что бесполезен. И даже может навредить. Я нехотя киваю, и он продолжает уже другим тоном: - Теперь о твоём сыне… «Твой сын» – в разговоре со мной он называет Гарри только так. И никак иначе. - Да, я считаю, что удар от него отведён, – подтверждает Северус. - Я возвращаю мантию-невидимку - Дары лучше держать в разных руках. Но теперь мантию не будут искать у вас. Бузинную палочку я не отдам. Владеть ею опасно, за это могут убить. Тем более, когда сама палочка у Пожирателей. - Я тебя сильно подставила, - я с оторопью припоминаю Фините Инкантатем. Он немного теряется. - Подставляться – мой смысл жизни. Такое дело я всё равно никому не передоверил бы. Окончание фразы едва слышно, и я не могу удержаться от вопроса: - Ты не хочешь отдохнуть? По-моему, тебе больно говорить. - Не больно – на то и магия, - кратко отвечает Северус. – Авроры могут появиться в любой момент - пару раз так уже было. Поэтому давай не отвлекаться от мировых проблем. Он предельно собран. И меня заставляет сконцентрироваться. Хотя мои мысли разбегаются, как докси, от такого обилия разрозненных фактов. - От Бузинной палочки нет толка, пока её хозяин – ты, - я пытаюсь наметить какую-то систему. – Мантия-невидимка будет у Гарри, но об этом никто не узнает. Воскрешающий камень потерян в Запретном лесу. Найти его не проще, чем иголку в стоге сена. Что же касается этого… круга Посвящённых. Один из его членов, как ты говоришь, погиб. Как раз тот, который знал, что делать. Но пароль ты ему не называл. И не называл никому в Азкабане, так? - Это очевидно, - усмехается он. - Раз я до сих пор жив. Не называл и не показывал иным способом. Но шкатулка исчезла. Не исключено, что есть способ вскрыть её без пароля. Неудавшийся взломщик, скорее всего, погибнет. Ну и пусть. Волдеморт так и поступил бы. Принёс бы кого-то в жертву. - Тебя послушать, так тошно становится, - произношу я хмуро. - К счастью, шкатулка не исчезла. По крайней мере, та, что была у Люциуса. - Нет? – удивляется он. - Нарцисса перепрятала её, а потом отдала мне. Он удивляется ещё больше. - Нарцисса? Отдала тайник Волдеморта? Тебе? - Да, так получилось, - я решаю, что настало время открыть карты. - Только тайник оказался подделкой. Как и палочка в могиле Дамблдора. - Ты что, заглядывала внутрь? – он вскакивает с кровати. - Конечно, нет! - я стараюсь сдержать брезгливость, вспоминая сомнительный подарок. - Я передала шкатулку в Аврорат. Так положено поступать с тёмными артефактами. - То есть, тебе только сказали, что там ничего не было? – немедленно настораживается Северус. - Да. Но сказал Министр магии. - Какая странная разговорчивость для Министра! – фыркает он, прежде чем отойти к окну. Я пожимаю плечами. - Мы с Кингсли друзья. И как-никак, я нашла эту вещь! Мне хотелось узнать, не подхватила ли я какое-нибудь проклятие. Вроде того, которым Дамблдора наградило кольцо Мраксов. - Убереги тебя Мерлин! – Северус оглядывается, заметно побледнев. - Шкатулка всё-таки не крестраж! - Почему? - Почему? – повторяет он, не поняв вопроса. - Почему ты так в этом уверен? Он отворачивается с непроницаемым видом и переключается на вид из окна. На улице уже стемнело, и что там разглядывать, непонятно. Но Северус застывает так на целую минуту. - Ну? – наконец произносит он с неохотой. - И что ещё наговорил тебе Кингсли? - Какой ты догадливый! - отмечаю я с уважением. – Кингсли сказал только, что настоящий крестраж Волдеморт отдал тебе. Северус вздрагивает всем телом и резко оборачивается. На его лице проступает почти суеверный ужас. - Мне?! Крестраж?! Они там умом поехали в своём Министерстве?! Тёмный Лорд никогда в жизни… - В Визжащей хижине, - напоминаю я. - Незадолго до последнего сражения. Секунду Северус смотрит на меня, как на сумасшедшую, потом его губы кривятся в едкой усмешке. - Господин Министр магии называет это словом «отдал»? – переспрашивает он на тон тише обычного шёпота. - То есть, я просто не поймал змею? Так? - Речь не о змее, а о шкатулке. Настоящей, - уточняю я поспешно. - Говорят, в ней был крестраж. - Кто говорит? – осведомляется он отрывисто. - Четверо свидетелей. - Имена! Сейчас на его лице такая злость, что я невольно радуюсь тому, что не знаю ответа. Кажется, Северус готов убить всех четверых. Всё же хорошо, что он отдал мне волшебную палочку! Как-то… спокойнее. - Ты просишь невозможного, - говорю я глухо. - Я не глава Аврората и не председатель Визенгамота. Это кто-то из Пожирателей Смерти. Тебе лучше знать, кто там был. Северус задумчиво выстукивает на подоконнике какой-то ритм, но сбивается. - Что ж, значит ещё несколько Пожирателей посвящены в заговор, – признаёт он с холодным спокойствием. - Или уже все. Я просто стою и молчу, но при взгляде на меня он вдруг падает в кресло и начинает смеяться. Закрывает лицо руками, потом запускает обе пятерни в давно нестриженые волосы и так замирает. - Лили, ты не представляешь, в какой мы… сложной ситуации, - сообщает он, покачав головой. Сенсационное заявление. - Мы? – уточняю я с надеждой. - Да. Я, ты, Гарри Поттер и вся Магическая Британия, - он сосредоточенно вглядывается в пёстрый рисунок на ковре, мрачно усмехается и снова качает головой. – Нет. Не удаётся. Не понимаю. Вижу, но не могу объяснить. Знаю, но не могу доказать. Северус замолкает и неожиданно вспоминает про остывшее зелье. Возвращается к столу и начинает раскладывать снадобье по пузырькам. Когда он заговаривает снова, голос звучит почти ровно. Только в глазах пробегает беспокойный огонь. - Учитывая мою роль в войне, на меня легко списать, что угодно. Можно сказать, что я создал за Волдеморта крестражи. И все поверят, - он делает паузу, потирая горло. - Такой уж у меня образ. И этот образ годами намеренно создавался. Остаётся одно. - Что же? Он загадочно ухмыляется. - Оживить Волдеморта. И уговорить его свидетельствовать в Визенгамоте. Да чтоб тебя, Сев! - Твои шутки порой выходят за грани добра и зла, - говорю я с досадой. - К счастью, его нельзя оживить. - Почему же? – ехидно интересуется он, позвякивая ложечкой. - Если есть крестраж. - Сам подумай. Ты разве не знаешь, что нужно для ритуала? - Сама подумай, - передразнивает он. - Ты разве не знаешь, что крестражей было семь, и все уничтожены? Я скрещиваю на груди руки и прислоняюсь к шкафу. - Во-первых, выяснилось, что кольцо было подделкой. Как и шкатулка Люциуса. - Кольцо, отравившее Дамблдора, - Северус хмурится, делая вид, что с трудом припоминает. – Так-так, дальше. - Могли быть и другие подделки. Диадему Равенкло так и не нашли после битвы. - А что во-вторых? – подбадривает он, не отрываясь от работы. - А во-вторых, крестражей не обязательно семь. Я говорила со Слизнортом. В детстве Реддлу приглянулось это магическое число. Но душа не состоит из семи частей – она дробится до бесконечности. Узнав, что большинство осколков уничтожены, Волдеморт вполне мог создать новые. Мой друг кивает раз за разом, соглашаясь с каждым утверждением. - Я понял, - изрекает он под конец. – Их восемнадцать. Должна же та цифра что-нибудь значить! – последний пузырёк наполнен, и Северус со звоном швыряет ложку в котёл. - Лили, это смахивает на массовый психоз! Сейчас все кинутся искать повсюду крестражи. Но их было семь. Спроси своего сына, если сомневаешься! - В последние часы жизни Волдеморта Гарри не заглядывал в его сознание, - произношу я медленно. – Пожалуйста, подумай ещё раз! Вдруг ты просто не помнишь о крестраже? На тебя могли подействовать заклятия. Ты был ранен. - Вряд ли я забыл бы такое, - прерывает он сердито. - Но пусть даже так. Какая разница? Кому нужен крестраж, если ритуал невыполним? Пожиратели не стали бы тратить на это время. И я не стану. В данный момент он занят тем, что ровно в ряд расставляет на столе пузырьки. Через час зелье дозреет, и с больницей можно будет повременить. - Крестраж – вместилище тёмной сущности Волдеморта, - напоминаю я для забывчивых. - Он в любом случае должен быть уничтожен. А если доказать, что ты не брал его или не помнишь об этом, появится существенный довод в твою пользу. - Ты имеешь в виду – довод для суда? – Северус присаживается на край стола и тоже скрещивает на груди руки. - На Визенгамот у меня уж точно нет времени. Передай им, если хочешь, что в день битвы я не выходил из Визжащей хижины. Всё, что было при мне, либо осталось там, либо проходило опись в больнице Святого Мунго. Так что все вопросы к тамошнему персоналу и аврорам. Больше он ничего не прибавляет, но в его взгляде ясно читается вызов. Как будто эти обвинения придумала лично я. - Не надо так смотреть на меня, Северус, - говорю я резко. - Ты сам хотел этого разговора. - Какой в нём смысл, если ты мне не веришь?! – спрашивает он в ответ. - Думаешь, я всё выдумал, чтобы обелить себя? Или просто страдаю паранойей? Не поздновато ли - для того, и для другого? - Я не говорила этого, - произношу я, прямо глядя ему в глаза. - По-моему, пока тебе не в чем меня упрекнуть. В этот раз я верила в тебя до последнего. Хотя, сознаюсь, это было нелегко. Временами у меня просто отказывала фантазия. Северус открывает рот, чтобы что-то ответить, и осекается, словно на него снизошло озарение. - В этот раз? – повторяет он оторопело и впервые на его лице проявляется слабый румянец. - Нет! О, нет! Лили, во что ты влезла со своей причудливой гриффиндорской логикой?! Зачем вообще ты таскалась к Нарциссе? Зачем было расспрашивать Кингсли о Пожирателях, а Горация – о крестражах? Это запретные темы! - Чтобы знать правду – ты разве не этого хотел?! Как иначе я смогла бы тебе помочь? Понятия не имею, что решил бы Визенгамот. Но мне ты говорил, что перестал служить Волдеморту, - здесь у меня сбивается дыхание, и дальше фразы звучат отрывисто. - Я много об этом думала. Больше, чем нужно. И я решила, что это не было ложью. А, значит, ты всё ещё мой друг. Как минимум. И я тебя не оставлю. У нас тоже был определённый договор. Если помнишь. Высказав всё это, я испытываю внезапное облегчение. Но Северусу легче не делается. Он выглядит совсем несчастным и, по-моему, скучает по окклюменции. - Какой ещё договор?! – забывшись, он повышает голос и тут же заходится кашлем. - Лили, ты… не понимаешь… как всё серьёзно! - А похоже, что я шучу? - отвечаю я, с беспокойством наблюдая за ним. - Ты позвал меня сюда пошутить? Северус качает головой, снова пьёт воду. Молчит с полминуты. - Я позвал тебя, потому что хотел всё объяснить, - выговаривает он сдавленно. - Для твоей же безопасности. И для собственного спокойствия. Но, вижу, у нас разные правды. Как и всегда. - Допустим, - спорить тут бессмысленно. - И что дальше? Что я должна делать с двумя разными правдами? Носить в себе, пока не придёт их время? Пока можно будет всё рассказать Ордену? Тебе не кажется, что для этого лучше подошли бы пергамент и почтовая сова? - Я не доверяю ни тому, ни другому. - Не хочешь хотя бы выслушать меня для интереса? Я тебя выслушала. И заодно помолчишь, пока кровь не пошла горлом. - Хорошо. Я слушаю. Говори, - разрешает он хрипло. Я раскуриваю новую сигарету, забираюсь с ногами в кресло и рассказываю. Про весёлый сочельник в Хогвартсе и странного человечка из Отдела тайн, про сэра Николаса с его недомолвками и Рождество на площади Гриммо, про Драко, Нарциссу, смерть Авроры, закрытие школы и ночную остановку Хогвартс-экспресса. Где-то в середине моей истории стучится Дадли и сообщает, что мистер Малфой велел звать всех к ужину. Мы отвечаем из-за запертой двери, что к чёрту ужин. Дадли удаляется, ужаснувшись, как так можно. Можно. Мы - великие маги. Мы не едим. И не спим. И ни черта не понимаем. Даже друг друга. Мы лежим рядом на куче нарядных подушек и говорим про Волдеморта. Точнее, я говорю. А Северус пытается слушать и не заснуть. Когда я, наконец, выдыхаюсь, он молча отнимает у меня сигарету. Рассматривает потолок. Курит и безмолвствует. Я дурно на него влияю – это факт. - Что скажешь? – я сдаюсь первой. - Всё то же, - отвечает он осторожным шёпотом. - Тебе лучше уехать. Иначе увязнешь во всём этом с головой. - Больше не предлагай мне такого, - незаметно я и сама перехожу на шёпот. - Как прикажешь. - И не диктуй мне, что делать. Он улыбается. Салазар его разберёт, чему. На самом деле он улыбается крайне редко. В детстве мне даже хотелось завести для этого специальный дневник. Чтобы определить, как заставить его улыбаться. - Хорошо, – через секунду Северус опять спокоен и серьёзен. – Но хотя бы сообщи мне о своём решении. - Мне надо подумать, - говорю я, разглядывая его лицо. - А тебе надо поспать. - Ты меня не отвлекаешь, - он всё-таки разрешает себе потереть глаза. - Я караулю Люциуса. Что, круглые сутки? - Поспи. Я за ним послежу. Он смотрит на меня с лёгким непониманием. - Ты что, домой не собираешься? Понравилось здесь? Странный человек, честное слово! - Я ведь гощу у сестры! – напоминаю я с укоризной. - Нипочём не оставлю Тунью наедине с вами. Вдруг она тебя обидит? Или Люциуса – он вообще крайне раним. Северус коротко морщится – либо выражает презрение, либо я прижала его волосы локтем. - Мы исчезнем утром, - обещает он, отворачиваясь. - Можем и сейчас. Главным было дождаться тебя. Но завтра у меня встреча с одним человеком. Не хотелось бы лишний раз аппарировать. Я моментально настораживаюсь. - Что за человек? За неимением пепельницы он отправляет окурок в ближайшую вазочку и сообщает с непроницаемым видом: - Профессор Дамблдор учил меня не складывать все яйца в одну корзину. Которая болтается неизвестно где. Да. Меня тоже. - Профессор Дамблдор носил в сердце незаживающую рану, - припоминаю я. – Он дожил до старости в одиночестве и умер от тёмного проклятия. - От Авады Кедавры, - конкретизирует Северус, закрывая глаза. Я глажу его по голове, потихоньку вспоминая, каково это – прикасаться к нему. Прежде я не видела, что у него седые виски. Или просто не замечала? - Спи, Северус. - Если Малфой начнёт чудить, ты меня разбудишь? - Тебя разбудит упавшая крыша. Спи. Он засыпает. В ту же секунду. Закрывает глаза и отключается. Я целую его в щёку и осторожно отползаю. Сколько он не смыкал глаз, интересно? А я сама? Северус – счастливый человек. Он хотя бы может заснуть. Но даже во сне его лицо не разглаживается. Я решаю хотя бы разуть его и погасить свет. И оставить на тумбочке волшебную палочку – ту, что с сердечной жилой дракона. Мало ли что случится! В страшное время живём.